This Charming Man

Все началось с проколотого велосипедного колеса посреди проселочной дороги в середине лета 1984 года. До уезда оставалось несколько десятков километров, позади — палящее солнце, грунтовая пыль, холмы, леса и ни одной машины. Тяжелый холщовый мешок за спиной натер плечи, кепку он потерял еще в соседнем городе, пока бегал по лавкам разных портных в поисках недорогого и красивого свадебного костюма, который так и не нашел, и все это давило настолько, что хотелось расплакаться, усевшись на пыльную раскаленную землю. Чонвон так и сделал, бросив свой дурацкий велосипед рядом. Он думал дойти до ближайшего дерева и спрятаться там от солнца, но вместо этого вытряхнул весь хлам из мешка, который после уложил себе на голову, придерживая одной рукой, а второй вытирал слезы и катящийся прямо в глаза пот. Через два месяца должно было состояться свадебное торжество. В какой-то момент отец просто объявил Чонвону, что нашел ему хорошую невесту, чьи родители любезно примут его в своем доме в уезде неподалеку, и там он сможет начать ремесленное дело, завести детей и жить обычной жизнью обычного мужчины, чтобы никто больше не смог над ним насмехаться и дразнить за все, что только в голову придет. Несмотря на стремление родных поскорее избавиться от груза стыда, который приносил Чонвон их семье, они не помогали ему готовиться к свадьбе. Все вокруг знали, что нарушение обычаев и ссылка молодого парня подальше от отчего дома было попыткой унять людскую молву. Чонвон был безразличен к женщинам и понимал это с самого детства. Еще в раннем возрасте он казался всем слишком нежным и утонченным, и даже то, что он наравне с другими ребятами делал то, что, как ему казалось, и полагалось мальчикам, не спасало его от насмешек. Ситуация усугубилась, когда он, напившись на празднестве в восемнадцать лет, поцеловал в губы местного обувщика. Чонвон был прекрасно осведомлен о предпочтениях этого мужчины, но тот, будучи пойманным врасплох, грубо оттолкнул его от себя так, что парень не удержался и рухнул на землю, а после плюнул прямо ему в ноги и обозвал педиком на глазах у всех собравшихся. Поэтому уже к двадцатилетию родители сделали все, чтобы почистить его репутацию и после избавиться. И ни у кого из них не было иного выбора, Чонвон знал это наверняка. Но он не нашел костюма, а теперь и застрял посреди дороги со сломанным велосипедом. Отцовская тяжелая рука уже фантомно чувствовалась где-то на затылке. Парень зачем-то огляделся вокруг, крепче удерживая мешок на своей макушке, и, убедившись, что спасения ждать неоткуда, упал на спину на расположившуюся позади короткую траву, морально подготавливаясь идти пешком до уезда вместе со сломанным велосипедом. Наверно, он даже сможет не спеша и покачиваясь ехать на нем. Чонвон уместил мешок на лице с высохшими дорожками от слез, подгреб весь свой хлам поближе к себе и благополучно уснул. По ощущениям, проснулся он через несколько минут, когда услышал звук дребезжащего мотора совсем рядом. В такой глуши вокруг его уезда нечасто можно было увидеть автомобили, только рабочую и военную технику или редко курсирующие из соседних городов автобусы. Мешок уже валялся где-то рядом, и Чонвон приподнялся на локтях, смаргивая сон. Нагретое солнцем тело затекло, по рукам ползали какие-то мелкие насекомые, и на секунду он подумал, что лучше бы умер во сне на этой дороге или хотя бы проснулся в ночи и продолжил путь в одиночестве, потому что сверкающий в лучах шикарный автомобиль, каких он отродясь не видел, не сулил ничего хорошего. Водитель пересел на пассажирское сидение и открутил окно. Чонвону захотелось провалиться сквозь землю. Нельзя было выглядеть еще более жалким. В оцепенении он даже не