The angel’s true face

— Объясни? Хенджин нервно постукивает узловатыми пальцами по рулю своего любимого bmw — которого, между прочим, он опознает, как непосредственного соучастника, в том, что случилось, — второй рукой сжимает стакан с кофе и усердно отводит взгляд, лишь бы не встретиться с осуждающим Джисона. Мужчина чувствует, будто галстук сдавливает шею, ощущает, что в салоне критически не хватает кислорода, оттого приоткрывает окно, краем уха слыша беззаботное щебетание птиц, которым, откровенно говоря, завидует, потому что им — птицам! — ни перед кем объясняться не надо. — Только если ты прекратишь смотреть на меня так. — Как «так»? — спрашивает Хан, ни на секунду не отводя чуть сощуренных глаз с бледного лица друга. — Осуждающе, — еле выдавливает из себя Хенджин. Джисона сила воли Хвана не поражает от слова совсем — он безучастно пожимает плечами, будто говоря, что повлиять на подавленное душевное состояние Хенджина не может. — Невозможно не осуждать человека, который мутит со школьником. — Я с ним даже не в отношениях! Мы не переходили никаких граней дозволенного. — Это ещё хуже, — заключает Хан, — ты водишь шестнадцатилетку за нос и даже не предлагаешь что-то серьезное. — Слушай, единственные отношения, которые нас с ним могут связать — это рыночные, ясно? Я его подвожу, он взамен обеспечивает мне спокойное душевное состояние. Ничего больше. — Сначала ты встречаешь его со школы, а потом платишь за ночь? Как пошло, — фыркает Хан. — С тобой невозможно общаться. Хенджин смотрит сквозь лобовое стекло, видит школу, играющих в футбол младшеклассников, отчего становится только хуже. Жмурит глаза, сдавливая пальцами переносицу, и никак не может понять, как все обернулось таким образом. — Как вы познакомились хотя бы? — разбавляет неуютную тишину Джисон. Хенджин вздыхает. Почему его любовь к бэби-фэйсам никто не разделяет? — Это был вечер пятницы… Это и правда был вечер пятницы, и Хенджина окрыляла одна только мысль о предстоящих выходных. Он, как обычно покинув офис в восемь часов, собирался хорошо провести время в баре. Альфа забрал свое пальто, дал поручения оставшимся работникам и беспечно двинулся на парковку, в сторону своей детки и единственной любви — детки по имени bmw. О да, альфа питал страсть к этим милым непонятным прозвищам и, чего таить, бессмысленной роскоши. Это проявлялось и в привычках — да простят же Хвана борцы за умеренное потребление, но Хенджин ни за что не позволит себе до конца доесть блюдо в ресторане, и в гардеробе — где присутствовали только бренды-бренды-бренды. Но с другой стороны, он ведь не просто так зарабатывает неприлично много. Альфа может себе все это позволить. И Хенджин позволяет, руководствуясь по жизни правилом, что чем больше тратишь, тем больше зарабатываешь. Так вот, пристегнув ремень своей ужасно дорогой машины, Хван написал Минхо короткое сообщение с содержанием вроде «скоро буду» и в самом деле двинулся в знакомую сторону. Чем был обусловлен выбор места встречи? Тем, что владельцем того самого заведения — с отличными напитками и обслуживанием на высоте — был лучший друг Хвана со времен института Хан Джисон. Они пять лет провели вместе на факультете предпринимательства и бизнеса и теперь успешно применяли полученные знания на практике, и если Джисон был великолепным ресторатором, то Хенджин — отличным дизайнером. — Не могу поверить, что посодействовал вашей встрече, — вклинивается в рассказ Хан. — Ну, только если косвенно, — на секунду задумавшись, соглашается Хван, — в общем, если к сути, я его чуть не сбил. — Ты что?! — Да, я, — неловко потирает затылок альфа, — продолжим… Хенджина одолевало чувство сладостного предвкушения — от того, как именно он собирается потратить время, деньги; а может даже от мысли, на кого именно уйдет все вышеперечисленное, — ощущение это лишь подкреплялось легким приятным ветром из приоткрытого окна и ненавязчивым треком с радио. Все было более чем идеально. Все, кроме неожиданно появившегося посреди клубной парковки