В пределах шёпота

Звонок раздался ещё до полудня, когда Арсений уже отмотал положенное количество километров на беговой дорожке стадиона, удачно расположенного близ отеля, а теперь собирался было в душ, промокший под внезапным весенним дождём, с прилипшей к коже одеждой и прибитыми ко лбу тёмными прядями волос. Должно было случиться что-то особенное, чтобы кто-то звонил ему — вместо того, чтобы прибегнуть к сообщению, к которым, казалось, его окружение уже давно привыкло. Что на этот раз? Держа это в голове, он всё-таки стащил с себя футболку, перебросил её через верхний бортик душевой кабины и пошёл на звук телефона — тот барабанил по стенам номера отеля с каким-то безликим холодным эхом. Чего-то в этих стенах точно не доставало с самого начала и до сих пор. И порой Арсению казалось, что сколько вещей ни помести в эти стены, эхо неотступно будет преследовать его, как собственная тень. — Я думал об этом со вчерашнего вечера, — начал его собеседник без лишних прелюдий, едва Арсений прижал к уху телефон. Его менеджер и по незамысловатой вытекающей приятель Серёга часто забывал о приветствиях. В особенности, если это касалось чего-то, что решить без посторонней помощи не удавалось. В таких редких случаях он привык опрокидывать причину своих сомнений, негодований или незнания в форме некой дружеской предъявы. — Вообще-то, — продолжал Серёга, — это может сыграть нам на руку. Но с другой стороны… — тут он снова ненадолго задумался. — С другой стороны рисково. Только если предварительно обсудить это с ними, прописать-подписать, понял, да? Тогда всё супер будет и дело в шляпе. Арсений вздохнул и закатил глаза. «Говори уже, не тяни кота за яйца!» Так и рявкнул бы в трубку, если б только мог. Оставалось только дожидаться, когда Серёга соизволит успокоиться и объяснить. — Да я даже прописал возможные риски, минусы. И знаешь, их оказалось больше, чем плюсов… — в трубке прозвучал раздражённый и уставший выдох. — Но давай ты сам покумекаешь, дружище? Я скину тебе его сообщение, и решение будет за тобой, идёт? Пришлось сбросить первому. Иначе пришлось бы выслушать ещё тонну противоречивых мыслей, так и не добравшись до сути. Сообщение Серёга переслал в ту же минуту, словно неусидчивый ребёнок, сдавшийся и с очевидным облегчением передавший головоломку кому-то другому. Арсений присел на край незастеленной кровати и пробежался глазами по строчкам. «Здравствуйте. Возможно, Вы обо мне слышали. Меня зовут Антон Шастун, я беру интервью, записываю подкасты и время от времени мелькаю на разных шоу. Ссылки ниже, загляните, если нужно. Я хотел бы предложить Арсению Попову интервью. Я знаю о потере голоса, поэтому хочу обрисовать, каким образом это будет проходить. Вопросы будут подготовлены заранее и сформулированы таким образом, что на них можно будет ответить только «да» или «нет», соответственно, кивать или качать головой. Я также готов обсудить разного рода тонкости и щекотливые темы, которых касаться не стоит. Надеюсь на сотрудничество. Вы можете связаться со мной лично или с моим креативным продюсером, контакты ниже. С уважением, Шастун» Несколько раз Арсений задерживался на определённых местах сообщения и почти слышал чужой голос, словно тихо льющийся из пробелов между словами. Настолько это было в духе Антона. Конечно, Арсений слышал о нём. Трудно было не обращать внимание на прямого, искреннего интервьюера, ведущего честные разговоры с медийными личностями всегда на равных, без подоплёки и кривых побуждений. Этот человек любил разбираться. Он искусно расставлял всё по полочкам, точно собирал конструктор из человеческих решений и суждений, забираясь на вершину понимания. Его вопросы, как правило, всегда были просты и отчасти разрозненны, но неизбежно приводили к тому портрету личности, который с равным успехом мог бы написать художник. Его интервью и подкасты нередко мелькали в топе популярного на разных площадках. И они оба совершенно не могли тягаться в уровне популярности или известности только лишь потому, что сферы их деятельности были крайне различны. Антон пробивался словом, Арсений — музыкой. И насколько Арсений был осведомлён, Антон публично взаимодействовал — по крайней мере в собственных проектах — лишь с теми, в ком был искренне заинтересован. А может был лишь прекрасным актёром. Однако его неподдельный интерес к тем, с кем он вёл беседы, казалось, был подлинным. Он не стеснялся проявлений своих эмоций, порой даже не всегда положительных. Арсений глядел на себя, раздетого по пояс, в широкое панорамное зеркало ванной комнаты. Теперь он понимал, о каких рисках говорил Серёга. И решил следовать путём своего менеджера — дорóгой противоречивых, неоднозначных размышлений. Стало быть, решение теперь только за ним самим? Интервью, значит? Кивать в знак согласия или качать головой в знак отрицания? Антон хотел убедить его в безопасности и полном понимании, как сделал бы это тренер по плаванию. «Я знаю, что ты не умеешь и это не в твоих силах, но я помогу тебе и упрощу задачу. С меня — держать твои руки, с тебя — только шевелить ногами. Это ведь не трудно? Ты ничем не рискуешь». И будь Арсений кем-нибудь другим, купился бы на это в ту же секунду, как прочитал сообщение с предложением об интервью. Нет. Он собирался это обдумать. Подойти к решению рационально. Без этого в медийном мире не сделать и шагу. Только если не хочешь опрометчиво сорваться в пропасть.