предпринял попытку подняться на ноги. Первым, что пришло в его голову, было слово «очаровательный». После этого никаких мыслей больше не поступало. — Помощь нужна? — спросил мужчина с улыбкой. Из окна вырвался густой сигаретный дым, а сама сигарета, чертова сигарета, как думалось Чонвону, переместилась из пальцев в рот и была сразу зажата зубами. — Колесо прокололо, — сказал он и указал подбородком в сторону своего несчастного велосипеда, после решив, что это был плохой ответ на поставленный вопрос, а мужчина уже вылезал из автомобиля и протягивал ему ладонь. — Я тут лег отдохнуть и уснул, — продолжил он, оказавшись на ногах. Смотреть в глаза этому мужчине было сложно по многим причинам. Очаровательный — возможно, первая и самая значимая из них, затем поток сумбурных мыслей в лохматой мокрой от пота голове: он наверняка богат и такой ухоженный, хорошо одет, он только что выкинул в траву свою сигарету и она все еще дымится, его автомобиль так сверкает, будто только что вымыт, прекрасный дорогой костюм, такие сейчас носят в Сеуле? Большая ладонь, даже немного прохладная, и не мокрая, скорее грубая. Запах табака, кожи, одеколона. Чонвон видел настоящий одеколон лишь однажды. Еще мужчина был старше. Вероятно, значительно. Так что Чонвон наконец отобрал свою руку и поклонился. — Господин, — нелепо поприветствовал он и принялся отряхивать от пыли и травы свою грязную одежду. Господин ничего не ответил и, не задавая лишних вопросов, отошел за его спину и присел на корточки, чтобы собрать в мешок все вещи. Дым все еще виднелся в солнечных лучах, издалека доносилось стрекотание, приглушенное шумом заведенного двигателя. Он молча вручил ему мешок и распахнул дверь пошире, приглашая парня внутрь. — Садись, я подберу велосипед, — он свел брови и в ожидании уставился на новоиспеченного попутчика, даже не допуская мысль о том, что тот мог бы отказаться от помощи. Он и не мог, поэтому, пробормотав что-то о том, что велосипед испачкает багажник и его можно бросить тут, а после получив искреннюю добрую, но немного насмешливую улыбку, все-таки уселся в автомобиль и постарался сжаться, чтобы не оставить нигде грязных следов. Мешок он поставил на колени и притянул к себе в бессознательной попытке хоть немного исчезнуть. Дверь так и не была закрыта, Чонвон боялся совершать лишние движения, поэтому, когда металлический шум сзади наконец прекратился, он услышал: — Да, не влезет твой конь… ну ничего, так поедем. Он обернулся, заметив открытый багажник, а повернулся обратно уже тогда, когда мужчина сел за руль. Поймав себя на том, что все это время он, как настоящий дурак, сидел с раскрытыми глазами и ртом, Чонвон наконец взял себя в руки и захлопнул дверь со своей стороны. Все произошло слишком быстро. Мужчина вырулил на неровную грунтовую дорогу и повернулся к нему с улыбкой. Теплый ветер из открытых окон колыхал его волосы, все запахи в нагретом салоне стали еще отчетливее, дышать было тяжело. И не только из-за них. — Тебе до ближайшего? — спросил он. — Да, господин. Спасибо, что подобрали, — Чонвон тоже улыбнулся, но тут же вообразил, что выглядело это вымученно и нелепо. — Что уж там… — мужчина вернул взгляд к дороге, сжимая руль одной рукой, пока вторая покоилась на дверце, выглядывая локтем на улицу. — Как тебя зовут? Он ехал не спеша, чтобы не создавать лишней тряски, и изредка поглядывал в зеркало заднего вида на покачивающуюся дверь открытого багажника. — Ян Чонвон. А вас? — Можешь звать меня Джей. Чонвон в удивлении приподнял брови, но все еще смотрел на дорогу перед собой. — Но это же не настоящее имя, — хохотнул он, покрепче сжимая рюкзак. Незнакомец казался все загадочнее и загадочнее. — Но ты правда можешь звать меня