«Тезис "ничто не истинно" подразумевает, что основы, на которых держится общество, зыбки, и мы сами должны строить своё будущее. Говоря "всё дозволено", мы подразумеваем, что сами решаем, что нам делать, и несём ответственность за последствия, какими бы они ни были».
— Эцио Аудиторе да Фиренце
***
Резкий звук шагов упруго отскакивает от мраморных стен длинного коридора. Почти на каждом повороте по паре мужских трупов. Ши Уду не обращает на это никакого внимания. С ровной осанкой, в своем идеально отглаженном смокинге и тёмно-синем пальто с высоким воротом, он в ярком свете ламп решительно идет вперед, даже не глядя по сторонам. Тонкие брови - нахмурены, взгляд холодных синих глаз - прямой и колючий; с таким, как он, не поспоришь, такого не склонишь, таким не покомандуешь. Ши Уду выдернули срочным звонком из «Абстерго» прямо посреди долгожданного обеда с младшим братом, с которым он вместе каждую пятницу. Пока, даже несмотря на открывшуюся глазам картину, он не мог представить ради чего. Резня уже ни для кого не была делом новым, особенно для их ордена, особенно с целями, которых они хотели достичь. Не все же хотят, чтобы в мире наконец-то наступил покой и порядок. Поперек коридора, лицом вниз лежал труп мужчины. По телосложению можно сказать, что чуть старше двадцати пяти лет. Ши Уду и не заметил бы его, если бы он не преградил ему путь. Чуть сморщившись, он брезгливо перевернул его носком до блеска начищенного черного ботинка. В потолок смотрели остекленевшие бессмысленные серые глазки, а черты лица исказила гримаса ненависти вперемешку с ужасом. Мёртв. Внимательный взгляд цепляется за тонкий надрез на шее с уже запекшейся кровью. Скрытый клинок. Быстро, но убийца постарался, чтобы было достаточно мучительно. Ши Уду узнает, чья это работа. Навстречу ему из-за угла выбегают двое парнишек. В их слаженных движениях слишком чувствуется неловкость и заторможенность, а в широко раскрытых глазах читается плохо скрываемый страх. Ши Уду легко узнает в них новичков, только-только вступивших в орден на службу. По их лицам сразу можно понять, что эти двое не прочь выпростать свои желудки здесь же и убежать далеко-далеко, не вспоминая о том, что когда-то они совершили такую дурость и присоединились к тамплиерам вместо того, чтобы как и все люди просыпаться по утрам с уверенностью в завтрашнем дне и сладком неведении о технологиях Эдема, ису, мировых катастрофах, былых и грядущих. Ши Уду не первый год за такими наблюдает. Чертовы трусы не в силах понять, какой чести удостоились. Ши Уду вот всегда это понимал, поэтому даже не морщился, убивая, пытая и отбирая; поэтому выполнял все приказы магистра с холодной головой и теперь находился с ним рядом в ложе, удостаивался доверия и похвалы. Парнишки отвесили ему почтительные поклоны с радующей глаз слаженностью. — Доложить,— холодно приказывает Ши Уду. — Господин, — начинает первый, не поднимая коротко стриженной головы, — ассасин проник в здание предположительно в промежуток между семью и восемью часами вечера. Выживших нет. Действовал быстро и расправился почти со всеми по одиночке. Ши Уду еле заметно кивает, молча приказывая продолжать. Все это он знал и без него. Линвэнь успела ввести в курс дела при разговоре. — Карта? — Цела. — Следы? — Никаких! — вклинивается в разговор второй. В его голосе страх говорит наравне с восхищением. Это раздражает Ши Уду. — Мы осмотрели все тела, но абсолютно ничего не нашли, кроме пулевых ран на двух-трех трупах, предположительно из Steyr M-A1. Нам также сложно сказать, в здании ли сейчас ассасин, поскольку карта на месте, — на этих словах парнишки испуганно