Отдай мне власть.

Страх. Знакомое чувство. Оно раздирает душу на несколько сотен кусков. Оно уничтожает мысли, превращая их в хаотичный рой, которая каждая из них старается убить своего хозяина. Парень быстро запивает таблетки, дрожащей рукой опуская стакан на поверхность стола. Его взгляд метался по всей комнате, а рука прикрывала рот. Живот больно скручивает и такое ощущение, что его режут изнутри. Фантомная тошнота уже подходит к горлу, немец зажмурился. – Веймар. – прозвучал твёрдый голос. Республика вздрагивает, резко оборачиваясь на источник звука. Брат стоял неподвижно. Его вальяжная поза создавала ощущение того, что он здесь главный. Рейх стоял облокотившись о дверной проём, об правую сторону. Руки скрещены на груди, ноги перекрещены между собой. Одна нога стояла более устойчиво, чем вторая, что придавало тому спокойствия. – Ты знаешь зачем я тут, не так ли? Дикий взгляд старшего брата бегал по Рейху. Тот, словно почуяв слабость жертвы перешёл порог, закрывая попутно дверь. В полумраке было плохо видно, что немец собирается делать, но было ясно одно: он не собирается быть паинькой. – Дело во власти? – спрашивает Веймар, ибо нашёл силы ответить. В темноте не было видно выражения лица нациста, но было понятно, что он усмехается. Он сидит также расслабленно: ноги несильно широко раздвинуты, одна рука локтем опирается о поверхность стола, другая держится за ногу. Подбородок касается руки, которая стоит на столе. – Не совсем. Но мне нравится твоя проницательность. Рейх любит томить. Смакует вкус жертвы перед её убийством. Веймарская Республика слаб. Это итак видно. Это итак понятно. Ариец взял в руки таблетки своего брата, читая этикетку. "Успокоительное". Забавно. Опять эта мерзкая усмешка. – Не томи. – хрипло сказал старший немец. Нацист приподнял брови в недоумении, понятно, что в наигранном, ведь Рейх прекрасно понимает о чём идёт речь. Он слегка наклоняется вперёд. – Плохая новость или хорошая? – спрашивает он. – Хорошая. – Всегда выбирал её первой.. – ариец достал сигарету, закуривая после, – Я пришёл поговорить насчёт власти, – он склонил голову набок, – что собираешься делать? Народ бунтует, хочет более сильного правителя. Им надоело быть.. Слабыми, понимаешь? Веймар нервно выдыхает. – Я не могу отдать тебе власть. Я выйду из этой ситуации.. – Ты говоришь подобное на протяжении нескольких лет. Я бы давно разорвал этот идиотский договор, – выдыхая дым, говорит парень, протягивая тому сигарету, – ты слаб, хватит врать самому себе. – Рейх, хватит, – немец неуверенно берёт в руки протянутую сигарету, – твоя агрессия уничтожит тебя. Знаю, знаю.. Ты хочешь вывести нас из упадка, но ты.. Можешь проиграть. – Я единственный кто спасёт нас. И если я проиграю, то во благо. Все поймут, что мы непростой народ. Веймар делает пару затяжек, бездумно смотря на поверхность стола и зарывшись в волосы рукой. – Какая плохая новость? – Снова убегаешь от разговора.. Слабак. – Какая плохая новость, Рейх? Глаза полные боли и печали поднялись на младшего брата, ожидая ответа. Нацист нахмурился. – Чувства. – кратко ответил ариец, наблюдая за струйкой дыма от сигареты, которая возвышалась всё выше и выше, а после растворялась. Веймарская Республика не совсем понял, что имел в виду младший брат. Он постучал кончиком пальца по сигарете, чтобы сбросить лишний пепел. Его губы прикоснулись к сладкому яду вновь, чтобы сделать затяжку. – Не понимаю тебя. – произнёс на выдохе тот. – Что не понятного в слове "чувства"? – посмеялся Рейх, медленно выхватывая сигарету у старшего, теперь уже сам закуривая, – давай поговорим о чувствах. Что ты чувствуешь ко мне? Рейх редко общается на такие темы. Может, это новая манипуляция, чтобы снова одержать вверх? В подростковом возрасте он часто так делал. Но сейчас что-то явно не то. – Ты никогда этим не интересовался. Тебе было всегда плевать, что я чувствую, Рейх. – Сейчас интересно. Веймар