ночь

— ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, У НИХ, ВИДИШЬ ЛИ, ВСЕГО ОДИН СВОБОДНЫЙ НОМЕР ОСТАЛСЯ?! ТАК ЕЩЕ И С ОДНОЙ КРОВАТЬЮ НА ДВОИХ?! БОЖЕ МОЙ, МЫ ЖЕ НЕ В ДЕШЕВЫХ ФИЛЬМАХ, ГДЕ ПОСТОЯННО ИСПОЛЬЗУЮТ ЭТО КЛИШЕ — Джон эмоционально жестикулирует, идя по коридору отеля. Говард благоразумно молчит, предпочитая не прерывать тираду Стейнбека. По скромному мнению Лавкрафта, его друг слишком уж бесится на этот счет, хотя всего лишь какую-то минуту назад добродушно хмыкал на извинения миловидной девушки за стойкой регистрации. А сейчас вот кричит на Фицджеральда и обвиняет того во всех земных бедах почему-то. Филлипс решил не спрашивать почему, ведь в большинстве джоновых проблем по какой-то, до сих пор непонятной хтони, причине был виноват именно их начальник. В любом случае, это никак не заботило мужчину. Но блондин быстро берет себя в руки, эмоциональный шторм резко заканчивается. — Извини.. Долгая дорога.. Понимаешь.. Еще немного расслабился в эмоциональном плане. Не нужно строить из себя непойми что при тебе, вот и не сдержался, — виновато улыбается виноградник и чешет затылок. Они ехали уже два дня без остановок. Длинноволосый кивает: — Ничего, Джон, спасибо за доверие. — Как знал, что не осудишь! — смеется Джон, открывая дверь номера и не сказать, что придирчиво, но внимательно осматривая обстановку. Осмотр показал, что место для жизни пригодно: все было убрано и чисто, был небольшой шкаф, ванная, два окна, письменный стол, две тумбочки.. А.. Ну и конечно кровать. Куда ж без нее? Ванная комната небольшая, но двое мужчин без особых трудностей располагаются там. Уже помытый Джон, намотав полотенце на бедра, чистит зубы перед сном, а Лавкрафт сидит в наполненной водой ванне и смотрит на него. Виноградник присаживается на бортик ванной, ставит одну руку как опору на тот же бортик, закрыв глаза. — Я буду спать в ванной, ты не против? — прерывает мирную тишину Говард. Его напарник горестно вздыхает, осознавая, что работает с абсолютно неромантичной персоной, которая готова прервать такой тихий и спокойный момент, хотя его еще тянуть и тянуть бы.. С печальным лицом он плюет в раковину и полощет рот, прежде чем ответить. — А что так? Конечно, я не в праве указывать тебе что делать или осуждать тебя, но, как мне кажется, эта ванна слишком мала для сна. Лучше уж на кровати. Я много места не займу, не волнуйся, — открывает глаза Стейнбек, повернувшись и вполоборота смотря на друга. — П-понимаешь....., — тот мнется, от неловкости снова начиная заикаться, — когда люди спят неподалеку от меня, они видят кошмары.. Поскольку до этого мы спали в разных местах и относительно далеко друг от дурга, я мог контролировать это.. — Я понял, Бог ты мой! — задорно смеется Джон, гладя друга по затылку той рукой, которой секунду назад опирался о бортик. Другая все еще держала зубную щетку. — Кошмары это не шутки...., — не разделяет веселья блондина Лавкрафт. — Не волнуйся ты так. Что мне может присниться? То, что колород всю картошку выжрал? Ну.. Не такая уж и проблема. Ты лучше поспи с комфортом, — заботливо воркует Стейнбек. — Но... — Никаких но, — категорично заявляет обладатель "гроздей гнева" и встает с насиженного места, чтобы помыть щетку и умыться. Филлипс молчит, продолжая бессмысленным взглядом пялиться на своего напарника. Ну, или же сквозь него. Они сидят на кровати. Лавкрафт в тонкой, длинной и полосатой серо-синей пижаме, а Стейнбек в одних боксерах. Джон сушит длиннющие волосы Лавкрафта и напевает песню из «Рапунцель». — Может все таки я посплю в ванной? — предлагает хтонь. Его голос слабо слышно из-за фена, но Стейнбек услышал. — Я почти высушил твои волосы, будет обидно, если ты снова их намочешь.. — Ладно, — согласился Говард. Все таки, полежать в теплой и уютной кровати было неплохо, даже хорошо. Конечно, придется себя контролировать, но он все-таки не мелкий монстрик, который не в состоянии даже силы свои держать под контролем. — Спокойной ночи, Лавкрафт, — Джон выключает свет и ложится в кровать. Ответ не последовал, ведь Филлипс уже спал. Виноградник усмехнулся, устраиваясь поудобнее на довольно таки мягкой кровати. Ох. Ох. Ох. Золотистый свет бьет в глаза, вынуждая открыть их. А в ноздри бьет запах кукурузы, яблок, земли, яблок, травы и еще много чего привычного. Запах дома. Ноги и руки