***
Иган не совсем помнил, что было после того, как он увидел Бака. Их отправили к врачу, чтобы оказать необходимую лечебную помощь, а потом разогнали по баракам. Перед глазами всё плыло, о себе дали знать сон по полчаса с перерывом в пару суток и голод. Тело Джона было обезвожено и истощено, ел он в последний раз недозревшую капусту с чьей-то грядки. Именно поэтому всё было размыто, вроде наяву, а вроде и нет. Прошло около трёх дней, когда Баки, открыв глаза, наконец-то начал потихоньку осознавать, что находится вокруг него, и где он сам. Джон лежал на спине, голова была тяжелой, тысячи иголок пробивали мозг, когда мужчина пытался пошевелиться. Кое-как Иган повернул голову вправо, щека коснулась холодной подушки, зрение всё ещё фокусировалось с трудом, но он смог понять, что лежит на кровати, а за окном стоит глубокая ночь, по ощущениям все в бараке спали. Напрягая взгляд до боли в висках, Джон наконец нашел то, что, а вернее кого, искал. Бак спал, сидя на табуретке и облокотившись спиной о стол. Судя по позе, он караулил Игана этой ночью, но усталость оказалась сильнее, поэтому парень уснул, сложив руки крест на крест на груди и вытянув переплетенные ноги вперед. Долго созерцать эту милейшую картину Баки не удалось, всё тело ломило, а живот предательски урчал. Попытка встать и принять сидячую позу не увенчалась успехом, тело сковала жгучая боль и он издал болезненный стон, хватаясь за живот. «Наверное, синяк», — думал Иган. Деревянный стул протяжно скрипнул о пол, и не поворачивая головы, жмурясь от боли, Джон услышал хромые от сна шаги. — Баки… — совсем хриплым голосом зовёт Гейл, и в ту же секунду подходит к Джону, — Баки, тебе не следует вставать, — он помогает лечь Игану, придерживая за спину так, чтобы он оказался в полу-лежачем положении. Джон вздыхает и думает о том, как жалко выглядит, но мысли об этом лишь фон, главное — Клевен рядом с ним. — Бак, правда ты? Признаться, я думал, что никогда больше не увижу тебя. Иган наблюдает, как Клевен улыбается одним уголком губ, как поднимает табуретку, на которой спал пару минут назад, и ставит возле постели Баки, чтобы сидеть теперь ближе к нему, чтобы точно не спать, а быть рядом с Джоном. — Ты сможешь поесть? Это необходимо, чтобы ты скорее встал на ноги, — Бак берет жестяную миску и кружку с небольшой тумбы и садиться перед Иганом, — Я подумал, что «деликатесы», которые мы иногда едим, твой желудок сейчас не выдержит, поэтому раздобыл неплохого хлеба и воды, а еще отварил картошки. Баки кивает, а потом спрашивает, смотря на Гейла: — Откуда? — Это последнее, что сейчас играет роль, просто давай я тебя покормлю. Не волнуйся руки недавно мыл. Бак улыбается, беря для начала картофель в руки и протягивая его Баки. Последний же фыркает и шутливо закатывает глаза. — Что, будешь с ручек кормить? — в этом вопросе нет злости, только лишь попытка разрядить атмосферу, — Как я потом парням в глаза буду смотреть, они же разочаруются в своём майоре, — Джон театрально вздыхает, хоть это и вызывает некоторую боль в рёбрах. — Если понадобиться, Баки, буду сначала пережёвывать, а потом тебе в рот класть, — Клевен машинально щурится, а Иган замечает, как глубоко пролегли тени под его глазами. — Нет уж, избавь меня от такой участи. — Значит, открывай рот и дай мне тебя накормить, — Бак снова протягивает давно остывший корнеплод. Баки слушается и аккуратно откусывает, пытаясь понять сколько физической боли принесёт прием пищи. Они больше не говорят, то ли слова не идут, то ли просто страшно начать с чего-то. После получаса медленных, к счастью, удачных попыток поесть, Иган чувствует себя немного лучше, взгляд уже давно привык к темноте, а желудок больше не издает звуков из ада. — Тебе следует ещё поспать, до рассвета часа три, — голос еле слышный, раздаётся с другого конца комнаты. Кажется, Бак убирает грязную посуду. — Тебе бы тоже, приятель, — Джон лежит уже на спине, а глаза начинают слипаться, но он всё пытается до последнего улавливать силуэт Гейла. — Не беспокойся за меня, — видимо, закончив с тарелками, Бак возвращается к постели Игана, чтобы потушить свечку, стоящую на полу. — Нет, я буду беспокоиться, Гейл… Клевен смотрит на Баки, а слова, сказанные парнем, заставляют тепло щемить в груди Бака. «Гейл», — как давно он не слышал своего имени из его губ. Он смотрит сверху вниз на Джона ещё с секунду, а после кивает и присаживается задуть свечу.***