так. — Хорошо, Джей. Куда вы едете? Джей ехал из Сеула в Пусан по каким-то важным делам и сначала даже не собирался сворачивать на проселочные дороги, а решился только потому, что вспомнил, что сможет остановиться у кого-то из своих знакомых в близлежащих уездах, чтобы отдохнуть. Глупо было полагать, что он осилит весь путь без остановок, но он привык переоценивать себя в таких мелких делах. В ответ он поинтересовался, откуда ехал сам Чонвон, и услышав, что тот искал себе свадебный костюм в соседнем городе, сразу все понял. Дело было не в том, как парень выглядел или как себя вел. Прокручивая в голове слово «парень» и бросая на того заинтересованные взгляды украдкой, на то, как он прижимал к себе свой пыльный мешок, сгорбившись, на его развивающиеся волосы и красивый профиль, Джей думал, что крутящееся в голове слово совсем ему не подходит, и даже не ругал себя за это. Он не имел в виду ничего дурного. Язык не поворачивался назвать его никак иначе, кроме как мальчишкой. Чонвон выглядел как мальчишка, утонченный, с наивными добрыми глазами. Он выглядел потерянным, трогательно нежным, и, наверно, был одним из тех людей, у которых все написано на лице. Он вмиг поник, стоило заговорить о предстоящей женитьбе, с усталостью и обреченностью рассуждал об этом, как он сам выразился, дурацком костюме. И явно выглядел так, будто совсем, совсем не хотел возвращаться домой. Чонвон рассказывал ему про свою семью и свой быт, говорил о том, что он не знает, что его ждет и что, похоже, он давно смирился и сдался. Все пути, по его мнению, были закрыты для него. Джей слушал внимательно, закурив сигарету и выдыхая дым в окно, чтобы не заставлять попутчика задыхаться и кашлять. Тот совсем не смотрел на него, разговаривая скорее с дорогой, с небом и солнцем. Он был так открыт в своей речи, во всем, что он успел пережить, что Джей в какой-то момент отвлекся и чуть было не свернул в траву, но быстро выровнял руль, не подав вида. Когда Чонвон рассказал ему о происшествии с обувщиком на одном из местных праздников, мужчина понял, что он скрывал какие-то детали, и полагал, что знал, какие именно. Хотя бы примерно, но Джей уже все понимал. От этого становилось грустно, а солнце начинало раздражать. Он бы откинул солнцезащитный козырек, но сглупил, положив туда что-то, что ни в коем случае не должно было вывалиться. Парень засмущался, что так много наговорил о себе, и Джею пришлось выдумывать что-то и о своей жизни, он не мог сказать ему правду и ненавидел себя за это. Он даже не смог назвать ему своего имени, будто Чонвон действительно мог подставить его. Кое-что их действительно сближало настолько, что заставляло чувствовать отвратительное для Джея чувство, которое обычно описывают словами: «Мне кажется, будто я знаю тебя всю жизнь». Но стоит им только покинуть автомобиль, как все встанет на свои места. Никто из них не мог быть самим собой. — Я остановлюсь неподалеку на сегодняшнюю ночь. Не пойми неправильно, но, может быть, ты хотел бы увидеться со мной вечером? — Я бы с радостью, но мне совершенно нечего надеть, — наивный ответ вырвался из него так быстро, что Джей опешил, ведь сам считал свое предложение слишком наглым и поспешным, но у Чонвона не возникло даже никаких вопросов. — Разве таким красивым людям вообще полагается волноваться? Тем более, об одежде… — Джей на секунду оторвал взгляд от дороги, коротко взглянув на попутчика, который смущенно улыбнулся, разглядывая свои сцепленные на мешке ладони. Он то и дело нервно перебирал собственные пальцы. — Нет, правда, господин, я не могу выйти в люди в своем рванье. Вы наверняка… наверняка идете на хорошее мероприятие? — Все так. Если беспокоишься, я дам тебе что-то из своих