***
Они быстро накинули лёгкие куртки и надели ботинки. Лязгая ключами, Гелия закрывал дверь. Он подметил, что за окном уже стемнело и взглянул на наручные часы: «19:45». Юноша спускался за другом и думал о том, что родители приедут только через два часа. Так что, у них куча времени и «на погулять» и на, то чтобы вернуться, поэтому Ривен оставил рюкзак в комнате Гелия. Юноша сбежал по ступеням с кривыми зелёными дорожками, минуя пролёты с урнами для мусора, оглядел зелёные же стены, тускло освещённые лампами… Среди этих унылых стен, засасывавших юношу в болото и пучину тоски, красная макушка Ривена рдела как огонёк. Эти сухие волосы так и манили Гелия, — хотелось просто в них зарыться и прижать друга так сильно, как это вообще возможно, руки чесались растрепать пряди и поиграть с локонами, а потом выслушивать долгие недовольные жалобы Ривена: «Такую, блядь, причёску вообще-то сложно укладывать», и смотреть за тем, как он причёсывается. Юноша вздохнул, они миновали четыре этажа и, открыв тяжёлую железную дверь, вышли во внутренний двор. Ривен опёрся о перила крыльца и вытащил кислотно-жёлтую помятую пачку сигарет, на которой был нарисован абортированный младенец и надпись: «Бесплодие». Ривен всегда брал только такие, потому, что: «Если ты — мужчина, то абортыши нейтрализуют вред от сигареты, а если — женщина, то надо брать «Импотенцию». Открыв её, увидел, что осталось лишь две штуки: одну взял себе, другую протянул Гелия. Юноша помотал головой, и Ривен вернул пачку в карман. Наверное, так и ощущается сигарета после секса. И хотя самого действа, как такового, не было, Ривен уверен, что прочувствовал все ощущения, которые испытывают любовники во время полового акта. Всё время, пока он рылся в рюкзаке или шнуровал ботинки, Ривен пытался справиться с накатившим возбуждением и скрыть его признаки, хотя расстроенный Гелия не особо-то и обращал внимание на него. Ривену не хотелось заставлять Гилия чувствовать себя так, он просто испугался, — сам не понимая чего. Вся ситуация сильно смущала, вот он и сбежал. Ривену казалось, будто он сделал что-то неправильное. И сейчас курил, пытаясь прийти в себя, подставлял лицо прохладному ветру. И только спустя полсигареты он сообразил, что поступил до ужаса глупо и необдуманно. Ну поцеловались бы они, ну неуклюже пообнимались, ну и что? Умерли бы они, если бы поцеловались? Да нет… Наверное, было бы приятно… Гелия ведь ведёт себя так мило, он нежный и добрый, неужели он мог сделать Ривену больно или как-то оттолкнуть его? Он выдохнул дым и поглядел на спокойное лицо юноши. Его волосы лезли на лицо, Ривен вспомнил, как они его щекотали, и покраснел. Хотелось прямо сейчас подойти и убрать их, чтобы не мешались и не лезли в глаза. Всё тело жгло от своей же глупости и хотелось выбросить эти бесполезные сигареты, прижаться к нему сейчас же, потому что неизвестно когда ему выпадет следующий шанс сблизиться с Гелия настолько сильно. Пока Ривен жалел об утраченной возможности, Гелия глядел на извилистые голые деревья, думая о том, какими они станут красивыми, когда весна наконец разыграется в этих краях и ветви под её натиском набухнут почками и расцветут. Юноше хотелось, чтобы они с Ривеном встретили эту весну вместе. Они гуляли бы ночами под тёплым небом, вместе бы готовились к ЕГЭ, и пусть даже Ривен бы просто сидел рядом и грыз чипсы, пусть даже просто бы бубнил, что ничего не понимает, — Гелия просто хочется быть рядом с ним. Хочется, чтобы Ривен долго говорил или ныл бы ему о чём-нибудь, а Гелия бы просто сидел и слушал. Ему неважно, чем они будут заниматься, он просто надеется, что они смогут быть вместе, смогут наслаждаться друг другом. Во двор въехала машина. В темноте не было видно номеров, но Гелия и не нужно на них смотреть, чтобы понять, чья эта машина, потому что омерзительно болотного цвета автомобиль у них во дворе только один. Ноги юноши подкосились, и он взглянул на часы. Так и есть, до