○ ○ ○
Джисону двадцать лет, а жизнь его катится в точный конец печальных забвений. Поступив в цирковое училище, мечтал стать акробатом, чтобы покорять людские сердца своими сложными трюками. Но уже спустя год учёбы точно понял, что ошибся с выбором профессии. Трюки получались слабыми, а стараться Хан перестал. Да и ко всему прочему, почему-то группа его одногруппников вдруг решили вспомнить, что такое буллинг. Джисон с детства был слабым ребёнком. Он не мог постоять за себя, да и до сих пор не может. Старшие дети всегда задирали его. Оскорбляли, унижали. А Хану оставалось только терпеть. Настолько иронично и банально, что со временем Джисон стал считать все эти издёвки чем-то нормальным. Испорченные тетради, вещи, драки в классе — нормально. В какой-то момент в голове Хана стрельнула мысль, что всё это в порядке вещей. Ему было даже забавно от того, что его бьют. Приятно. Издевательства над ним начались ещё в младшей школе, примерно со второго класса. И продолжились до конца школы. Когда его школьные задиры не трогали его больше двух-трёх дней, у Джисона начиналась ломка. Сам того не понимая, он наносил себе увечья. Впервые попробовал в седьмом классе. Во время конфликтов Джисон провоцировал обидчиков, чтобы те сильнее били. Он наслаждался этим. Потому и тогда, в тот день, взяв в руки канцелярский нож, аккуратно провёл по бедру, чтобы видно ничего не было. И о чёрт! Как же это было приятно! Хан закатывал глаза в удовольствии и чувствовал возбуждение внизу. Мать у Джисона была строгой. Настолько, что порой она и сама была не прочь пару раз стукнуть сына. А Хан провоцировал и её. Делал всё, чтобы та злилась ещё больше. Приятнее всего было ему от избиений зарядным устройством. Или любым шнуром и проводом. Это было зависимостью высшего искусства. Отца не было, он повесился, когда Хану было около пяти. Ирония судьбы немного пошутила, когда на детской площадке, куда часто ходили родители и Джисон гулять, Хан с матерью нашли повешенный труп отца. Джисон начал заниматься селфхармом в четырнадцать лет, сейчас ему двадцать, а мест на его несчастном теле больше не осталось. Ноги исполосованы! Филигранные линии на тазе и даже на члене — прекрасные надутые шрамы. Хан не трогает те части тела, которые могут быть оголёнными. Потому только ноги и есть его холст. А в последнее время ему ещё нравится рисовать во рту. Чувствовать привкус железной крови. Её теплоты. Наслаждение, да и только! Кусать каждый раз неудобно, но вот вечерком провести ножиком по эпителиальной ткани внутри полости рта — страсть как приятно! Порой разговаривать больно, но ничего не поделать. Уж лучше так, чем по-другому. Зато какое наслаждение чуть надкусывать порез и чувствовать эту неописуемую красоту! И всеми языками и словами мира не раскрыть загадку мрака.○ ○ ○
Джисон выходит снова из квартиры, шагает по мокрому асфальту в сторону училища, а внутри неспокойно и странно. Небо сереет, буквально чернеет от страшных болезней и ярости Дождя. Хан выдыхает волнение из своей грудной клетки, стараясь скрыться от ненавистных ему капель. Зонт остался дома, потому белая кофта впитывает все колкие слова и высказывания Дождя. Хан никогда не любил осень. Это отвратительное время года ассоциируется только с сыростью гниющих деревьев и трав. И сколько не тяни руки к цветам — солнце, будто от тонкой цепочки светильника, выключается по зову тёмного существа. Что хохочет и наблюдает за сумасшествием своего предшественника. Хан точно гниёт изнутри. Ему странно и словно болезненно от мыслей, которые сегодня не желают покидать голову его. Мастерство под ареной, где нет страховки — интересное задание дали мастера. Джисон яростно натирает свои руки, наблюдая за тем, как его одногруппник Минхо флиртует с Суджин, хотя знает, что Хан давно влюблён в неё. Эта никому непонятная вражда с Минхо началась ещё с первого курса. Джисон просто