Глава 5.
Рому ничего не его пути не останавливало, вопреки всем предостережениям невестки и собственных помыслов. Обсерватория была воздвигнута на пустыре в нескольких сотнях шагов от жилого дома. Двухэтажное здание, построенное по всем законам эклектики, сочетающее в себе элементы барокко и модерна, что смотрелось очень выигрышно, привлекало внимание лишь местных жителей — иные увидеть столь удивительного и таинственного здания не могли. С моста его видно не было, а тень наоборот укрывала все, кроме пары пластин солнечных батарей, выставленных на штативах повыше. Округлая форма основного здания оканчивалась стеклянным куполом, но, увы, если вы задумаете заглянуть в логово частной научной тайны, то не получится — стекло замутненное, и если изнутри увидят вас, то вы не увидите ничего. Внутри Роман бывал не то чтобы часто — когда брат звал. А звал частенько. Для Егора Рома был ближайшим соратником и, так сказать, психологом. Когда у ученого случались перепады настроения, падал дух, то нахождение брата рядом всегда его спасало. У Савьялова даже появился свой пропуск, который он сегодня благополучно забыл дома. На территорию, огражденную забором, войти не составило труда. Калитку открыли для приезжих журналистов, телевизионщиков и прочей нечисти, жаждущей сенсации сегодняшнего дня. Общество начало потихоньку пробираться поближе ко входу, но прямо на крыльце не стояло. Рома же, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки из-за духоты, осмотрел здание, его отделанные стеклом стены, и взобрался на ступени, как вдруг его окликнул писклявый голос. — А Вы кто? — послышалось сбоку. Обернувшись, Рома увидел строгого и достаточно неподходящего под свой голос мужчину. Савьялов замялся, однако не смог сдать позиций в импровизации. Дернувшись естественно, он качнул плечами и не придумал ничего лучше, кроме того, чтобы сказать: — Я журналист. Тон актера показался присутствующей массе убедительным, потому они все замерли на секунду, после чего двинулись и решили не отставать от своего "коллеги". Можно сказать, что Рому буквально внесло волной в здание. Опомниться он сумел только перед турникетом. Светлые коридоры бросили меткий луч на его веснушчатое лицо, Савьялов защурился. Когда юноша открыл глаза, то сразу отпрянул назад — перед ним стоял грозный и достаточно недвусмысленно намекающий охранник. — Прессу сказали не пускать. — незыблимым баритоном прогудел человек в форме, уставился конкретно на Рому, отчего в ответ донесся недовольный вздох, — Никого не пускать. — А брата... можно пустить? — отмахнувшись от ярко выраженного запаха сигарет, несущегося от охранника, возразил невинно Роман. Вопрос его был предсказуем донельзя, потому Савьялов предупредил его: — Егора Колесникова, я его младший брат. Так можно? Дело срочное. — Какое дело? — спросил охранник. — Ну точно не на пять рублей. — парировал уже бушующий негодованием Рома. Охрана его талантливых каламбуров не поняла и в пару секунд выставила за дверь. Обиженный и полностью разочаровавшийся в сегодняшнем дне Рома встал перед крыльцом и стал смотреть на шевеление за воротами. Там, сквозь тяжелые балки и кучу незнакомых лиц, он заметил легкого и уверенно улыбающегося Сергея. Отношения их были не самыми завидными. То ли Рома себя не так поставил, то ли Сергей был слишком высокомерен. Так или иначе, их взаимоотношения ограничивались сухими приветствиями и такими же прощаниями. Сейчас же Астафьев заметил Романа у крыльца, и по виду был радушен. — Ромочка, как дела, орел мой? — с весомой долей издевательства и подстегивания недовольства Савьялова воскликнул Сергей и приобнял юношу за шею. Зачастую, Рома выигрывал только в том, что был внушительнее внешностью, фигурой и ростом, потому Астафьев иногда мог обойти его стороной. Сегодня не тот случай. — Что за буйволы на входе? Никогда не было. — спросил Рома, скрестив руки на груди. — Так как же! — восклицал Сергей, — Сегодня такой день, а сколько желающих запечатлеть твоего счастливого брата! И меня заодно. А ты-то тут что забыл? Выдохнув с проскользнувшей