откидывается на спинку стула, тяжело выдыхая. Он чувствует, что его тактично загоняют в ловушку. Арийцу нельзя верить. Никогда. Ни при каких условиях. – Иногда я чувствую к тебе негодование. Ты ведёшь себя слишком агрессивно, слишком громко в обществе. Но при этом вызываешь всеобщее обаяние. Чувствую.. – Рейх готов к тому, что скажет его брат, поэтому начинает улыбаться, – злость. Ты бесишь меня. Бесишь тем, что у тебя всё так просто получается. Бесишь своей наглостью. Бесишь тем, что наш отец уделял больше внимание тебе. – плечи были напряженны, что заметил и младший немец. Он поднимается, плавно переходя за спину брата, осторожно укладывая на его плече свои руки. – Продолжай. – кратко сказал Рейх, начиная делать массаж старшему. – Меня бесит твоя манера общения. Бесит то, что ты приказываешь и все сразу выполняют то, что ты поручил. Меня бесит то, что ты в центре внимания, а я снова в тени. Плавные и ритмичные движения на плечах, которые медленно, словно мёд, перетекали в сторону шеи расслабляли. Как бы не хотелось это осознавать, но то, что делал ариец было приятно. Хотя, есть подозрение о том, что брат его попросту убьёт. Сожмёт руки на его шее и задушит к чертям. Рейх идеально проходится по всем точкам на теле старшего, осторожно и слегка с нажимом надавливая на них. Он прекрасно чувствует как мышцы Веймара расслаблялись. – Что-то ещё? – опаляя горячим дыханием ухо Веймара, спрашивает нацист. – Мм.. Пожалуй.. Я не помню к тебе ничего позитивного, Рейх. – Может, ты хорошо это прячешь.. Может всё, что тебя бесит во мне, наоборот восхищает, но из-за банальной гордости и зависти ты об этом мне никогда не скажешь. Плечи Веймара снова напряглись. Рейх это прекрасно заметил, начиная слегка надавливать большими пальцами меж лопаток, после массируя данную точку. Старший промычал, понемногу расслабляясь. – Не стоит напрягаться, Веймар, – проговорил ариец, руками перебираясь на плечи вновь, – думаешь, я убью тебя? – Я знаю это, Рейх. Руки младшего прекратили массировать плечи, вместо этого, парень сжал их. Несильно, но ощутимо. – Я не хочу убивать тебя. – сказал нацист, отходя от брата, – пока что не вижу смысла в этом. Веймар тяжело выдыхает. Сложно сделать выбор: верить ему или нет. – Я не.. Восхищаюсь тобой. Как можно восхищаться насилием? Я же вижу, я знаю, что ты монстр. С самого твоего рождения ты вёл себя агрессивно. Тебе было плевать на остальных, ты бил своих сверстников, Рейх. Ты унижал даже взрослых. – Я не люблю быть паинькой, Веймар. Показывая свою агрессию, люди боялись меня и потакали мне, лишь бы я не причинил им боль. А ты.. – сказал тот, смотря на бычок от сигареты, лежащий на столе, – ты всегда старался всем угодить, терпел всё, что на тебя выливалось. И что сейчас с тобой? Ты сидишь в тёмной комнате с успокоительным в руках. Замечая, что старший брат начинает хмурится, Рейх решает продолжить. – Ты всегда прятал свои эмоции, лишь бы быть хорошим и достигнуть уважения с помощью своей услужливости. Но как только день заканчивался, ты приходил домой, не ужиная и запирался у себя в комнате. Думаешь, я не помню как ты плакал? Как ты рыдал о том, что тебя снова проигнорировали. Что снова тебя не заметили люди. Что отец не обратил на тебя внимание. Ты хотел, чтобы тебя погладили по голове, но в итоге тебя по ней только били. – Хватит. Но Рейх не собирался останавливаться. – На следующее утро ты приходил как ни в чём не бывало, улыбался, кивал и делал всё, что тебе говорили. Когда появился я твоя жизнь превратилась в кошмар, хотя.. Она итак и была, просто ты не хотел этого замечать. Тебе легче закрыть глаза, легче проглотить унижения, нежели дать отпор. Отец не видел в тебе сильное лицо, правителя, поэтому уделял внимание мне. Помню, как ты хотел показать отцу свой рисунок, который рисовал в школе, но он был увлечён мной, совсем не замечая тебя в дверном проёме. Тебе было обидно, я знаю это. Но вместо того, чтобы