существовал, продолжая каждый день резать себя, а Минхо любопытный до жути. Тогда, после очередной тренировки, после практики, Хан переодевался, как ему казалось, в пустой раздевалке. Парни, что были в этом помещении, давно ушли. Джисон специально ждал, чтобы одному сходить в душ и переодеться. Если с водными процедурами ему повезло, то вот с одеждой не особо. Тишина, стоявшая практически в пустом помещении, вдруг резко исчезла. Её похитил звук открывающихся дверей. Джисон, стараясь натянуть штаны как можно быстрее, всё же не успел. — Вау! — Донеслось до ушей Хана. — Чего тебе? — Грубо спросил он, оголяя свои нежные клыки. — Ха-ха! Сони-и, неужели у тебя проблемы? — Язвил Минхо, приближаясь всё ближе к нему. — Проблемы сейчас будут у тебя, если ты ебало своё не завалишь. Иди, куда шёл. — Внимания не хватает, решил таким способом привлечь? Хан уже не сдерживает себя. Только томно выдыхает, повышая голос. — Ты долбаёб, И? Если бы я хотел его привлечь, я бы ждал, пока все уйдут? — Ты сейчас за такие слова стенку поцелуешь и хуй у меня отсосёшь, ты, блять, понял? — Мне похуй, делай что хочешь, ебанат. Двадцать лет, а продолжаешь гнать обиду за какую-то хуйню. Не строй из себя крутого пацана, когда ты херь залупная. Минхо, хватая Джисона за воротник футболки, кидает в стену, больно придавляя промежность своим коленом, отчего Хан даже пискнул. Спина, обнявшись со стеной, пообещала оставить пару синяков. Ситуация начала выходить из-под контроля. Минхо опылял щёки Джисона ядовитым дыханием агрессии, а Хан вновь становился зависимым от силы человеком. Ему хотелось большего. Ему хотелось больнее, чтобы потом, лёжа в ванне, наполненной кипятком, он переваривал боль каждой клеточкой тела. — Ударь, малыш Лино, давай, — вновь провоцирует Хан, — Тебе же ничего не стоит! Вот так взять и ударить меня. — Ты правда больной? — Теряется будто в сумрачном лесу Минхо. — Мне нравится, когда ты меня бьёшь. Я обожаю смотреть на синяки от твоих ударов. Ну же. Убей меня! — Хохочет Джисон, а у Минхо в голове словно что-то щёлкает. — Куда тебя бить? Где тебе будет приятнее? — Словно загипнотизированный, шепчет Минхо. — Везде. Избей меня до полусмерти, чтобы я молил тебя о пощаде, прошу. Я весь твой! У Минхо зрачки становятся на два размера больше, ещё хуже. Он вдыхает убийственное волнение, а после кусает Хана за шею. Джисон скулит от боли, но от наслаждения больше. Ему приятно, ему нравится. До чего же хорошо вот так ощущать, как чужие зубы, скользя по его коже, оставляют свои следы. Хан чувствует, как кровь течёт по шее, как пачкается его серая футболка, а Минхо, словно под действие вампиризма, начинает слизывать кровь, кусая ещё глубже, ещё больнее. Джисон чувствует, как от наслаждения от происходящего у него начинает дёргаться член. Как болезненно становится внизу. Но поделать ничего нельзя. Минхо не останавливается, продолжает кусать. Кажется, что завтра вся шея Хана станет новым полотном творческого И Минхо, который, чувствуя, как собственный организм странно реагирует на стоны и всхлипы его ненавистного одногруппника, только больше оставляет следов. Губы в крови, он всё ненавидит. Джисон, поднимая руки, тянется к волосам, больно втыкаясь ногтями в кожу головы. Минхо и сам начинает издавать странные звуки, когда коготки Джисона уже пытаются проткнуть его спину. Долго длиться всё это не могло. И обессиленный от боли Джисон скатывается спиной по стене, выпадая из хватки Минхо. — Что это, блять, только что было…? — Запутан Минхо. На его щеках и губах кровь Джисона, а внутри спазм возбуждения. — Это было чертовски приятно, И. Спасибо, — еле дышит Хан. — Ты ебаный мазохист! — Пугается Минхо, вытирая рот рукой, а после исчезает из раздевалки. Убегая настолько быстро, что Джисон даже моргнуть не успевает. А сейчас Джисон смотрит на то, как Минхо стоит с Суджин безумно близко. «Ебаный И Минхо. Надеюсь, тебя