Пепел на зеркале

ГЛАВА 3. Постное меню 11 апреля 1992 года Париж, Буживаль, улица Принцессы, вилла «Доминик» Клод Делагарди раскатывал по просторной кухне на своем инвалидном кресле, точно Наполеон на Маренго (1), размахивал руками, словно полковой дирижер, и бранился как легионер: — Тереза! Поворачивайся быстрее, лентяйка, иначе твое сказочное рагу не поспеет к обеду! Сколько можно возиться с этими овощами! Они же не хрустальные! Давай, давай, активнее шевели ножом, не то найму вместо тебя негритянку или тайку! — Ох, напугали… давайте, попробуйте кого-нибудь нанять на мое место, кто станет терпеть ваши капризы, месье! Найдите дурочку, которая станет работать за троих на одно жалованье! — возразила кухарка, не прекращая с молниеносной скоростью орудовать острым ножом и пересыпать мелко покрошенные овощи в кипящую кастрюлю. Расправившись с очередным кабачком, она плеснула в готовку немного белого вина, воткнула лезвие в разделочную доску и пригрозила: — Вот пожалуюсь на вас вашему племяннику, что вы меня тут в натуральном рабстве держите! Тогда посмотрим, что он вам на это скажет! — В рабстве! Как у тебя только язык повернулся этакое брякнуть! — Клод с воинственным видом сейчас же подкатил к рабочему столу и, схватив бутылку, налил по паре глотков в заботливо приготовленные стаканчики. Выпить шардоне в разгар кухонной стычки с Терезой, и в ее же компании, было любимым вариантом аперитива для месье Делагарди. — А что? Разве я неправду говорю? — Тереза подняла стаканчик, обтерла его салфеткой от нескольких пролитых капель, передала хозяину дома — и только после этого взяла свой. — Вам еще кнут в руки — и вылитый рабовладелец! — Да ты, бесстыдница, получаешь больше любой другой кухарки в Буживале! (2) А работаешь меньше, готовишь только на меня одного, но все делаешь медленно, как черепаха! — Медленно? У нас тут что, Олимпийские игры? — Можно раз в неделю и пошевелиться! Ты еще с вечера знала, что я жду Эдгара на субботний обед! Давай, быстро пей, заканчивай с овощами и приступай к пирогу! — Я-то приступлю, только он все равно жрать не станет… один перевод продуктов, и миндаля, и сливок, и сахара… — проворчала кухарка себе под нос, но слух у Клода Делагарди по-прежнему был отменным: — Что ты там опять бормочешь про Эдгара? — Ничего, месье. Ваше здоровье! — Ну, так-то лучше. За мое здоровье! — не дождавшись, пока женщина поднесет вино к губам, Клод проглотил свою порцию шардоне и почувствовал себя лучше. Перестав разыгрывать домашнего тирана, он вернул стаканчик на столешницу и проговорил усталым голосом: — Я на вас надеюсь, мадам Кампо… Надеюсь, что беарнез (3) к рыбе будет в меру густым и с яркими нотками эстрагона, и пирог с миндальным кремом не запоздает! — Не тревожьтесь, месье, управлюсь в лучшем виде, только сейчас не мешайте мне, ради Бога! Езжайте на террасу, подышите, в саду сегодня такая благодать, птички поют, как в Раю… — Нет никакого рая! Все это сказки для детей! — буркнул Клод, но послушно развернул свое кресло и покатил в сторону террасы. Он ненавидел ждать. Стрелки часов показывали только десять минут второго, обед же был назначен на два. Эдгар никогда не опаздывал: можно было не сомневаться, что сейчас племянник уже закончил утренние дела, переоделся и собирается сесть в машину, чтобы ехать с визитом к любимому дядюшке. Безмерную радость Клода по этому поводу омрачала единственная мысль — завтра из Нью-Йорка возвращается Руди Колонна, а значит, он снова заберет Эдгара и увезет в грязный Марсель, провонявший насквозь матросским потом и табаком, рыбой, чесноком с перцем и оливковым маслом. А теперь еще и нефтью! Клода передернуло, стоило вспомнить бесконечные телерепортажи с юга после