(it might've been) a nightmare

Кровь на потолке. Пустяковая деталь, замеченная случайно, краем глаза. Едва различимое созвездие капель. И всё же, Уён знает, что оно здесь. Он вдыхает. Воздух отдаёт медью. Сердце лежит в груди мертвым грузом. На лице словно тёплая влага. Уён проводит языком по клыкам, ощущая вкус крови. — Сан-а, — зовёт он. Вместо голоса звучит хрип. Ответа нет. — Сан, ты это чувствуешь? — Его слова не имеют смысла, он знает это, но все равно продолжает говорить. Лёгкие, кажется, работают как-то не так, плохо проталкивая застоявшийся воздух к голосовым связкам. Он давится каждым звуком. — Сан, я чувствую солнце. Тишина. Уён медленно поворачивает голову. Сан лежит рядом с ним на спине, уставившись в потолок. Его волосы, покрытые кровью, кажутся мягкими. Губы слегка приоткрыты, тёмная капля крови изящной лентой стекает по бледной коже с уголка рта. Веки опущены, но не до конца, за ними ещё видны всё больше пустеющие с каждым мгновением чудесные глаза. — Сан-а, — снова зовёт Уён. Голос сипит. Уён протягивает руку, касается холодной щеки, поворачивая прекрасное лицо Сана к себе. Чужая голова поддается слишком легко. В тёмных зрачках, частично скрытых длинными, забрызганными кровью ресницами, нет фокуса. Горло Сана в клочья растерзано. Ужас медленно заполняет собой мёртвое сердце Уёна. — Сан, — говорит Уён. Он давит пальцем на кожу, обводя распахнутые бледные губы, размазывает алый. — Нет, я… Я не хотел… Сан. Рука ощущается липкой. Пальцы начинают подрагивать. Он поворачивается на бок, теперь совсем лицом к Сану, осторожно сгребая холодное, безвольное тело в объятия. На его простынях кровь, кровь на его руках и на потолке, но это же его Сан. — Не оставляй меня… — задыхаясь, дрожащим голосом. — Пожалуйста, не оставляй меня, пожалуйста не… не уходи, я не могу… Я ещё не готов, я… разве ты не чувствуешь этого? Сан. Сдавленный всхлип, чистая агония. Он прижимается ближе, зарываясь лицом в то, что осталось от чужой шеи. Запах тёплой меди с привкусом солнца — отравой на языке и где-то между клыков. Легкое сопротивление кожи есть, но нет того жара, того привычного, любимого биения жизни, нет его Сана- Уён подрывается с кровати с криком, застрявшим в горле. Он в своей комнате, и потолок (крови нет, крови нет, он чист) окрашен багряными лучами закатного солнца, проникающего сквозь задёрнутые шторы. Боком ощущается тепло. На мгновение ему вдруг до ужаса боязно поворачивать голову — видение подернутых дымкой смерти глаз и разорванного горла всё ещё кажется слишком реальным. Но Уён ощущает запах чужого тепла и слышит ровное биение сердца, так что заставляет себя повернуть голову. Прекрасное, укрытое прядями темных волос лицо, ощущается как награда. Живой и здоровый, он спит, свернувшись у Уёна под боком к нему лицом. Уён просто молча смотрит на него несколько долгих секунд, заворожённый мерно вздымающейся грудью Сана. Он скользит взглядом дальше, подмечая самые малейшие детали, те, которые затуманенное сном сознание Уёна никогда не смогло бы воссоздать, вещи, подтверждающие то, что этот Сан реален: заживающие ссадины на костяшках подогнутых пальцев — свидетельства недавней охоты; смазанные следы косметики в уголке правого глаза — остатки макияжа с последнего вечера в роли приманки; рассыпавшиеся по подушке волосы, спутанные из-за того, что Уён пропускал сквозь них пальцы, целуя Сана перед тем, как уснуть. Уён придвигается ближе и сгребает Сана в объятия, прижимаясь губами к чужому лбу. Сан издаёт невнятный сдавленный звук протеста, просыпаясь от копошения под боком, но не противится обнимающим его рукам. Притирается к груди Уёна, пальцами стискивая ткань его футболки. Он в безопасности, теплый и живой, и Уён изо всех сил старается пережить жжение в глазах и стягивающий горло спазм. — Пожалуйста, не оставляй меня, — шепчет он едва слышно, усиливая хватку. — …никуда не денусь, — ворчит всё ещё не проснувшийся Сан, и Уён зажмуривает глаза сильней. Он знает, что это всего лишь полу-сонный ответ, знает, что Сан на самом деле не обещает того, о чём просит Уён, но сейчас, в тёплом закатном свете, когда мир Сана — засыпает, а мир Уёна — просыпается, этого достаточно.

