Tell me your secret

– Моя самая сильная девочка, - слышится в голове звонким эхом, пока Аня пытается уловить чужие губы - ей этого совсем не хватает: ей хочется насытиться Сашиной нежностью вдоволь, полностью утонув в этой бездне детских чувств.       И зеленоглазая её будто слышит, касается губами, тянет к себе ещё ближе: Аня жмётся вплотную - так, что между ними нету больше никакого пространства.       Трусова чуть шагает назад, утягивая шатенку за собой. Щербакова по-детски тянется губами вновь вперёд, не имея никакой возможности от этого получить максимум: ей хочется чувствовать чужие горячие уста на своих так невыносимо сильно, что она себя почти не узнаёт: этот трепет щемит в области груди оттого настолько сильно, что Ане такое в новинку - младшая никогда не думала, что такие глупости покажутся ей смыслом жизни - тем, ради чего ей действительно хочется продолжать: жить, стремится, совершать настоящее чудо. И всё это вместе. Вместе с Сашей. – У тебя тут холодно, - отзывается Саша между ласками, не отрывая рук от чужой напряжённой спины, – Давай закроем окна, на улице отвратительная погода, - говорит она, жестом в доказательство показывая на свою мокрую одежду.       Щербакова нехотя отстраняется, но, спохватившись, только сейчас замечает насквозь промокшую одежду старшей. – Ты.. - вновь запинается она, ведь ей также совсем не в привычку - это, наверное, нужно обдумать точнее, больше и глубже, но они с Сашей сейчас совсем не об этом думают, – Я сей-час дам... одежду, - получается смято, волнительно.       Ане так же совсем непривычен свой голос: он кажется странным, каким-то глупым и совсем неслышным. Она даже думает, что Саше он, наверное, не понравился. Но рыжеволосая читает, видит её насквозь, потому, перекидывая мокрые волосы на одно плечо, говорит: – Какой же у тебя прекрасный голос, - с восхищением отзывается она, – Я даже, честно говоря, не представляла, каким он может быть, - и слова её полностью выбивает из колеи.       Аня, пуще прежнего краснея, утыкается носом в чужое плечо, ощущая свои горящие пунцовые щёки.       Саша тихо смеётся, мягко укладывая руки на напряжённую поясницу. – А ещё ты очень милая, когда смущаешься, - добивает она, слыша в ответ тихий жалобный скулеж. – Пре-крати-и, - тянет еле слышимо Аня, полностью пряча лицо. – Хорошо-хорошо, - усмехается вновь Трусова, – Но окно всё же нужно закрыть. Простудишься ещё, - проговаривает она, и, в несколько шагов оказавшись у открытого окна, быстро с ним справляется.       Аня стоит, не двинувшись: ей катастрофически необходимо оказаться в объятиях Саши на всю оставшуюся жизнь - просто ощущать её рядом с собой.       Трусова же чуть ответственнее сейчас: подходит вновь поближе, с улыбкой глядя в карие глаза напротив. – Я, честно, не рассчитывала, что всё это будет длиться так долго, - усмехается она, посмотрев мельком на настенные часы, – У тебя, наверное, мама скоро вернётся. А мне, честно говоря, ей в глаза даже посмотреть стыдно.       В словах её можно уловить еле заметную грусть - уходить она точно не хочет, но вот необходимость в этом понимает. Но Аня мотает головой, вновь хватаясь руками за чужие рукава. – У ма-мы... ночная смена, - нервно проговаривает она, поджимая губы, – Останься, пожалуйста, - выходит более чётко, но почти неслышно: Трусова по-настоящему искренне улыбается, потирая лоб. – Хорошо, - отвечает она добро, начиная стягивать с себя толстовку, – Прости, у тебя есть какая-нибудь футболка? А то моя совсем промокла, - продолжает Саша, показывая на мокрую одежду. – Е-сть, - проговаривает Щербакова, направляясь к своему небольшому шкафу: ей по-прежнему это незнакомо, неведомо, и это хочется забрать навсегда с собой, – Держи, - она протягивает свою безразмерную футболку, которую, наверное, даже ни разу не надевала.       