усмешкой, Савьялов ответил: — Мне к Егору надо, причем срочно, до запуска машины, а вход эти черти преградили. А сходить обратно домой за пропуском я не успеваю. Астафьев, казалось, непричастно качнул плечами, после чего отшагнул от Ромы в сторону крыльца и, вытащив из кармана свою карту, окликнул Савьялова со словами: — Пошли, милейшее создание. — как реакция на слова Сергея, Рома моментально закатил глаза. Уже через считанные минуты Роман оказался в здании, а недовольство сменилось спокойной флегматичностью. Его фигуру озлобленным взглядом провожал охранник, на что Рома нервно усмехнулся и нырнул за угол. Так, по широкому коридору он и Сергей попали в основной корпус, где находилась заветная лаборатория. Вот уже дверь в паре шагов, как вдруг Астафьев остановил Романа и одернул. — Что? — спросил растерянно Рома, выпутывая свое плечо из-под пальцев Сергея. — Нет, я ничего. — слегка загадочно протянул Сергей, но руку с плеча Романа не убирал, — А тебе зачем к Егору? — Дело личное, я не могу сказать. — сквозь зубы проговорил Савьялов. Его торопило внутреннее неудовольствие и тревожащая мозг интуиция. Теперь еще и интонации Сергея стали его порядком напрягать. Личность его и так в восприятии Романа была не самой чистой, каждое его слово Ромой невольно подсчитывалось и всячески интерпретировалось. Одним словом — он ему не доверял. — Успокойся. — усмехнулся Астафьев саркастически и очень неуверенно — глаза Романа мгновенно сузились от подозрения, — Я просто подумал, вдруг ты хочешь отговорить его от запуска, мало ли что. Подозрительный разговор ввел Рому в недоумение. Он резким движением вырвал свое плечо из-под руки Сергея, развернулся к его неестественно спокойному лицу и вопросительно хмыкнул, ожидая пояснений. — Ну кому это надо сейчас? В стране и так кризис. Шаг за шагом, медленно, мы приближаемся к экономической катастрофе. — разъяснял Сергей, чем безумно удивил Романа. Савьялов шикнул и перебил его: — Ты хочешь, чтобы я его отговорил? В своем уме? Он сколько к этому шел! И ты, между прочим, был одним из тех, кто поддерживал его, даже дольше, чем я. Поведение Астафьева было совершено нелогичным и ему не свойственным. Рома со своим природным чутьем чувствовал это и старался не дать ему спуска. Однако, время критически поджимало, и на часах была уже половина третьего. Словно Сергей тормозил его специально. Хотелось просто взять его за приглаженные лацканы пиджака со всей положенной Роме силой, но настрой был далеко не тот. Да и место не то. — Я поддерживал Егора! — вздохнув с тоской, воскликнул Сергей, указав рукой на злополучную дверь лаборатории, — Согласись, его идея пуста, как пробка. Да, изобрел телепорт, молодец, но три года в пустоту, работать себе в убыток, только тратить, но ничего не получать. — Тебя только деньги волнуют? — разочаровано спросил Рома на выдохе, хотя подобному исходу событий, кажется, был совершенно не удивлен. — Как дилера проекта, как транспортера средств на все это — да. — без зазрения совести отвечал Астафьев, разводя руками, — Не будь так наивен, Рома. Никогда в Романе не бушевало столько эмоций только за два часа, как сегодня. То обида, то гордость, то разочарование. Теперь все вместе, и это сжимало сердце до неимоверного. Как поверхностны могут быть люди. Злость впиталась в сжатый кулак, но выпустилась прочь тут же. Ничего не отвечая, Рома оставил Сергея, а сам направился к лаборатории. Ее дверь была открыта, и раздосадованный юноша совершенно забыл постучаться и галантно объявить о своем пришествии. Подняв взгляд, Роман увидел удивленный и немного напуганный вид брата. Рука его лежала на одной из множества кнопок. — Ты что здесь делаешь? — отрывисто спросил Егор, оглядывая случайно нажатую им кнопку. Удостоверившись, что не была нажата самая главная часть механизма — педаль, Колесников выдохнул намного спокойнее. Рома заколебался, но слова сами рвались наружу. Стоило их придержать, особенно лестные отклики о персоне Сергея, оставшегося за дверью. Этого точно сейчас говорить не следовало. Оставалось вещать об одном — об эксперименте. — Я начну сразу. — обозначил Роман, высунув руки вперед, — Как ты смотришь на то, чтобы вместо этого парня, в прошлое отправился я? Лицо Егора разом преобразилось. Из полуспокойной ободренности оно перешло в фазу немого шока. Выдав ошарашенное: — Что, прости? — Егор подался телом вперед для пущей убедительности. Двигаясь, он был уверен, что нога его пролетит мимо педали. Надежды не оправдались. Раздался скрежет. По комнате распространился громкий шум, а из конуса луча замигал ослепительно яркий фиолетово-синий свет. Направленный вверх луч ударил в стекло купола, но поменял траекторию — он мгновенно упал на оставленное недавно зеркало тяжелым, сильным лучом. Распространился треск, какой бывает при сильной электризации. Замигал датчик. Констатировал высокое напряжение. Шум становился несносным, приходилось с силой затыкать уши, чтобы не лишиться слуха. Одним разом от зеркала проснесся сильный порыв, сбивший Рому с ног, а Егора аж с кресла. Наблюдать пришлось с пола с ноющей от удара поясницей, но даже так — свет был слишком ярким, а из-за скрежета невозможно было услышать собственного голоса. Все стихло лишь через минуту. Оторопевшие от столь резких колебаний юноши не сразу пришли в себя. Хотя, как только они открыли глаза, их неудобства ушли моментально — на ковре против зеркала лежал человек. Живой, поскольку он начал двигаться. Одновременно вскочив на ноги, Рома и Егор подошли к нему. Осмотрев на первых порах спокойное лицо, темно-рыжие кудри и тонкие бледные руки, Роман одновременно с шоком и скепсисом дернул головой. Будто что-то разом ударило по его памяти. Она так и кричала ему: — «Неужели ты не знаешь этого человека?». Лично графа Завьялова, живущего в начале прошлого века, Рома не знал. До этого момента. Евгений быстро очнулся, раскрыл глаза, которые в миг наполнились испугом. Он мгновенно двинулся и, поднявшись слегка, поддался назад. Братья, с удивлением переглядываясь, сели супротив него. Граф тревожно и тяжело дышал, а руки подготовил на случай, если придется защищаться. — Вы кто такие? — дрожащим голосом произнес Завьялов, — Где я? Роль переговорщика взял на себя Рома. Он остановил брата и, обратившись к неожиданному гостю со всей доброжелательностью, попытался его утихомирить: — Евгений Александрович, Вы только не волнуйтесь. Сейчас мы Вам все расскажем. — после он повернулся к Егору и сквозь зубы прошипел: — Мы же расскажем, да? Изобретатель был неуверен в своих словах, но все же пытался что-то сказать: — Меня зовут Егор Колесников. Уже тринадцать лет я занимаюсь изучением возможности перемещений в пространстве и времени, и разрабатываю устройство для осуществления данного эксперимента. И случайно, вместо человека в специальной рубке, мы переместили Вас. Вы в две тысячи двадцатом году. Завьялов выглядел, как человек, который забыл все: свое имя, как дышать и как говорить. Он чувствовал, как тело его стремительно тянется к полу, но не давал ему самоуправства, держался, как мог. Граф наконец-то приглянулся к обоим, а особенно к юноше слева. Подозрительное сходство с собой вводило Евгения в пущее недоумение. — Я не могу вам верить. — Как на духу проговорил Завьялов, после чего начал достаточно недоброжелательно. — Еще минуту назад я был в своем доме, там были известные мне люди, а теперь... — он замолчал. В глазах его промелькнул ужас. Граф на полном серьезе стал помышлять, что он мертв. — Вы в России, в Санкт-Петербурге, не переживайте, — успокоил его Рома, — уверяю Вас, еще немного времени, и Вы отправитесь обратно домой. Егор встал на ноги и быстро отошел к машине, дернул все необходимые рычаги в нужную позицию, а мощность вернул на ноль, зафиксировал время и выдохнул. На него упал обеспокоенный взгляд брата. Рома оставался рядом с графом и старался максимально спокойно внушать ему то же. Переглядки с братом окончились ничем, кроме немого упрека в обе стороны. Завьялов же, проследив за их телодвижениями, все-таки спросил удивленно: — Название вернули? Или это ваши проделки, напридумывали? Роман вздохнул. Он поднялся