Гиперреальность

      Арсений сквозь сон утыкается в чьё-то тёплое плечо, приоткрывает глаза, стараясь понять, где находится. Пейзаж ничуть не изменился. Всё та же ночь, то же побережье; шелест волн расслабляет, а лёгкий ветерок щекочет лицо и путается в волосах. Длинные руки, собранные вокруг него кольцом, напоминают уютное птичье гнездо. Арсений чуть приподнимается, стараясь проморгаться, чтобы отогнать остатки сна. Спать на голом песке не лучшая идея из-за того, что множество мелких песчинок забралось под брюки и футболку.       Он впервые за долгое время чувствует себя по-настоящему отдохнувшим. Никакой тебе сирены, шума множества голосов или кошмаров. Лишь уют, тепло и чувство защищённости. В сонный мозг резким вихрем грубо врываются воспоминания о прошлом дне. Он убил человека. Своими руками убил. По-настоящему. Антон, почувствовав движение рядом с собой, разъединяет кольцо из рук. — Доброе утро. — Скорее доброй ночи, — Арсений, обернувшись к нему, хмыкает, вытряхивая из-под футболки песок. Старается придать голосу спокойствия, сделать вид, что всё в порядке. — Я не знал, что ты умеешь спать.       Парень садится на месте и, сцепив пальцы в замок, потягивается, от чего тихий хруст пробегается по всем косточкам. К зависти Арса песок к нему совсем не липнет и не забирается под одежду так же, как это было с водой. — Сон мне не нужен: я вполне могу существовать без него. И в основном сплю только на безопасных уровнях, где нет людей.       Попов задумчиво смотрит на океан, который приятно поблёскивает в отсветах неона, исходящих от разноцветных звёзд: — Как думаешь, в нём вода чистая? — Да, наверно. А что? — Умыться хочу.       Арсений поднимается на ноги, чуть поморощившись от боли, закатывает штаны до колен и, сняв обувь, заходит в водоём по середину голени. Песок под ногами кажется мягким, почти пушистым, а тёплая вода – нежной, будто парное молоко. Он зачёрпывает немного в руки, сложенные лодочкой, обтирает ею лицо.       А когда открывает глаза, поначалу думает, что ослеп. Он оказывается в кромешной тьме, где не видно ничего даже на расстоянии вытянутой руки. Паники уже нет. К постоянным перемещениям, которые провоцирует едва ли не каждый вздох, быстро привыкаешь. Мужчина в непонимании замирает, ждёт, пока глаза привыкнут к темноте. Когда начинает различать тёмные очертания предметов, он опускает взгляд себе под ноги. Неприязненно морщится, тут же отряхивая руки от остатков воды и брезгливо начинает вытирать лицо краем футболки. Под босыми ногами тускло поблёскивает лужа с несколькими пожухлыми листочками, из которой он только что умылся.       Здесь прохладно, пахнет сыростью, а промозглый ветер заставляет табун мурашек разбежаться по мокрым ногам. Будь он в реальности — сказал бы, что здесь начало осени, но вряд ли тут времена года идут привычным образом. Попов начинает вертеться по сторонам и быстро замечает вдалеке слабое жёлтое пятно света, которое постоянно мерцает, подсвечивая лишь куст, растущий рядом с ним. Видимо, фонарь, который вот-вот окончательно сломается.       За спиной раздаётся слабый плеск воды, будто в неё кто-то наступил; мужчина сразу же оборачивается, но врезается во что-то тёплое. Хочет было вскрикнуть, но его останавливает знакомый голос. — Спокойно, это я.       Арсений выдыхает, чуть отходит от Антона, который, судя по всему, нырнул вслед за ним: — Где мы? — Не знаю. Похоже на десятый или шестой уровень, но я не уверен, — он начинает вертеться по сторонам, протягивая длинные руки во все стороны в попытках хоть что-то нащупать. — Ты видишь в темноте? — Неа. Пытаюсь разобраться наощупь. — Пойдём к фонарю? Там хоть немного света есть.       Они торопливо направляются к единственному источнику освещения, хотя что ещё остаётся делать? Привыкшие к темноте глаза начинают различать большие дома, похожие на загородные, и дорогу из мокрого асфальта, вдоль которой тянется тротуар. Похоже на пригород или, может быть, неплохой коттеджный посёлок. Когда полпути уже пройдено, Антон, шагающий позади, резко вытягивает руки и, схватив мужчину, притягивает к себе. Попов хочет спросить, что случилось, но длинный палец настойчиво касается губ, призывая к молчанию. Они оба замирают.       Через минуту причина остановки становится ясна. Слух улавливает лёгкую человеческую поступь, которую, судя по всему, Антон заметил раньше. Арсений щурится, вглядываясь в пустоту. Когда источник звука становится виден, спина покрывается мелкими мурашками, а глаза расширяются. В метрах трёх от них проходит существо ростом примерно со среднестатистического человека, чья бледно-жёлтая кожа, покрытая множеством бугорков, блестит в тусклом свете чем-то склизким. Антон делает шаг назад, ветка под его ногой хрустит. Жуткое существо медленно поворачивает голову к ним. Парень, покрепче перехватив Арсения, издаёт грозный рык, наверняка скалясь.       