Трусова в моменте чуть хмурится, думает о чём-то, отдаленно глядя на стоящую впереди Аню.       Ей теперь кажутся более понятными кое-какие мысли: Аня, во-первых, ходит в кофте даже дома - отсюда можно сделать достаточно простые выводы, но Трусова это единение и спокойствие портить не хочет, поэтому откладывает догадки и вопросы на потом. – Спасибо, - улыбается она уголками губ.       Наступает какая-то странная для них тишина, пока они непрерывно смотрят друг на друга: Саша чуть метается глазами по незнакомой комнате, а Аня совсем теряется в том, что делать.       Растерянность приходит неожиданно и глупо - обе стоят, совсем не зная, что делать дальше. – Кхм, - прочищает горло Трусова, почесав рукой затылок, – Завтра утренняя тренировка проставлена рано, - проговаривает она смято, чувствуя вновь наступающее молчание, – Лучше ложится спать.       Щербакова пару секунд моргает, окончательно приходя в себя. Это трудно - так пытаться очнуться, выбраться из своих тягучих мыслей, отбросив их окончательно. – М? - слышится от неё как-то отдаленно. – Мне лечь на диване или... - вдруг ни к делу спрашивает рыжеволосая, понимая, что это абсолютная глупость: будто бы такого у них ещё не было.       Шатенка резко и отрицательно мотает головой, хватая старшую за руки. – Со мной.. - говорит она, желая произнести что-то ещё, но этот нескончаемый мандраж вновь сковывает её возможность говорить. – Всё, Ань, хорошо, не волнуйся, пожалуйста, - Саша чувствует Анино волнение даже острее, чем она сама, потому приобнимает её за плечи, успевая коснуться губами чужого лба, – Ляжем вместе, ладно? Только не волнуйся.       Туман потупленно ощущаемых нежных чувств дымкой накрывает Аню: она всё ближе льнёт, кивая в ответ, но отпускать девушку совсем не хочет - обвивает чужую спину, ещё сильнее прижимась к крепкому телу. И ей вновь бесконечно по-детски не хватает этих ощущений. – Давай мы ляжем, и я буду обнимать тебя столько, сколько ты захочешь? - шепчет старшая, рукой поглаживая чужую макушку, – Я, конечно, не против простоять вот так всю ночь, но Этери явно будет не в восторге, если мы, а в особенности ты - опоздаем на утренний лёд. – Хоро-шо, - Щербакова пытается не забывать о том, что чудо всё ещё происходит с ней - просто оно так теряется на фоне другого счастья, которое по сердцу бьёт сильнее и ближе.       Трусова находится теперь бесконечно близко. Так, что и ближе вовсе некуда.       Всё происходит теперь не смутно, как было в прошлый раз - это ощущается сейчас ярко, остро, и уже так, как кареглазая готова принять.       Ей вдруг становится в момент страшно, что всё это может исчезнуть - и тогда она окончательно признаёт: быстро ли это, неправильно ли, ей просто хочется быть счастливой. Просто быть рядом. И чтобы рядом были с ней.       Руки Трусовой ощущаются невесомыми: они ложатся на нежную спину Ани, пальчиками аккуратно проходя по позвонкам - Щербакова утыкается в лицом в чужую шею, горячо выдыхая собственный жар. – Всё хорошо? - вновь спрашивает Саша, скользя руками до распущенных тёмных волос. – Теперь да, - шепчет Аня твёрдо. Без запинок.       И это теперь действительно так - по-прежнему ей, как и Саше, плевать на то, что это может быть неправильно и быстро. Для них это до невозможности правильно, твёрдо необходимо и совсем неважно, в какой промежуток времени происходит.

