Hallowed Be Thy Name (Да святится имя Твоё)

— Ты — Бог? Миста произнёс вслух то, чего избегали Джорно и Аббаккио. Ангел и бывший демон переглянулись, но на лице Аббаккио отразилась тревога. Для ангела, вероятно, было каким-то богохульством даже обсуждать такой вопрос. Джорно оглядел остальную разношёрстную команду, собравшуюся в кантине, которая была их операционной базой в течение долгих лет, пока они были людьми. Все притихли и не сводили с него глаз. Особенно пронзительны были голубые глаза Бруно. — Короткого ответа не существует, — начал Джорно; так или иначе, он не хотел предъявлять никаких претензий. — Но факт моего происхождения остаётся фактом, и власть, которой я обладаю сейчас… трудно осмыслить. Бруно задумался, прежде чем добавить свои слова в общую копилку. — Ходят слухи, что трон пустует уже несколько тысячелетий. Некоторые говорят, что Он был уничтожен. Было бы не так уж далеко зайти, если предположить, что теоретически кто-то должен вырасти и занять этот трон. Джорно почти чувствовал, как Аббаккио напрягся рядом с ним. — Буччеллати, ты же не хочешь сказать… — Леоне, ты лучше, чем кто-либо другой, знаешь, что в нем есть что-то особенное. Миста встал так внезапно, что его табурет оторвался от старого деревянного пола и с громким стуком упал обратно. На его лице была написана стальная решимость, когда он шагнул к Джорно. — Джорно, — заговорил он, — я никогда раньше не давал обета какому-либо богу. Никогда в этом не было необходимости. — Он одним плавным движением опустился на одно колено. — Но я никогда не знал бога, более достойного подражания. Если вы действительно бог… бог, тогда я хочу быть первым верующим. Джорно остался непоколебим перед лицом такого жеста. Он знал, что если примет слова Мисты, то примет огромную новую роль, груз, который никогда раньше не ложился на плечи человека. В его голове почти не было споров — была только тяга к тому, что он должен был сделать. Джорно встал со своего кресла, как будто им действительно управляла высшая сила, но становилось все более и более очевидным, что на самом деле никого выше него не было. Его характер был далёк от характера мальчика, у которого развился комплекс бога, угрожавший жизни Аббаккио. Это было мучительное признание, осознание того, что ему суждено вступить в эту роль, было не триумфом, а торжественным долгом. Когда он смотрел вниз на склонённую голову волка, было трудно не увидеть памятник худшим частям его самого, и даже в этом признании он чувствовал вину. Он протянул руку, чтобы волк мог взять её. — Миста, — произнёс он. Миста посмотрел на него. Трудно было оставаться серьёзным, когда лицо Мисты было таким тёплым и любящим. Во всяком случае, это ещё больше скрутило его сердце. Он поймал себя на том, что хочет, чтобы все остальные просто растаяли, чтобы им с Мистой не пришлось обременять других тем, что он хотел сказать. — Миста, — снова заговорил он, — я так много отнял у тебя, а ты никогда не обременял меня чувством вины. Ты даёшь и даёшь так много, что я никогда не верну тебе долг. Хотя… Я могу попробовать. Он заставил Мисту встать и, сделав это, вдохнул в него новую энергию, отличную от той, которую он использовал для восстановления своих воспоминаний и силы. На этот раз он мог дать ей нечто большее. Миста споткнулся от поглощения энергии, прежде чем споткнуться вперёд. Джорно заключил волка в объятия, когда из его спины выросли знакомые эфирные крылья, не тёмные, как у него, и не перламутровые, как у Бруно и Леоне, а темно-коричневые. Это было похоже на цвет его меха. Крылья на мгновение стали осязаемыми, впечатляюще растянувшись по кантине. — Я могу предложить тебе свободу. — Миста сориентировался и оглянулся. Он сделал несколько неуклюжих экспериментальных взмахов крыльями, прежде чем они замерцали так же, как у ангела или демона. Миста снова упал вперёд, но на этот раз для того, чтобы обнять Джорно. Он привык к тому, что те, кто проявлял к нему привязанность, казались ему карликами, и Миста не была исключением. Даже обладая всей этой силой, Джорно все ещё был поглощён присутствием Мисты, когда обнимал своего старого друга. — Я никогда не нуждался ни в чем подобном, Джорно, но это чертовски круто. Его голос звучал приглушенно, так как его голова уткнулась в тело Джорно. Стоявший неподалёку Бруно поднялся со своего места. Его движения всегда были грациозны, особенно по сравнению с агрессивностью Мисты. — Джорно, позволь