и молча подал руку графу, как знак своего участия. Евгений же, как не было странно, принял помощь неизвестного гражданина, и, наконец поравнявшись, взгляды феноменально похожих друг на друга людей пересеклись. Данное удивило и Егора. Свистнув чисто машинально, он резюмировал: — Бывают же у природы совпадения. А может, мать была права. — среагировав на слова Колесникова быстро, юноши расцепили руки, и Рома слегка отступил. — У вас будут какие-нибудь доказательства? — допытывался тревожно Евгений, хватаясь руками за голову, — Я с ума сойду, не иначе! — Не стоит. — ответил с легкостью Рома и подал графу стакан воды, — Не волнуйтесь, чистая. Завьялов с бешеной долей подозрения и тревоги осмотрел стакан, но воду принял, именно она бы ему сейчас не помешала. А еще бы кстати было логичное объяснение положения дел. Становилось не на шутку опасно. — Хорошо, давайте так: Вы живете в изученный нами исторический период времени, так? — начал Рома, — Тысяча девятьсот... семнадцатый год? — Шестнадцатый. — поправил Евгений. — Шестнадцатый... стоп, шестнадцатый? — Рома обернулся к Егору, на что тот качнул плечами и уткнуться в свой счетчик, после чего Савьялов снова осмотрел фигуру графа и приметил изысканную одежду на французский аристократичный манер. Поглядев еще пару секунд, заставив Завьялова задрожать еще сильнее от впечатления и глотнуть воды, Роман все-таки сказал: — Вы где живете? — Отличный вопрос! В Петербурге, ну, то есть в Петрограде. Идет война, император с парламентом у власти. — разъяснил Евгений с тоном максимально очевидным. — Подождите, Вы не в эмиграции, у вас тысяча девятьсот шестнадцатый год, и до революции... — вслух считал Рома, и только на последнем слоге осознал, что пора свое историческое радио призаткнуть. Выдержав паузу, совершенно разуверившийся во всем: в собственном здравии, в Боге, в которого, в противовес российскому обществу своего времени, не верил и до этого, Завьялов шокировано спросил: — Какой революции..? Любой умный человек того времени, видя ситуацию в стране и в мире, пережив революцию пятого года, прекрасно понимал, что Февральская революция — вполне логичное событие. Даже дворяне, которым эти ужасные вещи казались страшнее смерти, все понимали и принимали. Те, кто мог на это влиять — пытался. Такие, как Завьялов — молились об оттягивании этого процесса как можно дальше. Но любая резинка со временем лопается. — Последний вопрос! — отрезал Евгений напряженному до мозга костей Роману — они нашли способ подтвердить слова Колесникова и проверить — устроить неожиданный экзамен по истории России, — С чего началась война? Рома озадачился, сделал умный вид, но нашел нужным переспросить: — Какая? Первая мировая? Граф снова замолк. Его лицо опять стало отражать сущее непонимание. Удрученно вздохнув, Завьялов, будто сквозь слезы, дрожаще переспросил в ответ: — В смысле первая? — Роману оставалось только замолчать. — Хорошо! — граф оставил стакан на ближайшем столе, — Допустим, я вам поверил. У меня один вопрос: зачем я вам? — Мы переместили Вас случайно! — отвечал Егор, — Это была внештатная ситуация, эксперимент планировался, действительно, но никак не предполагалось, что под поле действия машины попадете Вы. По сути, есть две причины: при вас есть что-то намагниченное и Вы были слишком близко к порталу. Евгений тут же сунул руку в карман своего жилета, проверил его и вытащил слегка помявшуюся фотографию. Беспрестанная и уже до невозможности надоевшая мадмуазель Щукина. Развернув фото, Завьялов заметил легкую железную плашку. Поднеся ее к железному каркасу стоящего за спиной графа стеллажа, Евгений резюмировал, что она магнитится, после чего разозленно прошипел что-то вроде: — Одни проблемы от этой свадьбы. — только для чего было чипировать данные Завьялову фотографии, он так и не понял. — Еще и время нарушилось. Мы потому с годом просчитали. — пояснял Егор, — Миссия путешественника была такая: заснять на современное устройство антуражи прошлого, записать звук на диктофон, но видимо из-за того, что на счетчике было выставлено время, в