***

Бывший певец. Немой пианист. Так характеризовали Арсения Попова СМИ. Давать ему оценку самостоятельно Антон не спешил. Вешать на людей ярлыки и голословно верить в написанное незнамо кем — не его манера. Он привык проверять всё сам, зачастую оставаясь по обратную сторону всяких безосновательных обсуждений. Что он вообще может сказать о человеке, с которым не виделся и не говорил вживую лично? Рилсы, шортсы, эдиты с этим человеком стали попадаться ему в разных социальных сетях с той лёгкой, осторожной и ненавязчивой периодичностью, которая не вызывает явного предубеждения, какое зачастую рождается в ответ на нашумевшие вести медийного мира. И от обычного пролистывания видеонарезок он скоро перешёл к просмотру комментариев, из которых и узнал о потере голоса и бывшей карьере певца. Послушать несколько его песен и интервью времён, когда этот человек ещё разговаривал, было сродни просмотру документалок, которые обрели ореол трагичности и бесспорного сияния угасшего прошлого. Последнее интервью, которое давал Арсений, было отснято чуть больше двух лет назад. Его голос напоминал течение мелководной, тихой речки, бархатную поверхность листьев какого-то причудливого растения. Деликатный, бережный, полный той силы, спокойствия и уверенности, подделать которые невозможно. Нежный и мягкий, как голос писателя, способного лишь на сказки со счастливым концом. Антон прошерстил несколько более или менее серьёзных новостных источников, которым доверял хотя бы немного, чтобы обрисовать для себя основные факты жизни и деятельности этого человека, и уже стал набрасывать вопросы, которые хотел бы задать ему, но вовремя осёкся. Без промедлений он набрал продюсера. — Антох, я всё понимаю, но… — начал Стас без особого восторга. На часах было полпервого ночи. — Не спишь же, — улыбнулся Антон. Тот согласно промычал и лишь вздохнул, смиренно ожидая продолжения, очевидно слишком уставший для обвинений. — Ты слышал про Арсения Попова? На том конце повисло задумчивое молчание, и Антон подсказал: — Его называют немым пианистом. — А, — отозвался тот. — Да, слыхал. — Я хочу взять у него интервью. На том конце послышался удручённый вздох, и Антон снова опередил собеседника: — Просто подумай об этом. А поговорим как-нибудь потом, окей? — Окей… Интересно, как ты собрался брать интервью у немого человека… Ладно, знаешь, всё потом обсудим. У тебя просто удивительная способность: озадачивать меня ровно в тот момент, когда я собираюсь спать. Бессонницы моей добиваешься? — Ладно тебе, — отмахнулся Антон и по-дружески улыбнулся, — пяти минут не пройдёт, как будешь дрыхнуть без задних ног. Ну, давай. До завтра. Арсений играл самозабвенно. В кадр часто попадал лишь его профиль или спина с затылком, но его брови часто оставались сосредоточенно сдвинуты к переносице, а без того тонкие губы вытягивались в стройно-упрямую линию. Иной раз он напоминал дьявола: настолько не по-человечески порой вели себя его руки, словно живущие отдельной жизнью — бегали по клавишам, как сумасшедшие. А он, как одержимый, иногда даже горбился, клонился к клавишам, вступал с массивным музыкальным инструментом в некую борьбу, в которой рассчитывал, конечно, на победу. Такие, как он, не сдаются. Вот о чём думал Антон, когда видел его на экране телефона или ноутбука. И теперь он только надеялся на поддержку Стаса — без его согласия идее об интервью не жить.