черви сожрут» — шепчет Хан, перематывая костяшки пластырем. — Хан Джисон! — Зовёт мастер, — На арену! Джисон выдыхает сомнения и страх перед высотой, под ним сетка. Даже если он упадёт, то не разобьётся, всё будет нормально. Хан забирается по лестнице на верхушку его скорой смерти. И звонко хлопнув в ладоши, он прыгает, показывая трюк. Летает между звёздами и крутится в пространстве. Сегодня устройство кажется ему крепче, чем обычно. Хан спокоен. Бояться действительно нечего. Открываясь всем одногруппникам и преподавателю с другой стороны, Джисон, будто синичка в небе без крыла, летит покорять высоты. Он ногу влево, руку вправо. И голову назад, оголяя торс. Футболка — парашют. Не спасёт. Остался последний рывок. Джисон завершает показ, в последний раз прокручивая в воздухе звездой, а после летит вниз. Он не успел схватиться за карниз. Но даже так Джисон спокоен. Был. Минхо, наблюдая за всем этим, чувствует, как внутри него падающие звёзды желают большего. Как они вновь хотят окунуться в тот странный порок. И понять ни в каком бреду нельзя, почему Минхо искусал тогда Джисона. Он, ощущая трепет от вкуса крови, желал лишь укусить сильней, почувствовать ярче. Сколько бы Минхо не пытался ответить на свой вопрос, так и не смог сформулировать рациональность. А потом те же вопросы стали доноситься не только из головы, но ещё и из зеркал. Это было странно, когда вечером Минхо хотел спать, а слушал странный шёпот доносящийся из зеркал. Сначала боялся, потом искусал Джисона — перестал. Будто вся эта игра была правильной, была нужной. И коль упереться в те слова, что доносились оттуда, то можно было и поболтать. Только долго всё. Потому, разрешая Милой Сколопендре ползти под зеркалом в ванной, забыл про смертные побеги дикой розы. Он смотрит на летящее тело — ликование в кончиках пальцах. Минхо думает, что после этого трюка, после практики, он обязательно дождётся Хана, а затем, прикинувшись сумасшедшим, вновь искусает, ещё хуже, чем в прошлый раз. Ведь тогда укусы сходили с бедной шеи почти месяц. Жаль только, что шрамов не осталось. А тем временем Хан обрывается с тарзанки. И вправду летит вниз. Минхо чувствует холод внутри и жажду во рту. Язык будто пересох. Всё случается за пару мгновений. Глухой удар сквозь сетку, а на полу уже прекрасными ручейками и кислыми мозгами вытекают внутренние органы Джисона. Студенты в ужасе бегут прочь, девушки разрывают свои глотки, будто от гарроты на шеи. Преподаватель бежит до вахтёрши на этаже, чтобы позвонить в скорую, а Минхо остаётся в зале. Он смотрит, как из-под Джисона вытекает пузырящаяся кровь, как его шоколадные волосы окрашиваются грехом дороги Виа Долоса. Череп расколот пополам. Минхо подходит ближе, а там пульсирующий мозг. Рядом валяются пару зубов, а руки выломаны. Ноги скручены. А милые косточки торчат остриём бессмертия. Минхо садится на корточки так, чтобы кровь не доставала его, а после говорит: — Хан, с тобой всё хорошо? Тело начинает шевелиться. Череп дёргается в трёх мгновения. Оттуда выползает сладость — Сколопендра. Она, звонко пискнув, удалилась прочь, а Минхо всё ждал ответа от трупа. Джисон не промах. Но повернуться сложно, да и в крови давно захлебнулся от скуки. — Фвсё холлоршо. — Тогда чего пугаешь всех? Вставай и иди извиняться! — Ругается Минхо. А кровь почти доходит до его обуви. — Нэ мгу. Ногки сломны. — Это не оправдание! Вдруг резко Джисон, протыкая своё мясо сломанными костями, встаёт на руки, смотря на Минхо перекосившимся лицом. Убивая пустыми глазами, что вытекли и впитались в его футболку. Передние зубы валяются рядом, а улыбка изрезана. — КУПИ КУКЛУ. КУПИ ФАРФОРОВУЮ КУКЛУ. СЛЫШИШЬ МЕНЯ, И? КУПИ КУКЛУ. КУПИ КУКЛУ! Тело падает, возвращаясь в ту же позу, Минхо подрывается, убегает. А кровь дотекла в конечном итоге до обуви Минхо. К слову, это были кроссовки Хана. Он украл их, потому что запах