разлива нефти: все Лазурное побережье, от Портофино до Канн, было завалено дохлой рыбой, по песку и камням беспомощно ковыляли бакланы и чайки с грязным слипшимся оперением, а купальщики, рискнувшие окунуться в море, выбирались из воды с мазутными пятнами на коже и волосах. Большинство пляжей закрылось на неопределенный срок. Рыбакам пришлось свернуть свои промыслы в прибрежных водах — от всего, что попадало в их сети, разило нефтью. Отельеры лезли вон из кожи, чтобы спасти бизнес в курортной зоне, и еще громче, чем экологи, требовали помощи от правительства, но ни щедрые вливания из казны, ни частные пожертвования, ни усилия волонтеров не могли исправить ситуацию на раз-два. За прошедший год экологическая обстановка не слишком улучшилась, и очень многие люди (и Клод Делагарди в их числе) считали, что раю на Ривьере пришел конец… Эдгар отказывался принять подобный пессимизм и постоянно спорил с дядей, доказывая, что сочетание грамотных вложений и упорного труда способно творить настоящие чудеса, и Лигурийское море вскоре обретет свой прежний лазурный цвет. Не нужно было быть ясновидцем, чтобы понять, в какого волшебника так верит Эдди и приписывает его деньгам и влиянию почти божественное могущество. Разумеется, то был чертов богач и баловень судьбы Родольфо Колонна, молодой президент «Компании морских перевозок»! Три года назад Колонна, удачно занявший трон безвременно усопшего отца, выступил в роли благородного спасителя и разбивателя цепей. Он освободил Эдгара Штальберга из лап преступников-рабовладельцев, но как-то позабыл освободить его от собственной персоны… Навязавшись Эдгару в любовники, Колонна безраздельно завладел его душой, телом и свободным временем. Поспешно открыл круизную фирму с совместным капиталом и назначил Эдди генеральным директором — не иначе желая окончательно поработить! Да еще без всякого стыда хвастал, что «теперь у моего джинна будет самая просторная и современная лампа в квартале Дефанс!» Родному же дяде оставалось только скрипеть зубами, молча наблюдая за всем этим безобразием, и старательно скрывать от племянника свои чувства, чтобы избежать ссоры. Клод подкатил коляску к дубовым перилам и полной грудью вдохнул прохладный воздух, пропитанный апрельской изморосью и грубовато-сладкими ароматами неудержимо наступающей весны. Чувства его понемногу успокоились и пришли в равновесие, но мысленно он все еще спорил с племянником и пытался убедить в очевидных вещах: «Нет, Эдгар, тебе не место в грязном криминальном Марселе! Жизнь на юге тебя доконает! Ничего, кроме несчастий, тебе это не принесло и не принесет! Рано или поздно ты поймешь, что я прав… Ты урожденный парижанин, и жить должен в Париже, со мной! Здесь лучшие люди, лучшие возможности, лучшие женщины, в конце концов! Тебе не нужно покровительство Колонны, мы и без него справимся! Я уже поднял все старые связи, даже в Елисейском дворце! Рано или поздно я придумаю, как убедить тебя бросить все эти мальчишеские глупости, и тогда я найду тебе подходящую невесту, с которой ты наделаешь мне кучу внуков!» **** — А, вот дерьмо! Промахнулись! — Вито Колонна ударил ладонями по рулю новенького суперкара «бугатти”(4) и с досадой упрекнул пассажира: — Энджи, хреновый из тебя штурман! Почему ты вовремя не сказал, чтобы я перестроился вправо? Мы проскочили въезд на чертову развязку! — Прости, я задумался… — Анхель прижал руку к груди и покаянно опустил голову. — Задумался он! Скажи лучше — замечтался! — возмущенно фыркнул Вито, сбросил скорость и начал пристально изучать дорожные знаки. — Тааак… придется теперь Бог знает сколько крутиться в поисках съезда или разворота! — Всего несколько минут. — Мы и так опаздываем к обеду! Твой дядя