Сущность, не моргая, смотрит на них несколько долгих мгновений, которые Арсению кажутся вечностью, но всё же разворачивается и быстро уходит прочь. Дождавшись, пока оно скроется во тьме, Антон отпускает мужчину. — Что за хуйня это была? — Кожекрад. Он обычно убивает людей и натягивает на себя их кожу, а потом притворяется человеком. Нам повезло, что он был не голоден, а то пришлось бы драться.       Арсений дальше идёт, уже придерживая Антона за руку. Неизвестно, что ещё может ходить рядом. Когда выберется отсюда – точно будет спать со включённым светом и плевать, что это несолидно для двадцатилетнего мужчины. Он теперь точно знает, что может прятаться в темноте.       Оказавшись у фонаря, решают идти дальше просто по прямой: должна же эта дорога куда-то вести. Уже через несколько метров они остаются в непроглядной тьме, которая обволакивает со всех сторон. Она кажется живой, обитаемой: чавкает мокрыми листьями под ногами, шелестит в ветвях деревьев, скрипит створками окон. Дожидается, пока они разделяться, чтобы напасть исподтишка и сожрать обоих. Сделать такими же, как она.       Из мыслей вырывает резкий звук, разорвавший воздух. Арсений падает на колени, отпуская руку своего спутника. Его накрывает чем-то вроде сети. Яркий луч фонарика на мгновение ослепляет и заставляет глаза, отвыкшие от света заслезиться, из-за чего Арсений старается прикрыться ладонью. Над головой слышатся человеческие голоса, которые переговариваются между собой на неизвестном языке. Попов оглядывается назад. Антон, стоя на четвереньках, нервными движениями пытается выпутать руку, застрявшую в сети. Он злобно рычит и скалит острые зубы, щурится на яркий свет, сгорбившись. В этот момент он очень напоминает дикого зверя, которого только что загнали в ловушку охотники.       Какой-то смельчак настороженно подходит к нему, ослепляя светом мощного фонаря и перерезает верёвку рядом с рукой. Неизвестно, он понял, что парень не опасен или решил, что эту злобную штуку лучше отпугнуть, чем пытаться ловить. Арсения же, вопреки ожиданиям, отпускать не собираются. Он не успевает понять, как четыре руки грубо вталкивают его в двери ближайшего дома, похоже, приняв за кожекрада.       Он беспомощно оглядывается назад, но Антона в темноте разглядеть уже не удаётся. Мужчина в два счёта оказывается в тёмной гостиной, где из источников освещения есть только несколько лежащих на горизонтальных поверхностях фонариков. Его крепко держат за руки, не давая вырваться; Попов пытается ударить или укусить одного из мужчин, краем сознания замечает, что один из них, индус, кажется подозрительно знакомым. Но не успевает он вспомнить, кто это, как слышит над ухом до боли знакомый голос. — Какого ху...       Одновременно с поворотом головы в нос прилетает чужой кулак. Попов от неожиданности сгибается пополам, виснет на своих стражниках. — Тебе ещё хватило наглости сюда заявиться?! — Арсений поднимает голову и видит перед собой бывшего друга. Серёжа выглядит жутко разъярённым, из глаз чуть ли не сыпятся искры. — Ты пытался убить человека! Человека! И после этого ещё приходишь к нам!? — Пожалуйста, дай мне объяс... — Ничего не хочу слышать! Зря ты связался с тем монстром. Ты теперь такой же, как они. Ты тогда специально пришёл к нам, да? Что они пообещали? Неприкосновенность? Помочь выйти отсюда? В голове раз за разом прокручивается фраза Серёжи. «Пытался убить». Пытался. Неужели это значит... — Он жив? — Арсений шмыгает разбитым носом, даже не стараясь остановить кровь. — Послушай, мне ничего не обещали. Я был не в адеквате и понимаю всю серьёзн... — Ты. Пырнул. Человека, — Матвиенко едва не шипит эти слова ему в лицо. — Что ты там, блять, понял? Ты хоть осознаёшь, что он мог умереть? Если хочешь знать, у него есть дочь. Представляешь, каково было ей видеть отца, всего в крови, с вывалившимися наружу кишками?       Тот парень жив, и это главное. Слова режут хуже любого ножа; одного удара явно было недостаточно. Арсений согласен на то, чтобы его избили сильнее, отпинали, да даже закидали камнями всей группой. Он это полностью заслуживает и никакими извинениями тут не отделается. Не сможет извиниться перед самим собой. — Оправдываться бесполезно, да этому и нет оправданий. Я очень жалею о том, что сделал.       И Серёжа взрывается. Если бы не подбежавший к ним Дима – точно задушил бы его прямо у всех навиду, голыми руками. Мужчину оттаскивают на другой конец комнаты, врач что-то говорит ему на ухо, после чего злобный Матвиенко уходит вглубь дома, громко хлопнув дверью. Дима возвращается к нему, попросит охранников отпустить. Арс шмыгает носом, стирая кровь тыльной стороной ладони. — Слушай, ты поступил, как конченая мразь, но если всё ещё жив, значит Закулисью это зачем-то нужно: оно не отпустит просто так. Уходи, а? Тебе тут больше не рады.