заявить о себе, ты ушёл к себе в комнату, чтобы не мешать отцу проводить со мной время. Веймар поднялся со стула, подходя к арийцу ближе. Он не желал слышать это больше. Он хотел заткнуть младшего брата. Раз и навсегда. Он сомкнул руки на чужой рубашке, слабо впечатывая того в стену. Рейх не сопротивлялся, ведь знал, что брат ничего ему не сделает. – Ты завидовал мне. Ты желал мне смерти. Я уверен в том, что ты молился, чтобы я умер. Без даже малейшего внимания ты гибнешь. У тебя никогда не было отношений, ведь всем было всё ровно на тебя. Ты - всего лишь расходный материал. Ты тот, кем можно пользоваться, вытирать об тебя ноги. Но ты ничего не делал ради того, чтобы изменить свою ситуацию. Ты страдал. Тихо, не привлекая внимания. Ты думал, что если ты будешь удобен, то тебя полюбят. Но нет, такого никогда не происходило. Тебя никогда не любили. И ты думаешь, нет, ты знаешь, что тебя никогда и не полюбят. – Заткнись, ради Бога, заткнись! – срывается на крик старший, вцепляясь в чужую рубашку ногтями всё сильнее, – что ты пытаешься выяснить этим?! Ты снова давишь на меня, чтобы я сдался и отдал тебе власть?! Или для того, чтобы причинить мне боль?! Что ты хочешь?! Брат хмурился. Его взгляд изображал злость, боль и желание. Желание уничтожить того, кто причиняет ему вред. Кто проходится по всем болевым точкам. Руки дрожали, показывая своё желание. Он хотел ударить. Нацист перехватывает его руки, которые поочерёдно пытались ударить его. – Я хочу добиться в тебе понимания. Ты понимаешь, что быть подстилкой для кого-то проигрышный вариант. Но ты продолжаешь ею быть, ведь по-другому не привык. Отец надеялся, что ты это поймёшь, но в конце концов ты остался таким же удобным для всех. Поэтому, он решил завести ещё одного ребёнка и появился я: сильный, смелый, умеющий давать отпор. И всё внимание перетекло на меня.. Веймар вздрогнул, его руки ослабли, а на глазах навернулись слёзы. Он перестал сопротивляться. Тело начинало мелко дрожать, что предвещало скорую истерику. – Тебя перестали замечать, перестали говорить с тобой. Ты оказался один в этом мире, в котором на тебя стало всем всё ровно. Тебя никто не замечает, никто не любит. Этот холод сковывал изнутри, верно? – замечая, что брат бросил свои попытки избить его, ариец отпустил руки того, – помнишь, как отец ставил меня тебе в пример? Я видел в твоих глазах зависть и ненависть ко мне, но что ты сказал? "Да, отец". Веймар от своей слабости уткнулся брату в плечо, начиная рыдать. Слёзы текли по щекам, а всхлипы так и раздирали лёгкие. Но Рейх не отталкивал. Он не противился. Он аккуратно, медленно обнял брата, чтобы тот не свалился на пол, ведь, видно, что ноги старшего почти не держали. Рейх прижал его к себе ближе. – Твоя жизнь полна страха и боли. Разве тебе это нравится? Нравится потакать всем? Видишь до чего это доводит, Веймар? – Хватит.. Прошу, хватит.. – Я просто рассказываю твою жизнь. Тебе больно? – этот вопрос прозвучал как утверждение, – и ты скрывал эту злость. Разве тебе не противно от этого? Не противно от лжи самому себе? Веймар ничего не говорил из-за удушающих всхлипов, которые так и рвались из его груди. Он просто напросто выплакивался своему младшему брату. Как же это жалко. Но Рейх так не считает. Он считает жалким то, что брат не показывал свои чувства. Старший всегда закрывался в себе, не давая волю той боли, которая убивает его изнутри. Он осторожно начинает гладить спину Республики, стараясь его успокоить. У нациста всегда получалось плохо успокаивать, он обычно людей не любит и старается не контактировать с ними. А если нужно успокоить.. Рейх тут же уходил, не желая иметь с этими эмоциями никакого дела. Но сейчас.. Это не просто какой-то левый человек, это его родной брат. – Тебе страшно? – спрашивает Рейх, – не ври мне, что нет. – Ты знаешь правду, зачем спрашиваешь? – тихо произнёс немец, всхлипывая. – Хочу, чтобы ты сам себе