мне печень выест! — Не выест. Он еще целую неделю будет придерживаться исключительно постного меню… — Ну значит, вырежет и заморозит впрок… Ага, вот и поворот! Ура, есть шанс спасти мою печень! — Альхамдулиллях! (5) — Боже милостивый! Всякий раз как слышу от тебя эту твою арабскую тарабарщину, так вздрагиваю! Нет, ты все-таки тайно исповедуешь ислам! — Я не исповедую ислам, — возразил Анхель. — Но твердо убежден, что Всевышний — един, поэтому нет особой разницы, какими словами и на каком языке молиться. — Вот! Ты и сейчас рассуждаешь, как мусульманин! Меня в католической школе учили, что Господь триедин, а поминать Его имя всуе и вовсе не стоит! Для повседневных забот есть святые покровители! — Я этого не отрицаю. — Тогда почему ты никогда не упоминаешь никого из них? Ну там святого Христофора или святую Бригитту? — Я не очень хорошо с ними знаком. — Да? А пора бы познакомиться! Руди вот, следом за тобой, уже начал разбираться в разных шейхах и суфиях, и выучил кучу арабских словечек! Так что и ты мог бы выучить пару молитв на латыни, и… Перебивать собеседника на полуслове было не совсем вежливо, но у Анхеля не нашлось иного способа переключить внимание Вито на дорогу: — Через двести метров — нужный нам дом. Не промахнись, иначе снова придется искать разворот, и твоя печень окажется под угрозой! — Ладно, ладно, не подначивай… второго промаха я не допущу! — Вито в нужный момент нажал на тормоз и мягко подрулил к воротам виллы, обнесенной каменной оградой с вьющимся поверху плющом. Ворота сразу же открылись: гостей ждали. Вито завел машину в гараж и выключил мотор. Анхель отстегнул ремень безопасности, собираясь выйти, но друг положил руку ему на локоть и остановил: — Подожди… — Что? — Я хочу кое-что уточнить, прежде чем мы предстанем перед твоим дядюшкой. — Я слушаю, — уловив горькую интонацию в голосе Вито, Анхель мгновенно насторожился. — Скажи мне честно, Энджи: мэтр Клод читает «Франс Диманш»? — Да… от корки до корки. — А «Семь дней»? — Тоже читает. — Анхель покраснел, догадавшись о цели расспросов, и виновато добавил: — «Кино-Теле-Ревю» вообще его любимый журнал. — Так… ну, значит, он в курсе, что Элиза в очередной раз меня бросила. — Боюсь, что да… На лицо Вито набежала тень. С полминуты он просто сидел молча и смотрел прямо перед собой невидящими глазами, а потом со стоном опустил голову на руки. У него не находилось слов для выражения терзающей боли, но Анхелю и не нужны были слова. Он прекрасно понимал, что чувствует друг. Любые утешения звучали бы сейчас бессмысленно и фальшиво, и Анхель ограничился простым прикосновением — положил ладонь Вито на шею и кончиками пальцев слегка погладил затылок. Вито глубоко вздохнул, вслепую нащупал и сжал колено Энджи сквозь плотную ткань шелковых брюк… с трудом вытолкнул комок из пересохшего горла и пробормотал: — А, ладно, плевать… переживу. Руди завтра наконец-то возвращается — ты рад? — Конечно. — Ну вот и я порадуюсь за вас обоих! И дам в рыло любому занудному моралисту, кто еще хоть раз посмеет вякнуть в моем присутствии, что парни не умеют быть верными друг другу! Анхель выровнял дыхание, мгновенно сбившееся при одном упоминании о Руди, выдержал короткую паузу и мягко спросил: — Может, воды или сигарету? — Нет! — Вито замотал головой, резко выпрямился и потянулся к заколке, удерживающей роскошные волосы друга в тугом узле: — Позволишь? Не встретив протеста, он вытащил гладкую деревянную шпильку из центра хитроумной восточной конструкции. Блестящая золотая волна сейчас же растеклась по плечам человека, часто именуемого джинном… но куда более похожего на принца из арабской сказки. Вито не удержался от соблазна и нахально запустил пальцы обеих рук в