мне быть вторым, кто поклянётся тебе в верности. Ангел без бога подобен рыцарю без короля, и как бы те, кто выше нас, ни пытались скрыть это, истина очевидна. Небеса пустовали слишком долго. Бруно низко поклонился и вышел перед всадниками. Глаза Аббаккио расширились. — Бруно, ты падёшь, если ошибёшься. — Если бы я ошибся, ты бы пал много веков назад. Теперь ясно, к чему ты клонишь, — самодовольно ответил Бруно. Джорно знал, что Аббаккио хочет возразить, но не успел, как Триш перебила его: — Я тоже хочу последовать за Джорно, — спокойно сказала она. Фуго и Наранча посмотрели на неё с удивлением. Она оглянулась на них и закинула ноги на стойку, на которой сидела. — Что, для нас это не имеет никакого значения, — Фуго задумчиво подпер рукой подбородок. — Ммм, Бог оставил нас в тот момент, когда поместил сюда. — Если Триш дома, то и я тоже, — сказал Наранча. Фуго нерешительно посмотрел на них, прежде чем кивнуть. — И если Наранча в деле, то и я в деле. Казалось, все в комнате инстинктивно повернулись к Аббаккио. Он отпустил их с раздражением, но его голос дрогнул от волнения, когда он попытался подтвердить то, что все уже знали. — Я последую за Джорно в Ад. Думаю, я уже ясно изложил свою позицию. Аббаккио сглотнул, и Джорно понял, что за его пренебрежительным тоном скрывается весомость. На самом деле он был удивлён, услышав такое признание вслух… Аббаккио провёл тысячелетия, убегая от него, но услышать, что он последует за ним даже в Ад? Это почти заставило его покраснеть. Миста нарушил напряжённый момент, ворвавшись в него нелюбезно. — Значит, все улажено. Бог умер, а Джорно теперь Бог? Для шести божественных существ в комнате это грубое воззвание было похоже на быстрое снятие повязки. Аббаккио тяжело вздохнул, но Джорно уловил едва заметную улыбку на его губах. — Ты любишь его, не так ли? Эти слова принадлежали Аббаккио. Они были тихими и интимными, предназначенными только для ушей человека, сидевшего за столом напротив него. Голова Мисты лежала у него на руках, и он выглядел так, словно не спал с тех пор, как Джорно пробудил их воспоминания. Ни один из них не знал, что кто-то подслушивает их разговор. Миста кивнул, уткнувшись лицом в сгиб локтя, навалившийся на крепкий деревянный стол. Свет был приглушен, и в баре было тихо… Несмотря на новые знания, которыми они владели, бар, к которому они привязались как люди, все ещё служил им домом как сверхъестественным существам. — А кто бы не стал? Джорно — это… что ж, он само совершенство. Его легко любить, все это знают. Аббаккио сидел совершенно неподвижно, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к спинке кресла. — Хм-м-м, — пробормотал он, — ты же знаешь, каково это — любить его. Миста подняла глаза и встретился взглядом с Аббаккио. — Что ты хочешь этим сказать? — спросил он. Аббаккио стоял неподвижно, тщательно обдумывая свои слова. — Ты знаешь его бархатную харизму и видишь, как люди вокруг него влюбляются в него. Мы с тобой почти не отличаемся друг от друга, мы знаем эти приторные слова глубже, чем кто-либо другой. Миста несколько мгновений смотрел на Аббаккио, как бы в растерянности. Наконец он усмехнулся. — Не могу поверить, что ты облёк это в слова, — он снова спрятал лицо в локте, и его следующие слова прозвучали приглушённо: — Не понимаю, как вы могли это понять. Он всегда любил только тебя. Наконец Аббаккио сломал своё застывшее тело, посмотрев вниз на глубокие борозды в дереве. — Это было не так просто, как ты думаешь. Миста сжал челюсти. — И что это значит? — Это значит, что я долбоеб, который возводит стены каждый раз, когда Джорно их рушит. Не знаю, что бы вы хотели от меня услышать. Миста оторвал голову от стола. — Ты же знаешь, что это часть его привлекательности, — тон Мисты звучал более горько, чем когда-либо слышал Джорно. Аббаккио замолчал, и Миста продолжил: — Знаешь, меня это никогда не беспокоило. Джорно гоняется за тобой, как годовалый щенок, но в конце концов у него было время для меня. И это все, что мне было нужно, я была счастлив видеть его, несмотря ни на что, независимо от того, сколько времени прошло, для меня это не имело значения. Я был счастлив. — А теперь нет, — заключил Аббаккио, и Миста промолчал. — Что изменилось? — Оказывается, люди и волки думают об этом по-разному. Конечно, я бы ревновал, но это никогда не делало меня… грустным. Тоска по любви. Никогда ещё так не было больно. — Возможно, время, проведённое в