Откровенно-ничерта

Осень только наступила, окрасив листву в красно-оранжевые цвета, ослабив стебли, она холодным ветром обдувала лицо, из раза в раз заставляя попятиться назад. И даже стоя на крыльце магазина, прячась от падавших листьев и весьма под сомнительно скрипучей черепицей, она отзывалась как-то тепло. Не смотря на порядком холодную и местами онемевшую кожу, хотелось вступить в лужи, разбросать листья и вовсе забыть, что можно простыть. Осень как-то по-особенному красиво стала выглядеть в темно-голубых глазах, она ярким пятном выделялась на фоне остальных времен года, по-своему выстраивая понятие красоты. И всё же, когда-то все красивое и приятное заканчивается, оставляя после себя мерзкое послевкусие, смешанное с разочарованием. Когда-то яркие листья полностью опадут, устилая продрогшую землю мягким покрывалом, но отнюдь не теплым: холодным, грязным и когда-то, возможно, ещё живым. Под ногами собиралась влага, да что уж тут говорить, она была повсюду, ледяными каплями дождь медленно покрывал асфальт. На макушке головы стало как-то слишком влажно, а ноги, в легких летних кроссовках, неприятно, но ощутимо сырели. Поморщив нос от неприятных ощущений, на манер кота, элегантно стряхнув с волос капельки воды, глаза уставились на пачку мармелада в руках. Уже по-привычному родное лакомство было в голове только слаще от мысли о том, кто именно держал её в руках. Он не хотел, чтобы тепло его рук полностью уходило с тонкого пластика. Снова стало не по-себе. Рыжий из раза в раз всплывал в мыслях, мерзко и душевно больно становилось на душе. И всё же, сравнение его с осенью было более чем верным. Доверять тому, кто следил за кем-то? А если это рыжий симпатичный парень, ходящий в теплом пальто и кормящий бездомных животных? После таких вопросов ныло уже не в голове, а вполне отдавало в виски пульсирующей болью. Когда руки стали до невозможности неприятно липкими от дождевой воды, наконец-то что-то щелкнуло. Надо было идти на остановку, если он хотел успеть на автобус. Главное, чтобы всякие рыжие воры не поджидали его, чтобы украсть его мармеладки. Припрятав их в рюкзак, на душе сразу стало легко. *** Когда дверь в блок со скрипом закрылась, на коврик у входа упало с десяток мокрых капель, стекающих и падающих со всего, чего только можно было. Его молча проводили взглядом, не решаясь бросить до дури спокойному соседу пару колких фраз. Один лишь блондин шепнул что-то Ло, от чего первокурсник согнулся в тихом хихиканье, хлопнув парня по плечу. Одно радовало: вечно сидящий дома ботаник уехал куда-то в город за воняющими удобрениями, и никто не будет читать ему лек- — Ай-яй-яй. надо зонтик носить. — Раздался неожиданно смелый, для того, кто такое посмел сказать, голос. В голове сразу возникла ассоциация с владельцем этого тембра: рыжий, зеленоглазый, очень просящий, чтобы ему вымазали в лицо. Ничего личного, Чед, у тебя на лице написано россыпью веснушек, что ты хочешь, чтобы к ним добавился синяк, синеющий такой, фиолетово-желтый, огромным пятном выделяющийся на твоем бледном лице. Прикрыв глаза и бросив пакет с продуктами на пол возле себя, стоило отряхнуть толстовку от воды, как чья-то рука ещё больше разлохматила и спутала мокрые волосы. Оставалось только смотреть в след рыжей макушке, прячущейся в дальней комнате. Уловив напоследок сияющую улыбку на чужом лице, в голове почему-то всплывали только сцены, состоящие из расчленения. Вот бы содрать скальп с этого вечно веснушчатого лица. Только уж слишком эти веснушки были красивы. *** Стоя под горячим струями воды, глаза уже в сотый раз изучали затирку на швах между плитками, подмечали все одни и те же трещины, сравнивали цвет душевой кабины со стенами, следили за струей воды и делали всё, лишь бы не закрыться. Он оттягивал момент, когда прикроет их и в голове всплывет то, что он всеми силами хотел бы вырезать из