признался. Вслух. Какое-то время Веймар молчал, просто наслаждаясь поглаживаниями, коими одаривал его брат. – Да, мне страшно. – Что именно у тебя вызывает страх? – Моя жизнь. Я живу не так, как надо. Живу.. – немец прикусывает губу, – живу неправильно.. Моя жизнь полна лжи. Она разъедает меня изнутри, но я не могу отказаться от неё, ведь не знаю как жить по-другому. Наконец это было сказано. Рейх осторожно запускает одну руку под рубашку брата, оглаживая его поясницу. Ему всегда нравились прикосновения. В отличии от Рейха, Республика был довольно тактильным и это замечал только младший брат. – Рейх.. Что ты делаешь? – Приношу тебе удовольствие. Тебе нравится? Веймар не знал, что делать. Ему приятно, но.. Это выглядит весьма странным. Ариец никогда себя так не вёл, это заставляет появится комку беспокойства в животе парня. – Нравится. – тихо произносит тот. – Знаю. Ты слегка выгибаешься, что свидетельствует о том, что тебе приятно. – произносит нацист прямо возле уха брата, вызывая у того стаю приятных мурашек, – знаю, выглядит весьма интимно. – И неправильно. Такое ощущение, что ты или.. Хочешь меня, или расслабляешь перед убийством. – А какой вариант тебе больше по душе? Веймар замялся. – Рейх, да что с тобой? Не понимаю тебя в последнее время.. – Я тоже себя не понимаю.. И не хочу. Я просто делаю то, что мне нравится. И похоже тебе тоже нравится то, что я делаю. Твоё тело полностью расслабилось от моих поглаживаний, от моего голоса. Ты успокоился, заметь. Веймар смутился. Да, это прекрасно видно даже в полутьме. – Что ты чувствуешь ко мне, Рейх? – Мне легче показать. Ариец осторожно прикоснулся губами к шее брата, словно она сделана из фарфора. Не замечая протеста, он оставляет ещё несколько поцелуев, но уже более настойчивых. Брат до сих пор стоял неподвижно, что побуждало арийца к действиям. Его руки полностью залезли под чужую кофту, но уже спереди. Сильные руки оглаживали талию парня, ощупывали её, ощущали как родная кожа становилась горячей после подобных действий. И тут Веймар прозрел. Нет. Это всё категорически неправильно! Это аморально! – Стой.. Нам нельзя. – произнёс Республика, мягко толкая того в грудь. – Почему же? Тебе неприятно? – Рейх, мы братья. Кровные, чёрт побери.. Ариец усмехается, резко хватая парня за руку и толкая его на кровать. Старший ещё не успел оклематься, как над ним уже навис нацист. – Тебя это смущает? Снова хочешь врать себе, что тебе неприятно, что тебе мерзко, хотя это не так? Я ведь знаю, что в последнее время ты также чувствуешь эту манию ко мне, как я к тебе. Почему хотя бы раз не отдаться своим желаниям? Чтобы брат больше не тормозил его, ариец резко накрывает своими губами его, настойчиво сминая чужие мягкие и обкусанные губы. Веймар никогда не целовался. Он не понимает, что ему делать, однако, старался повторять движения за братом. Стоит говорить, что он отпустил свои мысли насчёт того, что происходящее аморально и попахивает инцестом? Оторвавшись от сладких губ брата, Рейх спускался поцелуями ниже. Опаляя горячим дыханием тонкую шею, он чувствовал как быстро бьётся пульс у брата своими губами. Словно хищник, немец впивается зубами в нежную кожу шеи парня, оставляя след от укуса. Веймар болезненно стонет, хватаясь руками за рубашку арийца на спине, то ли, чтобы оттолкнуть его от себя, то ли наоборот притянуть к себе ближе. Рейх слизывает выступившую кровь, как-то утробно рыча от удовольствия. Вся эта ситуация сводила с ума. Веймар тяжело дышал, он чувствовал как собственное сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Воздуха стало категорически не хватать, а тело было настолько разгорячённым, что казалось, что он болен. Мысли панически бегали, перетекали с одной на другую, создавая шум. Откидывая голову назад, немец ощущал как требовательные поцелуи младшего становились более грубыми. Он кусал, слизывал кровь как вампир, оставлял свои метки и засосы, доставлял такое