человеческом обличье, многое изменило во мне. — Миста играл с открытой бутылкой рядом. Он покачал её кончиком пальца взад-вперед. — Черт возьми, я даже не представлял, как легко любить его. Даже Фуго сказал мне кое-что такое, что я хотел бы забыть. Аббаккио выглядел заинтригованным. — Что сказал Фуго? Миста нахмурился. — Мне не следовало ничего говорить об этом, он доверял мне… но дело было в его собственных чувствах к Джорно. Не знаю, остались ли они все теми же после восстановления памяти. Думаю, если моя застряла, то и его, наверное, тоже. — Похоже, быть человеком было мучительно для всех нас, — заметил Аббаккио. Миста кивнул, нахмурив брови. — Не могу поверить, что люди вмещают столько сильных эмоций в свою короткую жизнь. Интересно, а Джорно тоже не работает над этим? Аббаккио фыркнул. — Если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что сейчас у него есть более серьёзные заботы. В вихре мрачных несчастий и реальности ни один из них не ошибся. Джорно оторвался от видения… он не был там сам, но все же понимал, что слова, которыми обменивались Аббаккио и Миста, были такими же реальными, как руки, обнимавшие его измученное лицо. «Больше» — это ещё мягко сказано. Те вещи, с которыми он сталкивался, были космическими, неизмеримо большими, а последствия имели непостижимый вес. Например, теперь он мог понять, что человек, вырвавший печать из Наранчи, был вовсе не Агнцем, а самим дьяволом. Должно было быть очевидно, что с тех пор, как Джорно пробудился к своим способностям, существо было занесено в каталог как «Дьяволо», но только недавно он понял это так буквально, как расшифровал его мозг. Конечно, по гребаным жёстким законам Небес это, конечно, сделало бы Дьяволо Агнцем в любом случае. Джорно был уверен, что он засунул эту проблему куда-то, где она никогда больше не заставит его мозг болеть, используя свои новые способности. Силы Бога. И это включало в себя право шпионить за своими друзьями. По большей части это было непроизвольно; его голова постоянно кружилась от ясновидения, которое он ещё не мог полностью осознать… Но он был уверен в своей способности научиться этому. Время от времени в его сознании возникал образ, на котором стоило остановиться, и едва ли стоило труда сфокусироваться на частоте, как только он уловил её запах. Самое трудное было заставить их замолчать достаточно долго, чтобы у него было время поразмыслить о своём человеческом опыте. На самом деле это было скорее напоминанием; Джорно всегда был связан с человеческими аспектами самого себя, будучи одним из них когда-то. На самом деле он был единственным из них, кто когда-либо был человеком, так что, возможно, именно поэтому его сила, сила, которую он начал называть своим Реквиемом, построила человечество как манеж для многих из них. Это было, наконец, что-то, что Джорно понял, сценарий, в котором ему не нужно было искать личность или задаваться вопросом, насколько он мог контролировать себя. Он запустил руки в растрёпанные волосы. Он безжалостно тянул через узлы, хотя бы для того, чтобы заземлиться во что-то, что казалось реальным, чтобы решить ещё одну проблему, которую он испортил. Там, где человечество было убежищем для Джорно, оно стало мрачным горнилом для его друзей. Слова Мисты крутились у него в голове… он задавался вопросом, есть ли какое-нибудь количество божественных даров, которые он мог бы даровать, чтобы исправить слои ущерба, которые он нанёс. Он не мог стоять спокойно. Джорно стоял в комнате наверху виллы Бруно и мерил шагами тёмный дубовый пол. Старый дом скрипел под его бешеными шагами, но он не слышал звуков. Он хотел отделить себя от проблемы, засунуть её туда, где она не причинит Мисте больше вреда. Он хотел бы… Он резко остановился. Не было ничего, что он не мог бы сделать со своим Реквиемом. Он мог бы вычеркнуть себя из жизни Мисты, настоящего, будущего и прошлого. Если бы он удалился, Мисте не пришлось бы терпеть эгоизм, который Джорно причинил простому волку. Он мог бы вытащить воспоминания, как шёлковые нити, с нежной точностью паука, плетущего свою паутину, и Мисте не пришлось бы существовать как… Как эгоистичное напоминание о его ошибках. Обычно Джорно не был из тех, кто действует импульсивно, но принуждение Реквиема омрачило его суждения. Взмахнув крыльями, он оказался в баре. Аббаккио и Миста стояли перед ним, но они ещё не заметили его. Джорно некоторое время наблюдал из тусклых углов, как Аббаккио