их приезда была ещё куча времени. Что они здесь делают?! Гелия быстро вытащил ключи из кармана и дрожащими пальцами набрал код на домофоне. Ривен, заметив панику Гелия и увидев единственную въезжающую во двор машину, сложил два и два. — Надо уходить, — он распахнул дверь, и они быстро прошмыгнули в подъезд. Перепрыгивая через несколько ступеней, парни добрались до четвёртого этажа. Гелия открывал входную, пока Ривен следил за машиной. Мотор заглох, дверцы открылись, и салон авто покинули родители его друга. Гелия наконец справился с замком и уже в панике стягивал с себя куртку и ботинки. В это время внизу открывали багажник и выгружали какие-то пакеты. — Я сейчас вынесу тебе рюкзак! — крикнул Гелия. Ривен подбежал к нему и посмотрел в его обеспокоенное лицо. — Поднимись наверх и подожди, пока мои не зайдут в квартиру, а потом уходи, — тараторил он. Ривену не нравилась вся эта ситуация, пожалуй, ещё больше, чем Гелия. У них отобрали всё то небольшое время, что они могли провести вместе. Все те минуты, что они могли отдать друг другу, банально сидя рядом. Они так мало успели за этот вечер и даже не поцеловались. Ривен, набравшись смелости и ни о чём не думая, рывком подался к юноше и поцеловал. При всей скверности своего характера он пытался сделать это нежно. Он будто хотел успокоить Гелия, показать ему, что он в безопасности рядом с ним. Что они смогут пройти вместе через всё. Тут подъездная дверь хлопнула, и шаркающей походкой кто-то начал подниматься. Ривен разорвал поцелуй, взял лицо друга в руки и тихо шепнул. — Мы скоро уйдём. Потерпи только. И Гелия кивал, он готов был терпеть в ожидании этого «скоро» лишь из-за того, что в этом «скоро» будет Ривен. Он взбежал вверх по лестнице, и Гелия закрыл дверь. Родители Гелия поднялись быстро. Он открыл им дверь, они вошли. Ривен сразу же услышал, как отец начал отчитывать сына за что-то. Прислушался и понял, что с сегодняшним днём это никак не связано. Лязгнула закрывшаяся дверь, подъезд погрузился в тишину, оставив недовольного Ривена. Ему хотелось что-то сделать, руки так и чесались ударить его, но он сидел тихо, понимая, что, пока Гелия зависит от родителей, все его действия пойдут во вред, и в первую очередь самому Гелия. Ривену-то было пофиг, что с ним могут что-то сделать, но не хотелось, чтобы Гелия было тяжело. Парень порылся в карманах, выуживая пачку сигарет. Прилёг на грязные ступеньки, поглядел в открытое окно, вспомнил, что рюкзак остался в комнате и выкурил последнюю сигарету. Внутри рюкзака остался и кошелёк с деньгами и карточками, и ключи от дома, и зарядник для телефона, и наушники, и пара баллончиков краски и немного еды на завтра (чипсы). Без рюкзака он не сможет вернуться домой, а дорога предстоит долгая — с двумя пересадками почти на другой конец города. Ривен смотрел на серый потолок и всё думал о том, стоит ли напрягать Гелия с возвратом вещей или пора отправляться домой и забрать всё завтра в кафе. От горького «Чапмана» уже спустя пару минут остался окурок, который был потушен и выброшен куда-то на улицу. Очень уж бесила Ривена стерильность этого богатенького района, где чуть ли ни одной соринки нельзя найти на улице. И листья-то здесь убирают, и снег на тротуарах не мешает, и грязи ни весной, ни осенью, — аж зубы скрипят. Поэтому он частенько тут шкодил, чтобы не расслаблялись. То хуй на стене нарисует, то окурок бросит, то на спинку скамейки сядет, нарочно запачкав сиденье. Делал это Ривен, конечно же, в секрете от Гелия. Ривен спустился на первый этаж. В голове возникла странная идея: Гелия может бросить рюкзак в окно, а он поймает его. План был ненадёжным, но другого выхода не было. Вынести он его не сможет, потому что предки заметят. Парень вышел во двор, написал другу и уже через пару минут в окне появилась знакомая фигура. Гелия держал в руках рюкзак, и Ривен чуть подошёл к месту, куда тот примерно должен был упасть. Юноша отпустил сумку и