шелковые кудри Анхеля: — Ты потрясающе красив! Только не вздумай что-то делать со своей шикарной гривой, слышишь? — Я и не собирался. — Вот и не собирайся! — Вито неохотно убрал руки и пригрозил: — Учти, если ты когда-нибудь все-таки отрежешь эту красоту, то я… я вообще налысо обреюсь! И брови тоже сбрею! — Сохрани тебя Всевышний от подобного безумия! (6) — всерьёз ужаснулся Анхель и стал собирать обратно разрушенную прическу. — С чего ты взял, что я хочу постричься? — Одна птичка напела, что к тебе в офис заглядывал старина Бальдини. Так я чуть со стула не упал, подумав, что твой дядюшка тебя все-таки прогнул насчет радикальной смены имиджа! — Этому не бывать. Я повинуюсь только одному человеку… — тихо сказал Анхель, и Вито столь же тихо подтвердил: — Да, знаю… и надеюсь, что Руди никогда не допустит такого кощунства! Они встретились глазами и улыбнулись друг другу. — Давай пойдем в дом, пока дядя не выслал за нами группу захвата! — предложил Эдгар. — Скажи лучше, что в случае дальнейшего промедления не можешь гарантировать сохранность моей печени! — рассмеялся Витторио и ощутил, что к нему вернулось хорошее расположение духа. **** Вопреки опасениям Анхеля, дядюшка Клод проявил себя чутким и прекрасно воспитанным собеседником. Он принял Вито как родного и на всем протяжении обеда — постного, но изысканного и чрезвычайно вкусного — ни словом не обмолвился о пикантной сплетне, что вот уже две недели обсасывала бульварная пресса. Только за десертом, когда Тереза подала баскский пирог с заварным кремом и миндалем, Клод словно бы невзначай заметил: — Знаете что, мальчики мои? Постное меню совсем не означает обязательного постного выражения лиц… и тем более постных разговоров! — О чем же ты предлагаешь поговорить, дядя? — дипломатично поинтересовался Эдгар, понимая, что дядюшка непременно разовьет свою мысль — и только ждет правильной подачи. — Не о чем, а о ком! Конечно, о женщинах! Вито заметил, что губы Энджи упрямо сомкнулись в твердую линию, и немедленно бросился на выручку другу: — О, мэтр Клод! Вы намерены поведать нам какую-то женскую тайну? Рассказать о дамах что-нибудь удивительное, новое, о чем мы с Эдгаром, двое простаков, даже не догадываемся? — лицо его при этом риторическом вопросе выражало самый искренний и живой интерес. Клод снисходительно усмехнулся: — Шутник! Думаешь, я не понял, что ты меня подлавливаешь? Я, может, и старый занудный хрыч, но пока еще не слабоумный! — Напротив, месье! Я исключительно уважаю ваши седины и многочисленные победы на любовном фронте! — А женщины! Боже мой! Есть ли на свете что-то более прекрасное? Ну разве что золотое шабли, когда пьешь его на закате солнца, сидя на вершине холма над живописной долиной… — Клод поднял бокал, с нескрываемым удовольствием сделал длинный глоток, и заключил: — …но нет, даже нектар и амброзия никогда не сравнятся по вкусу с поцелуем любимой женщины! Эдгар и Вито почтительно молчали, думая каждый о своем, и не спешили присоединяться к восхвалениям в адрес женского пола. Клод не сдавался: снова отпив из бокала, он предпринял новую попытку вовлечь племянника и его друга в рассуждения, достойные провансальского трубадура: — Вино только обманывает нас — кружит голову, возбуждает, но не утоляет жажды… а любовь в некоторых своих проявлениях весьма похожа на опьянение! Разве я не прав, Эдди? — Конечно, прав, дядюшка. — Вот! «Не знает тот, кто не был хоть раз любовью пьян… ээээ… вина, что опьяняет сильнее, чем дурман!» Ведь так было в той книжке арабских стихов, что ты подарил мне на прошлую Пасху? — Именно так. — А ты сам помнишь эти стихи? — Помню. — Ну тогда прочти, прочти на память! Достойная будет приправа к пирогу, испеченному прекрасными