Пара дней постельного режима окончательно вернули майора Игана на ноги, некоторые части тела всё еще были покрыты неприятными синяками и ссадинами, но в целом мужчина чувствовал себя лучше прежнего. Он быстро понял, как всё устроено в том месте, где сейчас находился. Их не мучали в открытую и больше не допрашивали, фрицам это было невыгодно. У них был договор с американцами, заключавшийся в том, что военнопленные обеих сторон будут содержаться в равных условиях, которые позволят им сохранять жизнь, если они не станут высовываться. Бак днями пытался смастерить радиоприёмник, чтобы перехватывать волну и узнавать последние новости. Баки часто возился рядом, так он, не отдавая отчета самому себе в своих действиях и жестах, невербально обозначал своё присутствие рядом, как знак того, что они на самом деле встретились вновь. Гейл всё чувствовал, но вида не подавал. Гордость. Он показывал свою заботу и привязанность немного по-другому — делился едой, помогал таскать что-то тяжелое, ворча на Игана со словами: «Твои раны ещё не до конца зажили, хватит поднимать такую тяжесть в одиночку», и накрывал шерстяным одеялом Баки получше, чтобы тот не мёрз. Конечно же он делал это, когда Джон уже давно спал. Позволил бы Клевен себе такой жест, когда в бараке ещё горел свет, а Иган наблюдал за его хождениями взад и вперед — скорее всего нет. С каждым днем погода становилась всё холоднее, ночью температура падала до минус пяти, а колючее одеяло уже совсем не грело. Морозную ночь освещала практически полная луна, а небо было ясным, усыпанным скоплениями звёзд. Свет от спутника попадал в окно комнаты, проходя вытянутой полосой возле койки Баки. Его сон не был крепким, прижав колени к груди, он пытался согреться хотя бы немного, чтобы уснуть. Иган резко открыл глаза и втянул холодный воздух в лёгкие, когда скрипнула деревянная половица под чьим-то тяжелым ботинком. Баки почти сразу понял, что перед ним стоит Бак. Его светлые волосы были растрепаны, а в руках он держал скомканное одеяло. — Ты чего, Бак? — хриплым от сна голосом спрашивает Иган, приподнимаясь на локте. — Привет, — после этого он какое-то время молчит, не шевелясь и бегая глазами по комнате, пряча их от напора такого прямого и честного взгляда Баки. Жаль только, Клевен не замечает обожания, которое тоже есть в глазах Джона. Игану вид Гейла кажется таким очаровательным, что он улыбается — Клевен красив даже в такие моменты. Нет. Он ещё красивее именно в эти моменты, когда сонный и растрепанный, с неловким и неуверенным взглядом, который не свойственен ему в обычное время, стоит перед ним и пытается что-то сказать. — Что случилось, Бак? — Баки не отводит взгляда, зачесывая вьющиеся волосы назад. — Джон, можно я лягу рядом с тобой? Я не могу согреться, а всем известно, что теплее становится, когда два человека спят рядом, — в голосе уже больше уверенности, что наконец похоже на привычную сталь Гейла Клевена, но Баки просто не знает, как стучит у Бака сердце. Иган тупит взгляд на кусочек лунного света на полу, пытаясь обработать запрос, который только что получил. На это уходит не больше десяти секунд напряженного молчания, и он возвращает взгляд на парня. — А ещё всем известно, что для того, чтобы не умереть от холода, нужно раздеться до гола и тогда ложиться вместе, так будет эффективнее, — Джон, уже явно издеваясь, широко улыбается и начинает двигаться ближе к стене. — Мечтайте, майор Иган, — Гейл хмыкает и улыбается в ответ, не поддаваясь «провокациям», но всё ещё не решаясь подойти. — Ради святого, ложись уже, а то превратишься в ледяную статую прямо посреди барака, — Баки откидывает одеяло, указывая на пространство для Клевена, — Только обувь сними. Бак достаточно замёрз, поэтому больше он не тянет, подходит к кровати, стаскивает с ног ботинки, и аккуратно пытается улечься рядом, накрывая их обоих сверху ещё одним одеялом. Проходит несколько минут смешков и тихих ругательств, прежде чем раскрасневшиеся и совсем растрепанные, они наконец укладываются друг напротив друга. Каким-то чудом на узкой кровати им — двум высоким и плечистым солдатам — это удается, и когда парни, прерывисто дыша, смотрят друг на друга, то осознают, насколько близко они на самом деле. Гейл думает о том, как бы в такой близости, Джон не услышал громкий стук его сердца, не подозревая, что Иган думает о том же самом. Джон чертыхается про себя миллионы раз, не понимает, что ему вообще теперь делать и не шевелиться вовсе. — Баки, только дышать не забывай, я думаю места для того, чтобы делать правильные вдохи легкими, как нас учили, ещё хватает, — Бак пытается выдавить улыбку, стараясь успокоить собственное дрожащее тело. Игана пробивает, он правда забыл, что такое кислород, он рвано хватает ртом воздух, который успел нагреться между ними. Они лежат, словно струнки, натянутые до предела, боясь случайно задеть тела друг друга. Это расстояние настолько мало, что им лишь чудом удается соединяться только коленями. Баки немного