та, пролетев пару этажей, попала в руки владельца, внутри что-то прошуршало, наверное, пачка чипсов, которую он пока не доел. Гелия улыбнулся и чуть помахал. Каким же красивым он всё же был… Ривен помахал в ответ и натянул рюкзак. Чуть отошёл, чтобы было удобнее и шея не затекла, и глядел на юношу, на его волосы, которые ветер кидал тому в лицо, а он постоянно их убирал, на худые руки, которые совсем недавно сжимал в своих. Было так приятно видеть его и осознавать, что их ничто не разделяет. Ни статус Гелия, ни его оценки не мешают ему общаться с Ривеном и воспринимать его как равного, как близкого и как того, кто стал ему больше чем другом. Гелия кто-то дёрнул, донеслись какие-то жалобы, — интересно, а родители Гелия всегда разговаривают на повышенных тонах или только когда они рядом с ним? Ривен раздражённо потянулся к карману и понял, что пачка сигарет опустела. Он харкнул на тротуар и поплёлся по улице. Ему предстояла долгая дорога до дома в сопровождении одного лишь ночного неба. Он всё время слушал тяжёлый рок и думал о многом. Сначала о губах Гелия, которые он, кажется, не прочувствовал. Да и весь поцелуй вышел скомканным, напряжённым и быстрым, и Ривен ещё раз успел пожалеть, что оборвал первую попытку, но что сделано, то сделано. Значит, поцелуются в следующий раз, и в этот-то раз всё точно будет лучше, по крайней мере им не помешают его невыносимые родители. Эти его родители, которых Ривен на дух не переносит, — одной только встречи с ними хватило, чтобы понять, что Гелия с ними оставаться нельзя. Нафталиновые педанты, которым постоянно что-то не нравится. Они всегда ругаются с Гелия, придираются к нему и шпыняют, Ривен уверен, что иногда и бьют, но об этом Гелия молчит. Стоит только подумать о том, что юноше приходится проводить с ними в одном доме по несколько дней, так сразу становится мерзко. Он даже не знал, что хуже: такие родители или его собственный пьющий отец, не обращающий на сына ровно никакого внимания. Ривен переключил музыку, не надо лишний раз думать об отце, он и так вскоре приедет домой, в котором этот пень, наверное, уже напился и развалился на диване, и увидит воочию мусор, оставленный специально к его приходу. Весь остальной путь Ривен думал о завтрашней работе и предстоящей контрольной.***
24 марта 2024 г. в 20:49
Весенний вечер выдался на редкость жарким. Оттого окно в небольшой комнате было открыто. Тёплый воздух обдувал края тетради, в которой Гелия писал домашнее задание. Юноша битый час возился с уравнениями и всё никак не мог решить их. То действие не так выполнит, то с вычислениями ошибётся, то формулу не там применит. А даже если всё вышеперечисленное сможет высчитать, то его ответ не сойдётся с правильным, который привычно ожидал его в конце учебника или на сайтах с решённым заданием.
— Да забей. Делать тебе, что ли, не хуй? — рядом на кровати бубнил Ривен, который больше демотивировал, чем помогал. Он хрустел чипсами, которые купил по пути сюда, и держал руку Гелия под столом. Это было больше нужно Гелия, чем самому Ривену, — последний не появлялся в школе примерно две недели, и юноша успел сильно заскучать по нему, и даже такой незамысловатый физический контакт был приятным.
— Это будет на контрольной в понедельник, поэтому надо уметь решать такое.
— В понедельник будет контрольная по алгебре? — удивлённо прохрипел Ривен, раскрыл рот и «драматично» рухнул на кровать. — Отлично, не жди меня в понедельник.
− Ривен, тебя не было две недели! — этим фактом больше был обеспокоен Гелия. — Как ты планируешь получать аттестат без оценок?
— У меня есть за девятый класс.
— Пойдёшь в ПТУ?
— Вообще, я сразу хотел выйти на работу.
Юноша, поняв, что с Ривеном разговаривать бесполезно, закатил глаза и вернулся к тетради. Тот ещё немного полежал на кровати и вновь сел к Гелия. Взял пачку чипсов и захрустел ими. Он глядел на то, как Гелия выписывал кучу вычислений и получал одно значение за другим.