поднимается, чтобы уйти, и предложил Мисте руку, чтобы следовать за ним. Миста взял его и медленно поднялся, прежде чем его тело, казалось, дёрнулось, и он повернулся к Джорно. — ДжоДжо? — спросил он таким же усталым голосом, каким выглядел в видении Джорно. Джорно действительно смотрел на Мисту с глубочайшей привязанностью, которая у него была, но это всегда была привязанность, которую можно питать к домашнему животному. Джорно хотел наказать себя за эту мысль. Таким образом, он наконец-то это сделает. Он шагнул к Мисте, поначалу медленно, и именно этот быстрый бросок в сторону Аббаккио погубил его. Как будто Аббаккио знал, что сейчас произойдёт, он бросился на Джорно как раз в тот момент, когда Джорно бросился на Мисту. Миста вздрогнул от внезапного действия, но в конце концов шок на его лице сменился в поле зрения Джорно весом Аббаккио, удерживающим его на месте. Конечно, Джорно мог покончить со всем этим, но его истерика позволила прижать его к стене, прижав руки над головой, чтобы он не мог дотянуться до Мисты. — Да что с тобой такое? — прорычал Аббаккио. Джорно не ответил, вместо этого он слабо вырывался из-под руки Аббаккио. — Джорно! — повторил ангел. — Я пытаюсь это исправить, — наконец ответил он. — Исправить что, Джорно? Ты пытаешься исправить Мисту или себя? Джорно замер. — Как ты узнал, что я собираюсь сделать? — Не понимаю, чего ты добиваешься, — проворчал Аббаккио. — Но ты сейчас не очень-то тонко справляешься со своими энергетическими считывателями. Ты неуравновешен. Джорно резко втянул воздух и задержал его, как будто это могло помочь ему надеть фуражку. Трудно было контролировать такую мощь. — Но ты знаешь, что я пытаюсь сделать, и ты один из тех, кто может остановить меня. Аббаккио удвоил свою сдержанность. — Джорно, ты не хуже меня знаешь, что это не имеет никакого отношения к исправлению Мисты. Может быть, вы думаете, что это поможет. Ты думаешь, что это пройдут, вся эта боль, но это не так. Это никогда не проходит. Даже в своём нынешнем состоянии Джорно мог сказать, что Аббаккио говорил не о боли Мисты. Аббаккио продолжал: — Эгоистично сбрасывать его, не обманывай себя, думая иначе. Аббаккио отстранился. Джорно не стал злоупотреблять этой каплей доверия, продолжая атаку. Вместо этого он позволил себе опуститься на пол, едва слышно воскликнув Мисту о перезагрузке. Джорно подтянул колени к груди. — Я не собирался его сбрасывать. Я просто собирался вырваться из его воспоминаний. Впрочем, для остальных он желанный гость. Джорно уткнулся лицом в колени. Реальный мир вокруг него все ещё играл вторую скрипку в буре, которую он пережил в своей голове. Он почувствовал, как Миста падает на пол перед ним, а его руки сжимают плечи Джорно. — Джорно, ты действительно сходишь с ума, если думаешь, что наши с тобой воспоминания не самые счастливые. Конечно, человечность немного выбила из меня дух, но я определённо не стала от этого хуже. — Миста отвернулся. — Вообще-то, испытывать эти чувства немного волнующе. Это не то, о чём я когда-либо беспокоился раньше. Джорно посмотрел на Мисту, но их взгляды не встретились. Миста не лукавила… под слоем грусти чувствовалось покалывание возбуждения. На самом деле, казалось, что существует целый ряд чувств. Джорно никогда не думал, что волк может быть таким сложным. — В этом нет никакого смысла, — сказал Джорно. — Все это дерьмо не имеет смысла, — возразил Миста. — А теперь встань с пола. Я не знаю, что с тобой сейчас происходит, но ты не должен справляться с этим в одиночку. Миста встал, и Джорно проследил за ним взглядом. Он схватил руку, которую предложила Миста, и его подняли с земли, но как бы сильно он ни пытался найти руку, которая подняла бы его от этого новообретённого Божества, казалось, что эта помощь просто вне досягаемости. Аббаккио отошел, скрестив руки на широкой груди. — Не хочешь рассказать нам, что случилось? Джорно покачал головой. Однако, когда он повернулся, чтобы посмотреть на Аббаккио, он уловил нить воспоминаний, которая втянула его в сцену. Сначала он не был уверен, от него это или от Аббаккио, но чем дальше он вникал, тем яснее становилось, что это не его. Он заглянул в кухню. Служанка неподвижно лежала на полу с открытыми глазами, но тело её было неподвижно. Она была мертва. Второе, что заметил Аббаккио, был Джорно, склонившийся над безжизненным телом. Аббаккио не шевелился. — Джорно? Что это такое? — Аббаккио почувствовал пустоту