которое должен был начаться запуск, а машина запустилась позже, еще и не совсем правильно, и время и место изменились сами... Это должна была быть сенсация с журналистами и прочими свидетелями. — И они прибудут... в три. — сказал Рома и мгновенно поменялся в лице — вытащив телефон, он увидел, что время переместилось ровно на пятнадцать ноль-ноль. За дверью активное шевеление, а страх снова нахлынул на вроде слегка успокоившегося графа. Хотя какое тут спокойствие, если какие-то молодые лица с очень сложным набором словарного запаса, втирают тебе, что твою страну потрясет кровавая революция, а войны никогда не утихнут. Даже не в такой животрепещущей ситуации подобные слова звучат неутешительно... В коридоре стоял шум, и чтобы услышать хоть что-то по ту сторону трубки, Сергею пришлось уйти в самый угол коридора — к рабочему проходу. Там практически никто не ходил, и можно было расслабиться. Хотя сейчас для него это было задачей проблематичной. — Понимаете, да, я пытался, я говорил, но сейчас немного поздно. — распинался Астафьев по телефону, часто моргая и оглядываясь, — Через двадцать минут должно свершиться наконец! Но голос на другой стороне провода не разделил натянутых оптимистичных настроев Сергея, отчего он ритмично дернулся и тут же поник, как провинившийся первоклассник. Настроя не было никакого. Инвесторы ждали результата того, во что они вкладывают деньги, трясли Сергея, а тот был не готов, чтобы высказывать их претензии другу в лицо. Совесть не позволяла ему этого. В конце концов, звонок оборвался, не дав Астафьеву последнего слова, а со стороны коридора его окликнул женский голос. — Нин, ты чего здесь? — Сергей удивленно дернул бровями и обернулся. — Егор на звонки не отвечает, Рома тоже, — ответила Нина, пытаясь отдышаться, и поправила локон, — он же здесь? Журналистов перед входом тьма тьмущая, я еле сюда пробралась, как дойти до лаборатории ума не приложу. Осмотрев девушку, Сергей приметил лежащий у нее наперевес черный пиджак. Не успев спросить чей он и зачем ей понадобились юноши, он понял, что лучше будет сейчас пойти за ней. Улыбнувшись, Нина указала на служебный коридор прямо позади Сергея. Астафьев смекнул ее идею и открыл незапертую дверь. — Как волшебно у вас здесь все устроено! — в возмущенном, а скорее в раздосадованном тоне рассуждал Завьялов, — По обсерватории без проблем шныряют совершенно не относящиеся к делу люди. Вас это не смущает? Как вы их планируете контролировать? — У каждого есть специальные карты-пропуски. — пояснил Егор, — по ним с помощью биометрических данных, внесенных в базу, охрана может распознать человека, как владельца пропуска, а если он есть в базе, значит безопасен. Выражение лица графа отражало мысль: «что за набор слов я сейчас услышал?» — её он и озвучил, стараясь при этом максимально вникнуть в сказанное. Вздохнув, он все же добавил: — Прогресс ценится. Все на пользу империи. — тут же он осекся, поскольку вспомнил о недавнем историческом экскурсе и задумался. — Я свой в шкафу в кофте оставил... — пошарив по карманам, сказал Егор, — У Ромы есть. Взгляды обратились на Романа. Он, со всей серьезностью, невозмутимо ответил: — А я его дома сегодня оставил. Колесников, разведя руками, с недоумением покосился на брата и с издевательским тоном спросил: — А как ты прошел вообще? — С Сережей... — неуверенно протянул Савьялов и поджал губы. Егор был явно озадачен, и хотел наверняка спросить где же его доблестный соратник и друг, который в помыслах Ромы таковым уже не был, но не успел. Приоткрылась дверь бокового входа. Егор отпрянул, а Завьялов гневно воскликнул: — У вас здесь точно проходной двор! Реакция вошедших не заставила себя долго ждать. Только братья, переглянувшись ошарашенно, первыми прервали тишину: — Вы что здесь делаете? Без дополнительных затягиваний и долгих переглядок, Сергей выразил почтение смущенному гостю и прошел вперед, к Егору, более не говоря не слова от шока, а Нина, взглянув на Завьялова секунду, улыбнулась и с флегматичностью подала Роме его пиджак. На логичный вопрос, она