— Ну и бредятина… — Ривен не понимал ничего из этого и тихо бубнил под нос свои мысли.
— Согласен, — Гелия нервно зачеркнул последнюю пару вычислений, понимая, что ответы не сходятся, раздражённо бросил ручку и схватился за голову. Устало что-то промычал и рухнул на стол. Бессилие перед этим омерзительным предметом выводило юношу из себя, и он мог только лежать на столе, злясь на учителей, которые не хотят понимать положение выпускников и задают им стандартное количество работы и даже проводят контрольные. Будто бы того факта, что Гелия сдаёт базовую математику, им недостаточно и ему приходится возиться с этими тангенсами, корнями и так далее.
Ривен, напротив, вообще не запаривался со школой и учёбой. Он даже к ЕГЭ не готовился, что уж тут говорить о выполнении домашнего задания для какой-то там математички. Он усмехнулся.
— Да ладно тебе. Просто не ходи в понедельник и всё. Хочешь, вместе потусим где-нибудь? — Гелия что-то невнятно пробубнил в тетрадь. — Ни хуя не понял.
— Родители узнают, и мне будет ещё хуже, — юноша вздохнул и поднял усталый взгляд на голые деревья за окном. — Я хочу пить. Будешь чай?
— Не.
Гелия поднялся и вышел из комнаты. Ривен зачерпнул немного чипсов в руку и поплёлся за ним. Он опёрся о стену на кухне и хрустел снеками, глядя на то, как Гелия ставит чайник на газовую плиту. Затем юноша рылся в холодильнике и на полках в поисках чего-то к чаю, но в его семье не было принято есть сладкое. «От него портятся зубы и желудок», — говорил отец, поэтому в доме не было даже сахара. Ривен пошуршал по карманам и вытащил только мятную жвачку. Гелия увидел негустую добычу и просто сел за стол, ожидая, когда вода вскипит.
— Могу принести чипсы, — поставщиком всего вредного и неполезного в жизни Гелия был Ривен. Он научил его прогуливать физкультуру, пару раз давал покурить, хотя в итоге Гелия отказался от этого, ежедневно делился своей вредной едой и частенько подстрекал Гелия на необдуманные и опасные поступки, — допустим, гулять по гаражам вместо похода в школу или (вместо того же похода) кататься вдвоём на скейте, или поехать в другой город с классом, а затем оторваться от компании и до глубокой ночи бродить по заброшенным зданиям. Ривен тогда рисовал на стенах граффити не особо культурного содержания, а Гелия просто смотрел на него. Сейчас юноша понимал, что такие походы могли быть опасны и с ними в незнакомом городе да без денег могло случиться что угодно, но в восьмом классе они об этом не задумывались. Этот балда и есть та самая плохая компания, которой Гелия пугали в детстве.
— Нет, я не хочу. Придётся пить так, — пить чай со сладостями Гелия тоже научил Ривен. Когда он заходил в кафе, где тот работал, ему наливали чай и предлагали выпечку. Пару раз юноша отказывался, но ривеновское «да не ломайся как девка» подтолкнуло. С тех пор Ривен то круассан предложит, то булочку подаст, и всё за счёт заведения, как от такого откажешься?
Гелия приходилось скрывать свою частенько выходящую за рамки дружбу с Ривеном, ибо как только мать видела их вместе, так сразу начиналась тирада о том, что «он какой-то не такой», что «Гелия он не ровня», что «ведёт себя он как-то не так», «одевается странно», «половину букв глотает, пока говорит», и «волосы его вызывающие и неприличные» и прочее и прочее. Юноша в слова матери не особо вникал.
Засвистевший чайник был быстро выключен. Гелия ещё раз удостоверился, не хочет ли Ривен пить, но тот помотал головой, и юноша заварил чай только себе. Они оба сели за стол, Ривен скрестил ноги на стуле и просто смотрел на Гелия. Тот думал о своём и разглядывал чашку чая.
— Ты точно не хочешь в школу? — осторожно уточнил он, в его голос проскользнула грусть.
— Да чё там делать? — недовольно протянул Ривен. − Я лучше смены возьму на следующую неделю и поработаю. Пользы и то больше.