наслаждение, что старший уже и позабыл где он находится. Он впивался ногтями в чужую рубашку, словно Рейх - единственный кто сможет избавить его от всего этого жара и потока мыслей.. – Ты трёшься пахом об мою ногу, братец.. – шепчет нацист, поймав на себе непонимающий и раздражённый взгляд, от чего улыбается, – хорошо-хорошо, продолжаю.. Без лишних слов, ариец рвёт чужую кофту, откидывая ненужные куски ткани в сторону, припадая губами к ключицам. Они настолько острые, что ими можно порезаться. Тело Веймара дрожит, а из его горла льются стоны и несдержанные хныки. Ему хотелось больше, но нацист специально томит. Руками он оглаживает чужую талию с небольшим напором, тем самым подогревая желание брата. Прелестно видеть как тот выгибается, изгибается в его руках. Владеть родным телом звучит аморально, неправильно, порочно, но именно эти факторы и заставляют испробовать запретный плод. Это заставляет биться в безумии, биться в экстазе роя мыслей и идти всё дальше на поводу похоти. Неправильно. Отвратительно. Ненормально. Но об этом никто не узнает. Никто не узнает их грязную тайну. Переходя губами к соскам, Рейх проходится по одному из них языком, после слегка прикусывает. Старший брат стонет, снова хватается за него, чем вызывает у младшего всё большее желание завладеть им. Веймар самая вкусная и аппетитная жертва, которую когда-либо видел Рейх. Наверное, когда ему стало лет тринадцать, он уже понимал, что чувствует ненормальную привязанность к брату. Он хотел его. Хотел подчинить. Хотел узреть его правду, истину, которую он скрывает. Хотел его распять. Хотел вскрыть и съесть. А сейчас.. Он сорвался. Замечать как от своих действий его старший брат выгибается под ним и стонет, побуждает арийца продолжать. Веймар знал, что он любит подчиняться. Он знал, что ему нужен тот, кто будет забирать у него власть. С девушками у него никогда ничего не выходило, он не понимал как с ними общаться и что делать, когда они хотят секса. Старший неопытен, и эта неопытность возбуждала арийца. Разумеется, немец не видел, что Рейх хотел его. Не замечал. А сейчас, парень чувствовал всю его жажду. И эта жажда возбуждала. – Рейх.. Прошу, я не могу больше.. – умоляет немец, впервые чувствуя себя настолько нуждающимся в чужом внимании. Нацист лишь ухмыляется, одной рукой накрывая чужой пах и массируя его. Он издевается над ним. Слушать жалобные хныки и всхлипы было чудесной песней для него. Наконец, оторвавшись от сосков, Рейх начинает снимать с него брюки. – Постарайся не кончить мне в руку. Мы же хотим продлить веселье.. – протягивает слова ариец, быстро расправляясь с брюками брата. – Заткнись.. – Люблю, когда ты показываешь мне зубки. Веймарская Республика хотел возразить, но почувствовал как брат начал снимать с него боксеры, поэтому замолк. Он сглатывает, ощущая как ариец рассматривает его возбуждение. Слишком стыдно. Рейх довольно ухмыляется, укладывая свою ладонь на члене старшего, поднимая взгляд на лицо того. – Не думал, что ты так сильно хочешь меня. – сказал он, размазывая естественную смазку по члену парня, после начиная движение рукой, – тебе нравится больше грубо или любишь нежно? Расскажи мне как ты приносил себе удовольствие. – соблазняюще шептал нацист, большим пальцем проходясь по уэрте. Веймар шипит. Всё это сводит его с ума. Мозг плавится, уничтожая последние крупицы разума. Тело хотело большего, похоть давно его захватила. Парень толкается в руку брата, стараясь поскорее получить удовольствие. Однако, Рейх прекращает движение, ухмыляясь с раздражения брата. – Я так быстро овладел тобой. – облизывается ариец, попутно снимая с себя брюки. Он видит, как брат наблюдает за ним. Так забавно видеть возбуждённого и такого нуждающегося старшего. Наконец их напряжение найдёт выход. – Ты там долго ещё? – недовольно фыркает Веймар, смотря как младший вальяжно и не торопясь ищет смазку. Со стороны Рейха слышится смешок. – Подожди