мозга. Или просто вырезать из жизни, чтобы себе вред не причинять. Это было сравнимо с опухолью, ее нельзя удалить без последствий, всегда проще избавиться сразу от всего и не мучаться. Но это не его случай. Голова рисовала даже будучи с открытыми глазами очень мерзкие для него картины. Как бы он не пытался, как бы не старался держать веки напряженными и открытыми, он сдался. Сдался тому, что терзало его похлеще любых других проблем. Кажется, его мысли точно кто-то штурмовал, иначе как объяснить то, что в голове всплывали образы один за другим, а тело и вовсе перестало слушаться. Ноги подкашивались, покрываясь мелкой дрожью и пытались удержаться на своих двоих. Руки почему-то тоже пробила какая-то ужасная судорога, то ли от своего нежелания, то ли от того, что не он диктовал сейчас условия. Облокотившись спиной о мокрую плитку позади себя, стало чуть легче держать равновесие, но все сложнее следить за собой. От горячей воды все вокруг застилал пар, по коже скатывались влажные капли, а уши затыкал звук льющийся из лейки воды. Все резко стало каким-то тяжелым, то ли для понимания, то ли от осязания. Руки дрожали, но скользнули к торсу, нарочно проходясь пальцами по соскам, одним движением подушечек пальцев заставляя маленькие бусинки заметно затвердеть, их чувствительность всегда была лишней. Но массируя одной рукой правый сосок, а другой, двигаясь по животу, оглаживая бедра, охватил вставший член, большим пальцем мазнув по головке. Рот раскрылся в немом стоне, не позволяя себе лишних звуков. Проведя пару раз движениями вверх-вниз, уделяя большее внимание головке, стало до неприличия хорошо. В голове всплывали только образы того, чего ему хотелось отрицать. В мыслях были лишь одни единственные зеленые глаза и яркие, выделяющиеся в мраке остального, рыжие волосы. Вечно растрепанные, местами вьющиеся, а глаза темные, заставляющие кануть в лету. На лице россыпь веснушек, ака звездам они украшали лицо и сочетались с волосами, красиво дополняя. Вот только невинные образы быстро сошли на нет, заменяемые мыслями о том, как бы его волосы красиво разметались по подушке, а губы, насыщенно-розоватые, размыкались в немых стонах. Всё было наполнено тем, как бы красиво звучал его хриплый голос, пока он шепчет его имя, как бы размеренно и быстро он толкался в него, выбивая стоны, грубо держа под бедрами. Мысли настолько заплутали в коридорах сознания, что он и сам не заметил, как тело просило большего. По коже то и дело будто блуждали фантомные прикосновения руками, что оглаживали тело, доставая там, где он бы никогда не подумал, что будет приятно. Было настолько жарко и голодно, что в голове и вовсе не осталось свободного места, всё оно было заполнено одним им. Поднимая левую ногу, согнутую в колене и подхватывая ту, свободная рука ещё раз прошлась по истекающему члену, теперь двигаясь ниже, обходя пальцами внутреннюю часть бедра, сжимая и снова уходя в свои мысли. Прикрывая глаза, он толкнулся двумя пальцами внутрь, прикусывая губу. Сначала всегда неприятно. Но всё больше и больше совершая активных движения пальцами внутри, растягивал себя, пробуя найти нужную точку, изнывая от нетерпения. В голове снова промелькнула рыжая макушка. С каждым его неожиданным появлением в мыслях, по телу проходилась дрожь, а член чуть дергался, от вновь накатившей волны возбуждения. Представляя чужие руки взамен своим, он до крови прокусил нижнюю губу, наконец найдя пальцами желанную точку. Вновь проходясь по ней же, кровь струйкой хлынула из ранения, после того, как парень дернулся, не зная как удержать стоны в себе. И снова: перед ним растрепанные рыжие волосы разметались по подушке, бледная когда-то кожа покрылась пошлым красным румянцем, а белоснежные зубы прикусывали кожу на руке, подавляя голос. Застланные пеленой темно-зеленые глаза то закрывались, то слабо открывались, ленивым взглядом глядя