varm

      хан совместную жизнь представлял именно так, как она протекает сейчас с возлюбленным — он постоянно получает нагоняи за сваленную в раковину и не вымытую по возможности сразу после приема пищи посуду и гору грязного белья, вываливающуюся из корзины, потому что и то, и другое копится. но мама никогда не ругалась и сейчас капля злости на нее за ее покладистость присутствует и у хвана, что не терпит скопленного мусора.       обжиматься после школы на детской площадке или на первом курсе, отсидев незаконно долго на нудных парах, чтобы потом приехать в гости с ночевкой — одно, а проводить вместе почти все время, кроме будней, когда приходится расставаться на целый день, потому что колледж хвана находится далеко от дома, а джисона — буквально через дорогу — совсем другое. но хан не смеет жаловаться — сам виноват и огребает заслуженно. хёнджин, сколько бы не ругался, любить его меньше не станет(возможно, из-за этого младший и расслабляется).       — ты забрал заказ сегодня? — крикнул хёнджин с кровати, опуская телефон экраном вниз. телефон с открытым приложением, где черным по белому написано, что заказанный им пуфик все еще пылится на почте.       — я… погоди секунду, — джисон ополоснул под горячей водой последнюю тарелку в раковине, выключил воду, схватив висящее рядом полотенце, и поскакал в комнату, — что я сделал?       — что ты не сделал.       — что я не сделал? — джисон уже потихоньку начал планировать становиться тенью.       — любимый, ты забрал заказ, который я просил тебя забрать с утра и писал, чтобы ты не забыл, днем?       — нет? — протянул хан, пятясь на кухню, — я был уставший после пар и поэтому сразу пошел домой. прости, котёнок? завтра заберу обязательно.       младший оставил полотенце на столешнице и, впившись взглядом в уставшие глаза напротив, будто с голодным диким животным, прокрался плавуче к кровати.       — окей, — хёнджин поднял телефон, чтобы закрыть приложение и заблокировать экран, и отложил к подушке рядом, — за сегодня половина сумки в валентинках.       — сегодня четырнадцатое февраля?       — и мы оба без подарков, потому что я тоже забыл. не забыла та блондинка с первого курса… не помню, на кого учится. закинула сразу три и на каждой ее соцсети и номер, прикинь?       а еще джисон жутко смущен тем, как хёнджин, рассказывающий сначала обо всех, кто слишком настойчиво к нему катит, полностью пропадая из поля зрения после уведомления о том, что сердце объекта воздыхание занято, и перечисляя поименно каждого, после лезет к хану на коленки, сворачиваясь неловко в клубочек и тычясь носом в шею, обнимая. худющий, сволочь, и из-за этого больно давит косточками на бедра и вокруг шеи руки обвивает точно как змея.       джисон не жалуется, пусть боль всегда неприятная. не жалуется, потому что стоило ему один раз в прошлом году попросить старшего чутка подвинуться, потому что терпеть уже становилось сложно — тот слез и еще неделю к его ногам не прикасался. поэтому, было принято решение молчать — тактильность хёнджина слишком легко усыпляется, если тому, на кого она выливается, становится дискомфортно.       и сейчас, стоит только заднице джисона коснуться мягкой кровати, ползет на свое законное место — на коленочки — и уже готовится к порции нежностей, коей его одаривают каждый вечер.       — ты же, по-моему, говорил ей, что не заинтересован? — джисон запустил руки под объемное серое худи, обнимая в ответ.       — ей так похуй, ты не представляешь, — прошептал хван в ответ, прижимаясь ближе и укладывая голову на чужое плечо, — но с какого-то хуя именно моей проблемой должно быть то, что мама перехвалила ее в детстве.       — чем она тебя так не устраивает?       — она не хан джисон?       — какой ты противный.       — да что ты? — хван съезжает, оказываясь между ног джисона, и одну из них обхватывает двумя своими, — тебе же нравится такой ответ, да?       — ни капли, — фыркает джисон и отворачивается.       — знаю же, что нравится, — хван, слегка утомленный днем, кое-как, тяжело вздохнув, усаживается на ногу младшего, все еще зажимая ее коленями, и руки ставит по обе стороны от его бедер, — я тебя всего знаю, как облупленного уже.       — во сколько я срал вчера?       — часов в одиннадцать вечера.       — и все равно, — джисон предпочитает в тупую игнорировать то, как хёнджин сейчас двинул бедрами взад и вперед, потираясь об него, — и облупленным я еще не был, вообще-то.       — а хочешь? — рывком двигая ногу джисона ближе ко второй, чтобы перекинуть свою и поставить колени по обе стороны от его бедер, спросил хван, — я могу. мне не сложно.       — не хочу, — успевает сказать хан прежде, чем из легких выбьет весь воздух теперь нагло трущийся об него старший, — хочу, я хочу, хочу.       — я же говорил, — самодовольно говорит он в приоткрытые губы, понижая голос, и вскакивает с кровати.       — что? ты куда? — хан расстроен и растерян.       — в душ, милый, — задорно пролепетал старший, прихватив сложенное на комоде белье и, повиливая бедрами, упорхал в ванную комнату, — мне вставать рано, а тебе еще завтра тащить до дома на собственном горбу пятикилограммовый пуф!       — какой же ты, сука, жестокий, — прошептал джисон, с хлопком двери откинув голову на подушки, а рука сама ползет под резинку домашних шорт, чтобы снять напряжение.