***
Конь дернул повод. – Тише, Всполох. Скоро мы сможем отдохнуть. – Всадник успокаивающе похлопал коня по рыжей шее. Они были в пути весь день, но сталкиваться с опасностями Содрогающегося леса под открытым небом не хотелось. Поэтому он надеялся набрести на какое-нибудь поселение и уже там остановиться на ночлег. Погода стремительно портилась – на равнине некуда было деться от пронизывающего ветра и то и дело налетающего дождя, ледяными иглами забирающегося под плащ и за ворот жреческой робы. Раскисшая земля комьями налипала на копыта, замедляя движение, увеличивая и без того небыстрый путь. Наконец, ветер донес запах дыма, а это значило, что поблизости все же был какой-никакой кров. Подобрав поводья и выслав коня в рысь, мужчина устремился вперед, пока не заприметил на горизонте очертания дома, стоящего особняком от крохотной деревушки. Подъехав к низенькой ограде, он привязал к ней своего рыжего и направился во двор. На стук отворила красивая молодая женщина-тифлинг в просторных одеждах, скрывающих фигуру. Она поприветствовала путника и спросила, что занесло его в этот неспокойный край. – Доброго вам вечера. Я хотел узнать, долго ли отсюда до Гундруна? – Около часа верхом. Хотя дороги сейчас размыло, может и дольше. – Женщина зябко закуталась в платок. – Надвигается буря, вам лучше поторопиться, если хотите добраться до города и не вымокнуть до нитки. – По правде сказать, и я, и мой конь вряд ли осилим сегодня спешку при такой непогоде. Мне бы не хотелось вас стеснять, но быть может, у вас найдется немного места для нас? Меня зовут Тристиан, я паломник – направляюсь помочь поселенцам и беженцем из земель Саркориса. – Мужчина коснулся священного символа Сарэнрей на поясе. – Вы жрец богини милосердия? – В рубиново-алых глазах, под которыми залегли темные круги, блеснула надежда. Слишком хорошо ему знакомая. С этой женщиной приключилось какое-то горе, и в нем она увидела возможное избавление от постигшего ее несчастья. – Это великая радость, принимать вас в нашем скромном обиталище. Коня можете завести в сарайчик за домом. Где-то была попона, я поищу. – Прежде чем скрыться внутри, она обернулась и произнесла: – Мое имя Олика. Муж сейчас на службе с армией крестоносцев, поэтому мы вдвоем здесь с сынишкой. Располагайтесь. Тристиан поблагодарил хозяйку и отправился за Всполохом. В сарае был закуток, используемый в качестве стойла: коновязь и подстилка из чистой соломы, небольшой тюк сена в углу. Как будто здесь со дня на день ждали того, кто вернется с войны со своим боевым товарищем. Растерев мокрую шерсть соломой и накинув принесенную Оликой залатанную суконную попонку, он расседлал коня. В ответ на недовольное фырчанье и топание копытом Тристиан пообещал, что вернется напоить его позже, наполнил кормушку сеном, после чего вместе с хозяйкой ушел в дом. – Я сейчас соберу на стол, подождите немного. – Женщина принялась хлопотать у очага. – Вы сказали, что живете вместе с сыном. – Тристиан сел на край простой скамьи. – Да, но малышу не здоровится вот уже третий день. Из-за наших рогов лекарь сюда и носа не кажет, а моих умений что-то не хватает в этот раз. Был бы здесь мой Ди, к нему бы прислушались, он ведь такой же как они, человек. Но я чужая здесь, и помощи ждать неоткуда. – Женщина повернулась спиной к печи и разгладила фартук. Заправила за ухо выбившуюся прядь коротких темных волос, опустив взгляд, чтобы украдкой сморгнуть навернувшиеся на глазах слезы. – Я молюсь Исцеляющему свету, чтобы Богиня помогла нам справиться с этой бедой. Быть может, небеса услышали мои молитвы, и вы посмотрите, что с моим мальчиком? Пожалуйста. – Конечно. Не тревожьтесь, прошу, ведь вы ждете еще одного малыша. – Мужчина встал, собираясь направиться к больному ребенку. Олика проводила его в комнату, где укутанный одеялом, с полотенцем на лбу беспокойно вздрагивал в беспамятстве мальчик лет пяти. Рядом