ответила: — Не разбрасывайся вещами. — Как это получилось-то? — с ошалелой улыбкой, кивая головой, выбивая из Егора хоть слово, спрашивал Сергей. Фигура появившегося рядом Романа ослабила его энтузиазм и заставила рефлекторно согнуться. — Как всегда — случайно. — ответил Егор и хватился рукой за голову, — Хотя я сам не понимаю, как это произошло. Буквально в секунду. — боковым зрением он увидел Завьялова и свою жену. Чувства его забирали разные. — Не часто у нас бывают наученные этикету люди. — с незыблемой вежливостью, сложенной с легкостью, обратилась к графу Нина, — Место совсем не для приема. Евгений только улыбнулся осторожно, уточняя: — Вы, получается, жена... — Нина подтвердила, представилась, и Завьялов, как положено настоящему аристократу, галантно склонил голову к светлой ручке. Егор отвернулся. Вид его был неутешителен, и непонятно почему. Вроде, сбылась его самая главная мечта, но что-то теснило в груди и не давало сердцу ровно биться. Отойдя от друга и брата, он вышел в рабочий коридор. Его внезапный уход смутил стоящих рядом парней. Рома с укоризной посмотрел на Сергея, отчего тот виновато сжался. Астафьев и сам был не прочь начать, но Роман опередил его. — Я ничего ему не говорил, потому что так я бы разрушил то, что в итоге привело к успеху, тебе надо, ты и говори, я не собираюсь предавать брата и его идей. — Минутная слабость. — ответил с печальной улыбкой Сергей, — Поверь, я сам сейчас вне себя от радости за него, и это искренне. Хоть отношения их были весьма натянуты, уверенности и доверия Рома никогда не питал, но теперь причин не верить ему у Савьялова не было. Он глянул на Завьялова, Нину, следом на дверь, за которой скрылся Егор, и после, кивнув Астафьеву, также покинул комнату вслед за братом. Егор сидел на подоконнике мутного окна, выходящего на пыльный задний двор. Дым медленно тек изо рта, глаза безжизненно глядели в пустоту. Все мысли разом перепутались. Вот, он достиг того, что хотел, исполнил главную цель своей жизни, мечту детства, к которой он так долго и упорно шел. И что ж теперь? Куда двигаться дальше? Колесников тринадцать лет жил только машиной времени, а теперь, когда она создана и работает, что делать теперь? Она была смыслом его жизни, а дальше? Егор думал, что сегодняшний день никогда не настигнет его, сам начал верить во всеобщую идею невозможности осуществления задуманного. Но вот оно случилось, а долгосрочная перспектива мечты рассеялась. Такое же чувство охватило его после окончания университета. В эти пять лет он не мог представить, что череда закончится, происходящее казалось вечностью. Закончилось, и снова этот убийственный вопрос: «И что дальше?». Легким скрипом отворилась дверь, и возле Егора оказался Рома. Его появление Колесникова никак не смутило, лишь заставило подвинуться к стене и дальше смотреть в грязное стекло. Роман, неуютно кашлянув, встал напротив брата и направил к нему свой взгляд. — Как ты попадешь в прошлое? — безэмоционально спросил Егор и сбросил пепел на пол, — Ты не готов физически. — Завьялов переместился безо всяких проблем, хотя не готовился ни секунды. — ответил Савьялов. — Зачем тебе это? — последовало от изобретателя. — Попытаться хочу. — Роман вздохнул и нахмурился, — Может, достичь корня проблемы, выбить хоть что-то в прошлом, из нынешнего общества? Повлиять на него. Колесников обратил к брату задумчивый и слегка ошарашенный вид. Он выпустил дым и, наклонившись, начал нравоучения: — Ты шутишь? Знаешь, чем это может закончиться? Не забывай про эффект бабочки. Не бредь этими идеалистическими мечтами. — Это не идеалистические мечты! — воскликнул Рома, чуть ли не подпрыгивая на месте, — Ты сам говорил, что это общество гнетет нас. Так почему бы нам не задать то, от чего оно будет отталкиваться? Ее оплот? — Людей слишком много, мы в этой толпе пешки. — ответил Егор отрешенно, не желая вступать с братом в перепалку. А он, выждав паузу, с пряным удовольствием изрек: — Любая пешка, если дойдет до края доски, может стать ферзём. А вокруг ферзя начинает вертеться вся игра. — красивая