пленил И. А Джисон умер. Ему нужно пристроить душу где-нибудь. Потому И переодевается, бежит в магазин за красивой фарфоровой куклой. Дождь продолжает моросить, а Минхо впервые понимает, что путь судьбы, как ни крути, не повторим. И не забыть, и не забросить. К вечеру красный закат перережет небу горло. Пустит кровь из его аорт. А сейчас, дабы не пожалеть о случайной смерти, Минхо едет в автобусе в сторону крупного торгового центра. Его голова не работает. Она отключена. Перед глазами только образ Хана, что требует купить куклу. Минхо и сам сейчас кукла с пустым взглядом. И стоя в очереди, он ищет в интернете, как можно привязать душу к предмету. Для этого нужна кровавая вещь покойника, чёрная свеча и заговор, который Минхо сохранил. В магазине он выбирает самую красивую куклу. Аккуратная девочка с кукольными глазами — будто с пуговицами, стояла одинокая на прилавке. В красном чуть пышном платьице с чёрными кружевами и пшеничными кудрявыми волосами. На голове такая же шляпка. И чёрные башмачки. Минхо думает, что такая кукла — идеальный вариант, потому что сколько фильмов ужасов он пересмотрел, типаж был одинаков. Потому и беря с полки, он идёт на кассу. Продавец странно смотрит на него, но куклу продаёт. Минхо улыбается зловеще, а после несётся домой. В квартире темнота, время в настенных часах доплывает кровь по паркету к двенадцати ночи. На полу лежит кукла на белой простыне. Рядом стоит плачущая чёрная свеча и кровавые кроссовки. Ровно в полночь Минхо читает заговор: «Неподвижно тянется жизненный сок. Губы рваные — воск залижет. Душа Джисона — кукла в клетке. В окно глядят глаза марионетки Хтоническая тварь ползёт сюда. Душа теперь в кукле заключена». Минхо будто обухом по голове, одаривают красные глаза, зияющие в темноте горевшего воска. В ушах стоит невыносимый звон. Словно церковные колокола бьются у самых ушей. И, затыкая их руками, Минхо кричит, пытаясь оправдать замысловатый крик перехождение души из тела в куклу. Фактическое перерождение в фарфоровом теле. Тени тянут ручище к Минхо, который, склонившись над куклой, разглядывал её краснеющие глаза. Очи, что наливаются кровью. Голубая радужка с каждой секундой становилась всё красней. Минхо заворожён. Он не даёт себе отчёт. Крик сошёл на «нет». Минхо тянет к кукле пальцы, а свеча в одно мгновение — тухнет! Звёзды гаснут за окном. Так родилась Тьма. И слыша топот по квартире, он понимает лишь одно — игра началась. Парень отключается, падая на белую простынку, на которой лежала кукла. Он не может терпеть сон. Его сознание желает погрузиться в искренний грех. Минхо нужен отдых. Только фарфоровая тварь, стоя в углу, молчит. Прекрасное безумие её игриво. А голод отвратителен настолько, что её маленькое кукольное сердечко устало страдать от истощения. Пока Минхо познаёт суть предсказуемых человеческих слабостей, Джисон своими фарфоровыми ножками бежит к входной двери. Он приручил бардак, а хаос ему давно благоволит. Душа должна питаться, она хочет безумств и кровавых расплат! Хан, открывая дверь, уходит прочь. Он чувствует, как душа тускнеет. Ей нужна пища.○ ○ ○
Минхо просыпается рано утром, когда солнца свет только начинает закрадываться в квартиру. Солнечные зайчики сдохли. Они больше не бегают по квартире. Их растоптали на полу. Минхо с трудом открывает свои слипшиеся, будто зашитые веки и смотрит вдаль. Что-то или кто-то с ним рядом мягко чмокает. Парню трудно. Слюней во рту нет, словно воду из организма кто-то высосал. Он чувствует, что на языке его что-то шевелится. С тяжестью открывая рот, засовывая туда пальцы, Минхо достаёт дождевого червяка, который испражнялся на его языке. Чувствуя дискомфорт ещё и за щекой, И тянет пальцы, а миленький паучок решил разродиться. Хо начинает задыхаться. Он потревожил пауков, теперь они ползают у него по всему рту. Некоторые настолько хитры, что бегут в саму глотку. Минхо, подрываясь