***

– Я дома! - прозвучал голос мамы из холла.       Трусова готова была поклясться, что это было самое её быстрое пробуждение: она, вскочив с кровати, испуганно глянула на просыпающуюся сонную Аню. – Разве она должна была вернуться так рано? - с нервной улыбкой спрашивает она, слыша гулкие шаги в коридоре.       Щербакова поднимается на руках, метаясь взглядом от дверного проема до стоящей в холодном поту Саши.       Хочется сказать, как вчера: но волнение и страх подступают к самому горлу, вновь Аню возвращая в ужасную молчаливую беспомощность.       Она кивает, не в силах сдержать безудержную панику в глазах - это чудо, которое они смогли вчера создать, терять не хотелось. Хотелось, чтобы оно дальше продолжало с ними расти, прогрессировать, воссоздавать то, чего у Ани не было всю жизнь.       Силуэт мамы мелком оказывается в проёме, и Трусова, громко выдохнув, протирает лицо руками. – Здравствуйте, - пытается улыбнуться она женщине, медленно вошедшей в маленькую комнату.       Выходит у неё жутко неуверенно и боязно - Саша, ещё раз набрав в лёгкие воздух, подходит к всё ещё сидящей Ане, за руку поднимая к себе.       Страх заполняет Трусову до самых концов, но она не даёт ему политься через край - если уж и пошла на это, то отступать она точно не будет. – Мы это.. - скомкано пытается выговорить рыжеволосая, хватая младшую за руку.       Она чувствует, как хватка на кисти усиливается: Аня жмётся боком к ней вплотную, и Трусова ощущает всю безудержную дрожь её тела.       И единственный правильным решением Саша считает только одно: прочищает горло, пытаясь унять дрожащий голос, и, гулко выдохнув, проговаривает: – Аня вчера заговорила.       Пакеты из рук мамы выпадывают точь вровень с произнесенными словами. – Как? - охает она, на трясущихся ногах ступая ближе к девушкам.       Её взгляд сразу же перемещается на Аню, пока та также безудержно сжимает руку рыжеволосой. По Юлии видно, видно в её глазах: она ждёт подтверждение тому, что слова Трусовой - не глупая шутка, не вздор и не издевательство.       Александра об этом даже задумываться не может - она смотрит теперь ровно также на Щербакову, нервно хлопающую своими глазами. Боится.       Саша видит, чувствует, как приоткрытые губы Ани дрожат в попытках что-то произнести; как сокращаются мышцы гортани, шеи - но у шатенки ничего не выходит.       Руки мамы ложатся на плечи дочки - кареглазая, рвано выдыхая, одну руку укладывать поверх маминой, а второй продолжает сжимать Сашину кисть. – Нет, если это отговорка или шутка, то это, девочки, совершенно не смешно, - выдыхает устало женщина спустя жалкую прошедшую минуту, руки опуская по бокам, – Ни капли.       Трусовой режет слух, - но разве она способна о таком лгать? Разве может так грязно поступать?       Нет, совершенно нет - это абсолютно точно заседает в её голове, и она, на пятках поворачиваясь к старшей, сдержанно проговаривает: – Я могу попросить вас оставить нас ненадолго? - голос дрожит до сей поры, пока Саша пытается нервно проморгаться, – Мне совершенно не хочется вам лгать. Я не такой человек.       Рыжеволосая хватается своей рукой за чужую пуще прежнего: кажется, что пальцы, сжатые между собой, белеют, но Аня отпускать не спешит - стоит вровень с зеленоглазой, поглядывая то на неё, то на маму. – Хорошо, - с этим же выдыхает и Трусова, пока Юлия шагает за проём небольшой комнаты, – Я буду ждать на кухне, - слышится в унисон с хлопающей дверью помещения.       Выдох Саши, кажется, слышим на всю квартиру: она, с пару секунд потирая лоб, мягко разворачивает младшую за плечи к себе. – Ань, - её голос на тон пытается быть серьезнее, настроеннее, но получается до ужаса волнительно, – Ты волнуешься сильно, да? Боишься?       Щербакова кивает резко, быстро, зажмуриваясь и кусая губы - кожа её, кажется, почти белеет от страха, но Трусова рук с её плеч не убирает: гладит, чуть сжимает, чтобы помочь ей побороть этот ужас. – Ну, почему ты боишься? Это твоя мама, совсем не стоит её пугаться, ты же знаешь, - ласково проговаривает старшая, не прерывая аккуратный физический контакт: гладит пальцами напряжённые острые плечи, одной рукой опускаясь вниз и выискивая чужую кисть, – Мы вчера с тобой совершили настоящее чудо. Давай вместе попробуем сделать его нескончаемым?       Пальцы переплетаются с Аниными аккуратными, и Саша поднимает их вверх.       