вещей. Или можем никуда не ходить. Как ты смотришь на то, чтобы просто покататься? Я бы хотел провести с тобой время, Чонвон, — все-таки решился сказать он, голос чуть охрип, пришлось прочистить горло, тем самым сделав ситуацию еще более неловкой. — Правда? — тихо уточнил он, не понимая, что делать, что говорить, куда направить свой взгляд, который то и дело бесконтрольно прыгал в сторону рук мужчины, сжатых на кожаном руле. Он никогда бы и подумать не мог, что мало того, что окажется в таком дорогом автомобиле и будет трогать своими грязными пальцами его кожаный салон, так еще и получит предложение покататься, и не от кого-то, а от самого очаровательного мужчины, которого он когда-либо встречал. Может быть, он все-таки умер во сне там, на дороге? — Думаю, это самая большая правда, которую я когда-либо говорил, — уверил он. Чонвон выпрямился на сидении, чуть было не подпрыгнув, и тут же повернулся в его сторону всем телом, принявшись возбужденно и как-то совсем по-детски пялиться на него. Джей чувствовал себя ужасно. Он думал о том, что на его месте мог оказаться злоумышленник или насильник, такой же очаровательный и богатый, и Чонвон отреагировал бы так же, так же тихо уточнял, правда ли с ним хотят провести время, а потом подпрыгивал на сидении в нетерпении. Он так безоговорочно доверял, что сердце мужчины сжималось. Он обязательно скажет ему, что так делать не стоит, но не сейчас. Сейчас он мог спугнуть его, как спугивает бродячих котов на серых улицах своего города, чтобы не мешались под ногами, и те непременно испуганно скрываются в переулках, убегая по своим кошачьим делам. Кошачьи дела, Джей хмыкнул сам себе. Он вполне ожидал от самого себя, что может просто взять и совратить попутчика, стоит ему оказаться таким молодым и прекрасным, а у Чонвона и правда все было на лице написано — за его мальчишескими движениями, его улыбкой, теперь уже не такой смущенной, и руками, которые трогали кожаную обивку сидения, оставляя на ней мокрые следы, скрывалось это же желание, только совсем еще не сформированное и не осмысленное. Но было ощущение, что Чонвон не боялся своих чувств, как не боялся и Джея, хотя ему стоило бы ради своей безопасности. Джей решил, что хорошо, что этот мальчишка встретил на дороге именно его. Этого бродячего котенка он не спугнет и не обидит. — Остановите здесь, пожалуйста, — внезапно попросил Чонвон, когда они оказались на повороте к его уезду. Джей недоуменно нахмурился: дорога направо тянулась и тянулась, ни единого дома было не видно. — Тут же еще километров пять, не меньше. — Я знаю, но отсюда я пойду сам. Мужчине оставалось лишь кивнуть. Тревожные мысли Чонвона будто сами вторгались в его голову, не оставляя права поспорить или настоять. Они молча вышли из машины, Джей достал из багажника сломанный велосипед, пока парень пристально наблюдал за каждым его движением: как сжались его пальцы на раме, как напряглись плечи и спина. Все несколько секунд он был заворожен этой, как ему казалось, поразительно-красивой мужественностью, которую он желал видеть в себе в любых возможных смыслах. Мужчина положил велосипед на дорогу и попросил подождать. Чонвон закинул мешок за плечи и перекатывался с носка на пятку, тихо напевая себе что-то под нос. Солнце уже готовилось садиться, стрекотание с близлежащих полей становилось громче, воздух прохладнее. Чонвон мечтал о чем-то, что никогда не смог бы произнести вслух. — У меня есть герметик и насос, — радостно сообщил Джей, демонстрируя ему ящик с инструментами, который он достал из багажника. — Подлатаю, потом езжай быстро, чтобы все распределилось, хорошо? — Хорошо. Спасибо, Джей. Отгонять автомобиль с дороги не было никакого смысла, так что, пока мужчина, сидя