в животе и с трудом сдержал свой тон. В нем было небольшое ехидство. — Я убил её, — заявил Джорно как ни в чем не бывало. — Почему? — ДжоДжо? — спросил Миста, но Джорно не мог сосредоточиться на этом из-за шума своих мозгов, пытающихся понять, почему именно об этом Аббаккио думает в такое время. — Джио, что случилось? Голос становился все более отчаянным, и Джорно уже не мог сказать, кому он принадлежит. Его рот начал складываться в слова, когда он поймал еще одно воспоминание из воздуха. — Моя мечта и моя правда — одно и то же. Я неотличим от Бога. Он перевёл взгляд на Аббаккио. — Я не хочу быть Богом. Он не был уверен, говорит ли он с Аббаккио или с более молодой версией самого себя, которую видел глазами ангела. Он прищурился. — Это все, ради чего все это было? Был ли это урок, который я должен был усвоить? Два с половиной столетия и множество жизней спустя, и урок всегда заключался в том, чтобы отвергнуть тебя? Остальные притихли, но в любом случае это был всего лишь фоновый шум. — Каждый раз, когда я задавался вопросом, действительно ли у меня есть личность, ответ всегда был таким: нет. Я не ангел и не дьявол, и мне не положено быть Богом. Джорно принялся расхаживать по комнате. — Я могу гнаться за своей истиной хоть на край Света, но истина в том, что такой передышки в конце битвы не существует, нет ответа на вопрос о моей цели. Я спрашивал, спрашивал и спрашивал, но реальность такова, что всегда было идеалистично думать, что судьба оборачивается аккуратным маленьким бантиком в конце любой фантазии, в которой я жил. В реальной жизни нет ответов. Реальная жизнь имеет… Пощёчина остановила его быстрые шаги и с визгом оборвала бегущий поток слов. Звук этого эхом отозвался во всем его существе, и на несколько ударов сердца это было единственное, что имело значение. Никаких видений, никакого подавляющего божественного давления. Это была его рука и рука Аббаккио, вот и все. — Ты такой, какой ты есть, и нет смысла пытаться понять, что все это значит или что-то еще. Джорно медленно потёр лицо. — Ты говоришь как ангел. — Это не делает его менее правдивым, — сказал Аббаккио. — Ты только что дал Богу пощёчину? — спросил голос Мисты, но в основном для него самого. Агрессия Джорно обратилась к волку. — Я не хочу быть Богом! — Тогда перестань быть Богом! — сказал Миста, его слова почти перекрывали слова Джорно из-за скорости, с которой они были выпущены. Джорно моргнул. Мало что может последовать за подобным утверждением. Он даже не знал, как это истолковать. — Все не так просто. — Конечно, это так. Это не твоя проблема, пока кто-то не сделает ее твоей проблемой, так что просто прими немного опия и посиди немного снаружи, — предложил Миста. Если кто-то и мог создать что-то подобное, так это, вероятно, Миста. На самом деле его откровенные предложения странным образом помогали ему утвердиться в чем-то более реальном. Головная боль немного утихла, и Джорно поправил пиджак. — Может, ты и прав. Я изо всех сил пытаюсь найти какую-то перспективу прямо сейчас, извини, Миста. Его новые силы начали истощаться, и было ясно, что он действует иррационально. Было мучительно осознавать, что он чуть не сделал с человеком, которому доверял больше всего на свете. — Мне… очень жаль, Миста. — Джорно посмотрел на Аббаккио, но выражение его лица было трудно прочесть. Джорно заставил себя не смотреть дальше этого лица; он был почти уверен, что знает, о чем думает ангел. Был младший, меньший Джорно, который сделал бы это, потому что мог. Аббаккио… гордился им. Джорно позволил осознанию отразиться на своём лице лишь на тот краткий миг, когда их взгляды встретились. Он повернулся к Мисте и подвёл его ближе к двери, но ему все ещё казалось, что есть вещи, которые остаются нерешёнными. Придётся приберечь это для следующего раза. Как и в случае с любой из его сил, Джорно медленно, медленно научился контролировать её. Он научился полагаться на друзей, которые помогали ему пройти через это; было легко подчинить свои собственные силы после того, как он принял близко к сердцу совет Мисты: просто не будь Богом. Не было никакой надвигающейся обязанности управлять вселенной; по словам ангелов, вселенная управляла собой с тех пор, как Джорно ходил по Земле. Бог был подобен далёкому отцу, часовщику, который заводил стрелки и позволял времени тикать независимо от его влияния. Новая мантия Джорно несла на себе ровно столько ответственности, сколько