Там, где ты должен быть

Когда отряд покидал село, вздымая сапогами дорожную пыль, их провожали все, кто только мог стоять на ногах. Кто-то крикнул вслед «Вива Темерия!», и Вернон не сдержал короткой улыбки. Слухи быстрее пеших и порой даже верховых. Наверняка страна узнает о его возвышении еще до того, как отряд прибудет в Вызиму. Дорогу окружали болота, — самое подходящее место для любого сорта нечисти, — и расслабляться тут было опасно. Болота полнились привычными для болот звуками — что-то булькало, звенел гнус, то и дело вскрикивала птица. Прислушиваться и пытаться выискать подозрительные шумы было себе дороже. Чего доброго вообразишь лишнего и сам себя ввергнешь в панику. Поэтому Вернон вполглаза следил за окрестностями, но куда больше — за ведьмаком. Отказывая себе в мысли, что он может любоваться, Вернон считал, что делает это исключительно по разумным причинам — Геральт всё-таки куда быстрее обычных людей сможет заметить нечисть и предупредить. А ведьмак оставался спокоен и достаточно безмятежно поглядывал по сторонам. Надо сказать, что в седле он держался на зависть прямо. Вернон бы после такой ночи, как вчера, точно не захотел бы в поход, тем более сегодня отряд двигался куда быстрее, ведь их не тормозили ни «раненый», ни похмелье. Захочется ли Геральту повторить сегодня?.. от одной мысли внизу живота начинало сладко тянуть. Вернону казалось, он хватается за что-то ускользающее. Препаскудное ощущение, будто ты бодрым, размашистым шагом идешь прямиком в западню и прощаешься со всем, что было с тобой раньше. Пес знает, каково ему будет житься в замке… нет, тот же Фольтест не то, чтобы особенно трудился сдерживаться в своих порывах, — с чего бы ему, он же король, право повелевать, чудить и делать, что в голову взбредет, даровано ему богами и поколениями венценосных предков. Да и у Вернона имелась универсальная индульгенция и дозволение творить что угодно — не всегда по приказу государя, но всегда ради него. Однако всё закончилось вместе с жизнью его короля, и власть Роше отныне будет держаться на тонком волоске. О прежней свободе действий останется лишь мечтать. Ему придется жить под гигантским увеличительным стеклом, под присмотром нильфгаардских «союзников» и темерской знати, половина которой будет в мокрых снах видеть, как его вздернут на шибенице, а вторая будет и в самом деле пытаться от него избавиться. Геральт же воплощал собой многое из того, к чему Вернон привык за годы службы и от чего теперь отрекался — дорога, скитальчество, вечные стычки, непрекращающееся ощущение опасности. Может поэтому Вернона так и тянуло к нему?.. может быть секс снова перестал быть просто сексом?.. боги, только вот этой сентиментальной чуши ему сейчас не хватало! Как будто у него и без того мало поводов для головной боли! Ну уж нет, доберутся до постоялого двора, он снова затащит ведьмака в какой-нибудь угол, где можно запереть дверь на замок, и не отстанет от него, пока не добьется той самой идеальной, восхитительной, упоительной пустоты в сознании. В чем-чем, а в этом на Геральта он всегда мог положиться! И пусть даже он назавтра не сможет сидеть в седле. Плевать. Точно услышав его мысли и увидев все волнующие образы, которые чередой пробежали в воображении Вернона, Геральт бросил на него взгляд и улыбнулся — а затем вдруг резко обернулся, натягивая поводья и останавливая лошадь. Плотва запрядала ушами и переступила передними ногами. В следующее мгновение Геральт уже, спешившись, потянулся к патронташу с зельями. — Медальон дрожит, — коротко объяснил он. — Утопцы. Много. *** Шум, производимый строем солдат, сильно мешал сосредоточиться на источнике звука и сказать наверняка, откуда