со своего спального места — гроба, начинает выплёвывать пауков и ещё пару дождевых червяков. Кровью харкая, он пытается дышать, но луч судьбы давно сломан. Но игра продолжается. На трясущихся ногах он поднимает свой взгляд к мерзкому чавканью. А пред глазами расстилается картина дороже сотни полотен. Там, в солнечных лучах милая кукла с душой Джисона роется во внутренностях какого-то ребёнка. Вельветовая мантия не скрывает кровавой расправы над несчастным. Минхо, подымаясь на ноги, смотрит на то, как парнишка с чёрными волосами познаёт всю суть смерти и как аккуратно он выглядит. Его смиренное лицо догорает пожарищем почти потухшей жизни. Он ещё открывает кровавый рот. Словно стараясь попросить прощения и помощи. Вот только кто его услышит, если вырванный язык валяется рядом? Минхо смотрит на его живот, а там, будто свет в конце тоннеля, красуются длинные кишки, в которых кишат пауки и червяки. Это были кольчатые и ленточные черви — глисты. Откуда им взяться в теле маленького мальчика? На вид парню не больше и пяти лет. Если сейчас парнишка уснёт дикой смертью, проснётся ли он счастливым? — Джисон, ты что делаешь? — Напуган Минхо. А голос искажён. Он отвратительно прекрасен. Голос Джисона — голос Куклы, что отдыхает на подоконнике. Её несчастный звуковой аппарат искажал звуки в хтонические, буквально нечеловеческие реалии. Холод прошёлся по спине Минхо, когда он стал слышать это отвращение рядом с собой. — Я питаюсь, глупый, И. — Откуда этот мальчик…? — Дрожащим голосом спрашивает Минхо, понимая, что теперь его могут посадить. — Ты умничка, мой И. Ты добровольно принёс мне его. Спасибо. — Что ты говоришь, я ничего тебе не приносил! — Я не могу выйти из твоей квартиры, помнишь? ТЫ САМ ЗАПЕР МЕНЯ ТУТ! НИЧТОЖЕСТВО! Хан на поломанных ногах, с треснутым черепом, из которого торчат мозги, подбежал к Минхо. Крича и ругаясь, он забрызгал несчастного кровью. Минхо, скрутившись в маленький комочек от страха, открыл веки, а кукольные глазницы злились. — Я не просил тебя запирать меня здесь! — Я не думал, что запру! — Теперь слушай внимательно, — Вещал разбитый в хлам Джисон. А кукла не открывала своего рта. Только голосовой аппарат, искривляя звуки, давил на психику почти здорового Минхо, — Я заключён теперь здесь. Всё из-за тебя. Чтобы восстановить тело, мне нужны детские тела. Детские желудки. Их души. Они вернут мне тело. Паутиной плелись кружева на кукле, что доставала Минхо до колена. В голове меняются обстоятельства, как и реальность. Шёпот, доносящийся от зеркал, становился грубее и злее. Больше тянуть было некуда. — Что я должен делать? — Мутнеет взгляд. Рассудок покидает тело. — Какой хороший мальчик! Улыбается Джисон кровавыми губами и сломанными зубами. Он, подходя чуть ближе, наклонился к губам Минхо и, одаривая их гниющим запахом, поцеловал. Минхо парализовало. Его оковы заточили в грязный шёпот с другой стороны. Кровь Хана пачкала рот Минхо, его лицо и шею. Откусанный язык Джисона пытался переплести бесконечность в зелёном гное. Столь отвратительный поцелуй нужен был несчастному, влюблённому в мертвеца Минхо. Розы ранят — И готов отдать свою жизнь ради Смерти. Хан разрывая поцелуй, вдруг показался нормальным. И дикий визг радости в миг накрыл счастливого Минхо. Но уже через секунду Джисон стал прежним. Упав, как балласт на пол и пачкая всё кровью. — Ты должен раз в неделю приносить мальчиков до пяти лет. Они все должны быть чёрными и аппетитными. Мы скормим душу кукле, она даст силу моему телу. И после всех метаморфоз я снова стану человеком. — Мы переживём этот цикл? — Переживём. Только тихий смешок доносился с несчастной полки, на которой уже сидела кукла. — Что делать с телом парня, Джисон? — Минхо садится на корточки, поднимая кровавое тело, пачкая руки, он усадил Хана на стул. Немного собрав его тело в положение человеческое. — Предлагаю, — чавкая