женскими руками! Эдгар, совсем не уверенный в уместности декламации, бросил взгляд на Вито… Отставленный любовник прекрасной Элизы заставил себя улыбнуться и вежливо подтвердить: — Да, да, прочти, я тоже с удовольствием послушаю! Увы, это было столь же далеко от правды, как Париж — от Мекки. Сладкозвучные рубаи и газели арабского Востока, да еще и в исполнении Энджи, с этим его особенным певучим тембром, слаще пения сирены, неизменно пробуждали в душе Вито тоску о несбывшейся сказке и недосягаемом счастье. В неравную борьбу с тоской тотчас вступала слабая надежда, что еще не все потеряно, что Элиза может и передумать, что в их любовной истории еще можно все изменить к лучшему… — Хорошо, только совсем короткое… чтобы вы не уснули раньше, чем я закончу! — Эдгар в свою очередь глотнул из бокала, где была налита чистая вода, и прочел немного нараспев: — О черный мрак разлуки, подобный тьме ночей! Во мраке вижу кудри — и мрак еще черней. Как тьмой не быть объятым, когда свечу желанья Зажечь не в силах сердце от призрака свиданья? Не знает тот, кто не был хоть раз любовью пьян, Вина, что опьяняет сильнее, чем дурман… Любовь, как зной пустыни, томит влюбленных жаждой. Отправиться в пустыню отважится не каждый. Я не дерзну губами твоих коснуться ног, Но дай мне в изголовье, как милость, твой порог! Коль я умру, не думай, что я убит тобою. О нет, не ты убийца! Любовь тому виною. (7) Клод, слушая племянника, оперся щекой на руку и затуманенным взглядом уставился в окно, на влажный от дождя сад, готовый вот-вот зацвести… наверняка он мог сидеть так еще долго, но Вито позволил себе бессовестно прервать чтеца: — Браво! Браво! Твой талант декламатора достоин сцены Комеди Франсез… — отсалютовал бокалом и допил до дна, жалея, что в нем легкое шабли, а не что-нибудь покрепче. Энджи прекрасно читал стихи, но слушать его было мучительно — просто невыносимо. Каждое слово попадало точно в сердце, как стрела в мишень, и причиняло боль. Такую сильную боль, что горло сжималось, а под веками вскипали непрошенные слезы. «Черт! Я совсем раскис, как баба… Этого еще не хватало!..» — Вито незаметно прижал к глазам салфетку и сделал вид, что интересуется исключительно пирогом, оставшимся на блюде. Сладкое лакомство с миндальным ароматом помогало хоть немного заглушить горечь любовного предательства. — А пирог и правда превосходен! — заметил он с наигранной веселостью. — Придется мне съесть еще один кусочек… даже ценой риска удостоиться от вас прозвища Гаргантюа! (8) — О, приношу свои извинения! — очнувшись от поэтических грез, воскликнул Клод. — Видите, как плохо, что в доме нет хозяйки: я совсем забыл о правилах хорошего тона! Мальчики, вы просто обязаны доесть пирог, доесть целиком, ни крошки не оставить! Прошу, Вито… прошу, Эдди… нет, нет, Эдди, никаких капризов и разговоров про спортивный режим! — Ну а как же пост, дядюшка? — Эдгар надеялся избежать добавочной порции сладкого, но Клод непререкаемо возразил: — Грешно отказываться от угощения! И Тереза смертельно обидится, если от ее пирога хоть что-то останется к концу обеда. — Мммм… мэтр Клод, я никогда не позволю себе обидеть даму, тем более, очаровательную мадам Терезу! — заявил Вито и принялся с удвоенным усердием уплетать пирог. — Будьте уверены: как только я с ним расправлюсь, то первым делом пойду и лично выражу свое восхищение поварихе! — Ну если так, то и ждать незачем! — усмехнулся Клод. — Я слышу ее шаги — она несет нам кофе! Побыстрее обдумывайте ваш комплимент, месье Колонна! В самом деле, не прошло и минуты, как в столовую вошла мадам Кампо с кофейным подносом. Она почему-то выглядела смущенной и встревоженной — и Клод, превосходно изучивший все грани ее