Отныне

Когда Люциус открывает глаза, он видит лишь чужую бледную спину. Кожа белая как молоко, редкие родинки на ней кажутся почти чёрными. Лопатки легко очерчиваются, и хочется прикоснуться, исследовать эти горные хребты и реку позвоночника меж ними. И он прикасается. Ведет двумя пальцами сначала в одну сторону, ощущая рельеф, после во вторую, а потом вовсе не понимает почему эта спина от него на расстоянии целой вытянутой руки. Малфой придвигается ёрзая своей пижамкой по простыни и утыкается носом в изгиб шеи, жадно и громко вдыхая аромат можжевельника и тумана. Его запах освежает мозг и приходит много осознаний: что Люциусу нравится ненавязчивое Швейцарское солнце, что нравится присутствие Северуса Снейпа в общей постели, нравится факт, что он в неё лег, даже после вчерашнего незаконченного разговора. Это похоже на акт доверия? — Ты мне чуть книгу рукой не помял. — слышится недовольное бурчание и Люциус даже чуть отскакивает в сторону от неожиданности. — Ты не спишь? — А что, предпочел бы нежничать со мной спящим? Я профессор, я по привычке рано встаю. Блондин усмехается сказанному, и извиняющимся жестом тянет за плечо, укладывая своего ранее просыпающегося профессора на спину. Голое тело зельевала будоражит и безувловно радует хитрый цепкий взгляд. Книга еще лежит на белом предплечье, норовя вот-вот закрыться. Новый жадный вздох у уха и рука скользящая от голой груди к животу. Люциус почти ластится. — Мы вчера закончили на нехорошей ноте. — шепчет мужчина потирая кончик носа об острую челюсть. — Ты думал. Что ты решил? — Много чего, но тебе об этом знать не обязательно. — Почему? — тянет он почти обижено. — Тебе не стоит знать того, что лишний раз потешит твое самолюбие. Северус чувствует смех шеей и улыбается сам. Книга соскальзывает, ударяясь об паркет. Чужие губы так сладки и манят, он впервые не может противиться желаниям. Да и зачем? Снейп поднимает хитрое лицо от своей шеи и целует так, что Малфоя будто бьют кувалдой в грудь. Ему безусловно нравится такая реакция, он напирает, врываясь в его рот языком и хочется самодовольно хмыкнуть, когда Люциус прижимается ближе и хватко сжимает пальцами его бок. Нуждается. Малфой нуждается в запахе можжевельника и тумана, нуждается в рваных, крепких, как глотки джина, поцелуях, поэтому позволяет вести и жмется все ближе, уже закинув ногу на его бедро. С ним уже долго никто не был так честен, честен в своих желаниях, и Люциус с упоением принимает его порывы, когда желания превозмогают над самообладанием. Это интимные моменты, ведь такое бывает только с платиноволосым. Конечно, подобное тешит самооценку и безгранично возбуждает. Как может не возбуждать долгий разговор внутри чужой головы в котором выбирают тебя? Северус резок. В каждом поцелуе, движении и порыве. Как будто каждым жестом рвет незримую пелену, что рисует себе сам, рвет, сминая её куски на чужом теле, комкая, но Малфой только довольно постанывает, что раззадоривает еще больше. Когда белоголовый седлает бедра, крышу сносит окончательно, особенно, когда он изящно щелчком пальцев подзывает заколку. Снейп любит его изящные жесты, как бы он это не отрицал, видит в этих мелочах его, и от этого любит еще больше. Северус будто на прощание проводит рукой по драгоценной платине, и увлекает в новый поцелуй, как только руки Люциуса опускаются у его головы. Мужчина одним пальцем расстегивает все заклепки на розовой пижамке и запускает руки, чувствуя нарастающий жар под ней. Губы, шея, грудь. Он исследует все тело Малфоя, ставит красные флаги на завоеванной территории, как право собственности. Зубы скользят, не прикусывая, по влажным дорожкам, руки