ребенка. Хван резко затормозил, видя перед собой ослепленное фарами, как ему показалось, испуганное лицо. Альфа ракетой вылетел из салона, лишь бы убедиться, что тормоза сработали как следует и пострадавших на ближайший вечер не предвидеться — кроме самого перепугавшегося до смерти альфы, разумеется. — Вы как? Страх сошел с красивого побелевшего лица мгновенно. Стоило Хенджину удостовериться в относительно нормальном самочувствии своей потенциальной жертвы, как ее восхитительно пухлые розовые губы растянулись в хитрой ухмылке. — Я-а-а… отлично… ик. Ладно, Хенджин погорячился. Перед ним стоял не ребенок, а по крайней мере, школьник. Пьяный школьник, который, улыбаясь чему-то своему, вцепился в плечи Хвана, видимо, ища в альфе опору. Он стоял крайне неустойчиво, временами пошатываясь, а выглядел до невозможного привлекательно: Хван до конца не понял, что именно притягивало его в незнакомце, то ли чувство вины за чуть не совершившуюся аварию, то ли мутный, разрушенный алкоголем, но тем не менее до чертиков наивный и непорочный вид. — Вы пили? — обязан удостовериться Хенджин. Омега — судя по росту и сладкому лавандовому флеру, давно смешавшемуся с ароматом ирландских сливок, — икает, потерянно моргает пару раз и почти что прекращает держаться за крепкие плечи, но оказывается пойманным в кольцо чужих рук, прочно пришвартовывающих рядом, а затем снова нагло и отчасти игриво улыбается. — Да-а-а, — сладким голосом он тянет, — я ужасно много пил. Оно и видно. Опухшие губы, розовые щеки и бесстыдные глаза, пробирающие до мурашек. Хенджину становится физически плохо от всей ситуации, которую омега, впрочем, оперативно разряжает, с интересом взглянув на брошенный Хваном автомобиль. — Это твоя детка, альфа? — интересуется омега и машет для достоверности несколько раз по-детски пышными ресницами. — Предположим, — сглатывает Хенджин. Предположим, именно в этот момент глупое взрослое сердце Хвана было отдано в распоряжение немного наглого, с чуть потекшим макияжем глаз чуда — возможно, несовершеннолетнего, но тем не менее… Хенджин не помнит, чтобы они переходили на ты, а ещё альфа совсем не в курсе, с каких это пор в заведение Джисона пускали малолеток. Лично он в свою душу, да и в машину, таковых не допускал. А они все равно на соседнем сидении, сняв обувь и подогнув под себя ноги, любопытно рыскали по бардачкам в поисках жвачки или конфет. Какая глупость. — Так куда тебя везти, жертва? Омега наигранно впечатленно приподнимает брови. — Я не жертва, я Феликс. Ли Феликс. Приятно познакомиться, альфа, — разговаривая почти трезво, протянул он тонкую ладошку. Хван старался не обращать внимания на то, как миниатюрное тело правильно смотрелось в рамках его кожаного салона. Было в этом Феликсе, кроме полного отсуствия манер, что-то. Что-то, что притягивало взгляд к тонким ключицам, торчащим из-под полупрозрачной водолазки, что-то, что трудно поддавалось объяснению — вроде шарма, харизмы, — что заставляло воспринимать плохо замазанные тональником веснушки, как милую особенность, а не неумелые навыки макияжа. — Ты не ответил на мой вопрос. — А ты на мое рукопожатие. Мы квиты. Хенджин пожимает плечами. — Тогда поедем ко мне. Твои родители, полагаю, не будут против, — провокационно заявляет альфа. Феликс отчего-то не сдержался и прыснул в ладонь. — Ну, поехали, альфа, к тебе. Посмотрим, где живет хозяин этой красоты, — Ли восхищенно провел ладонью по панели перед собой. Хвана самоуверенность омеги повергает в шок. И отсутствие страха на карамельно-свежем лице с розовым оттенком и искрами в глазах, честно говоря, тоже. Ему искренне интересно, до чего эта их игра доведёт, поэтому Хван заводит двигатель и мягко выезжает с парковки, заранее предупредив друзей, что его можно не ждать. На удивление большую часть поездки Феликс молчит и лишь мечтательно смотрит в окошко на огни большого города. — Я Хенджин. — А? — мальчишка потерянно поворачивается в сторону Хвана, на секунду прекращая играть в самодовольство, и альфу