переглядываются. Да, ловкий и страшный ассасин может прийти за ними, может забрать их жизнь, а заодно и ценный артефакт. — Так какого черта вы все ещё стоите? Здесь ловить больше нечего. Через пять минут чтобы все выходы были оцеплены, — Ши Уду презрительно кривится и чеканит каждое слово, окидывая подчиненных самым строгим взглядом. — Свободны. Парнишки снова почтительно кланяются ему и вихрем несутся вниз по лестнице, как маленькие испуганные крольчата, спеша как можно быстрее исполнить приказ, угодить. Ши Уду довольно выдыхает, наблюдая за ними. Абсолютное послушание и дисциплина. Он долго к этому шел, долго работал, чтобы к нему относились вот так. Власть свербит в носу, наполняет собою легкие и растекается по телу приятным жаром, который остужает холод стали короткого черного клинка у основания шеи. — Своеобразная благодарность, рыбка. Пока я не вывернул тебе руку и не приказал этим двоим вернуться, лучше бы тебе успеть меня поцеловать. Клинок давит на шею сильнее. Кожу щиплет, она послушно расходится под острым лезвием. Кровь теплой струйкой стекает по шее, впитывается в белоснежную ткань рубашки, расползается уродливым пятном. Ши Уду сжимает челюсти. Нет, мужчине совсем не больно, и он не переживает о том, как будет объяснять кровь на белом воротнике своим подчинённым, его не унижает ранение. Одним точным быстрым движением ловко перехватывает тонкие запястья, резко поворачивается в руках своего недоубийцы, толкает тело к стене, наваливаясь на него всем весом, грубо просовывает колено между тощих ног. Человек в чёрном капюшоне тяжело дышит. Ши Уду видно только обветренные бледные губы. Он медленно, почти нежно берется за края грубой материи и стягивает её, с жадностью всматриваясь в дикое золото глаз напротив. Только ему так можно, другой был бы мертв. Хэ Сюань мрачно ухмыляется. — Дорвался? — Не смей ранить меня тем, чем час назад зарезал ту свинью. — А что ты мне сделаешь? И Ши Уду безумно хочется впиться в губы Хэ Сюаня так, как он давно уже хотел: чтобы зубы щелкнули друг о друга, чтобы сразу с языками, зло, больно, тепло и мокро, чтобы золотые глаза смотрели с поволокой. И целует. Выходит даже лучше, чем ему хотелось. Не поцелуй - борьба. Меняя темп, каждый старался перехватить инициативу в свои руки, лаская по-своему. Ши Уду запускает пальцы в черный шёлк волос, стаскивает резинку с низкого хвоста, сжимает и оттягивает корни до ощутимой боли. Хэ Сюань не терпит, кусает тамплиера за нижнюю губу, чтобы крепче прижал его запястья к холодной стене. Точно останутся синяки. Душно и хорошо. Дышать становится тяжелее, поэтому вскоре они отстраняются друг от друга с пошлым чмоком, загнанно дышат. Хэ Сюань, забавно прикрыв глаза, по инерции ещё тянется вслед за губами Ши Уду, что вызывает легкий смешок с его стороны и обиженное сопение с хэсюаневой. Закатив глаза, тамплиер очень целомудренно целует кончик острого носа и наблюдает, как уши, впалые щеки и белая шея его рыбки покрываются предательскими красными пятнами, а невыносимые золотые глаза хмуро смотрят исподлобья. В воздухе между ними висит несказанное «я скучал». — Ну всё, отпусти, — Хэ Сюань начинает возиться, тщетно дергает всё ещё прижатыми к стене руками. — Что я получу взамен? — тянет Ши Уду. Он ещё сильнее оттягивает чужие волосы,заставляет ассасина выше задрать голову, с упоением проводит языком влажный след от кадыка до подбородка. Щекотно. — Я убью тебя быстро. — Не годится. Они снова целуются. На этот раз уже спокойнее, тягуче нежно. Ши Уду медленно отпускает руки ассасина, но лишь затем, чтобы переплести свои теплые, почти горячие пальцы с его занемевшими и озябшими. — Даже не