аллегория вызвала у Егора одобрительную усмешку, а Рома продолжил: — Плюс ко всему, по словам матери, Завьялов мне родственник. Я хочу опровергнуть это. Светлана Разумова (в первом замужестве Савьялова) была человеком целеустремленным и желающим все контролировать. Ее порой жестокий нрав не мог умолить ее непременного педагогического таланта. Тем не менее, ее фигура, особенно для близких друзей и родственников была ясна, как день. Роману была передана от нее далеко не способность к преподаванию, не строгий характер, а любовь к истории. Она свято верила в свое происхождение, которое, по всей видимости, придумала сама. Подтверждений в виде генеалогического древа никто никогда не видел, все было на словах. Но брак с мужчиной с заманчивой фамилией Савьялов сильно поменял ее стремлений и сделал ее еще более упертой. Рождение сына от представителя этой фамилии прибавило мотивации, и с самого детства Роман Савьялов жил с постоянно дребезжащим набатом с голосом матери: — Помни про свой род! — родители развелись, когда Роме было девять, и давление усилилось. Словно матери хотелось заполнить пустую нишу. С возрастом пришло понимание некоторых вещей, и если восьмилетнего Рому можно было очаровать рассказами о великом и богатом прошлом, то теперь он понимал, что это элементарная неуверенность в себе. От рассказов и тщетных доказательств матери, у него оставалось только одна вещь... Евгений задумчиво разглядывал белые стены. Возле него стояли Нина и Сергей, переглядывались, Астафьев в привычной манере в шутку строил глазки, а девушка сдерживалась, чтобы не пнуть его от греха подальше. — А я могу узнать, где я территориально? Что это за местность? — спросил Завьялов, — Петроградская сторона, или....? — Автово. — ответила Нина, чем вызвала пущее недоумение дворянина. — Рабочая окраина? Деревня? — переспросил Завьялов, но тут же осекся: — Хотя... — Сейчас город намного больше, его границы расширились в разы. — с улыбкой сказал Сергей и указал рукой на стену за спиной графа. Обернувшись, он увидел план города на Неве — широкий, по сравнению с тем, что было сто лет назад, весь изрезанный путями асфальтированных дорог и цветными лентами метрополитена. Удивленно разглядывая карту, Евгений посетовал: — Я думал, это Москва. Астафьев посмеялся добродушно и сказал: — Москва сейчас раза в два больше — Кошмар. — в тревоге прошептал Евгений, озираясь, — В таких больших городах, наверняка, живет по несколько десятков миллионов человек, а по всей России их, наверное, миллиард. Что ответить Астафьев не нашел. Его повергло в неестественный стыд. Неужели, при всех территориях страны, теперь, во времена технологического процесса, совершенствования медицины и уровня жизни в целом, население меньше, чем практически на тех же территориях во времена одной из самых кровопролитных войн в истории? Хотя, не стоит сравнивать империю и федерацию. В конце концов, не везде и не всегда можно спокойно приехать и жить. — А вот тот молодой человек... — вдруг вспомнил Евгений, — высокий, с такими аристократическими чертами лица. — Рома? — уточнил Сергей, — Это сводный брат Егора. Актер, в театре играет, да и в принципе человек неплохой. — вдруг он затих, услышав какое-то шевеление около двери зеркальной будки, тут и Егор с Ромой вернулись, и Астафьев, рассмеявшись, указал другу на дверь: — Может, Макса выпустим, не? Или пусть там остается? *** Прошел час. Егор настраивал машину и делал расчеты, а гостя из прошлого пока было решено для его собственного успокоения переместить в более уютное и теплое помещение — в соседнюю комнату, напоминающую процедурную палату. Сергей ушел, не объяснившись зачем; Нина и Рома остались с графом, чтобы ему было не так одиноко. Решили рассказать (по его личной просьбе) о концепции машины времени. — На основе зеркал происходит обмен мелких частиц под действием очень сильного магнитого и энергетического поля. — рассказывал увлеченно Рома, подбирая слова, — Удалось достичь того, чтобы объект принимал минимальные размеры, словно атом, а потом возвращался в исходное