с ним лежала тоненькая книжка с рисунком ангела. Тристиан склонился над кроваткой. У ребенка был сильный жар, на светло-багровой коже проступила испарина, из-за чего темно-фиолетовые кудряшки намокли и липли ко лбу. А еще от него исходила странная аура – словно что-то темное сжимало когтистой лапой детскую грудь. – А ваш сын играет неподалеку от Содрагающегося леса? – Прикрывая глаза и пытаясь сконцентрироваться на поиске источника хвори, спросил жрец. – Нет, конечно. – Нахмурилась Олика, но в голосе ее не было уверенности. Одной непросто на хозяйстве, особенно с мальчуганом-сорванцом, за которым нужен глаз да глаз. Тристиан молча кивнул и простер ладони над ребенком, призывая свет своей богини, очищая его от брошенного в сердцах проклятья. Теплое золотистое сияние коснулось груди малыша, выжигая оплетающие его подобно сухим корням незримые путы, заживляя потревоженную злом невинную душу, которая откликнулась на этот зов так живо, будто в потомках у него был не дьявол, но небожитель. Ребенок приоткрыл глаза с лиловой радужкой и слабо улыбнулся. – Это ангел, мама? Как в сказке? Спас меня… Спасибо тебе, добрый ангел. – Пролепетал он и почти сразу провалился в спокойный сон, обнимая книжку. – Местные нимфы известны своим коварством. Поговорите с мужем, вдруг удастся перебраться поближе к городу и его стенам – детям там будет безопаснее. – Жрец направился к выходу, но на полпути остановился, чтобы еще раз взглянуть на малыша. – О чем он говорил? – Люди всегда видели в нем того, кого ему хотелось, чтобы они видели – обычного человека, не даэву. Неужели этот ребенок стал исключением? – Он любит, когда я читаю ему сказки, особенно эту – про ангела, который спустился с небес, чтобы творить добро рядом с людьми. – Пожала плечами Олика, выглядящая заметно более успокоенной и счастливой. – Мой сын еще совсем кроха, но хочет быть таким же, как его отец – отважным воином Леди доблести. Ди обещал в следующий раз привезти ему «Деяния Иомедай». Готова спорить, что и эту книжку он не будет выпускать из рук. Спасибо вам. Вы даже не представляете, как наша семья вам благодарна. У нас немного есть, но… – Она потянулась к шее и сняла серебряный медальон с гравировкой дракона в окружении кристаллов льда. – Этот медальон достался мне от матушки. Есть легенда, что он защищает того, кому принадлежит. Ни моей матушке, ни бабке, ни прабабке не довелось попасть в такой переплет, что пришлось бы его использовать. А я вот, похоже, угодила. Возьмите. Мужчина мягко отстранил протянутую к нему ладонь. – Не стоит, Олика. Я прибыл сюда помогать, ибо в этом мое призвание. Если этот медальон передается в вашей семье из поколения в поколение – не будем нарушать традицию.***
– Прошу извинить меня за вопрос, но этот медальон достался тебе от матушки? – Поймав себя на том, что пристально вглядывается в украшение, Тристиан перевел взгляд в сторону. – Возможно. К сожалению, этого я не помню, как и всего, что происходило со мной до попадания в орден Чешуйчатого кулака – а это целых шесть или семь лет жизни. Монахи позволили его оставить, сказав, что именно он помог мне выжить, а значит, надо его беречь. А почему ты спрашиваешь? Ты не большой любитель поговорить, даже когда для этого есть немного времени. – Баронесса с интересом склонила голову на бок, в красных глазах заплясали озорные искорки. – Прошу прощения. Я лишь хотел узнать немного больше о тех, с кем я путешествую. – Тристиан робко улыбнулся ей и всецело погрузился в наблюдение за будущим рагу. Озорные искорки грустно погасли. Баронесса какое-то время посидела поблизости, крутя в руках медальон, а потом ее позвала Линдзи, и она ушла. Тристиан размышлял. О том, каким он был меньше тридцати лет назад и о том, в кого превратился сейчас. Вспоминал глаза с лиловой радужкой и восторженное – «Спасибо тебе, добрый ангел». Осталось ли в нем что-то от этого ангела?