на корточках у заднего колеса велосипеда, пачкал свои руки в мазуте и вытирал со лба пот, Чонвон устроился на траве рядом и откинулся назад, опершись о поставленные за спиной руки. Его лицо напрягалось, костяшки пальцев белели, капелька пота с виска катилась все ниже. Джей так много знал обо всем, что Чонвон был уверен, что он бы справился с любой задачей. Он размышлял о том, кто же такой этот мужчина, за что ему, деревенскому мальчику, ничего не знающему о жизни и о себе самом, посчастливилось встретить кого-то такого. Из сладостно-мучительных размышлений его вырвал неожиданно раздавшийся рев рабочего трактора за спиной. Они оба повернулись в сторону поля, и Джей чуть настороженно взглянул ему в глаза, как бы спрашивая, все ли в порядке. И по тому, как парень резко отвернул голову от трактора, понял, что нет. — Чонвон, — аккуратно позвал он. — Не переживай. Ты просто скажешь, что я чинил тебе велосипед, это же правда. Но Чонвон был напряжен. Он старался не показывать своего беспокойства, пока сердце заходилось уже где-то в горле. Трактор скрылся в том же направлении, куда и ему предстояло ехать. — Все в порядке, слышишь меня? — снова попытались успокоить его. — Держи свой велосипед. Джей поднялся и следом поставил велосипед на колеса, удерживая. Он чуть покатал им взад и вперед, убедившись, что с колесом все в порядке. Чонвон тяжело встал и в намерении забрать у мужчины руль, коснулся его руки. Они посмотрели друг другу в глаза и каждый хотел сказать что-то важное, но слова, едва коснувшись языка, растворялись в беспокойстве и обреченности. — Можем встретиться здесь же в полночь? — спросил Джей и, решив, что больше не может бороться с собственными желаниями, положил свою ладонь на руку Чонвона, покоящуюся на руле. Чонвон сразу же испуганно взглянул вниз, а потом снова вверх. Солнце отражалось в его глазах, солнце гуляло в волосах мужчины и грело их руки. — Да, — уверенно закивал он, — да, обязательно. Мне придется сбежать, но я приду, Джей, я приду. — Тебе не нужно бояться меня. Ты понимаешь, о чем я? — тихо спросил Джей, наконец отпустив его руку. — Не бойся, Чонвон. Парень неуверенно кивнул. Он хотел бы быть уверенным, но не мог, не мог спросить все напрямую. Я нравлюсь тебе, Джей? Тебе нравятся мужчины? А мальчики? Ты хочешь меня? Ты не испытаешь отвращения, коснувшись меня там? Или если я тебя коснусь? Ты не оттолкнешь меня? Не оскорбишь? Ты сможешь показать мне, что такое быть настоящим мужчиной? Он ехал так быстро, как только мог, зная, что родители уже заждались, и краснел от рождающихся в голове вопросов, а потом вдруг улыбался и улыбался, чувствуя, как спирает дыхание глубоко в груди, как что-то сжимается в животе и ниже. Забыв даже о дурацком тракторе, он усердно, ругая самого себя, воображал все, что только могла породить его юношеская фантазия, лишенная любого практического опыта. Тепло мужских пальцев все еще грело его ладонь, и он, оторвавшись от сидения, крутил педали стоя и иногда опускал взгляд на свою руку, закусывая губы в глупой улыбке. На въезде в уезд уже стоял тот самый злосчастный трактор. За полчаса езды солнце успело зайти за горизонт, повсюду лаяли собаки, свет из окон домов, мимо которых Чонвон уже шел пешком, утопая в мокрой грязи, навевал ужас — совсем скоро он должен был столкнуться и со светом из окна собственного дома. Он покачал головой, решив, что слово «дом» совсем не подходило для того места, рядом с которым он только что поставил свой велосипед. Не торопясь заходить внутрь, парень взглянул на свое заднее колесо и сердце снова сжалось. Все это было так странно — так странно осознавать, что еще некоторое время назад его грязного проколотого колеса касались руки