2

Сан позволяет прижать себя к грязной стене туалета. Руки, словно стальные прутья, заключают его в ловушку по обе стороны от его плеч, холодное дыхание касается шеи. Сан откидывает голову назад, послушно закрывает глаза, подавляя дрожь, когда слышит мрачный смешок вампира, уверенного, что Сан полностью в его власти. Сан медленно заводит руку за спину, обхватывая пальцами рукоять серебряного кинжала, спрятанного за поясом. Он ждёт, почти задержав дыхание, и как только чувствует, что кожи касаются клыки, вынимает клинок, толкая его вперед и вверх, под рёбра, вспарывая смертельным оружием как можно больше плоти, протаскивая клинок выше до тех пор, пока не убеждается, что тот вонзился прямо в сердце. Вампир испускает крик, который Сан едва успевает заглушить другой рукой, разворачивая их так, что теперь уже он прижимает умирающего вампира к стене, одной рукой затыкая ему рот, другой проворачивая в груди кинжал. Через пару секунд вампир затихает, и тогда Сан высвобождает оружие, делая шаг назад, позволив вампиру упасть на пол. Сан тяжело дышит, его сердце бешено стучит в груди, но разум спокоен и чист, когда он достает из кармана куртки кусок темной ткани и вытирает им серебряный клинок, прежде чем снова вернуть его в ножны. Сан разворачивается, чтобы уйти и краем глаза замечает своё отражение в зеркале. Он останавливается, пробегаясь глазами по своих встопорщенным волосам, смазанной подводке и брызгам вампирской крови, россыпью капель усыпавшей ключицы и шею. Бездумно проводит по шее пальцем, размазывая кровь тёмными полосами, холодными и липкими. Труп, виднеющийся в отражении позади него, притягивает взгляд, и, вновь сфокусировавшись на нём, Сан застывает, холодея внутри. Волосы были темными, а теперь серебристый блонд. Незнакомое лицо, усмехавшееся так мерзко, теперь отчаянно знакомое, такое красивое, но отчужденно-мертвое. Вдох застревает где-то в груди. — …Уён? — его голос, едва слышный, отражается эхом от плиточных стен. Сан поворачивается, спотыкаясь, когда подгибаются колени. Он едва замечает, как падает на пол, едва осознает, как трясутся его руки, когда он протягивает их, чтобы коснуться холодной кожи, мягких волос. Под ногти забивается кровь, въедается в поры на кончиках пальцев. Дверь туалета открывается, и Сан знает, что это Сонхва, даже раньше, чем успевает повернуть голову. Он смотрит вверх, на шокированное лицо Сонхва, искаженное в чистой агонии, и наблюдает за тем, как чужие губы искривляются в оскале, открывая клыки, вспыхивают ярко глаза от боли предательства и слёз. — Прости, — на автомате говорит Сан, и его голос надламывается. — Я-я не знал, я не хотел, я- Мне жаль— — Ты убил моё дитя, — говорит Сонхва низким голосом, пугающим каким-то образом ещё больше, чем любой яростный крик. — Нет, я—… — но ему больше нечего сказать, нечем оправдаться, когда неподвижное тело Уёна здесь, прямо между ними, и Сан не может дышать, не может думать, его тело дрожит, а горло сводит спазмом. Он сжимает веки изо всех сил, и в ту же секунду Сонхва набрасывается на него, и боль яркой вспышкой пронзает шею, и— Он просыпается. * Какое-то время он лежит в тишине, почти не дыша, вспоминая, где находится. Гостиная в доме Уёна прибрана и залита тёплым светом. Сан один, телевизор с приглушенным звуком показывает какой-то ночной ситком. Кто-то накинул сверху одеяло, пока Сан спал. Он делает дрожащий вдох, закрывает глаза и зажимает рот рукой. Пальцы подрагивают до сих пор. Он всё ещё чувствует в воздухе кровь, всё ещё видит мертвые глаза Уёна— — Сан-а? Глаза Сана вмиг распахиваются. Уён стоит рядом, синий свет экрана телевизора обтекает его силует. Уён осторожно опускается на диван, почти задевая бедро Сана своим, и тянется, чтобы смахнуть мешающие волосы с чужого лба. — Ты в порядке? — брови Уёна нахмурены, голос тихий, наполненный беспокойством. — Твоё сердце стучало так, что слышно из соседней комнаты. Плохие сны? Сан смотрит на него пристально, вспоминает, как правильно дышать, а затем медленно кивает. Уён хмурится ещё больше. Он наклоняется, оставляет нежный поцелуй на чужом виске. Сан тянется к нему навстречу раньше, чем он успевает отпрянуть, пальцами обвивая чужую шею, и звонко целует его в губы. Уён от неожиданности мягко вскрикивает, но отвечает на поцелуй. Ты убил моё дитя. Сан слышит эхо этого голоса в своей голове — во сне он принадлежал Сонхва, но в реальности, давным давно, — неизвестной вампирше, кричащей и сломленной. Он отмахивается от него. Эта семья не разрушится из-за него. Он не позволит.