сжимают спину, притягивая как можно ближе. Малфой смеется. Руки опускаются ниже и ощутимо прихватывают, Малфой давится смехом. Какова а капелла! Тенор сбивчив, но прекрасен, хочется завернуться в его звучание, и Северус делает всё, чтобы это стало возможным, добывая звуки языком по телу. — Северус… Ты… Он закрывает ему рот поцелуем терзая. Наверняка почувствовал его эрекцию. Её трудно не почувствовать через тонкую ткань белья. Его то он видит почти наглядно. Прикусив губу, почти случайно, он тянется к уху и баритон скатывается по ушной раковине словами: — Я предвидел такой вариант развития событий. Хочу тебя в себе. — Ты? — тянет блондин явно подбирая слова для вопроса об необходимом обряде, символизирующем готовность к подобному. — Да. — перебивают его, не давая говорить дальше. Ощутимый укус остается на мочке и Северус отстраняется, заглянуть в эмоции чужого лица. Люциус настолько поражен и становится так смешно от его такой реакции, что низкий хохот вырывается парой волн. — Подожди, это меняет ситуацию, я должен… Северус удерживает его, не давая вскочить и истерично засуетится. Вновь затыкает поцелуем и успокаивающе ведет рукой по спине. Люциус делал это, достаточное, для богатого опыта, количество раз, но сейчас его будто ударили огромным молотом по особо уязвимым зонам мозга. Ударили, ведь это ему заявляет не просто нагой красивый мужчина в его постели, а чертов Северус Снейп. Внутренности перемешиваются, а в глазах плывёт от этой мысли, внизу же всё уже твердо решено. — В миг пропала вся спесь? — Северус знает, за что задеть, чтобы он пришел в себя. — Это у меня-то пропала? — профессор прав, это отрезвляет голову, и вот снова хищная улыбка на лице, — Я только начал. Малфой падает с чужих бедер на кровать, попутно избавляясь от верхней части одежды. Зельевар не может не следить, Люциусу начинает казаться, что чужой взгляд тоже может прикасаться, сжимать и мучить. Это ощущение вынуждает избавиться от штанов почти молниеносно и вновь приблизится. Он сбавляет темп. Северусу стоит в подробностях оценить насколько его хотят, и как при этом медленно стягивают с него последний оставшийся клочок ткани, как аккуратно разводят ноги. Еще один изящный жест и из сумки Малфоя левитирует смазка. На поднятые брови он просто хмыкает: — Я тоже предвидел этот вариант развития событий. Но до её использования хочется ласк: вести кончиками пальцев по животу, а после их тыльной стороной по бедрам, спускаясь все ниже от колена, хочется целовать все что видишь, и чувствовать реакции, когда доходишь до нужных зон. Особенное удовольствие наблюдать как Северус, в переизбытке ощущений, пытается спрятать лицо рукой, и не давать ему этого сделать, заставлять смотреть на себя, на хищное лицо и на грудь в багровых отметинах, оставленных им же. Знать, как сильно он закусывает губы, чтобы не застонать, это феерия, такая же как и его стон, после очередной просьбы не сдерживаться. Его глаза как бездна. Он — бездна. Северус пропадает. К черту игры в доверие, когда он весь перед ним. Под ним. Нагой и открытый, отзывчивый и громкий, готовый к тому, о чём раньше никогда не задумывался. Он не ценитель подобного, его привлекло исполнение, скорее даже конкретный исполнитель. Ради него он готов пропасть. Рука Малфоя опускается и побуждает особо громкий выдох, что граничит с судорогой диафрагмы. Первая ласка члена всегда наиболее яркая. Главное не смотреть вниз, а то процесс окажется недолгим. Рука не задерживается и скользит ниже, а после еще ниже. Приходится подложить подушку. Смазка течёт по пальцам вязкими каплями, по пальцам, что сначала скользят вверх-вниз у прохода, массируя, от чего