ощущают землю. Родную землю. Джон поднимает голову, осматривается. Он сидит на коленях, опираясь руками об землю. На встречу идет группа людей. Ох.. Это его семья. Ближе всего к нему задорные Руфь и Уинфилд, громко кричащие и бегущие со скоростью маленьких молний. Сзади тоже крайне энергично вышагивают остальные члены его многочисленной семьи, шуточно переругиваясь и в целом чувствуя себя комфортно. На губах гильдийца сама по себе проскальзывает улыбка. А сзади них.. Сзади них плетется темная сгорбленная, но все так же высокая, фигура с очень длинными волосами. Они синие, фиолетовые, зеленые, красные, черные. Грязные от грязи и крови. Фиолетовые мрачные глаза смотрят на Джона. Сколько этих пар глаз? Десять? Двадцать? Глаза везде: на лице мужчины, на его руках, одежде, волосах. Стейнбек испуганно убирает руки с земли и вскакивает: на земле тоже глаза. Небо темнеет, становясь красно-черным. Новый сон. На этот раз Стейнбек уже не на кукурузном поле. Он где-то. Раньше Джон не посещал это место, он уверен. Его окружают руины какой-то древней цивилизации. Огромные и мрачные построения когда-то были прекрасны, сделанные из неизвестного блондину камня. Наверное, они когда-то даже сверкали на солнце, если оно конечно вообще имело место быть на столь невозможно черном небе. Небо настолько черное, что забирает весь воздух из легких, заполняет собой пространство, убивает все звуки. К этой темноте невозможно привыкнуть и за миллионы лет. Но невольный "гость" этих мест все равно различает постройки и решает про себя, что, скорее всего, когда-то у уничтоженной или переселившейся цивилизации была возможность лицезреть Солнце. Или же, оно им вовсе было не необходимо. Джон идет по "мертвому" поселению, не слышит своих шагов. После каждого шага ему становится все страшнее. Он пинает камень, а тот отлетает в стену — звука нет и в помине. Парень нервно сглатывает. И понимает, что страх пронзил его тело, не позволяя двигаться, когда ощущает, что щупальца обхватывают его. Щупальца холодные, склизкие, мокрые, сильные и противные. Они обхватывают тело фермера, который не может даже дышать и моргать от ужаса. Он снова на поле. Семья исчезла, а вот этот незнакомец и не думает последовать их примеру. Жуткий мужчина смотрит на него. Джон падает на колени, судорожно хватает ртом воздух и рыдает от страха и радости, что снова дышит. Мужчина кажется подозрительно знакомым. Стойте, это же Лав- Следующий сон. Закончить мысль не удалось, ведь теперь Стейнбек посреди океана. Темный и пугающий, он кишит отвратительными чудовищами. Слезы Джона смешиваются с водой. Он внезапно понимает, что у него снова нет сил на плач, крик и дыхание. Но на страх силы есть. Прямо на него движется нечто. От страха уже нет сил думать. Но да, это Ктулху. И да, видимо, Джону конец. Лавкрафт открывает глаза. Все 25 пар. Нет, все вышло из-под его контроля. Мучающийся Джон на грани от смерти. Точнее, был до тех пор, пока Ктулху чудесным образом не исчез из его снов, проснувшись в этом мире. Теперь оставалось вытянуть Стейнбека из мира снов, где все еще опасно. Говард подползает к товарищу и гладит по лбу холодной рукой, проводит по лицу. Его рука настолько ледяная, что блондин чуть оживляется. Филлипс приподнимает его, заключая в некрепкие бережные объятия. Настолько бережные, что кажется, будто он боится сломать. От холода чужого тела Джон просыпается. Он думал, что вскрикнет. Думал, что убежит сам спать в ванную. Но вместо этого тупо смотрит на Лавкрафта. Тот не мигая смотрит в ответ всеми своими глазами. Снова хочется провалиться в сон, но на этот раз точно приятный. — Все кончилось, — неуверенно бормочет длинноволосый. — Спасибо. — Пожалуйста. Ох. Ты спишь, — Говард неуверенно укладывает голову Джона к себе на колени, перебирая волосы и гладя по горячему лбу. Тот умиротворенно улыбнулся во сне. В этом сне не было чудовищных мест и странных чувств. Были только темнота, Лавкрафт и бесконечное чувство любви и ласки, что занимало собой все пространство, как в одном из снов занимала все пространство тьма. Только если тьма была враждебна, то это чувство явно не враждебно и тьмой не является. А, может, это все же она, но прирученная подобно дикому зверьку. Обладатель "гроздей гнева" мирно сопит во сне, пока его напарник с интересом изучает пальцами его лицо.