настолько впечатляет растерянность, которой пропитан мягкий голос и взгляд, что он не в силах отвезти глаз от нежного, абсолютно цветочно-лавандового лица. — Я не представился. Меня зовут Хван Хенджин. Должен же ты знать, к кому едешь на ночь глядя. Твои родители точно не будут против? — Как бы безучастно интересуется Хван, сглатывая и уделяя все внимание разделительным полосам на дороге. — Почему тебя так беспокоят мои родители? Наверное, потому что Хенджин искренне переживает за омегу в полупьяном состоянии; видимо, потому что не допускает даже мысли о чем-то непристойном в адрес Феликса; может, потому что в планах было лишь вывести омегу на смущение, а в итоге оказался смущен сам Хенджин. Альфа пропускает вопрос мимо ушей. Феликс не настаивает на ответе. Тишина повисает странная, но уютная. — Кстати, что ты делал возле того клуба? — Босс решил устроить корпоратив, — просто, без прежнего пафоса отвечает омега. — Под корпоративом ты подразумеваешь детский утренник? — ухмыляется Хенджин. — Да ну тебя, — Феликс шутливо бьет альфу по плечу, выпячивая губу. — Школьный выпускной, блин. Хенджину нравится чувство юмора Феликса, нравится манера разговаривать и скандально себя вести. А ещё его умиляет неподдельное восхищение омеги, когда он впервые ступает на порог квартиры владельца одного из самых именитых в Сеуле дизайнерского бюро. То есть Хван Хенджина, слабостью которого были кукольные лица и бессмысленная роскошь. — Ну я сегодня однозначно не прогадал с выбором, — Хван затрудняется ответить, посвящен ли этот комментарий ему, его машине или панорамному окну, у которого Ли стоял добрых десять минут, никак не в силах оторвать взгляд от раскинувшегося вида на город, — это восхитительно, Хенджин. Хван считает, что по-настоящему восхитителен в этой большой комнате Феликс, но молчит, потому что Ли ещё глупый мальчишка, которого Хенджин по своей невнимательности чуть не сбил, потому что он перед Феликсом в долгу, и за короткое время альфа собирается это положение исправить, ведь быть должным — это совсем не в его характере. Он Лев по гороскопу и завоеватель по жизни, только Феликсу отчего-то не пришлось прилагать никаких усилий, чтобы запасть Хвану в душу. Альфа подходит ближе, любуясь той же картиной, что и Феликс. Он чуть нагибается, чтобы заботливо спросить: — Ты голоден? Можем заказать доставку, все-таки я причинил тебе сегодня достаточный дискомфорт. Феликс поворачивается к собеседнику всем корпусом, неожиданно для Хвана ухмыляется и тонкими пальцами одной руки зарывается в копну волос, второй цепляется за основание шеи. — Ну уж нет, — говорит прямо в губы, — сегодня на ужин особое блюдо. Феликс подается ближе, прикрывает глаза, практически гипнотизируя Хвана очередным взмахом ресниц, но не настолько, чтобы он полностью потерял над собой контроль и не сумел деликатно за предплечья оттолкнуть омегу на приличное расстояние. — Стой-стой, — выпрямляется Хенджин, с трудом беря себя в руки. — Давай не будем форсировать события. Почему Хван чувствует укол вины? Отчего Феликс смотрит так пронзительно-недовольно? — Даже в щеку перед сном не поцелуешь? Хенджин стоически держится. — Нет, — для достоверности альфа даже вертит головой из стороны в сторону, ощущая себя болванчиком. Феликс, кажется, не привык получать отказы. Омега хватает руку альфы, прижимая ее к груди, позабыв о существовании личных границ и совсем недвусмысленно намекая на продолжение вечера. Тело Хенджина по-настоящему обдает жаром. — Ну же, альфа, что не так? Ты должен мне моральную компенсацию за нанесенный ущерб. Разве неясно, зачем мы поехали к тебе на ночь глядя? Хенджина чересчур развязное для подростка поведение обескуражило. Впрочем, Феликс вскоре потерял всякий интерес и забрался в привычной манере с ногами на кожаный диван. — Ладно, расслабься. Давай суши. Мне нравятся жареные и все, что с угрем. Альфа кивает, и через каких-то тридцать минут курьер уже привозит заказ. За прошедшее время омега успевает получить краткий экскурс