по всему телу проходят волны холодных мурашек. Люциус нависает и требует: — Смотри на меня, я хочу видеть каждую твою эмоцию. Палец аккуратно преодолевает давление и входит на первую фалангу. Голубые глаза следят за тем как слегка приоткрывается чужой рот в судорожном вздохе, а веки на мгновенье падают. Люциус замирает, он чувствует как вокруг него сжимаются в защитной реакции, но тут же раскрываются в готовности. Блондин взглядом слизывает все малейшие дрожи мимики, не спешит. Странное ощущение: не приятное, но и не наоборот, интимное, новое и неописуемое, возбуждает скорее реальность всего происходящего. Северус сам ведет бедрами насаживаясь на вторую треть пальца. — Доверься. — слетает с тонких губ, что в противовес словам растянулись хищной в улыбке, — Предоставь твое удовольствие мне. Плавным движением и до упора. Главное, не забывать дышать и смотреть в глаза. Он просил смотреть на него, но это, черт возьми, невыносимо. Как не опускать глаз, когда он так хищно скалится? Как, а главное зачем? Чтобы возбудится еще больше, находясь на пределе? Но Северус смотрит, делая вид, что его принудили. Люциус медлит. Сжатие накатывает волнами, горячее нутро пытается вытолкнуть его, и лишь спустя время Снейп понимает как это контролировать. Влажная полоса на груди, оставленная чужим языком замедляет понимание. Может мерзавец этого и добивался? Громкий выдох разносится, когда палец слегка поворачивается и начинает двигаться в противоположную сторону. Малфой вновь врезается взглядом в чужое лицо, но видит мягкий взгляд, с призывом продолжать. Оказывается, этот человек умеет смотреть и так. Вновь до упора, и вот он, первый полустон. Северус входит во вкус, отдает эмоции и тело во власть другому человеку, и становится так легко, так приятно, несмотря на то, что ново. Он даже позволяет себе закрыть глаза, когда поцелуи накрывают угол челюсти. Люциус имеет темп: медленный, уверенный и до крайности нежный. Мужчина плавится под этой нежностью, каждый раз принимая в себя до упора. Палец, скользит по влажной тесноте уже вполне легко, исследуя, легко надавливая на стенки, а губы легко цепляются за грудь, что сжимается на выдохах и льнет навстречу на долгих вздохах. — Тише, — шепчут на ухо, когда разведенные бедра будто пробивает разряд электричества, — прочувствуй. Северус как один оголенный провод, который отчаянно сжимают в руках. Его чувственность, реакции, честность… А ведь Малфой только слегка задел простату, а под ним уже извиваются в наслаждении, эрекции трутся друг об друга и все вокруг пахнет возбуждением. Мало. Второй палец присоединяется к первому и протяжные глубокие стоны разносятся по комнате, что давно уменьшилась до размеров кровати. Постельное давно скомкано длинными зельеварскими пальцами, чёрные волосы раскиданы по подушкам, его стоны наполняют пространство, а чужие пальцы скользят внутри него, будто там их истинное и законное место. Всё до щекотливого узла внизу живота закономерно, до крепчайшего стояка в его жизни. Как же он восхитителен и насколько же сильно упадет Люциус в его бездну? По ощущениям не меньше семисот лет свободного падения. Мужчине хочется целовать, вылизывать, влезть ему под кожу и остаться там. Хочется рычать, когда его бедра трясутся от пальцев на простате, но рычать Малфой не умеет, он умеет лишь с нежностью прихватывать зубами шею и зацеловывать кадык до немоты в губах. Жарко до бурлящей крови в венах и налитых желанием взглядов. Пальцы будто играют в тесноте. Оглаживают стенки, скользят друг об друга, немного расходятся, чтобы снова сойтись, проворачиваются и выскальзывают, погружаются обратно, и доводят до исступления. Северус