Last physics lesson

Из-за штор легонько выходили лучи весеннего, — уже почти-почти летнего, — солнца, светя прямо в лицо Рюджин. Яркий свет, проходя сквозь неё, шёл дальше поперёк школьного и нечем примечательного кабинета. Да, ходить в последний дни мая в школу — скучно. Ходить в последние дни мая в школу на чертову физику — убийство. Никому сейчас не сдался этот урок: парни с последней парты играют, судя по звукам, в какие стрелялки, неопытно скрывая это за «горой» учебников, кто-то уже засыпал или наоборот — чересчур бодрствовал, говоря о планах на лето слишком громко, — да даже сама староста что то упорно вырисовала в своём блокноте, пока учитель горько вздыхал, смотря на «бездарей», но он понимал, понимал, что, как обычно, ругаться и бунтовать — бесполезно. Рюджин тоже особо весело и не было: грызя бедную ручку, проходилась взглядом по классу, бледной мебели, знакомым лицам, тоскливо зевая, то горько вздыхая. Понимание того, что лето то через неделю чересчур ударяло по голове и мыслям. Неужели это всё это закончилось? Удивительно, но все эти контрольные проверки знаний прошли мимо в обнимку с короткими днями и нуднейшими во всём мире уроками, а ведь будто Шин недавно только-только встретилась с Хван на «любимом» первом сентябре, и, конечно, влюбилась, как дура. Вроде и немного с того времени прошло, но с каждым днём всё дальше, и дальше от тех или иных событий, наверно, даже грустно? Хоть Рюджин и правда рада тем, что имеет именно сейчас и сегодня: лучшую, милейшую, горячую девушку, забавную, да и ближе некуда подругу Че, и, вечно обжимающихся, Юну и Лиа. Да, точно, время же очень быстро идёт, и понять это можно, странно, но только здесь, — только за этой партой, и мило посапывающей за соседнем месте Черён, которая, кажется, даже спустя такое время не меняется. Шин и не сильно эмоциональна, как Юна, но тоскливее становится, да, физика выводит на странные и непривычные эмоции. Взгляд же снова вольно пролетает среди каждого, залазя в каждый смартфон, — конечно, Рюджин не особо и интересуется жизнью одноклассников, но делать в край нечего. Карий глаза с громким выдохом останавливаются на самых ярких волосах класса, — Йеджи хотела сделать их по-модному вишневыми, но какие то мудилы поменяли банки краски. Да, Шин отчётливо помнит, как утешала рыдающую, но уже рыжую Хван, которая надумывала отрезать свои локоны в порыве гнева и отчаяния. Но, по правде, так ей даже лучше. Эти солнечные лучи так красиво плескаются в её волосах, а яркая внешность приобрела по-настоящему сверкание с этим цветом, да говорить о том, как привлекательно или горячо это выглядит даже бессмысленно. Все уже это знают. Моментами, как этот, так и хочется прикоснуться к ней, прижаться очень осторожно, а может быть наоборот — быть слишком сильной для её бледной кожи, царапать, сжимать, но, конечно, в мерах приятного. Как же меняется быстро настроение: только что, буквально пару минут назад ей хотелось пустить слезу, а сейчас Шин что и думает о том, как в скором времени остаться наедине с Йеджи. Хван же, почувствовав пристальный, достаточно долгий взор, оборачивается и попутно, по привычке, накручивает себе на палец огненный волос, улыбаясь ярче любого луча из-за штор. Сердце замирает, а в ниже груди, — в животе, — начинает что то странно кипеть или скручиваться, но не так, как при страхе, а наоборот — это что то пылающее, как и щёки бедной, поймавшей врасплох, Рюджин. Девушка тихо посмеивается, когда Шин проигрышно опускает, нагибает голову ниже, как бы говоря: «перестань смотреть на меня так». Хван же продолжает хихикать, засматриваться на очарование своей девушки ровно до того момента, как на них обращает внимание учитель. — Рюджин и Йеджи, последний урок, я понимаю, что вы имеете потребности, но решите их после школы. — Очень саркастично и с выдаваемым недовольством говорит он. И какого среди всех этих уродов он обратил внимание только на них? — Я просто уронила свою ручку, сэр. — Высоким голосом отдаёт