он хотел. Поэтому он грациозно занял своё место. Он мог изменить то, что хотел, он мог управлять тем, кем хотел, он мог формировать мир по своему образу и подобию. И он будет делать это, пункт за пунктом, деталь за деталью. Он помнил, как столетиями управлял миром со своего места в римской политике, и это не слишком отличалось от той работы, которую он там выполнял. Может быть, он работал там для более гнусных целей, но бесконечная мудрость, дарованная ему веками пребывания на Земле, научила его, что грань между добром и злом почти невозможно различить. Однако в глубине души Джорно остался прежним. Коррупция Власти была зарезервирована для более молодой версии его самого. Он мог справиться с тем, чтобы быть главным. Он все ещё тянулся к своей обретённой семье, в конце концов, было ещё много чувств, которые требовали разрешения. При всей его силе и божественности управлять эмоциями других было все ещё трудно. На самом деле сейчас это было труднее, чем когда-либо. Ему было трудно настроиться на весёлую болтовню остальных у костра. Все пошли в этот поход, это было то, что они все хотели сделать в течение очень долгого времени. Он понимал его привлекательность; место, куда они ехали — да, ехали, чтобы по-настоящему оценить природу, в которой они жили! — напоминало ему о старых временах, когда он делил коттедж с Мистой и все было просто. Что ж, «просто» — сильное слово, когда описываешь любой отрезок жизни Джорно. Послеполуденное солнце невинно пряталось за деревьями, а тепло костра и звуки чужих голосов создавали уютное единение, которого Джорно так отчаянно жаждал в эти времена. Он посмотрел на Фуго, который застенчиво отвёл глаза, когда Джорно посмотрел в его сторону. Джорно вспомнил, что слышал от Мисты о чувствах Фуго. Глаза Фуго были добрыми, а улыбка тёплой, когда его плечо прижалось к плечу Наранчи. Джорно мог заглянуть в его разум, он мог заглянуть в его разум после каждого совместного взгляда в течение десятилетий с тех пор, как они стали людьми, но он никогда этого не делал. Ему не нужно было знать, что человечество привносит в сознание каждого какие-то незнакомые чувства. — Эй, ты в порядке? — Миста прислонился к его плечу с того места, где он сидел рядом с ним. Джорно очнулся от своих мыслей и встретился взглядом со счастливыми карими глазами Мисты; они были такими же глубокими и очаровательными, как всегда. Джорно покрутил шеей и со вздохом пожал плечами. — В воздухе витает какая-то окончательность, как будто все наконец-то успокоилось. Это ведь к лучшему, верно? — Остепениться? Для тебя, может быть. Не я, Джорно, моя жизнь безумнее, чем когда-либо. — Миста подул на зефир, который он жарил, чтобы погасить маленькое пламя. — Тогда, полагаю, дело в перспективе. Я уверен, что произойдет что-то такое, что снова все изменит, кажется, что каждый раз, когда я знаю, кто я есть, что-то приходит, чтобы бросить этому вызов. — Ты ведь этого хочешь, верно? — спросил Миста. — Ты любишь, когда все становится странным. Джорно удовлетворённо хмыкнул. — Ни один человек по-настоящему не удовлетворён своим довольством. Нам нравятся вещи, которые вызывают конфронтацию. — Чувак, я ничего об этом не знаю, — сказал Миста сквозь зефир, который запихивал в рот. — Я знаю о с’Морс, — он облизнул один палец, — я знаю о моих друзьях, — он облизнул другой палец, — и я знаю об этой бутылке Франжелико. Джорно улыбнулся и посмотрел на огонь. Он действительно восхищался простотой Мисты. — Дай мне это, — заявил он. Миста протянул ему бутылку, и он сделал глоток. Он почувствовал его действие почти сразу. Он услышал, как ожило радио, и, оглянувшись на фургон, увидел Леоне, играющего с циферблатом. Задняя дверь фургона была открыта, а Леоне и Бруно сидели, свесив ноги с земли. Джорно слышал английскую рок-балладу, льющуюся из динамика. Миста похлопал Джорно по колену. — О, мне нравится эта песня. Джорно посмотрел на него. — О, тебе нравится такая музыка? Миста кивнул. — А кому бы не нравилась? Я даже начал учиться играть на гитаре. Давай будем в одной группе вместе. Мы все можем быть в группе. Наранча выбрал этот момент, чтобы настроиться. — Э-э, да! Не могли бы мы создать группу? Триш уже поёт! — Хм, представь себе, — задумчиво произнёс Фуго, — как бы мы себя назвали? — Ангелы Джорно, — усмехнулась Миста. — Ни в коем случае, — легкомысленно возразил Джорно, вставая. Остальные продолжали болтать о возможности создания группы, когда