раскрывается весь, но стоит только добраться до злополучного бугорка, выгибается, бежит от удовольствий, либо их пика. За третьим пальцем следуют звездочки в глазах и легкое покалывание. Люциус в ответ на легкую дрожь чужих бровей удваивает количество смазки и кладет руку на член, сначала поглаживая, а после и стимулируя в такт вхождению. Бархатных возбуждающих стонов уже не получается, дыхание сбивается сладкими спазмами в грудной клетке. Как иначе, когда смотришь на его руки, блуждающие на тебе и в тебе, его грудь, искусанную тобой же, и на уже наверняка болезненную эрекцию? Иначе невозможно. Даже неприятные ощущения растворяются в его движениях, движениях по простате, от которых уже невозможно бежать. Северус уже бесконтрольно разводит ноги всё шире и шире, отзывается на каждое движение, как причина таких реакций с неохотой выскальзывает из него. Заставить Снейпа кончить на пальцах заманчива для мужчины, но он ей не поддается, вновь нависает над ним и шепчет: — Так чего ты там хотел, напомни. — смотрит блондин почти плотоядно. — Тебя. В себе. — в нетерпении баритон ударяет нижайшим звучанием. — Повтори. — его рука очерчивает кольцо мышц, для скорейшего ответа. — Я хочу чтобы твой член оказался во мне, Люциус. Люциус готов выполнить любые его желания, особенно подобные этому. И он выполняет их, впервые дотрагиваясь к себе, смазывая тягучей жидкостью, входя настолько медленно, насколько вообще способен, в настолько возбужденном состоянии, давая почувствовать каждый сантиметр. Его жадно целуют и стонут прямо в рот, когда языки скользят друг по другу. Он готов остановить свою жизнь на этом моменте, на этом человеке, на его эмоциях, но продолжает входить, пока Северус не почувствует всю длину и не привыкнет к ней в некотором моменте бездействия. Он начинает двигаться только тогда, когда руки на его спине чуть ли не кричат о продолжении. Знал бы Северус как тяжело себя контролировать, когда он так прекрасен: горяч, узок и соблазнителен. Тяжело вообще думать, когда тебя вот-вот разорвет от ощущений. Северус в восторге от маятника чужих аккуратных движений, закидывает голову и встречает кадыком чужой язык, тянется рукой к своему возбуждению. — Люциус… — почти хрипит он, когда движения становятся более размашистыми и дикими, — Люциус, пожалуйста… Мужчина понимает, что от него хотят. Фрикции становятся слегка резче и глубже, он берет один темп, и ловит ртом угол челюсти. Малфой не позволит себе потянуться за поцелуем, пока он шепчет его имя, каждый раз когда Северус произносит его, по венам разливается жарящий яд. Он на грани. Он так давно этого хотел, что получив, сдерживается из последних сил, титанической волей. — Люциус… — платиновая голова, поднимается от шеи для того чтобы посмотреть то, как же тонкие губы зовут его снова и снова, но встретив чужой взгляд, он слышит: — Я люблю тебя, Люциус. Северуса приходится удерживать в накрывающем оргазме. Он никогда не умел полностью отдаваться этому ощущению, поэтому Малфой удерживает его бедра на месте, продолжая фрикции в неизменном темпе. На животе каплями лежит семя, когда тело расслабляется. Только после приходит осознание того, что произнес Северус. Это осознание бензином льется в догорающий разум Люциуса, и он не выдерживает. Мозг отключается, и титаническая воля не помогает. Мужчина изливается внутрь, не успев среагировать, уткнувшись носом куда-то в грудь. Жадно дышит и пытается обратно запустить нервную систему. Получается плохо. Чувствует как его поднимают за волосы и вторгаются страстным поцелуем в рот. Мир меркнет, и в сознании остается лишь одна фраза, сказанная голосом Снейпа: «Я тебя люблю.»