ответ Йеджи, пока одной рукой легонько откидывает шариковую ручку в сторону Шин. Она закатилась прямо под стол. — Можно, пожалуйста, поднять её? Учитель поправляет свои очки и громко хмыкает, — это на его языке значит «да, но я раздражен», — он отворачивается на доску, чтобы продолжить монотонную речь под разговорный шум. И Хван, кажется, улыбается ещё сильнее. — Спасибо за понимание. — Уже безразлично отвечает рыжая девушка, вставая из-за своего места, пока Рюджин удивленно и заинтересовано смотрит на неё. Но последующий шаги, к сожалению, Шин объяснить не может, а только удивленно вздрогнуть, успокаивая глупый жар внутри: Йеджи, дойдя до последней парты самой девушки, наклоняется за этой чёртовой ручкой, садясь на колени, «опирая», а точнее — специально нырнув своей рукой под юбку, на ляжку, секундно поглаживает внутрь туда-сюда, вверх-вниз, задевая нужные и не совсем зоны. Громкий, удивленный вздох срывается с губ так громко, что некоторые удосужились заинтересовано глянуть в глаза. Холод и жар прикатили одновременно, приходясь по телу в виде мурашек. Наверно, это было даже не то что провоцирующее, хотя, оно так и было, но Хван делала это с явной целью подразнить, глупо и быстро, непонятно, да и так, чтобы Шин точно сошла с ума. — Что ты… — Быстро реагируя, кладёт поверх чужой руки свою, как бы останавливая. Рюджин не видит её, ведь рыжая девушка под партой всё ещё копается за ручкой, но Шин уверена, что Йеджи сейчас лыбится, как в не себя, пока черноволосая нервно закусывает губу. Она сжимает свою руку сильнее в слишком ненужном месте, слишком чувствительном. Рюджин невольно сближает ноги к друг другу, к тёплой ладони вплотную. — У тебя юбка задралась, Рюддон, но не бойся, никто не увидел, — Тихо, но достаточно громко, чтобы Рюджин услышала. — О, вот и ручка. Йеджи спокойно убирает, зажавшую пленом ног и жара, ладонь из-под чужой, — жаль, что вспыхнуть жар она так не сможет, — проводя легонько кончиками пальцев по белью, и встаёт, уходит к себе на третью парту, будто ничего и не произошло, будто Шин сейчас не сгорает от переизбытка всего, а может теперь и недостатка. Место прикосновения начинает жечь, гореть, желая тёплый рук, а пот, — с чего вообще взявшийся пот, — подкатывает ко лбу. И какого хрена? Что вообще сейчас было? Одно прикосновение, взгляд, внимание Йеджи может сжечь всё, как пожар четвёртой степени. А ведь такое именно выдала она, а мучается Шин, пока сама то спокойно говорит с соседкой по парте — Лиа. Нечестно! Почему она уделяет теперь ей время, пока её любимая сгорает дотла? Почему она должна оставаться без внимания, когда она его так желает? — Можно выйти? — Хмыкает Шин, замечая сразу же удивленный взгляд проснувшейся Черён, да и, кажется, явно всё понявшей по её глазам что и как, да почему. Она ухмыляется, и Рюджин корчит нос. Ну и заноза. — Иди, Шин. — Рычит Мистер, точно уже задравшийся с этими двоими. Рюджин встаёт с места, собираясь уходить из класса. Ли дергает за юбку девушку, и подмигивает. Сегодня все решили докопаться до неё? Что за чёрт их двоих укусил. Выходя в туалет, Рюджин чувствует себя сильной слабачкой перед Хван, она ведь так легко вспыхнула, что той только на руку. Но сидеть в такой духоте кабинета теперь втройне невозможно. А когда и взгляд, как назло, только что и скользит на тонкую шею, сильные руки, продолжая проходить всё ниже, падает на тело, на клечатую юбку, на расстегнутую рубашку, просвечивающиеся чёрный топ, тогда и всё тело прямо током ударяет, заставляет подправить свою юбку, закусить ноготь и смотреть, просто смотреть и хотеть. Шин чувствует себя чересчур нуждающейся в ней сейчас, будто это самое главное в жизни, будто самый ценный жемчуг или самый желанный подарок. Хочется прикасаться к коже, прижиматься в плотную, гладить, целовать, затруднено дышать, медленно занимать все мысли только Йеджи. Нужно хотя бы умыться. Ещё два урока, нельзя раскисать из-за обычных прикосновений и мыслей, да? Да, наверно. Рюджин ещё припомнит