идут монстры, и Геральт быстро понял, почему, — утопцы заходили со всех сторон. Чавкали, скрежетали зубами, чуть подвывали и хрипели. — Пытаются окружить, — негромко произнес Геральт, прежде чем вытащить из флакона пробку и выпить всё содержимое в пару глотков. — Трупов становится всё меньше, а трупоедов уже развелось изрядно. От голода они особенно агрессивны. Будь все верхом, мы бы убежали, но придется давать бой. Неуклюжие чавкающие шаги приближались. Самое меньшее — двадцать особей. Но скорее всего больше. Так, «Иволгу» он уже глотнул. Теперь «Пурга»… — Тебе не лишнего будет? — неожиданно спросил Роше. — Забыл, как мы с тобой во Флотзаме утопцев били и как тебя потом припадок хватил от передоза? — Их слишком много. Не меньше двадцати пяти, а скорее больше. — Скривившись, Геральт выпил следующее зелье. Ну и мерзость! Почему никто не додумался сделать эликсира со вкусом пива?.. ведьмаки Континента ему бы памятник в мраморе поставили. — Но я справлюсь. Держитесь позади. Спрыгивая с седла и доставая арбалет, Роше лишь пожал плечами, словно и не услышал Геральта. — Как будто впервой. Эй, ребята, давайте покажем ведьмаку, как надо резать чудищ! Крестьяне вилами ведьмаков валят, а мы, что нормальным оружием пару десятков дохляков не завалим?! — от такого наглого заявления Геральт даже обернулся, не успев взяться за флакон «Грома». — Чего?.. — Однако объясняться Роше не пожелал. — Все знают, что делать. Это всё равно, что нильфы, только без мечей. Главное — не дайте им себя оцарапать. — Переходя на командирский тон, он гаркнул: — В три шеренги становись! — Меньше чем через пару минут колонна превратилась в прямоугольную фигуру, в центре которой замерли стрелки, которых заграждали по два ряда бойцов. — Пики наизготовку! Я не хочу, чтобы эти твари дотянулись до кого-нибудь из вас! — строй ощерился копьями. — Арбалетчики, приготовиться! И кто-нибудь держите мою лошадь наконец! Не хватало, чтобы эта тупая скотина снова сбежала. Утопцев оказалась целая толпа. Геральт не думал о том, как они успели так расплодиться и кто послужил кормом: он был слишком занят тем, что рубил и жёг, рубил и жёг. Как всегда во время сражения мир стал прост и ясен, все вопросы и сомнения заменила простая истина — либо ты, либо они. А утопцы всё прибывали, точно телепортировались в склизкую холодную грязь. Свистели арбалетные болты, пики с тошнотворными звуками вспарывали вздувшиеся животы трупоедов. Не отличаясь умом, утопцы просто шли напролом, силясь дотянуться до людей, перепрыгнуть через частокол оружия, но лишь насаживались на пики, — пока ведьмак прорубался через окружение в вихре знаков. Краем сознания, уворачиваясь от очередного удара, Геральт услышал, как перепуганная шумом и криками лошадь Вернона с паническим ржанием ринулась напролом через кустарник и невысокие деревья. За ней побежали отчаянно матерящиеся солдаты, не желающие получить по первое число за то, что так бездарно проебали командирского скакуна, и конечно, построение было разрушено, хотя это, похоже, уже не играло особой роли. Тяжело дыша, Геральт опустил меч, с которого стекала черная кровь утопцев, и огляделся. Оказалось что даже такие крупные и сильные трупоеды, которые могли порвать и бугая, ничего не могли сделать против копий людей, закаленных годами войн. Геральт вдруг особенно хорошо понял, почему именно крестьяне являлись основными заказчиками ведьмаков: они не могли позволить себе регулярную армию. Военная машина порубила утопцев на котлеты. И неудивительно: ребята Вернона сражались и с куда более опасным противником, который умеет и маскироваться, и использовать рельеф местности, и вооружен отнюдь не когтями и зубами. После