Губы аккуратно касаются сцепленных рук, а взгляд стремительно оказывается тонущим в глазах напротив: Аня смотрит прямо, пристально, волнующе - так, что Трусовой ещё сильнее хочется её к себе прижать. – Ты сможешь абсолютно всё, - переходит на шепот рыжеволосая, прислоняясь щекой к их кистям, – Я, знаешь, до сих пор не могу поверить, что это всё со мной действительно происходит. Другие бы, наверное, сказали, что я во всём этом спешу, тороплю события, но ты настолько сильно разожгла во мне новые чувства и ощущения, что медлить мне не хочется совсем. Я не хочу терять ни единого момента, чтобы потом их провести рядом с тобой. Мне никогда ещё не было дозволено проживать такие сильные чувства, что сейчас на меня действует безумно. Ань, я не желаю ни минуты без тебя, слышишь? Я хочу, чтобы они были счастливыми для нас с тобой, чтобы были незабываемыми. Хочу, чтобы ты просто была навсегда со мной. Я... - на громком выдохе приостанавливается она, – Я люблю тебя, я хочу, чтобы ты была моим самым близким человеком, - лоб Саши с окончанием последней фразы касается чужой руки под кофтой, и девушка чуть закрывает глаза.       Щербакову почти бросает в жар: глаза метаются, а она, сжав чужую руку сильнее, проглатывает вставший в горле ком, закрывая испуганные глаза.       Слова звучат прямо и твёрдо в лоб, так, что солгать самой себе у неё нет совершенно никакой возможности. Она же, кажется, думала об этом каждый день, но сейчас сомнение отпускать совсем не хочет - ей довериться тяжело, трудно, страшно: её слишком много раз предавали. Слишком много делали больно. Били прямо туда, где она пыталась открыться.       Но ведь Трусова другая? Трусова не такая. Саша отдаёт абсолютно всё, чтобы у Ани, у такой ещё совсем недавно знакомой Ани всё было хорошо.       Трезвость пытается пробиться в голову, доказать, что это - правильно, и нужно совершенно наплевать на то, что может быть это быстрым.       Ну и что?       Щербаковой хватило сил понять, что Александра - тот человек, которого она впервые в жизни настолько полюбила. Саша - та, с кем она вообще впервые почувствовала что-то подобное, яркое, неуловимое: рыжеволосая даёт, и не требует взамен. Просто находится рядом с Аней, наплевав не только на принципы общества, но и на свои собственные - она просто любит Аню.       Шатенке об этом думать странно, непонятно - слово "люблю" звучит для неё громко, твёрдо - так, как ей кажется, не бывает на белом свете.       Но зелёные глаза продолжают смотреть на неё аккуратно, нежно, трепетно - кареглазая плавится, пытается собрать себя по кусочкам, пока не доходит до самой своей важной части: да, она, чёрт возьми, любит Сашу.       Девушка робеет, напрягает связки, и, последний раз выдохнув, уверенно шепчет в ответ: – Буду.       Трусова чересчур громко выдыхает, приоткрывая дрожащие губы - руки скользят по чужой вспотевшей спине, прижимают, гладят, и она безостановочно шепчет младшей на ушко: – Ты умничка, Аня... Самый настоящий герой, - вторит она бесконечно, губами приземляясь на чужие плечи, скрытые под слоем кофты, – Выйдем к твоей маме? Ты сможешь, Аня, сможешь, я знаю.       Шатенке, похоже, точно дарят новые крылья, на которых она вместе с Сашей взлетает - губы дрожат в улыбке, и она, набравшись воздуха, вместе с рыжеволосой направляется к Юлии.       Александра действует на неё безупречно, легко, со спокойствием - Щербаковой лучше становится за считанные минуты, секунды, она выходит из своего состояния страха и дрожи почти сразу.       Мама ожидает на кухне: женщина даже не снимает верхней одежды, сидя за небольшим столом. Её взгляд серьезный, прямой: Саше вновь становится страшнее, но она сжимает Анину руку, подталкивая её чуть вперёд.       Кисть снова ложится на теплое плечо младшей, и старшая слышимо лишь для них двоих шепчет: – Я верю в тебя.       Аня, протерев глаза, напрягается всем телом, и, выдохнув, медленно проговаривает по слогам: – Я мо-гу, - связки горят, но она с упорством продолжает, чувствуя чужие крепкие пальцы на своих предплечьях, – Мо-гу гово-рить.       Женщина прикрывает рот рукой, сжимая, и кротко ахает, вставая со стула. Её чуть шатает - руки не слушаются, и она, чуть качнувшись, прижимает тело дочери к себе, зажмуривая горящие глаза.       Слёзы текут безудержно; руки судорожно бегают по спине Ани, пока по всей квартире слышатся частые кроткие всхлипы. – Моя девочка, - срывающимся голосом проговаривает Юлия, чуть отстраняясь от шатенки, – Я не верю.. Аня, Господи, - женщина вытирает бесконечные слезы руками, переводя взгляд на стоящую Трусову позади.       Её взгляд теперь и вовсе без упрёков: он с надеждой уязвим, благодарен и в чем-то кажется родным - старшая, протянув одну руку, приглашает рыжеволосую ближе и в считанные секунды прижимает обеих девушек к себе.       Аня с Сашей незаметно переплетают кисти, касаясь друг друга лбами.       Всё это кажется малость нереальным, невозможным, но рыжеволосая, ощущая маленкую слезу, медленно стекающую по её щеке, в последний раз удостоверяется в том, что это - самое настоящее, реальное и близкое: Аня, ставшая теперь для неё смыслом всей жизни, она сама, и мама младшей, подарившая Трусовой этот самый главный смысл её жизни.

И опять, силен тобою,

Смело я глядел вперед,

В тьму зловещих испытаний,

Угрожающих невзгод...

Федор Сологуб «Ирина»