приходит в себя и вновь начинает замечать мелочи. Лицо Гейла покрыто мелкими и более крупными ссадинами, он видел их раньше, в первую ночную встречу, заметив, что что-то изменилось. Иган хмурится от мыслей о том, как именно Бак мог получить эти увечья. Он точно теряется в мыслях, ведь ещё через секунду его длинные и грубоватые пальцы касаются длинного шрама на щеке Клевена. Совсем невесомо и трепетно, словно Бак сделан из фарфора и может треснуть от любых прикосновений. Но Гейл не рассыпается, только приоткрывает сильнее глаза от немого удивления. По его вискам бьёт собственное напоминание: «Не забывать дышать», но он успешно это игнорирует. Клевен следит за глазами Джона, за тем, как они обводят всё его собственное лицо, и он наконец замечает то чувство и нежность, которые излучают глаза Игана. И его душа, словно заблудившись и найдя дорогу обратно именно в лице* Баки, слепо хватается за него, доверяя ему всего себя полностью. Поэтому, чувствуя тепло его ладони, он обмякает и дышать начинает ровнее, прикрывая глаза. Иган слегка дергается, осознаёт, что вообще творит, и убирает руку под одеяло. — Извини, не знаю, чего это я вдруг… — шепчет. — Баки, не беспокойся, — он молчит совсем немного, чтобы продолжить, — Честно сказать, не хочу даже вспоминать о том, как заработал всю эту красоту, но просто знай, что они давно зажили и не болят. — Шрамы на лице заживут, Гейл, но не останутся ли они вечным душевным напоминанием? Знаешь, я чувствую себя болваном за то, что до сих пор не спрашивал о твоём самочувствии, о том, как ты вообще выбрался и справляешься теперь со всем этим. Черт, да я сто раз думал о том, почему не полетел с тобой в эту гребаную миссию, ведь я должен был быть рядом. Всё это время я сходил с ума, думая о том, где ты, жив ли вообще или тело твоё стало пищей для животных где-то посреди поля. Я никогда не смогу искупить вину перед тобой, Гейл, прости, — произнеся этот длинный монолог, Баки почувствовал себя таким открытым и уязвимым, что ему стало не по себе. Он боялся услышать ответ. — Джон… — собственное имя вновь бьет Игана под дых, — не вини себя за это всё. Оно не может и не должно быть на твоей совести, слышишь. Произошло то, что произошло, и в том, что мой самолёт был сбит, виноваты только немцы и никто иной, а уж тем более ты. Тебе ведь тоже пришлось нелегко, я вижу. Тишина, и всё, что чувствует Баки — это теплую ладонь Бака на своём лице. Он касается его бровей и лба фалангами пальцев, спускаясь по щеке. Клевен словно прокладывает тропу из его — Игана — ран, не прикладывая силы этому жесту, чтобы не принести боли. Гейлу всё это кажется таким до невозможности правильным, что его распирают чувства. — Баки, я так волновался за тебя. Я думал о тебе и о нас, знал ведь, что ты перестанешь спать, когда узнаешь новости про меня и парней. Честно, я думал, что может никогда тебя больше не увижу, я боялся того, что ты можешь навредить себе, переживая обо мне. Джон слушает его практически не моргая, боясь упустить хоть слово. Он берёт Гейла за запястье и отстраняет от своего лица и всё ещё не веря всему, что происходит, сухими губами целует внутреннюю часть его ладони, прикрывая глаза на мгновение. Почему-то Баку кажется, что кровать под ними плывёт, или это у него кружится голова? Он следит за тем, как Баки неспеша отстраняется и смотрит ему в глаза, всё это длится не дольше пары секунд. И постороннему человеку показалось бы, что майор Джон Иган уверенный в том, что делает, но только Клевен может заметить тень сомнения и неуверенности, которая трясется, как огонёк, в глазах Баки, тщательно скрываемая под хорошей маской. Поэтому Гейл переплетает их пальцы, чтобы Джон понял, что он всё делает верно, что Бак не против, что он только хочет получать эту ласку. Баки сжимает его ладонь в ответ, чувствуя облегчение и тепло, которое разливается у него в груди. Он слегка улыбается, переводя взгляд с их рук к глазам Бака. Иган не объясняет себе почему улыбается сильнее, когда видит струящуюся нежность серо-голубых глаз, это и не требуется. — Джон, давай засыпать, иначе утром мы не сможем подняться. Баки кивает, шепча себе под нос, что не сильно-то и хотелось бы вставать утром. Гейл мягко смеётся и двигается чуть ближе, чтобы во сне не упасть с постели, ну или же для того чтобы сократить расстояние между ними еще на дюйм. Почти проваливаясь в сон, Джон чувствует аккуратный поцелуй, который оставляет Бак на его лбу, ему кажется, что губы Гейла самые мягкие и правильные из всех тех, которые целовали его когда-либо. Он знает, что это ему не снится, потому что эта ночь становится самой теплой в их жизни, потому что сердце к сердцу способно согревать и тело, и душу.