бойцов Иорвета кучка трупоедов, похоже, не представляла для них серьезной угрозы. И тут Геральт вспомнил о Плотве, которая отличалась смекалкой как и любая Плотва и, только почуяв, что пахнет дракой, вырвалась и сбежала. — Блять, теперь ловить еще… Судя по глухому цокоту, доносившемуся из-за спины, солдаты уже возвращали Роше его лошадь. Геральт с досадой сплюнул. Конечно о Плотве никто из темерцев и не подумал. Не Геральт же их командир. Командирского коня беречь надо, а приблуда сам разберется. Геральт уже собрался сообщить Вернону, что пойдет искать лошадь и нагонит отряд позже, когда его окликнули и Юзек под уздцы подвел к нему Плотву. — Твоя коняга, пан ведьмак. — Какой приятный сюрприз! — Мы не специально, мы вообще-то ловили лошадь командира, а поймали — вот… — и Юзек виновато потупился, передавая Геральту поводья. — Не переживай так. Далеко она не ушла. Она… — Геральт, на мгновение прикрыв глаза, прислушался. — Вон там увязла и остановилась. Так что вперед, вытаскивайте. Утопцев в округе больше нет, за это ручаюсь. *** Обтерев меч о траву, Роше провел быстрый смотр — все ли целы, — и поймал себя на том, что ощутил невероятное облегчение, поняв, что никто даже не поцарапался. Он не мог сказать, что переживал, что бой хоть как-то взволновал его, привычного ко всякому дерьму вояку, однако от мысли, что он мог таким глупым образом потерять кого-то из ребят, Вернона прошибала испарина. Да, он схоронил не один десяток товарищей, но именно сейчас, когда круг его союзников так сузился, каждый был на счету. Думать об этом было тяжело и холодно и, чтобы отвлечься, в ожидании, пока ему вернут лошадь, Роше направился к ведьмаку, который как раз с сосредоточенным видом потрошил утопцев из числа тех, что сам зарубил (остальных темерцы превратили в фарш, в котором сложно отличить селезенку от легкого). — Ну и сколько? — подчеркнуто игнорируя малоприятное зрелище, поинтересовался Вернон облокотился о дерево. Да уж, ведьмачьему ремеслу не позавидуешь. Солдат хотя бы может убить и пойти дальше, оставив труп на мародеров. — О чем ты? — рассеянно переспросил Геральт, открывая очередному утопцу пасть и отрезая язык. — Сколько завалил? — Где-то пятнадцать. — Что ж, неплохо. У нас двадцать. — Но я-то их валил в одиночку. — Ну так все честно — один ведьмак, один отряд темерцев. — Геральт негромко рассмеялся, убирая отрезанные языки в расписанный рунами кожаный мешок. — Теперь я понимаю, почему тебя назначили регентом. Ты тако-ой честный! — Вернон с деланным равнодушием пожал плечами. Будь он честным, сдох бы еще лет двадцать назад. А еще, будь он честным, он бы вчера прямо сказал Геральту, что кошмары вернулись. Правда эти сны уже совсем не походили на те, что пытали его не один месяц после смерти его короля. Теперь в удушающем мороке Вернону являлись его сослуживцы — все, кто не пережил сражение у горы Карбон. Израненные, окровавленные, в пробитых доспехах, они окружали Вернона стеной. Простые солдаты, офицеры, Синие Полоски с повязками на лицах или рукавах, среди которых выделялись новобранцы взвода Юзека, полегшего в полном составе за исключением самого Юзека… все они смотрели на Вернона запавшими, тусклыми глазами, но так пристально, точно ждали команды снова идти в бой. Армия мертвецов, готовая умереть еще раз за товарищей и отечество. Стрелы и арбалетные болты торчали из тел, сломанные конечности выгибались под неестественными углами, в глубоких ранах виднелись внутренности или кости, и такой густой смрад смерти и запёкшейся крови исходил от этой толпы, что глаза слезились. Армия Темерии была растоптана, сметена, раздавлена — и Роше одновременно чувствовал вину, за то, что выжил, и