твоим морем

Они оба занятые. Говорят, все взрослые занятые. Кроме госпожи Фурины, она по ночам читает романы и ест сухие макароны, а потом спит до обеда. Нёвиллет просчитывает все свое расписание, носит его с собой в красивом блокноте для заметок, обитом кожей. И с золотым тиснением, ярлычком Дворца Мермония. Обязательно верните пропажу, юдекс без неё сам пропадет. У Ризли тоже дел по горло, быть герцогом Меропид это вам не газетами торговать. Хотя газетами, Ризли, в свое время тоже торговал, поэтому не обесценивал чужой труд. Только ухмылялся коротко, поставив новую пластинку, вслушиваясь в надрывающуюся скрипку. Потрогал золотое сечение Дворца Мермония, пролистал записную книжку. В каждом дне было по несколько встреч, суды, важные дела для фонтейнского общества. Которое все еще надо было развлекать. Не каждый человек вырос, поняв, что у них больше нет циркового медведя, который может ежеминутно кататься на колесе и развлекать народ. — Герцог, — названный тут же поднял глаза, наблюдая входящего Нёвиллета, стучащего своими каблуками по полу. — Я знал, что моя записная книжка у вас. Ризли рассмеялся. Свои дела он планировал в уме, потому что их было не так много — стабильная рутина в стиле дня сурка, ежедневные проверки, несколько выделяющихся событий. Наверх Ризли предпочитал не подниматься, оставаясь под тоннами воды, где прижимало грудную клетку и можно было не дышать так сорвано при виде юдекса. Они оба были слишком заняты, поэтому планировали свидания в редкие моменты спокойствия. Нёвиллет выделял особенные даты и вписывал туда эти встречи, как будто их отношения с Ризли были частью какого-то контракта между дворцом и тюрьмой. Как будто он решал важные политические задачи, а не целовал остроту скул, не сжимал так крепко, что ломались под пальцами кости. Но стоило отдать должное — он просто серьезно относился к свиданиям. Иногда — слишком. Когда их планировал, оформляя в удобоваримую форму. Когда сам приглашал посетить какое-то кафе или ресторан, изредка предлагал поплавать вместе. Почти никогда не приглашал к себе домой прямо на свидание или на что-то более простенькое. Ему надо было быть серьезным, показать серьезность намерений. Ризли считал это очаровательным и немного нелепым, потому что в попытках сделать все красиво, Нёвиллет забывал о повторении этих форм по десять раз. Ризли предпочитал, что попроще. Посмотреть фильм или спектакль, даже если придется слушать критику Нёвиллета, прогуляться по тихим улочкам Фонтейна, проследив, как все изменилось. Может быть, тоже поплавать. Или отправиться к мелюзинам. Или сходить на открытие парка, побросать мяч в кольца, наблюдая, как юдекс с нечеловеческой ловкостью сбивает все кубики. Но больше всего он любил оставаться в тюрьме. Оставаться вне людского общества, скрывая настоящего Нёвиллета от чужих глаз. Устроить свидание в своем кабинете, сделать это привычным местом получше ресторанов, позволив смаковать их любовь. Наконец не прятать глаза, пока все пялятся, не давая даже куска в рот запихнуть без лишнего вздоха очарования. — Это единственный способ задержать вас, юдекс, после проверки эффективности внутреннего завода, — Ризли блеснул глазами, скрипка объединилась с фортепиано и затянула какую-то ласковую, нежную мелодию. Она пела о любви, о желании быть вместе. На столе сбоку уже располагались свечи, несколько тарелок с едой и бокалы. Лучше способа заманить Нёвиллета не существует. Только что-то у него позаимствовать и дать выбор, надеясь на то, как выросла его человечность. Насколько он теперь может понять чувства людей, ощутить их эмпатичным сознанием. Может быть, даже пойти на поводу, хоть раз отбрасывая свой вечно серьезный образ ледника. Об него разбился бы ковчег Ризли, только счастливый утонуть в этих холодных ласковых водах. — Ризли, — Нёвиллет тут же смягчился, смотря внимательно, будто прошивал остротой воды. Немного устало, лишь слегка — готовый бросить все свои дела ради спокойного ужина вдвоем. — У меня ещё много дел, я не могу так просто. Ризли хмыкнул. — Можешь, ты же юдекс, — все на него полагаются, все ждут его, новое божество Фонтейна. Как же не подвести своих подданных? Как же не быть человеком, а лишь божеством, справляющимся с такими мизерными обязанностями. Герцог открывает записную книжку на нужной странице, проводя по мягким листам пальцем. Почерк Нёвиллета аккуратный, в легком наклоне и загогулинах. Подходит ему. — У тебя сегодня только дела в Дворце. Эти работяги сами будут рады незапланированному выходному. — Но. — Никаких «но». Мы давно не виделись. С падения Гидро Архонта появилось слишком много внеплановых дел, которые навалились одни на другие и времени для встреч не осталось вовсе. Надо было спасать нацию от потопа, потом — восстанавливать город и тюрьму. Но проще восстановить здание, чем болящее от разлуки сердце.