бьющимися дёснами и захлёбываясь остатками крови, говорил Джисон, — Предлагаю сделать из него восковую фигуру, а после оставить на мусорке. Можно поиграть с полицией. — Как мы сделаем из него фигуру? — Закажи воск. Много воска. Поставь под ванную нагреватели. Растопи воск там. Кинь парня. Пусть полежит немного. Потом подними, положи на решётку над той же ванной. Пусть всё стечёт и просохнет. А после выкинь. Минхо смеётся истерическим смехом, слизывая с губ своих гниющую плоть Джисона. Гвозди бы вбить в гроб, но проще вбить их себе в голову. Он смотрит на свои кровавые руки, понимая, что пути назад больше нет.○ ○ ○
Проходит пять недель. На мусорке оказались уже пять восковых трупов, вернее шесть, если считать первый. Всё были парни. Всем было до пяти лет. В основном это мальчишки четырёх лет с чёрными волосами. Дети так красивы и так непорочны. Настолько прекрасны и трогательны. Минхо находит их всех на площадке. Джисон — кукловод. Он тянет за ниточки желания бесполезного Минхо, и тот от радости несётся выполнять задания, зная, что вечером получит заветный поцелуй. Дети наивны. Минхо, приходя на детскую площадку, подходит к мамам и отцам, играя встревоженного папу, который потерял ребёнка. Он просит помощи и спрашивает, не видели ли они мальчика, показывая детскую фотографию Джисона. Получая отрицательный ответ, просит разрешения, чтобы узнать у детей, а после, выполняя главный ход, аккуратно уводит ребёнка. Каждый раз никто не замечает. Каждый раз сердце разрывается от страха быть раскрытым. Но как бьёт адреналин, когда всё получается. Минхо, ударив по голове, кидает дитё в чемодан, надевает парик и одежду. Притворяясь только что приезжим корейцем. Поднимается в свою квартиру, где уже почти здоровый Джисон готов накинуться на парнишку, что потерял сознание. Но для начала нужно отдать его душу кукле. Тёмное создание неподвижно смотрит вперёд. Глаз каждый раз выпадает, оттуда выползает Сколопендра. Минхо с Джисоном прячутся в ванной. Парни сами боятся. Невыносимые детские душераздирающие крики слышны на весь дом. Соседи ни раз приходили жаловаться, Минхо каждый раз говорил, что его племянник боится темноты, потому и кричит. Но никто не знает, что детей Сколопендра пожирает. Её темнота. Мальчишка корчится от ужаса, как таракан в луже. И стоит только голосу утихнуть, как тут же выползают из ванной комнаты Минхо и Джисон. Парни оттаскивают тело, лицо которого исказил такой страх, что рот, наполненный червями, пауками и опарышами, не может закрыться. В глазах плавают паразиты. А из носа выползает быстрая Сколопендра. Она, мило виляя хвостиком, ползёт обратно в куклу. Завершая обряд забирания душ. — Вскрывай его живот. Я должен погрузиться в его непорочный мир. Забрать его невинность. — Тяжело произносит Хан. Минхо, слушая своего возлюбленного, бежит на кухню за ножом. Джисон уже с нормальными руками и ногами. И даже головой! Череп больше не расколот. Он облизывает губы и снимает штаны. Хо отдаёт ему нож, а сам забивается в угол и ждёт, когда Хан закончит жрать кишки несчастного ребёнка. Проходит чуть больше тридцати минут, Джисон кричит Минхо: — И, я готов, — позвал он его по фамилии. — Бегу, милый, — вскакивает Минхо, бегая по квартире, будто таракан. Пока Хан тащит ребёнка в ванную, чтобы кинуть того в воск. Минхо разогревает его. И стоит им только кинуть несчастное дитё в его последнюю смертную процедуру, как тут же в квартиру вламываются спецназовцы. Звук звонко ломающихся дверей пугает парней. Хан запирается в ванной, замечая, как кукла на его же глазах исчезает, будто лучи последнего рассвета. Дело нужно довести до конца. Полиция — глупая. Они не станут искать в столь банальном месте. Минхо от страха забивается в угол, хватаясь за волосы, буквально начинает клочьями выдирать их. Шатается, трясётся и шепчет: «Я просто сплю, просто сплю. Я сплю». Хан активно топит