был благодарен тем, кто умер, прикрывая их отступление, чтобы хоть какая-то часть войска могла спастись. В то же время если ему и снился теперь Фольтест — то он больше не представал перед Верноном с кровоточащей раной на горле и трупными пятнами, а выглядел таким же, как при жизни. Это были лучшие из снов. Пусть они и были обрывочными и длились всего лишь несколько мгновений, точно ласки украдкой в темном углу замка, лишь более яркие из-за риска быть застигнутыми. К удивлению Вернона смириться с кошмарами оказалось проще. Вина выжившего была ему хорошо знакома, а вот ощущение, что Фольтест так близко, но в то же время бесконечно далеко и ускользает от него, точно избегает… это превращалось в пытку настолько мучительную, что Вернон в итоге плюнул на гордость и принципы и обратился к новиградской онейромантке Корине Тилли, чтобы убедиться, что сон — всего лишь сон и что он видит Фольтеста просто потому что эту рану никогда не залечит время. Корина, однако, сообщила ему, что сны лишь иногда — игра разума. — Порой мы действительно видим покойных потому что очень хотим их увидеть. А порой они приходят по собственной воле. — То есть становятся призраками?.. — уточнил Роше. Они сидели в кухне новиградского дома, о котором все в округе говорили, что он населен привидениями, хотя Вернон слышал разве что возню в соседней комнате и топот легких детских ног. Корина вязала то, что выглядело как пятифутовый шарф, она объяснила это тем, что вязание помогает одновременно сохранить концентрацию и расслабиться в должной мере для осуществления сновидения. — Призраками? — переспросила она, ловко накидывая петли, — нет, нет, упаси Мелитэле. Даже те, кто принял свою участь, могут захотеть увидеться с теми, кого оставили, сказать им что-то важное. — Но мне не разобрать, какой именно это сон? — Ты не маг. Было бы странно, если бы тебе удалось управлять процессом. Но я могу продлить твой сон, чтобы определить, воображение ли это или голос оттуда. У тебя есть какой-то предмет, связанный с человеком, что тебе снится? Мне нужен, если так можно выразиться, якорь. Помедлив, Роше снял с шеи медаль с темерскими лилиями. Он прекрасно помнил, как его награждали перед всем двором — и как награждали тем же вечером, но уже за закрытыми дверями королевской спальни. Если это не связано с Фольтестом, то он не знает, что еще может подойти. *** Как и всегда во сне Вернон не помнил, как здесь оказался. Напоминало Велен, но даже там яблони не цвели так пышно: вокруг было белым бело. При малейшем дуновении на землю сыпался дождь лепестков, и земля была усеяна ими точно снегом. Прикрывая лицо от нестерпимо яркого весеннего солнца, Вернон пытался осмотреться, когда тяжелые руки легли на его плечи. Он вздрогнул и резко обернулся, готовый к бою. И земля ушла из-под ног. Боги. Его король. Его Фольтест. Вернон видел Фольтеста настолько отчетливо, что сердце подступало к самому горлу от волнения и восторга. Такой же как при жизни. Такой же, каким был в последнюю их встречу, разве что без кольчужного капюшона. Никакой больше крови, ран или почерневших пальцев. Словно их больше не разделяла эта граница между мирами, через которую живым никогда не переступить. В следующее мгновение Вернон упал на колени. Исступленно, с фанатизмом самого из набожных слуг Вечного Огня целуя руки Фольтеста, которые больше не холодило прикосновение смерти, он даже чувствовал знакомый теплый запах кожи. Как в храме: что-то очень дорогое и очень королевское. Душу рвало на части одновременно от радости, что он наконец-то снова видит Фольтеста — и от стыда за то, что он позволил случиться беде, потерял отряд, потерял практически всю армию, а затем от