Джорно пригласил Мисту присоединиться к нему. — Пойдём со мной, — предложил он. Потрескивание радио стихло, когда они с Мистой вышли на пустынный берег озера. Звуки окружающего мира отвлекали их от тепла поляны и больше обращали к мистике природы, но Джорно определённо чувствовал себя здесь как дома. Он надеялся, что Миста скучает по этому так же сильно, как и он. — Что случилось, ДжоДжо, ты в порядке? — спросил Миста. Джорно кивнул. — Я хотел спросить тебя о том же. Я знаю, что нашим отношениям не хватает завершенности, и я знаю, что это было давно, но… — Джорно умолк. — Ты собираешься спросить меня о том времени, когда мы были людьми? Джорно молча кивнул. Миста пожал плечами. — Это было давно. Конечно, я помню, как это было, но… это не похоже на свежий шрам. Джорно некоторое время молчал. Миста заполнил тишину несколькими драматически произнесенными английскими словами. — Ради бога, ты же знаешь, что я люблю тебя. Джорно посмотрел на Мисту, немного сбитый с толку этой интонацией. Миста продолжил: — Я был проклят, а ты спасён, — его голос начал срываться на что-то более певучее. — И я никогда не знал, насколько порабощён, я стоял на коленях… — Это тексты песен? — перебил Джорно. Миста проигнорировал его. — Я могу смеяться, а ты можешь плакать… Джорно понял, что подпевает радио, которое было вне пределов слышимости его собственного уха, но не волка. — И я никогда не знала, как высоко я летаю, ах, с тобой прямо надо мной, — драматично исполнил Миста, и Джорно не смог сдержать улыбки. — Значит, тебе действительно нравится эта песня, — сказал Джорно. Он улыбался Мисте, его обычная глупость была очаровательна, как всегда. — Джоджио, послушай текст песни. Они такие трогательные. Этот парень все понимает. — Я не слышу их отсюда, думаю, тебе придётся спеть их для меня. Это было все, что ему нужно было услышать. Джорно заправил прядь волос за ухо, пока Миста пела. — О, я знаю, что ты принадлежишь моему ноющему сердцу, — Миста с тоской посмотрел на него, прежде чем отстраниться, как актер, берег озера — его сцена. — И разве ты не видишь, как мой выцветший «Левис» разрывается на части. Миста довольно драматично изобразила этот разрыв. — И не слышишь, как я плачу, Детка, не уходи! — Миста упал на колени и взмолился небесам. — И разве ты не слышишь, как я кричу, Откуда мне было знать? Крещендо сильно ударило по концу куплета, и Джорно едва слышал гитарный рифф, доносившийся из их лагеря. — К счастью, ты не будешь исполнять вокал для группы, которую мы создаём, — поддразнил Джорно. Голос Мисты был не самым хорошо натренированным или хорошо контролируемым. — Заткнись, у меня потрясающий голос. — Миста поддразнил его в ответ. — Послушай, следующая часть потрясающая, И мне нужен кто-то, кто заставит меня чувствовать себя так же, как ты… Миста посмотрел на него, и Джорно перестал слышать музыку. Он действительно любил Мисту, но это чувство не было лишено элемента печали. Миста, все ещё стоя на коленях, протянул руку к следующему стиху, чтобы Джорно схватил её. Джорно так и сделал, Миста встал и притянул Джорно к себе. Волк обнял Джорно за талию и прижал их тела друг к другу в плотном танце. — Ради бога, ты же знаешь, что я люблю тебя, — Джорно позволил Мисте поднять себя на руки. \Он был достаточно грациозен, чтобы следовать движениям ног Мисты, но никогда не был хорошим танцором. — Как ты научился танцевать? — ласково спросил Джорно. — В основном виновен цветной телевизор. Лицо Мисты было близко, и его слова были чуть хриплыми. Он опустил Джорно и держал его там несколько ударов сердца слишком долго, достаточно долго, чтобы Джорно успел уловить нежность, сверкнувшую в его глазах. Когда Миста потянул его обратно, они замерли, руки Джорно лежали на груди Мисты, его руки нежно касались узора аргайла. Джорно втянул в себя воздух и задержал его, когда Миста притянул его к себе в нежном поцелуе. Джорно медленно выдохнул через нос и тоже наклонился в поцелуе… это было так легко и нормально-прогибаться под прикосновениями Мисты. Прошло слишком много времени с тех пор, как они разделяли такой момент, и хотя чувства Джорно не изменились, он все еще лелеял привязанность между ними. Когда они оторвались друг от друга, Джорно бросил на Мисту обескураживающий взгляд. — Миста… Миста прервал его: — Джорно, я не хочу, чтобы ты беспокоился обо мне. Ты — одна из лучших вещей, которые когда-либо случались со мной, и я не жалею ни о чем, что