положение, не изменяя своих свойств. Евгений не мог парировать умными терминами в ответ, потому отвечал мечтательно: — Удивительно. Хотя, кажется, что такое зеркало? Обыкновенное стекло... — Зеркала — глаза вселенной. — говорил Савьялов, подходя к окну, возле которого оставался заинтересованный граф, — Они позволяют увидеть все честно, без лишних прикрас. — Да ты поэт. — улыбнулся Евгений и наклонил голову. — Актер должен им быть, иначе о какой связи с искусством может идти речь? — он размышлял об этом и крутил кольцо на указательном пальце правой руки. Это действие заметил граф. Красивое кольцо, золотое, с черной полосой посередине. Завьялов перевел взгляд на свою руку. На тонких бледных пальцах он видел то же самое кольцо. — Откуда оно? — спросил Евгений в непонимании. Роман опешил, сосредоточился и ответил, что мать подарила на шестнадцатилетие. «Знакомо» — в ужасе отвечал Завьялов и прижимал руку к груди. Внутри что-то зашевелилось, это было видно по загоревшимся черным глазам. Все отрезало одной фразой Ромы: — Семейная реликвия, как сказала моя мать. — «То, что нужно» — подумали оба. — Не мог бы ты помочь мне? — спросил Завьялов и развернулся к Роману всем телом, — Мне нужно кое-что доказать некоторым своим знакомым. — шепнул Евгений и вновь приблизился к парню, — Ты только посмотри, мы с тобой похожи, как отражение в зеркале! — граф активно жестикулировал, обобщая этими движениями невероятность феномена, которую не мог выразить словами, и сверкал черными глазами, как безумец, — Что случится? Тем более, без тебя мне не воплотить в жизнь то, что я задумал. Евгений будто читает его как раскрытую книгу! Рома понимал, что это его шанс, единственный, который он не имел права упустить. Он уже и не думал о рисках, да и обаяние Завьялова сводило только к положительному ответу. Жуткий интерес и увлеченность давно победили в схватке со здравым смыслом, и Рома, поджав губы, протянул графу руку для рукопожатия в качестве подтверждения своего согласия. Молодые люди переглянулись, Евгений прикоснулся к ладони Савьялова своей и молча продолжал смотреть в его напуганные глаза, наливавшиеся духом настоящего авантюриста. — На, надевай. — приказал Егор и всунул Роме в руку тонкий железный браслет, — Не хочу вгонять в панику, но без него ты сдохнешь. Тебя просто пространство расширит до размеров видимой вселенной и ты... — Рома уже чуть ли не в слезах, нервно смеясь, просил его замолчать и покорно надевал браслет с магнитом. Нина, поглядывая на все вокруг, на машину, на мужа, обняла Романа со всей заботой. Савьялов с радостью принимал ее, но говорил: — Я доверяю Егору, это не страшно. — Я не брошу тебя на произвол судьбы в неизвестном тебе времени, — сказал Евгений с завидным спокойствием и покосился на испуганную Нину. — Нагнетай, не нагнетай, но это может быть билет в один конец. — продолжил Егор, — Но, если все пройдет успешно, тебе придется провести в прошлом два месяца до восемнадцатого октября, а по тому календарю — до четвертого октября тысяча девятьсот шестнадцатого. У тебя с собой телефон, запечатлей хоть что-то. Если честно, то Рома его практически не слушал. Услышал только дату и отметил ее в метафоричном календаре. Сегодняшний поход, который не удалось скрыть от журналистов (спасибо Сергею), мог обернуться либо успехом и всемирной славой, как первопроходца, либо безвозвратным исчезновением из человеческой истории. Однако, это было приключение, в котором придется найти себе место. — Глаза советую закрыть. — нацепив очки, сказал Егор и запустил рычаг. Заполнились датчики, мигнуло нужное число, и присутствующих в комнате мгновенно озарил фиолетовый свет. Если Вам хоть раз хотелось путешествовать во времени, то не сомневайтесь — наше настоящее настолько близко к будущему, как ничто иное. В жизни всё закономерно: в прошлом — прошлое, в будущем — будущее. Мы уже увидели что будет, если в настоящем окажется прошлое — ничего особенно, кроме неловкости и страха. Но может ли что-то пойти не так, если настоящее окажется в том самом заветном прошлом?Конец Первой Части.