это Хван, точно припомнит. Холодная вода действительно действует приятно и хорошо, но не так, как бы действовала Йеджи. Вода не уменьшает температуру тела. А ведь Рюджин так не хочется успокаиваться сейчас, как всегда, а хочется забить чёрт на всех, подойти и утянуть Йеджи за собой в кабинку, заняться чем то за гранью приличного и просто выдохнуть в облегчении, думая о лете и рыжих, ярких волосах девушки, лучах солнца за окном и каникулах. Разве не этого хотят все? Ну, Лиа и Юна, точно, не в счёт. Наверно, это слишком по-извращенски. Но, честно, сейчас Шин плевать. Девушка присаживается на очень дряхлый подоконник, успокаивая дыхание, осматривая туалет: всё, как должно быть — три раковины со сломанными напорами, давно не работающая сушилка для рук, пол в синю-жёлтую клетку и приглушенный свет, низкие окна. Шин откидывает голову назад, к окну, желая, чтобы такой трепет, возбуждение просто волшебно ушло. Руки неосмысленно проходятся по ногам, напоминая прикосновения Йеджи. — Ты серьезно? Конечно, кто это может быть как не Хван, стоявшую в дверном проходе туалета. Быстро она смогла придумать отмазку, чтобы выйти следом в уборную. — Я знала, что ты чувствительная, но, ахах, не думала, что обычное поглаживание может вызвать такое состояние у тебя. Да ты вся красная и растрепанная. — Она говорит практически шёпотом, низко и хрипло, с огоньками в глазах, но всё ещё больше дразня. — Всё в норме, просто жарко в классе. — Хмыкает Шин. Она не поднимает свой взгляд на вошедшую, знает ведь, — если посмотрит, то не сможет сдерживаться и сделает что то глупое, но безумно желанное. — И даже не я? Рюджин становится до дури холодно, когда чувствует приближающиеся шаги. — Ну же, посмотри на меня, Шин. Йеджи всё ближе, и ближе. Вот-вот, и будет доходить исходящее тепло от неё. — Давай не здес… Договорить не дают, подбородок аккуратно приподнимают, поворачивают в сторону прохода, а губы накрывают чужие. Слишком легко и мягко, как летний ветер или сладкая вата, приятно и красиво, а не то, что желает сердце именно сейчас. Хван нежно, медленно спускается на шею, проводя длинными и острыми ногтями по коже, прижимается чутка ближе. Шин не хватает этого, честно, не хватает. — Ты меня простишь за это, Хван? — Резко открываясь от губ, что аж Йеджи раскрыла глаза шире в недоумении, тихо говорит Рюджин, смотря туда-сюда, но не в глаза. Не дожидаясь ответа, Шин встаёт с низкого подоконника, нагло, несмотря на небольшую разницу в росте, со скрипом опускает Хван на белую поверхность. Впиваясь в тёплые и сухие губы Хван. Йеджи вздыхает, толи мычит от неожиданности, но с явной уверенностью. Она тянет Рюджин сильнее за галстук, и Шин ставит переднюю руку на стекло для опоры, как бы «зажимая» Хван в углу. — Извиню, если заслужишь, Шин. — Еле как вздыхая, говорит Йеджи, откидывая голову назад, сжимая подоконник до неслышного хруста. Рюджин то ведь заслужит. Длинные пальцы легонько оттягивают расстегнутую на три пуговицы рубашку на плечи, которая, впрочем, мучала глаза весь день. Йеджи было бы намного лучше без неё, но не сейчас, не в туалете, да и, так Хван тоже хорошо: с растрёпанными волосами, приподнимающей грудью, задранной юбкой и рубашкой до плеч, открывающая вид на острые, как лезвие, ключицы, под солнечным светом из окна она выглядит слишком потрясающей, рыжие волосы настолько ярки, что немного ударяют в глаза, но горячо, Рюджин понимает, что Хван чёртов огонь. Холодными, — слишком холодными для горячего тела Йеджи, — руками скользит по верху, гладит кожу, прижимается наоборот — тёплыми и сухими — губами к острию ключиц, отдергивает «ленточку» от топа, спуская ниже, туда, на середину плеча к рубашке, она сильнее притягивается, видя, как Хван реагирует на прохладные блуждание лёгкими выдохами куда то в стенку, опрокидывает голову будто ещё ниже. Девушка рассыпает лёгкие почмокивания по шее, целуя разгоряченную вену, скользя руками на талию, сжимая кожу, прижимаясь действительно в плотную. Но Рюджин не долго