думай… чертов ты самодур, — загнанно цедит Хэ Сюань, выделяя каждое слово. — Нет. — Совсем немного, рыбка. — Ты не умеешь немного. Ши Уду гадко ухмыляется: — Ты знаешь, что это звучит как комплимент? Хэ Сюань обреченно мотает головой: — Только что приказал своим людям оцепить все выходы, а теперь бессовестно лапаешь меня среди коридора, полного мертвецов. — Будто тебя это когда-нибудь заботило. Нет, не заботило, на самом деле, ведь это у них впервые тоже случилось среди крови и трупов, когда не осталось ничего, кроме жажды жить и ненависти, а силы, оказавшиеся равными, были почти на исходе. Хэ Сюань совершил самую большую глупость в своей жизни - позволил схватить себя, а Ши Уду, наконец-то поймав надоедливого ассасина, решился на то, чтобы сорвать капюшон, и пропал окончательно, едва увидев взгляд презрительных золотых глаз. Тогда он опустил оружие, и невесть как чуть не напоролся на скрытый клинок, когда с непонятным для себя упоением впервые вжался в тонкие губы врага. Ни Ши Уду, ни Хэ Сюань не были фаталистами, но с тех пор, будто по какому-то злому умыслу, по чьей-то извращенной насмешке они стали постоянно сталкиваться лбами в сражениях, в пыльных пещерах и гробницах на заданиях, даже в повседневной жизни. Почти все такие встречи заканчивались одинаково: зажиманиями и поцелуями до распухших губ в темных углах, словно они были не двумя взрослыми людьми, не членами тайных организаций, решавших судьбу мира, а сопливыми подростками, так и не вышедшими из пубертата. Постепенно из углов гробниц и уличных подворотней они как-то незаметно перекочевали в кабинет Ши Уду, а оттуда перебазировались в скромную квартирку Хэ Сюаня со скрипучей односпальной кроватью. Оба стали невозможно скучать друг по другу до одури и легкой дрожи в пальцах, стоило им просто завидеть знакомый силуэт. Они почти бредили, нарочно искали встречи, ночами просыпались в холодном поту в навязчивом желании быть, иметь рядом, вот так просто чувствовать, и тогда совсем не жаль, если кто-то из них перережет другому во сне глотку или пустит пулю в лоб. — Ваша мнимая свобода - анархия, — шипел Ши Уду, сжимая тонкие плечи. — Если мы строим и пытаемся привести мир к единству, к одному общему закону, то вы разрушаете. В хаосе нет свободы. — Как ты не поймешь, — мотал головой Хэ Сюань. — Нет ничего истинного и верного. Мы за то, чтобы дать людям знание, а ваш идеал мира - это мировое господство, которое ограничивает людям знание. Долгие споры, уговоры, крики, кусачие поцелуи. Мужчины не приходили этим ни к чему, только лишь к дням разлуки, во время которых они бесполезно пытались убедить самих себя в своей правоте, но из раза в раз всё повторялось заново. — Мне нужно идти, твои шавки скоро хватятся, — шепчет ассасин, а сам податливо льнет ближе, обхватывает шею руками и, виновато склонив голову, слизывает кровь с шеи. — Запахни ворот пальто получше, а то увидят. Ши Уду тяжело выдыхает Хэ Сюаню в острое плечо, напоследок крепко сжимая талию. Делает шаг назад. — Будь дома, чтобы полечить меня, рыбка. Из-за твоих выходок я пропустил обед с Ши Цинсюанем. — Мне не совестно. Взгляд синих глаз цепляется за тоскливый золотой. Ши Уду остается доволен. Они одновременно разворачиваются друг к другу спиной и идут в противоположные стороны. Хэ Сюань накидывает на голову капюшон, кое-как убирая под него распущенные волосы, проверяет наручи. Ши Уду оправляет смокинг и плотнее запахивает плащ. Однажды им придется разойтись так насовсем, чтобы подтвердить верность своему мировоззрению, своим напарникам, но сегодня в доме Ши Уду они точно будут спать вместе, и Хэ Сюань будет заботливо бинтовать ему шею.