— Мне без тебя одиноко, — Гелия положил голову на плечо друга. От него пахло потом, сигаретами, кофе и кислым баллончиком с краской. До прихода Ривена Гелия ни с кем особо не общался. Сидел один, а на переменах просто рисовал или готовился к следующему уроку. Перевод Ривена в их класс ознаменовался новым соседом по парте и небольшим беспорядком на ней.
— Ну, идём со мной.
— Нет, родители узнают, — те у Гелия были строгими и пытались следить за каждым его шагом. После ситуации с поездкой в другой город их мания усугубилось, и теперь они бывают на связи с учителями Гелия и репетиторами. О каждом пропуске юноши докладывается.
— Да и пошли они в пизду! Не пойду я на контрольную.
— Я помогу тебе. Решу за нас двоих.
— Ты сначала себе помоги. Вижу я, как ты решаешь. — Гелия вздохнул. Он почувствовал, как соскучился по другу за эти две недели и понимал, что ещё одна неделя без него пройдёт скучно и тяжело. — Я и домашку ни фига не сделал. Чё нам там задали?
— По литературе — модернизм, по истории — начало ХХ века и революция 1917 г., по химии — оксиды. — Ривену становилось хуже и хуже от каждого слова. И это было только на понедельник.
— Ну вот и чё мне там делать? Я ж не успею выучить ничё. Ещё и контрольная эта.
— Давай, я тебя подтяну! У нас есть два дня, можем вместе подучить, — Гелия умоляюще на него посмотрел.
Ривен отвёл взгляд. Он откинулся на стуле, о чём-то размышляя и кивая своим мыслям.
— И уравнения эти я выучу, чтобы на контрольной помочь…
Ривен вздохнул, выпуская усталость из лёгких. Становилось как-то даже совестно смотреть, как юноша в нём нуждается, даже эти уравнения специально для него будет добивать. Но с другой стороны, для Ривена было действительно бессмысленно идти в школу после двухнедельного пропуска занятий, да и не столько бессмысленно, сколько нежелательно. Ну что он там увидит? Старые лица горгулий-учителей и -учительниц? Или необременённые умом лица одноклассников, смотрящих на него свысока?
— Тебе нужно там появляться, чтобы хотя бы тройками аттестат закрыть.
— Да закрою я там всё, не ссы. Чё тебе-то волноваться из-за меня? Это ты идёшь на красный, а не я.
— Дело не в красном аттестате, а в банальном его получении. Ты уже два года потерял, не уйдя после девятого, так надо попытаться добить…
Доводы Гелия были логичными и Ривену стало сложно с ними спорить. Он запрокинул голову, глядя в потолок, скрестил руки на груди и молча сидел. Хотелось закончить этот разговор банальным молчанием. Часы тикали несколько секунд в тишине.
— Не игнорируй меня… — в голосе юноши сквозила обида. Гелия ненавидел, когда ему не отвечали. Эмоционально холодные родители и такое же окружение взрастили в юноше непроходящее чувство одиночества. Он стал жаден до внимания и разговоров и терпеть не мог привычку Ривена неожиданно замолкать, не доводя диалог до конца.
— Ну ладно… — с некой брезгливостью, словно плюнув, ответил Ривен. Гелия же заулыбался и на радостях обнял друга. Ривен смутился этому внезапному жесту и неожиданной близости с другом. Как-то ему и самому стало приятно вызывать такие эмоции, и он смущённо отвёл взгляд. — Тогда завтра после работы приду к тебе.
— Нет, завтра и послезавтра родители весь день дома. Давай, я лучше к тебе в кафе зайду.
— Блядь, кофе этим — «этими» Ривен называл своих клиентов — варить, и ты ещё будешь чё-то бубнить над ухом… — он, казалось, уже устал от завтрашнего дня. — Твои ещё заебали. Чё им неймётся?
— Ну, это их дом… они имеют право тут быть…
— Но они не имеют права ограничивать твой круг общения, бля! — само собой, родители Гелия невзлюбили Ривена. Оно и понятно: грубый и матерящийся прогульщик-оболтус с крашеными буйными лохмами, в джинсах, которые ещё его дед носил, не мог быть другом их прекрасному сыночку.
— Немного осталось…
— А потом чё?