очаровательного мужчины, взявшегося из неоткуда; что после его испачканная рука лежала на его, Чонвона, ладони, губы просили не бояться, глаза бегали по лицу, запоминая его черты, солнце играло в черных волосах, ветер разгонял его парфюм. Мужчина вспотел и испачкался только из-за Чонвона, и это тоже было по-хорошему странно. Не засни он на той дороге, продолжи он свой путь даже пешком с велосипедом, они бы никогда не встретились и не посмотрели друг другу в глаза. Джей бы так и ехал в Пусан, чистый и аккуратный, ни о чем не переживающий. Чонвон действительно мог влиять на что-то в своей жизни и даже в жизни таких очаровательных мужчин, появившихся будто бы из другого мира? Все это рассыпалось, как только он пересек порог дома. Блаженная улыбка с лица вмиг исчезла, на смену ей пришел привычный горький испуг. Отец сидел за столом, мама что-то готовила, стоя спиной к входной двери, и даже не обернулась, услышав, как та захлопнулась, только плечо ее нервно дернулось. Он застыл на пороге, глядя в глаза рассерженному отцу. — Объясни мне, мой дорогой сын, — начал он с притворным спокойством, но уже через секунду его голос сорвался на крик. — Почему ты возвращаешься домой затемно после того, как тебя видели рядом с каким-то мужчиной на дорогой машине? Почему, я тебя спрашиваю, я должен терпеть эту соседскую болтовню всю твою никчемную жизнь? Чтобы потом убеждаться в их правоте? — он подошел вплотную к Чонвону, который так и продолжал стоять, боявшись пошевелиться. — Какого черта, ты, сучонок, делал с каким-то разодетым педиком? — Папа, — прошептал он, и тяжелая слеза скатилась и капнула прямо на пол. — Я не… Мама, до этого слушавшая перепалку с зажмуренным от слез глазами и продолжающая смиренно резать овощи на старой деревянной доске, резко обернулась на звук рухнувшего на пол тела. Чонвон сидел на полу у двери, опираясь на одну руку, а вторую прижимал к носу, сквозь щели между пальцами уже начинала сочиться кровь. Она охнула, приложив ладонь ко рту и застыла. — Где костюм? — взревел отец, смотря сверху вниз. — Я не нашел, — приглушенно ответил Чонвон и взглянул на мать, которая ничего не могла, а, может быть, и не хотела делать. — Вот как, значит, — хмыкнул он. — От тебя за километр несет как от нагулявшейся девки. Давно куришь? Или может вместо костюма решил купить одеколон? Иди прочь с глаз моих, — он развернулся и устало прошел обратно к столу. Чонвон наконец смог подняться. Во рту собралась противная теплая кровь. Он не думал ни о чем. Только о том, что, вероятно, заслужил это. Не бойся, Чонвон. Когда слезы и кровь наконец пропитали всю подушку, он взглянул на настенные часы, тиканье которых его всегда ужасно раздражало, и решил, что пора. Страх все еще душил его, он ругал себя за то, что оставил велосипед не под своим окном, а около входной двери. Это создаст лишний шум. Но даже сейчас он знал, что если отец и попытается его остановить, он все равно уйдет. Чонвон не должен бояться. И Чонвону было совершенно нечего надеть. Отцовский удар, на его радость, пришелся не прямо в нос, так что сломан он не был, но верхняя губа треснула и распухла. Он разглядывал в зеркале свое заплаканное лицо и впервые не испытывал к себе никакой жалости. Если он и был обречен, то теперь он мог хотя бы узнать, каково быть собой и делать то, что желало его сердце, его тело. Мыться и переодеваться во что-то хоть сколько-нибудь приличное пришлось так тихо, чтобы ни одно его движение не сотрясало воздух. Он положил в карман стеганой куртки фонарик и маленький подарок очаровательному мужчине. На улице было темно и холодно, из открытого окна все еще доносился собачий лай и кваканье лягушек. Чонвон разок обернулся на свою комнату и провел по