воск, пока тело, истекающее кровью, лежит на полу. Спецназовцы бегают по квартире, а взору их прекрасному открылась картина чудесная. Полотно спало с неё, теперь богатство проклятых душ видно. Сколопендра в последний раз проползает по зеркалу в ванной, а после окончательно исчезает, когда дверь в ванную оказывается выломанной. Хан только тело погружает в воск, Минхо мокрыми глазами глядит на людей, а после по обоим головам проезжаются прикладом от автомата. Дело о восковом серийном убийце стало самым обсуждаемым в Южной Корее. За последние два месяца пропало шесть детей. Почерк один. Ребёнка, в преимуществе мальчиков четырёх лет с чёрными волосами и примерно одного роста, похищают с детской площадки. Серийник делает всё одинаково. Притворяется отцом, который потерял ребёнка, а потом незаметно для родителей, забирает одного. После похищения ребёнка помещают в тёмную комнату без окон на один день. Оставляя без еды и воды. И включая механизм в фарфоровой кукле, пугают ребёнка до смерти. Кукла начинает разговаривать, в глаза встроены красные лампочки. Дети пугаются, падают в обморок от страха. А после соучастник Хан Джисона — И Минхо тащит ребёнка в спальню. Хан Джисон пихает в рот жертвы пауков, опарышей и червяков. А после, вспарывая живот, — насилует. Ребёнок остаётся живым, пока истекает кровью, пока его насилуют. После этого И Минхо относит детское тело, что всё замарано спермой, в ванну. Там он греет воск, а после кладёт в него тело. Проводя несколько процедур, чтобы добиться идеального гладкого эффекта. И ночью соучастник И Минхо уносит тело до свалки. Обнаружить серийных убийц было не трудно, но полиция медлила. И медлительность свою они оплатили трупами шести невинно изнасилованных, вскрытых и погружённых в воск — детей. С каждым телом в «подарок» шла открытка с именем ребёнка и количеством издевательств над ним. Также шёл подробный «рецепт» воска. Рецептом его назвал именно Минхо, потому что, как он считал, они готовят их в лучшую жизнь. ИЗ ДЕЛА №1616. ХАН ДЖИСОН — СЕРИЙНЫЙ УБИЙЦА. И МИНХО — ПОДЕЛЬНИК. Двенадцатого ноября две тысячи шестнадцатого года в съёмной квартире И Бонсуна, которую снимал Хан Джисон, были найдены улики, что подтверждали причастность И Минхо и Хан Джисона ко всем убийствам. На месте происшествия подозреваемые были пойманы с новой жертвой в ванной комнате, где в огромной ванной кипел воск. Они разогревали его, ставя под ванную одноконфорочные плиты. Клали воск, разогревали. После кидали тело. Сушили на решётке, что также была найдена в ванной комнате. И с наступлением ночи относили тела к мусорным контейнерам в своём районе. В спальне было заколочено окно. Предположительно для того, чтобы пугать детей. (Теория подтверждена). В этой же комнате была найдена кукла с механизмом, который управлялся благодаря ноутбуку. Механизм запускался дистанционно, вследствие чего кукла начинала светить глазами и разговаривать. Дети получали нервное истощение, находясь с куклой в комнате (подтверждено специалистами). После этого Хан Джисон растлил каждого ребёнка, вскрывая их брюшную полость. И Минхо — соучастник, подготавливал воск и заливал им детей. Избавлялся от тел тоже И Минхо. На беседе с психиатром у обоих была выдвинута теория, что Хан Джисон мёртв. Ему нужно отдавать детские души кукле для того, чтобы снова стать живым. Со слов обоих преступников — Хан Джисон сорвался с троса на одном из практических заданий в училище и умер. Происшествие действительно произошло(зафиксировано в акте №456), но погиб их одногруппник. Проанализировав, психиатр выдвинул диагноз — «Паранòидная (параноидальная) шизофрения». Полный анализ состояния преступников не был проведён, так как через три месяца они были приговорены к смертной казни. Узнать их истинные мотивы, кроме того, что они пытались таким образом воскресить Хан Джисона — так и не удалось. ДЕЛО ЗАКРЫТО. 2016.11.16