лица всей страны склонил голову перед императором южан. При всем этом ему странным образом совершенно не было стыдно за Геральта. Происходившее между ним самим и Фольтестом никогда нельзя было назвать нормальным с точки зрения филистеров. У королей всё не как у людей. И у ведьмаков. И у чародеек. И у него самого, видимо, тоже. Роше было абсолютно наплевать на весь этот полк королевских фавориток, которые менялись чаще, чем луна в небе. При дворе хватало красавиц. Вздумай какая из них начать с Верноном заигрывать — он бы, положа руку на сердце, вряд ли бы устоял, особенно когда был моложе. Так ему ли осуждать Фольтеста? В свою очередь Фольтесту было абсолютно наплевать на маркитанток, местных доярок и купеческих жен, пожелавших одарить своим вниманием бравого вояку. Тем более, у них с Верноном всегда находились куда более важные и интересные темы для разговора. Однако сейчас Фольтест почему-то не спешил завести беседу. Вместо этого, взяв лицо Вернона в свои ладони, Фольтест с улыбкой поцеловал его в лоб, почти игриво чмокнул в кончик носа, а затем прильнул к губам, целуя мягко, но напористо и при этом с такой упоительной нежностью, что у Вернона закружилась голова и чуть было не подогнулись колени как у самой что ни на есть невинной юной девицы. Боги, ему этого не хватало! И как должно быть уморительно нелепо он выглядел со стороны! Однако Фольтест не поднял его на смех, а просто целовал и целовал, чуть сжимая губы своими, и это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Да, это был сон, но Вернон наотрез отказывался просыпаться. *** Когда Вернон открыл глаза, на его губах всё еще трепетало ощущение поцелуя. Медленно сев, он снова надел съехавший набок капюшон. — Это был всего лишь сон? — сиплым голосом задал он первый же вопрос, какой пришел на ум. — Нет… — Корина снова склонилась над своим вязанием, как будто только для того, чтобы не смотреть на Вернона. Ему показалось, или у чародейки глаза на мокром месте? — Очень сильные эмоции открывают двери даже для тех, кто отродясь не способен был к подобному, это своеобразная магия. — Значит это повторится?.. — Не хочу тебе врать. Я не знаю и не стала бы вселять тебе ложные надежды. Пожав плечами, Роше наклонился, чтобы поправить пряжки на сапогах. Что ж, справедливо. Живым надо жить, а не надеяться на встречу с пусть и сладостным, но всё-таки миражом. К тому же у него банально нет времени на душевные метания — самое время придумать, как же объяснить солдатам что никто иной как их командир, что вел их в бой, пошел на сделку с врагом, которого еще вчера проклинал последними словами. Тонкости стратегии и долгосрочного планирования, как-никак, доступны далеко не всем. Многие кметы с восторгом поддержат любого, кто обеспечит им спокойную и сытую жизнь и сможет хоть сколько-то сгладить ущерб, нанесенный войной. Однако всегда останутся те, кто не примет милости от другой страны. (Черт, да не из них ли сам Вернон? Он же точно знает, что любое кислое темерское вино лучше туссентских эрвелюсов!) Как донести до солдат, что сделка была наименьшим из зол? Что иногда отступление это не поражение, а маневр? Что ошметки армии, упрямые недобитки, какими бы ни были жесткими и живучими, не смогут объединить вокруг себя страну? Смогут ли его вообще понять? Всё-таки в партизанском подполье не требуется образование или светлый ум. Чтобы согласиться жить в пещерах и прятаться по кустам, вырезая черных, надо любить страну, ненавидеть захватчика, уметь слушаться приказов и убивать — всё просто. И теперь ему придется сообщить этим подонкам, ожесточившимся ублюдкам, патриотам и в сущности славным ребятам, что скоро мы будем дружить с Нильфгаардом…