прямо в душу. Он почти наяву чувствовал пульсацию чужого тела: сзади прижимаются влажной и липкой грудью, а чьи-то руки оглаживают бока, массируют соски, опускаются и сжимают член пальцами у основания, то вовсе не двигаясь, то медленно гладя головку большим пальцем. Чувствовал, как в шею целуют, мокро и слюняво, почти истерично бросаясь губами из одного места в другое. Зубы прикусывали нежную кожу шеи, приходясь языком после, зализывая проступающие капельки крови, вовсе незаметные, но скатывающиеся по ключицам. Точно чувствовал, что чужие ладони были больше по размерам, аккуратно затрагивают за раз большую площадь, целой ладонью ложась на грудь, будто бы слушая пульс — дышит ли вообще? Уже давно нет, лишь судорожно вдыхая ртом спертый воздух, прерываясь между мычанием и упорным подавлением голоса. В голове снова всплыл чужой образ, такой реальный и желанный сейчас. Он снова представлял, как его руки, покрытые где-то россыпью веснушек, полностью чувствуют его, а рыжая макушка, влажная от воды, находится где-то сзади, горячим дыханием опаляя уши и шею, вновь и вновь захватывая плечи мокрыми поцелуями. Дыхание стало вовсе судорожным, ноги ещё больше задрожали, не хотя оставаться в таком напряженном состоянии. Пульс сбился, а лицо покраснело ещё больше, правда, куда ещё? Все прикосновения к себе стали до одури приятными и пьянящими, казалось, будто он ещё никогда так себя не трогал. Эти фантомные руки были одновременно везде, даже будто помогая держать левую ногу поднятой, будучи почти без сил и на грани кончить. Казалось, даже чьи-то волосы спадали на плечи, щекотали щеку и шею. Совершая последние движения пальцами, голова чуть откинулась назад, а рот пришлось зажать рукой, чтобы не быть слишком громким. Горячая влажность сразу почувствовалась на животе, но сразу же была смыта водой, все ещё льющейся, опаляющей дрожащее тело. Ноги будто онемели, срываемые дрожью и резкой судорогой. Отдышаться было сложно, особенно тогда, когда воздух вокруг был горячим и спертым, таким, каким чувствовалось дыхание на шее, такое же тяжелое и резкое. Почему-то ясность пришла не сразу, только тогда, когда его повернули, затыкая любые вопросы одним движением, сливаясь в мокром, смешанном с водой поцелуе, ужасно слюнявом и требовательном. Ноги жутко сводило, слабо стоя на двоих, ему пришлось ухватиться за чужие плечи, почти упасть и облокотиться. Рыжие волосы бросились в глаза, своей яркостью распадаясь на молекулы, среди темноты и простоты этой душевой кабины. — Ха. х. твоя мелодрама отменяется? — Ужасно хриплым, слабым голосом спросил Дилан, все ещё не отрываясь от разглядывания рыжих локонов. Казалось, будто это все тупой сон, что он — герой какого-то дешевого порно и это всё просто все ужасный сценарий. Но зеленые глаза напротив были какими-то слишком реальными, размытыми и красивыми. — Наша ещё не закончилась, погоди. — Слабо улыбаясь, Чед прошелся губами по щеке, смазано целуя и слизывая капли воды, стекающие по лицу. Расслабленного и какого-то вялого после оргазма Дилана, прижали спиной к той же плитке, как можно теснее прикладываясь к чужому торсу, руками обхватывая щеки и вновь целуя, углубленно и вновь слишком мокро, заставляя почти проглатывать скопившуюся слюну и смещавшуюся с ней воду. Прикрыв глаза и отдаваясь этому моменту, голубоглазый зарылся руками в мокрую копну рыжих волос, безинициативно толкаясь навстречу всем движениям зеленоглазого, отдавая все чувства куда-то на произвол. — Ты же не хочешь сказать, что наша мелодрама началась из-за грызни за мармелад? Какая-то у нас дешевая мелодрама, так ещё и порно впихнули. Смени сценариста. — Между вдохами пытался озвучить мысли Дилан, как-то лениво притягивая Чеда за волосы ближе. — А ещё, мне кажется, что у тебя какие-то странные способы следить за человеком. Чувак, нужно быть скрытным, а не помогать мне дрочить в душе.