— А потом я поступлю и уеду, — в его голосе было так много надежды. Будто бы Гелия чувствовал, нет — знал, что как только станет жить один, сможет полностью уйти из-под гиперопеки родителей и начнёт жить так, как того всегда хотел. Раскроет себя как личность, не будет постоянно перед всеми отчитываться, откроется всему новому и будет делать то, что ему будет нравиться. Станет независимым, его голос наконец обретёт вес и зазвучит громче, чем чеканный тон вечно и за всё его отчитывающего отца и требовательно визжащей матери.
— Куда поступишь хоть?
— СПБГУ, станковая живопись.
— Круто, обеспечивать нас буду, видимо, я, — Гелия засмеялся. Ривен почесал голову. — Кажется, Питер — это далеко… — по географии у него была тройка, но он активно пытался вспомнить расположение городов России, хотя в памяти сохранилась лишь родная область и Москва, севернее которой ничего уже не было.
— Чем дальше, тем лучше, — поддакнул Гелия, а Ривен усмехнулся. — Главное, от опеки родителей уйти…
— Ну типа…
Гелия допил чай, промыл кружку, и они вернулись в его комнату. Юноша вновь засел за тетрадь и ненавистные уравнения, а Ривен взялся за телефон. Он уже сконцентрировался на вычислениях и, кажется, даже понял суть метода, пока вдруг Ривен не простонал вопросительно.
— Пиздец… от Липецка до Питера двадцать часов езды! Не до хуя ли?
— Ну да… далеко, — тихо напомнил Гелия. Они переглянулись.
— Так это же пиздец! Я как, по-твоему, к тебе буду приезжать? Или раз в год будем видеться друг с другом? — сетовал Ривен, двигаясь ближе к столу, и показал другу количество поездов, которые следуют этим маршрутом. — Это ж сюда день, ещё один — побыть с тобой и третий на обратную дорогу. Это пиздец какой-то! — словарный запас возмущённого друга не блистал разнообразием мата, возможно, из-за переизбытка эмоций.
— Ну хочешь, я буду на выходных приезжать? Или ты можешь со мной проводить больше, чем день…
— Да это пиздец! Тут билеты под три тыщи, разоришься ж туда-сюда ездить. А больше я не смогу с тобой проводить, — у меня работа. Будем, блядь, на расстоянии встречаться. Пиздец… — протяжно заключил Ривен и лёг обратно на кровать, смотря на экран.
Гелия заламывал руки, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. Общение на расстоянии не нравилось и самому юноше, потому что они могут отдалиться друг друга. Наоборот, в своей новой жизни Гелия видел как раз таки только Ривена. Он знал, что однажды этому разговору быть, а значит, следовало и подготовиться к нему, но… В глубине души юноша уже давно видел лишь один выход из этой ситуации.
— Давай поедем вместе… — Ривен приподнялся и посмотрел ему в глаза. — Я знаю, это звучит эгоистично, и если я хочу переехать, то не должен тянуть за собой других. Я знаю, что тебе и здесь нормально, потому что у тебя есть ещё свои друзья и что переезд в другой город − это большой стресс… — Гелия пытался объясниться и постоянно поправлял волосы. — Но давай попробуем… — последнее прозвучало так, будто бы это проговорил выброшенный на улицу кот.
Ему действительно хотелось быть с Ривеном. Юноше казалось, что вместе они смогут пройти через все трудности поиска квартиры, работы и аренды, но он не знал, как на это отреагирует сам Ривен. Ривен, который привык к жизни без обязательств, Ривен, у которого здесь дом и друзья, с ними он делил тёплые воспоминания, в то время как у Гелия не было ничего из этого. Дом свой он ненавидел, общих воспоминаний с друзьями у него особо и не было, юноша не был привязан к этому месту и хотел побыстрее уехать, — как сорвать грязный пластырь с зажившей раны. Ему казалось, что где-то там, где не будет диктата родителей, бесконечных репетиторов, где он сможет сам распоряжаться своим временем, он сможет начать новую и хорошую жизнь. Жизнь, которая будет такой, какой он бы этого хотел.
— Мы найдём квартиру, я выйду на работу. Я помогу тебе с переездом! — Гелия хватался за всё, что могло потенциально отталкивать Ривена от переезда. − Если твоих вещей…
— Да у меня всё в два рюкзака поместится.
Гелия обрадовался, услышав это: если Ривен начал считать свои вещи, значит, он начал задумываться об этом. У него словно вся тяжесть с души упала. От облегчения лицо осветилось улыбкой.