характера и малейшие оттенки настроения, сразу же обратил на это внимание: — Что случилось, Тереза? Ты обнаружила у себя на кухне крыс, танцующих ригодон? — Что, крыс? На моей кухне? Как можно, этакая гадость! — возмутилась добрая женщина, поставила поднос на сервировочный столик и достала из нагрудного кармана на фартуке бумажный конверт: — Вот это послание только что принес посыльный! — Какое еще послание? Какой посыльный? — нахмурился Клод. — Я ни от кого не жду писем… тем более в субботу! — Но месье… — А квитанции и счета из налоговой нужно сразу складывать в папку для бухгалтера! Я тебе сколько раз говорил! — Нет, месье Клод, это не для вас… это для месье Эдгара. — Для меня? — удивился Анхель, но сейчас же протянул руку за письмом: — Дайте, пожалуйста. — Прошу вас, месье, возьмите… — Тереза с явным облегчением передала ему конверт. — Здесь нет ни адреса, ни имени! Вы уверены, что не произошло ошибки? — Я ни в чем не уверена, месье, это не моего ума дело… Посыльный пришел с полчаса назад, спросил месье Эдгара Штальберга, долго добивался от охраны, чтобы его пустили, в конце концов те вызвали Мишеля, а Мишель уже позвал меня, чтобы я забрала конверт. — Вы сами видели посыльного? — уточнил Эдгар. Он чувствовал, что дядя и Вито смотрят на письмо в его руках и сгорают от любопытства, но не спешил вскрывать конверт, прибывший непонятно от кого, непонятно откуда. — Да, месье, видела. Высокий такой мужчина… смуглый… одет прилично и по современной моде, без всяких там косынок… говорит немного с акцентом, но правильно. Вот он и сказал, что принес личное письмо для месье Эдгара Штальберга, и уже меня просил, чтобы я вас позвала — отдать конверт вам прямо в руки! Ну, пустить я его, конечно, не пустила, у нас свой порядок в доме, но пообещала, что письмо вы получите… вот и принесла вам, месье! А читать или нет — это уж ваша полная воля. Примечания: 1. Маренго — любимый арабский жеребец Бонапарта, которого он вывез из Египта после битвы при Абукире в 1799 году. На знаменитом конном портрете Наполеон запечатлен верхом именно на Маренго. 2. Буживаль — престижное парижское предместье, застроенное особняками и виллами. Находится западнее Парижа, на излучине Сены. 3. Беарнский соус (беарне́з, фр. sauce béarnaise, по французскому топониму Беарн) — горячий соус французской кухни к жареному красному мясу и рыбе. Эмульгированный яично-масляный беарнский соус обнаруживает сходство с голландским, но гуще его за счёт большего количества яичных желтков и ароматнее за счёт эстрагона и других пряностей. 4. Последняя модель в ряду суперкаров от Этторе Бугатти — «ЕВ110» — была представлена в сентябре 1991 года. Вито для перемещения по Парижу приобрел ярко-желтый болид с красным кожаным салоном за 380 тыс долларов. 5. Хвала Аллаху! — так мусульмане часто комментируют что-либо, например, когда говорят об успехе и когда отвечают на вопросы «как дела», «как здоровье» 6. Сбривание или радикальная стрижка волос в исламе нередко считаются порицаемым, позорящим действием, однако порой производится в ритуальных целях: во время хаджа или в знак траура. В частности, есть обычай остригать волосы и оставлять на могиле как свидетельство скорби по усопшему. 7. Стихи из поэмы Амира Хосрова Дехлеви — настоящее имя Абу́ аль-Хаса́н Ями́н ад-Дин Хосро́в (строго говоря, совсем не арабский, а персидский поэт, живший в Индии в 13 веке). 8. Гаргантюа — (фр. Gargantua: «que grand tu as» букв, «ну и здоровенная она (глотка) у тебя») один из главных героев сатирического романа Ф.Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», которому целиком посвящена первая из пяти книг, опубликованная в 1534 г. Прославился своим непомерным обжорством и размерами.