баловалась своим шармом холодных рук, — Хван быстро надоело, захотелось большего, чем до жути приятных ласк по телу, — и она умело устраивает свою ногу среди чужих, теплых бёдер, которые сразу же требуют приближения, большего внимания. Йеджи моментально тянется за поцелуем, который выходит до неприличного громким, что, наверно, дополняет вздохи и выдохи уже сбитого режима дыхания, аж стыдно перед младшеклассниками, хотевших сходить в туалет. — Пошли. — Утвердительно кивает Рюджин, отрываясь, боясь сойти с ума прямо перед входной дверью туалета. Она убирает волосы рукой назад, нервно выдыхая. Йеджи ухмыляется прямо как настоящая хищная кошка, поймавшая дичь. Она встаёт и сильно, даже больно берёт в свои руки чужие, притягивая в открытый, учительский туалет — это единственная кабинка, которая закрывается. Рюджин замечает сразу — тут безумно мало места. Девушка быстро, «одними движением» закрывает дверь на слабый замок и присаживается на глянцевый, белый туалет, пока Йеджи завязывает свои мешающие рыжие локоны в высокий хвост. — Уверенна, что это не приведёт к отчислению? — Хмыкаёт Шин в ожиданиях рыжей. — Замолчи. Йеджи не собирается тратить время на разговоры. Хван аккуратно садится на колени Рюджин лицом к лицу так, что дыхание, глаза на друг друге. Она затягивает в не простой поцелуй. Живот тянет вниз настолько сильно, что хочется уже придать к этому внимание, прикоснутся. Шин уже не сдерживается, обхватывая сзади, лезет под рубашку, прикасаясь, сжимая грудь, громко вздыхая от настоятельного языка. Хван бесится от того, что одежда слишком мешает. Она до конца снимает свою рубашку, откидывает назад в стенку, давая Рюджин насладить её полностью. И Шин действительно делала это: она и облизывала, и покусывала, и целовала, может и щипала, пока Йеджи сгорая, ёрзала на коленях, мыча, неразборчиво говоря что то о «ахуенности» происходящего. — Действительно в туалете? — Это единственное, что смогла понять Рюджин из сказанного. Рюджин приподнимает уголки губ, когда кладёт свою руку на чужую ногу. — Да, мы пожалеем об этом. — На свой же вопрос отвечает Хван. Карма и достигла Йеджи. Теперь никто, как она, вздрагивает от прикосновений холодных ладоней, чутка согревшихся от своего тела, прося большего. А Рюджин же помучать то хочет. Она гладит, просто гладит, спускает руки на бок ляжек, и Хван сжимается. В капроновых колготках ноги слишком гладкие, — подмечает Рюджин. «Нетерпеливая» — думает Шин, когда Йеджи тянется за «умоляющем» поцелуем буквально через пару секунд. — Пожалуйста, Рюджин-а. Хван утыкается головой в шею, сводя с разумного разума своим горячим дыханием прямо в чувствительное место. Но девушка послушно слушается. Она приподнимает Йеджи за бёдра, меняет их местами так, чтобы сама она нависала сверху, а Хван уселась на поверхность туалета. Шин убирает выступивший пот со лба, — голова, конечно, кружится, ведь в кабинке становится слишком душно и жарко, когда Йеджи проводит холодным языком по шее и подбородку, прикусывая кожу. Чувства, будто подобны алкоголю, действуют на тело, точнее — не дают думать, а только действовать. Рюджин же громко вздыхает, когда следующий поцелуи выходят слишком влажными и сильными, что аж теряет контроль над ситуацией, теряясь в чужих, припухших губах. Хван посреди очередного поцелуя убирает руку, которая впилась когтями в шею чутка вниз, — на свою ногу, — в желании хоть что то сделать с промокшим бельём. Шин резко останавливает её, отрываясь от губ с громким причмокиванием и утомленным вздохом. — Нельзя, Йеджи. — Севшим, низким и пересохшим голосом проговаривает на отдышке Рюджин. — Но… Шин садится на пол голыми коленями и касается руками чужих колен, аккуратно раздвигает ноги, зажавшие к друг дружке, смотря съедающим взглядом в глаза Хван, пока та нервно закусывала губу. — Потерпишь немного? — Нет. — Зато честно, хмыкнула Йеджи. Но Рюджин уже не слушает. Она слабо проходится горячим языком по ляжкам, не заходя дальше ткани задравшей юбки. Хван закрывает