немного, побудь хорошим мальчиком. Впрочем, долго ждать и не пришлось. Нацист взял нужный бутылёк, возвращаясь обратно к кровати. Он смазывает свои пальцы и напряжённое колечко мышц у старшего немца. – Расслабься, мне нужно, чтобы ты был расслаблен.. – Я стараюсь. – говорит парень, пытаясь убрать напряжение и потихоньку оно уходило. Благо, Рейх оказался довольно терпеливым, хотя у него самого каменный стояк. Веймар закусил губу, когда в него вошёл один палец. Он не спеша продвигался вовнутрь всё глубже и глубже, пока не застыл на месте. Нацист внимательно изучал чужую реакцию и не замечая боли на лице парня, решил добавить второй палец. Старший брат откинул голову назад, а пальцами рук вцепился в одеяла. Это было невыносимо. Приятно и больно. Непонятные ощущения. Хотелось всего сразу и ничего одновременно. Сердце стучало чересчур быстро и громко, что Веймар думал, что он вот-вот умрёт. Но, чувствуя как пальцы Рейха начали медленное движение, немец стонет. Это странно. Это заставляет плавиться и хотеть ещё. Рейх, замечая такую бурную реакцию довольно хмычет, нетерпеливо облизывая нижнюю губу. Грудь Республики быстро вздымалась, бёдра дрожали в предвкушении оргазма, а лицо, искажённое удовольствием от новых доселе ощущений, сносит крышу арийцу. Спустя время пальцы исчезают из ануса старшего немца. Внезапная пустота вызвала разочарованный стон. Однако, ненадолго эта пустота существовала. Взамен пальцам появилось нечто более твёрдое и большое. Рейх входил неторопливо, давая привыкнуть. И когда вошёл полностью, начал движение. Хотелось соваться, выбить из старшего рваные вздохи, стоны, всхлипывания. Чтобы тот задыхался от безумных ощущений и кончал раз за разом. Хотелось, чтобы он сорвал голос от своих громких стонов и растворился в удовольствии. Однако, травмировать его не хотелось. Нужно делать всё плавно и тактично, а не резко. Но держать себя оказалось труднее, чем думал Рейх. Толчки становились более грубые с каждой минутой, а стоны старшего более громкие. Безумие. Заниматься сексом со своим же братом, который так чудесно принимает его внутри. Ариец рыкнул на свои мысли, посильнее сжав чужие бёдра в руках и ускоряясь в движениях снизу. – Повело, верно? – криво усмехается младший, немного опускаясь и целуя шею парня. Веймар лишь всхлипнул, ощущая как плавится. Как его тело расслабилось и дрожало от каждого толчка. Как его мозг взрывался с каждым прикосновением Рейха. Республика никогда так громко не стонал. Кровать неприлично скрипела, с удовольствием выдавая похабные дела Веймара всем, кому не лень. Рейху было плевать. Ему плевать на то, что их услышат. Если услышат, то нацист их убьёт. Но сейчас важен только брат, который вот-вот кончит от всех этих ощущений. Так и произошло. Спустя несколько минут, Веймар крупно дрожит, выгибается и громко стонет. Он излился себе на живот тяжело дыша. Долго не продержался и Рейх. Нацист делает завершающие толчки и кончает вовнутрь старшего, так помечая его собой. Ничего страшного, потом очистит себя от бурной ночки утром. Они оба лежали рядом, крупно дыша. Когда они немного пришли в себя, то лениво обнялись, прикрывая глаза. Клонило в сон. – Веймар, – лениво тянет Рейх, целуя его в висок, – не думал, что ты такой чувствительный. – Не думал, потому что мозгов нет. Нацист только посмеялся, зарываясь носом в родные волосы. Запах брата манил, одурманивал. – Завтра тебе нужны будут мозги, – устало говорит Республика, точно чувствуя на себе непонимающий взгляд арийца, – подписывать будешь много бумаг по передачи власти со мной.. – но как только Рейх хотел что-то сказать, как старший закрыл ему рот рукой, – тихо, не говори ничего, ради Бога. Я поспать хочу.. Ариец снова посмеялся, но как и просил Веймар, замолчал. Да и, самому спать хотелось. Через некоторое время оба парня провалились в сон. Удивительно, впервые их совместное времяпровождение оказалось столь спокойным и продуктивным.