— Значит, ты согласен?
Ривен посмотрел на Гелия и ещё долго мялся, перед тем, как ответить. Друг выглядел таким счастливым, будто бы одного только его согласия достаточно, чтобы сорваться в этот город прямо сейчас.
— Ну… попробовать можно.
Неожиданно Гелия на него набросился, обнимая и прижимая к кровати. Радостный, он что-то говорил в плечи Ривена, пока тот лежал в растерянности, однако быстро сориентировался и обнял в ответ.
Тело Гелия ощущалось неожиданно мягким. На контрасте с болезненно худощавым Ривеном, у которого из-за явного недоедания кости выпирали из-под кожи, точно узловатые ветви, тело Гелия казалось приятно округлым. Хотя так-то он парень средний, и телосложение вполне соответствует росту и возрасту, просто он находится в своей весовой норме. А вот Ривену не помешало бы поднабрать. Пока они лежали, Ривен старался не смотреть на друга, потому что только что понял, что они совсем одни.
В квартире лишь они вдвоём и могут делать всё, что их молодым телам и влюблённым душам угодно. Этот факт ввёл его в ступор, а тишина давила. Он слышал лишь тиканье часов в коридоре и дыхание Гелия, которое было слишком близко к его уху. Прямо над ним. Он чувствовал, как грудь друга поднимается и опускается, чувствовал почти каждое его движение, даже слышал сердцебиение, плохо, но слышал и понимал, что не готов к столь близкому контакту. Нога друга расположилась между его ног, и даже самое слабое трение могло раздразнить молодое неопытное тело. От этого всё казалось интимным и смущающим.
В комнате выключен верхний свет, горит только небольшая настольная лампа да снаружи лишь полумесяц, и его слабые серебристые блики, проникающие сквозь белые шторы, сужают обстановку. Тёплое дыхание прошлось по раскрасневшемуся уху Ривена, и он не находил себе места под другом. Он чувствовал его такт, его всего распирало от непонятного желания, которое не находило выхода из его организма, Ривен мог лишь сжимать рубашку друга и мирно лежать, ожидая, пока тот наобнимается, потому что отталкивать его самому не хотелось.
Наоборот, молодое тело хотело стать ещё ближе, ещё теснее и интимнее, да вот только неопытное сознание не знало, как к этому привести. Ривен пытался отвлечься на мерное тиканье часов и слушать только их, но когда ему в ухо так тихо дышал Гелия, он не мог обращать внимание на что-либо ещё. Концентрация на механическом тиканье сразу же забывалась, и он опять слушал вдохи и выдохи. Ривен чуть опустил глаза и понял, что если податься вперёд, то он сможет дотронуться подбородком до плеча Гелия. Наверное, оно приятное и ничем не пахнет…
Пока мысли не увели Ривена далеко, он заставил себя отвернуться и обвёл взглядом комнату. Остановился на мятом рюкзаке, который был брошен на пол у порога, как только Ривен пришёл к Гелия. Внутри лежали сигареты, и ему захотелось курить. Конечно, это не перекрывает того жара, который у него сейчас разгорается по всему телу, но заставляет отвлекаться от этого.
«Сигарета, сигарета, сигарета…» − мысленно повторял Ривен. Но стоило другу хоть чуть двинуться, как всё забывалось: «Тело Гелия». Страдалец пытался отвлечься: «Сигарета, сигарета…»; волосы Гелия, как нарочно, сползали по шее и щекотали: «Сигарета…» Ривен зажмурился, потому что Гелия зашевелился.
Юноша чуть приподнялся над Ривеном и глядел в его глаза. В красивые глаза с фиолетовыми линзами. Гелия всё думал, каким может быть натуральный цвет радужки, но никак не мог этого узнать, потому, что Ривен принципиально не говорил. Взгляд скользнул по выпирающей скуле с небольшим шрамом и прикипел к губам. Обветренные и искусанные, они манили Гелия, ему казалось, что это тот самый «подходящий» момент, чтобы раскрыть Ривену свои чувства. Дать понять серьёзность своих намерений и весь спектр эмоций, что сейчас испытывает Гелия. Он набирает в грудь побольше воздуха и склоняется ниже…
— Я хочу курить.