по огромной квартире, принять душ и переодеться в заботливо предоставленные альфой вещи. Не стоит говорить, что они оказались большими, и что у Хвана от вида омеги в его футболке, с вьющимися кудрявыми волосами на голове и отсутствием косметики на лице, сносит крышу от умиления. Хван тоже переоделся и гостеприимно разложил привезенные суши на журнальный столик у дивана. — Представляю вашему вниманию все запеченные суши, которые были в ресторане, и с угрем. Ли, удобно расположившись на диване, приподнимает уголки губ. — Ну какой же ты все-таки пафосный, — искоса глядя на Хвана, но на контрасте, довольно на еду, выдает Феликс. — Но за суфы готоф тефбе фсе профтить. — Я рад, что тебе нравится, — искренне улыбается Хенджин и тоже принимается за еду. Все-таки он с утра ничего не ел. Все-таки… Притягивала в Феликсе не только его внешность, но и легкость в общении, эрудированность и, несомненно, чувство юмора. Они проболтали все оставшееся до сна время, и Хван ни на секунду не пожалел, что все обернулось таким образом, и он познакомился хоть и с молодым — состояние кожи, выражение лица, пух ресниц — все это не могло врать, — но очень интересным омегой. — Черт, — выругивается Феликс, глядя на часы, обрамляющие тонкое запястье, — я совсем забыл. Завтра уроки с восьми. Мир Хвана в мгновение рушится. Альфа за этот вечер узнал о Феликсе невероятно много информации: он смеялся с детский нелепых историй, восхищался волонтерской деятельностью омеги, — и Хенджин правда очень хотел спросить, сколько Феликсу лет, но ещё больше он боялся услышать в ответ… Пятн… Шестн… Семн… …адцать. — Ты же сможешь меня отвезти, чтобы не вставать совсем рано? — омега смотрит непривычно взволнованно и серьезно, — не могу уйти и бросить твою ласточку, не попрощавшись, — пытается свести он разговор на шутку. — Все-таки детский утренник был, да? — пытаясь не выдать внутренней подавленности, говорит Хван. — Может тебя ещё встретить со школы, твои одноклассники оценят, что думаешь, детка? Лицо Феликса озаряется. — Отлично! Это было бы великолепно. — Вот. Примерно в этот момент, я понял, что без шансов. — О-бал-деть, — тянет по слогам Джисон. — Я до сих пор не понял, как охрана его пропустила. — Кого, мальчики? — беззастенчиво врывается в салон машины апокалипсис, занимая заднее пассажирское сиденье. — Всем привет. Я Феликс, — протягивает Ли ладошку, но не дожидаясь, пока Джисон ответит, убирает. — Помянешь черта, — шепчет Хан в сторону Хвана, от чего тот второй раз прикладывается лбом об руль — а какая ещё прерогатива остаётся?! — Я Джисон. Лучший друг Хенджина. Владелец одного небезызвестного лофта, — притворно улыбается Хан, параллельно сканируя весь вид омеги. Феликс не теряется, поправляет свою короткую куртку, выпрямляет спину и говорит в той же чересчур вежливой манере, что и альфа. — Приятно познакомиться. Хенджин ничего о вас не рассказывал. — Досадно. Надеюсь, кстати, я вам сегодня не помешаю. Просто три недели назад кое-кто мне обещал помочь подобрать цветовую гамму для нового ресторана. Расширяю линейку. — Ничего, Хенджин уже которую неделю меня выручает. Пусть уделит внимание не только мне. На этом короткий диалог обрывается. Дальше они едут в тишине. — Кстати, — не может угомониться Джисон. — Вы же у моего заведения познакомились. Как тебя пустили внутрь? Ли приподнимает бровь. — По документам? — Не припомню, чтобы разрешал охране пускать по документам учеников старшей школы. Омега издаёт странный звук, напоминающий то ли нервный смешок, то ли удивлённый вдох. — Извини? — Джисон, это неподходящее время. У тебя напрочь отсутствует такт, — видя замешательство омеги, пытается спасти ситуацию Хенджин. Феликс, услышав реплику, на секунду затаил дыхание, а потом не сдержался и в голос заразительно засмеялся. — Это такая шутка? Или… О боже! Вы же про меня говорили, когда я садился в машину, да? Не могу. — Что такого… смешного? — сконфуженно спрашивает Хван. Феликс глядит пораженно. — Я не учусь в этой школе. Я здесь преподаю.