ней слегка опечаленным взглядом, будто допускал, что больше сюда не вернется. Но Джей ничего ему не обещал, а Чонвон не хотел быть ничьим балластом. Он просто стремился познать себя в той мере, в которой было возможно. Где-то далеко его ждала будущая нелюбимая жена, холодный семейный быт, дети и работа не по призванию. Родительский дом, полный непринятия и нелюбви, оставался за спиной, а впереди — свет желтых фар сверкающего дорогого автомобиля, который был заметен издалека в кромешной тьме, разбавленной только тусклыми звездами и одиноким полумесяцем. Слабый фонарик едва ли освещал полметра дороги под колесами Чонвона, и он думал о том, видел ли Джей его свет так же хорошо, как Чонвон видел его. Это было неважно. Наконец подъехав к дороге и бросив велосипед в траву, он кинулся ему в руки, пригвождая к машине, на которую мужчина опирался. Они оба засмеялись, решив, что делают что-то настолько правильное, настолько правдивое в своем стремлении освободиться от оков, что внутри все снова сладко-болезненно сжималось. Джей коснулся его разбитых губ первым, не сомневаясь и не задавая никаких вопросов. Они оба знали так мало, но одновременно так невыносимо много, что улыбались в поцелуй друг другу, пока по телу растекалось блаженное чувство этой стремительной, глубокой и страстной ночной вседозволенности. На пустой темной дороге, под синим небом с россыпью звезд и убаюкивающий аккомпанемент стрекотания кузнечиков, Джей оторвался от автомобиля и, приподняв Чонвона на руках, закружил вокруг себя, с удовольствием наблюдая за его счастливой улыбкой. Маленькая рана на его губах делала из него мужчину, готового бороться. И Джей хотел, чтобы Чонвон боролся, больше всего на свете. Так, как он сам никогда не мог. Уже в машине, когда они свернули с дороги и ехали по пшеничному полю среди высоких колосьев в сторону луны, Чонвон протянул ему браслет из черных веревочек, посередине которого красовался простой кусок шлифованного дерева с выжженной на нем гравировкой. Не останавливаясь, Джей забрал подарок, улыбнувшись в знак благодарности, и прочитал: — В одном часе любви — целая жизнь. — Бальзак, — уточнил Чонвон. — Недавно читал. Можешь его не носить, просто… — Я буду его носить. Автомобиль остановился, фары дальнего видения отключились, поле впереди погрузилось во тьму, Джей печальными глазами смотрел в глаза Чонвона, не менее печальные, но такие чистые и красивые. Он не остался в долгу и, надев на руку браслет и затянув его, полез на заднее сидение, чтобы после вручить Чонвону бумажный сверток с вещами. — Я не знаю, как ты применишь его, но хочу, чтобы он был с тобой, что бы ни случилось. Из раскрытых окон в машину порывами вторгался прохладный летний ветер. Чонвон уже знал, что подарил ему Джей, поэтому, отложив сверток, поддался вперед за поцелуем. В тот момент, когда на заднем сидении дорогого автомобиля Джей накрыл его тело своим, Чонвон подумал, что не испытывал в своей жизни ничего лучше. Он знал, что в каком бы унизительном, по мнению большинства людей вокруг него, положении он не находился, именно оно делало его настоящим мужчиной, который не боится быть собой. Мужчиной, который наконец-то сможет вкусить плод любви, по ошибке считающийся запретным. Джей знал, что делал, все его движения, прикосновения, поцелуи были отточенным мастерством такого же настоящего мужчины, очаровательного и искусительного. Притворялся ли он, что был христианином? Играл ли крест на его груди роль отвлечь внимание? Чонвон понял, что да, когда Джей, приподнявшись над ним, резким пренебрежительным движением стащил его со своей шеи и отбросил куда-то на пол в сторону передних сидений, а затем улыбнулся улыбкой, полной такой страсти, что у Чонвона