лицо руками, разорено вздыхая, прикрывая глаза, прося сделать уже что нибудь. Тонкие капроновые колготки ощущались не как что то мешающее, а наоборот — как что то более возбуждающее, — на языке приятно покалывала их ткань. Шин медленно, — что очень бесило и, конечно, не менее заводило Йеджи, — проходилась руками по внутренней части ляжек, легонько, совсем не сильно, прикасалась к белью, отдавая током внутри тела Хван, давила внутрь, а с разочарованным и грустным вздохом рыжей убирала обратно пальцы на ноги. Поднимая взгляд на Йеджи, девушка слабела: Хван была настолько красной и нервной, как будто в панике, она выглядела так, будто сейчас задохнётся — настолько быстро она дышала. Шин Рюджин не могла отрицать, что ей нравилось. Нравилось проходится языком по внутренней части, видя, как вздрагивает Хван, как раздражено реагирует на лёгкие прикосновения, как откидывает голову назад, мыча бесконечно «прошу». — Перестань играть со мной, Шин, засунь эти ебанные пальцы нахер. — Злостно и через сжатые челюсти отдавала звук Йеджи. Рюджин нажимает сильнее прежнего, чувствуя влажность белья, поднимает пальцы чутка вверх и вниз, получая в ответ напряженные звуки. — Прошу, — Повторяет Хван. Шин приподнимается, безмолвно посылая пальцами просьбу встать. Пока губы снова сливаются в одно, Рюджин аккуратно спускает руки по телу, доходя до юбки. Поверхностно поглаживая, Хван мычит в поцелуй, идёт навстречу пальцам, утыкается в шею. Колготки с лёгкостью стягиваются вниз до голени, и Шин несильно толкает Йеджи назад, — к стенке, — прижимаясь к ней. Хван напряженно выдыхает, напрягает все мышцы, когда Шин, проходясь по разгорячённому телу языком, аккуратно отдёргивает бельё в другую сторону, влево, и прохладно прикасается, надавливая круговыми движениями, выводит на лёгкий стон, который заглушается в безобразном поцелуе. Рюджин чувствует, как Йеджи не терпится: она чересчур напряжена, а ноги подкашиваются, тянется сама бёдрами к пальцам, бормоча что то под нос. Когда пальцы слабо входят, Йеджи заглушает себя рукой, боясь быть пойманными. Сейчас нет разницы, где они, почему они здесь и какого хера шумят за этой дверью другие люди. Сейчас только ускоряющей темп и соблазнительные звуки прихлопывания, тяжёлых, моментами громких вздохов в перемешку со стонами, лёгких причмокиваний по коже и жар. Старшая изгибается, чувствуя, как тело готово сгореть заживо, живот всё ещё тянет, поэтому она двигается навстречу к пальцам, всем движениям Рюджин, повторяя безумный, несвязный говор. Шин чувствует, как лёгко начинают даваться толчки, и как жадно пыхтится Йеджи. Даже в лёгкой одежде становится слишком жарко. Хван давится звуками и дыханием, когда Рюджин большим пальцем водит по чувствительному месту. Всё будто сходит с ума, размывается, уходит эхом. Рюджин покусывает плечи, проводя ногтями узоры на груди, аккуратно надавливая. Когда Йеджи безудержно хватается за плечи Шин, царапая, оставляя красные пятна, младшая понимает, что та уже совсем размокла. Рыжая кусает губы, шипит и мычит. Дыхание становится всё более коротким. Шин чувствует, что та на пределе, чувствует, как губы впиваются в чужие с громким стоном и более слабыми толчками. — Боже мой, — Всё ещё не отдышавшись говорит Хван. Её ноги чутка подрагивают, и она неловко убирает выпавшие пряди из хвоста. *** — Извините за опоздание! Рюджин и Йеджи запахано смотрят на учителя по алгебре из входной двери кабинета. Выглядели они так, будто пробежали ещё тот марафон. — Проходите, — На удивление, отвечает Ким. Странно, она всегда орёт, как в не себя. — Черён предупредила, что вы убираете наш школьный сад. Спасибо. «Школьный сад.?» — Рюджин переводит взгляд на хохотавшую подругу, постукивая по стулу, как бы подзывая сесть. Твою налево тебя Чё, теперь за тебя дежурить получается?! — И как ты это объяснишь? — Шёпотом раздраженно проговаривает Шин. Черён пожимает плечами. — Вы были слишком громкими, и я чувствовала себя слишком одинокой. Поработай, Шин. the end!