***

Они встретились в здании, где среди нескольких десятков этажей студия располагалась на пятнадцатом. Серёга не без волнения, превосходно, правда, скрываемого, важно проследовал в нужный павильон первым. Несколько прожекторов ставили в полумраке небольшой студии свои кляксы — основные акценты для превосходной съёмки. Эти два кресла, что являлись смысловым центром студии, Арсений видел прежде только на экране. Они стояли друг напротив друга на расстоянии нескольких метров. Тёмно-зелёная обивка в сочетании с тёплым оранжевым светом. Конечно, вживую студия казалась намного меньше и куда менее слаженной и организованной, но то лишь доказывало профессионализм небольшой команды, которая была способна на те результаты, которые оценили несколько миллионов зрителей. Встретив их, Стас пожал сначала руку менеджера, потом — пианиста, казалось, более осторожно, с меньшей силой. Арсений это заметил и оценил ненавязчивой, мимолётной улыбкой, которая являлась последний год, в общем, его визитной карточкой. Стас обрисовал некоторые моменты процесса съёмки в манере обычного приятеля: легко, лаконично, ненавязчиво, простым языком. Арсений огляделся: Антона здесь не было. Что ж. Они приехали немного раньше положенного. «Ничего о личной жизни». Таково было основное правило, о котором Серёга, на правах менеджера, договаривался на интервью. Впрочем, казалось, он волновался за предстоящую съёмку куда больше, чем сам Арсений, который вовсе не боялся затруднительных вопросов. В конце концов, он может только соглашаться или возражать. А может даже вовсе отказаться от ответа. Как перед игрой, исход которой предугадать невозможно, им завладело чувство азарта: о чём пойдёт речь? К чему они выйдут в конце интервью? — Студия у нас так себе. Знакомый голос раздался за самой спиной Арсения, и он обернулся, подняв глаза на стоящего перед ним. Антон улыбался, взяв тот особый, пленяющий зрительный контакт, какой разорвать, казалось, было не под силу никаким событиям окружающего мира. — На экране выглядит круче, согласны? — добавил он. Сказав это, интервьюер протянул руку и пожал чужую, как подметил Арсений, с той же осторожностью, с какой делал это и Стас. Это подкупало. Антон протянул руку Серёге и поздоровался с обоими сразу: — Здравствуйте, рад вас видеть! Всё почти готово, скоро начнём. На голове Антона легко и по-свойски сидела чёрная кепка. Это было, пожалуй, первое, что показалось Арсению непривычным. Его глаза поблёскивали в тени, отбрасываемой на лицо козырьком, с какой-то нечитаемой эмоцией, которую Арсению было не под силу разгадать.