заслезились глаза. Крепки бедра вжимались в его пах, никто, кроме его самого, никогда не касался его там, и Чонвон был уверен, что если бы не встретил сегодня этого мужчину на пустой дороге в его шикарном автомобиле, то ни одна мужская рука так никогда бы его и не коснулась, ни одни крепкие бедра, вжимаясь, не пускали бы мурашки по его молодому телу и не заставляли толкаться вверх, лишь бы получить больше. Он бы не плакал, а его слезы не сцеловывали с обожженного солнцем лица. Он бы так, возможно, и не понял, кто он такой на самом деле. Сладкий шепот на ухо, сильные мужские руки в ласковых прикосновениях, губы поцелуями на коже его живота и тихие задушенные стоны, испаряющиеся в пшеничных полях. Одиноко светящая луна, единственная свидетельница часа их любви, длинною во всю жизнь, томящая боль первого проникновения и громкий стон юношеского оргазма. Зажмуренные глаза и счастливая улыбка. Всего этого Чонвону хватит, чтобы быть сильным. — Это забавно, — улыбнулся он, уже сидя на переднем сидении у руля и нарядившись в столь щедрый подарок от очаровательного мужчины. — Что? — выдыхая в окно сигаретный дым. — Я вижу тебя второй раз и я в костюме жениха. Джей грустно улыбнулся. — Ну, на самом деле, это не свадебный костюм… — Эй, — Чонвон весело толкнул его в плечо. — Не порть момент. — Прости. На бессознательном пути к правде, на самом деле не прикладывая никаких усилий к тому, чтобы момент действительно был испорчен, Чонвон потянулся вверх, чтобы открыть солнцезащитный козырек и взглянуть на себя в зеркало, ведь настала пора возвращаться домой. Прямо между его ног, сверкнув на секунду, упало что-то маленькое, но совершенно судьбоносное. Чонвон достал его, вмиг все осознав. — Отдай кольцо, пожалуйста, — тихо попросил Джей, в глубине души чувствуя облегчение. — Я не собирался забирать, — спокойно ответили ему. Мальчишеские пальцы коснулись грубой мужской руки, вложив в нее что-то, что стеной стояло между ними. — Ты злишься на меня? — он виновато посмотрел исподлобья, спрятав кольцо в карман. — За что? За то, что когда-то ты поступил так же, как поступлю я через пару месяцев? Нет, Джей, я не злюсь. Я благодарен тебе. Ты сделал меня мужчиной. Джей погладил его по волосам и поцеловал в лоб. — Я заеду по дороге обратно через неделю, хорошо? — Правда? — спросил он радостно и на секунду окунулся в солнечный день, случившийся с ними несколькими часами ранее. — Правда, Чонвон. Очаровательный мужчина не приехал ни через неделю, ни через месяц, ни в день его свадьбы. Чонвон даже не знал его настоящего имени и не мог предпринять никаких попыток его найти. Джей, Джей, Джей — крутилось в его голове день и ночь. Джей, кем бы он ни был, сделал его самого настоящим мужчиной, и никакие шепотки за спиной теперь не могли заставить его усомниться в себе и в своей идентичности. Джей помог ему достать из шкафа все то, что он стыдливо прятал, помог поднять голову и выпрямить спину. Он исчез так же быстро, как появился, как если бы выглянул из-за дерева в темном лесу, протянул свою руку тонущему в болоте мальчишке и потянул на себя. Не опасаясь даже испачкаться, прижал к своей груди, а после скрылся за тем же деревом, не оставив никаких следов. Но теперь Чонвон больше не тонул. И пусть он никогда не сможет его найти, он обрел способность выбирать свой путь. Все началось с проколотого велосипедного колеса посреди проселочной дороги в середине лета 1984 года. Свадебный костюм, подаренный очаровательным мужчиной, так и не был применен по назначению, и теперь красиво сидел на молодом теле, не стесняя в движениях. В начале осени велосипед, любезно отремонтированный им же, на полной скорости уносил Чонвона прочь от проблем в его новую жизнь.