мы когда-либо разделяли. Я люблю тебя, и мне все равно, любишь ли ты кого-то другого. Мне все равно, и я имею в виду именно это. Смотри, — Миста накрыл ладонями руки Джорно, прижатые к его груди. — У тебя две руки, и я знаю, что одна из них всегда будет для меня. Джорно уткнулся лицом в плечо Мисты, чтобы скрыть улыбку. — Это довольно сентиментально, Гвидо Миста. Джорно поймал себя на том, что в последнее время часто улыбается, гораздо чаще, чем раньше. Может быть, как Бог, он наконец-то обрел эту роскошь. Слова Мисты действительно принесли ему некоторую лёгкость. Миста хихикнул, и они погрузились в молчание, покачиваясь под музыку, которую Джорно слышал едва слышно. — Спасибо, Миста, — наконец сказал он. Миста отстранился. — Хочешь вернуться к остальным? Джорно кивнул. — Эй, что вы там делаете? — спросил Наранча с подозрением в голосе. — Целуемся, — сказал Джорно с абсолютно нейтральным выражением лица, пока не показал всаднику язык. Лицо Мисты покраснело, как и лицо Наранчи. — Я не этого ожидал, — сказал Наранча. Фуго скрестил руки на груди. — Вы действительно целовались? — спросил Фуго, похожий на кота с поднятой шерстью. Джорно скрестил руки на груди. — Это между мной и Богом, — сказал он с достоинством в голосе. Он даже услышал, как Аббаккио хихикнул. Джорно оставил Мисту подшучивать над остальными тремя, а сам подошёл и сел на кровать фургона рядом с Леоне. Ноги Аббаккио коснулись земли, но Джорно не дотянулся до них, поэтому он легонько пнул их взад-вперед. — А где Бруно? — спросил он, оглядываясь по сторонам. Аббаккио пожал плечами. — Вряд ли я его сторож. — Хм, конечно, нет. — Вы с Мистой действительно целовались, — скорее констатировал Леоне, чем спросил. Ноги Джорно переминались, плечи подались вперед. — Ты что, ревнуешь? — он посмотрел на ангела. Аббаккио скрестил руки на груди. — Конечно, нет. Что вы делаете со своим временем-это ваше дело. — Значит, ты не возражаешь, если я поцелую волка, прежде чем кончу целовать тебя? Джорно придвинулся ближе к Леоне и положил руку на колено ангела. Другой рукой Джорно обхватил лицо Аббаккио и нежно поцеловал его в щеку. — Хм. Это определённо, кажется, привело тебя в хорошее настроение, — монотонно произнес Леоне, — от чего мне определённо никогда не бывает хуже. Джорно продолжал осыпать поцелуями лицо Аббаккио, намереваясь не останавливаться, пока тот не отмахнётся от него. Что он в конце концов и сделал. — Прекрати, ты разочаровываешь своих парней. Джорно отстранился, но убедился, что их бедра все ещё соприкасаются. — Ты немного ревнуешь. Он проворчал: — Ты никогда не был моим, чтобы защищать тебя. Я не имею права. — О Леоне, — вздохнул Джорно. — Я всегда была твоим. — Ты же знаешь, я уже привык к твоим интеллектуальным играм, — сказал Леоне. — Я серьёзно. Я принадлежу тебе с тех пор, как ты впервые появился в моем патио, с тех пор, как ты впервые пронзил сапогом мою грудь, с тех пор, как я впервые увидел, как ты выходишь из кантины с Бруно. Сколько раз мне придётся тебе исповедоваться, Леоне? — А как насчёт Мисты? — спросил Леоне. Джорно вспомнил слова Мисты. — У меня две руки, — начал он, — одна всегда будет для моего волка. Аббаккио закатил глаза. — Да-да, — непрерывное раскрытие этого бездонного выражения безграничной любви — или что-то в этом роде. — Ты хочешь сказать, что теперь я несу ответственность за бесконечную любовь Бога? — спросил Джорно. — Конечно, знаешь. — Ну, если она бесконечна, то это означает, что каждое отдельное существо получает бесконечную любовь, — спросил Джорно. Аббаккио даже улыбнулся. — Хорошо, хорошо, я принимаю твою бесконечную любовь и твои странные любовные связи с лесными обитателями. Во всяком случае, я кое-чем обязан волку. Он был рядом с тобой, несмотря ни на что. — Так оно и было, — согласился Джорно. — Я тоже многим ему обязан. Он ужасно преданный. — И вот ты здесь, вместо этого соприкасаешься плечами с ворчливым старым ангелом. Джорно поднял руки. — Две руки, Леоне! Он оглянулся на костер в нескольких футах от них. Миста встретился с ним взглядом и игриво закатил глаза. Фуго и Наранча препирались, как лучше всего насадить хот-дог, пока Миста готовил ещё один. Триш читала журнал и жевала крекер, а Бруно вернулся с дровами в руках. К этому времени солнце уже село, и стрекотание сверчков было почти таким же громким, как потрескивание огня и насыщенное затишье радио. Джорно выдохнул. Наконец-то жизнь налаживалась.