Яд или лекарство

      Джонхану часто приходило на ум, какой из всех тех дней, когда он желал быть кем угодно, только не собой, можно было бы считать худшим днем его жизни. Их было не так уж много, но некоторые врезались в память особенно сильно.              Возможно, это был тот день, когда ему было восемь, и родители забыли забрать его из школы. Он сидел на тротуаре, подавленный и замерзший, пока, наконец, по пути к своей машине его не обнаружила одна из учительниц.              Возможно, это был день, когда ему исполнилось четырнадцать, и они просто забыли о его дне рождения, оправдываясь чрезмерной занятостью на работе, а тот факт, что они его воспитывают, должен быть единственным подарком, который ему нужен. Это произошло, когда он, наконец, набрался смелости напомнить им.              Возможно, это был тот день, когда они ушли на ужин, пока он учился в своей комнате, оставив его в доме без еды и даже без записки, объясняющей, куда они так внезапно исчезли.              Но, скорее всего, худшим был тот ужасный день, когда он признался им обоим, что хотел бы заняться медициной, а не следовать за ними в юриспруденцию.              Его призванием было помогать людям, а не преследовать невиновных и позволять преступникам избегать наказания, просто потому что у них есть деньги.              Несколько недель после того судьбоносного объявления родители буквально кипели от негодования, но в конечном итоге смирились. В конце концов, они же, как-никак, рассудительные юристы.              Джонхан всегда жил в достатке. Его семья была обеспеченной, поэтому он понимал, что не имеет особого права жаловаться, ведь они оплачивали ему все, что только он пожелает. Он часто ловил себя на мысли, что, возможно, стоило бы спустить им это, но, честно говоря, они были довольно неприятными людьми.              В очередной раз вздохнув, на этот раз из-за пронизывающего холода, превращающего его дыхание в клубы дымящегося пара, он откинул назад длинные волосы и в третий раз обмотал шарф вокруг шеи.              Если раньше отросшие волосы были актом протеста, то теперь это был просто способ сэкономить время и деньги на стрижках. В современном бешеном ритме жизни ему попросту некогда было заниматься такими обыденными вещами.              Ночи становились все холоднее, а смены, казалось, с каждым днем ​​длились все дольше. Видимо, любой заболевший или раненый в Сеуле точно знал, когда Юн Джонхан дежурит, потому что именно тогда, и только тогда, они начинали толпами стекаться в отделение неотложной помощи с непрекращающимися воплями и рыданиями, просто чтобы немного усложнить ему день.              Выйдя из больницы, он охнул, вспомнив, что припарковался гораздо дальше по улице. Парковка у больницы была переполнена, когда он приехал утром.              Он пробыл на ногах уже двенадцать часов подряд, не спал восемнадцать, и каждое мелкое неудобство казалось ему личным оскорблением.              Как обычно, очутившись в одиночестве на прогулке, он вытащил из кармана телефон и набрал номер своего соседа по комнате.              Хёк был невысоким, бодрым парнем из Ульсана, который, по счастливой случайности, проходил ординатуру в той же больнице, что и Джонхан, но его смены всегда казались легче, и он выглядел так, будто у него никогда не было плохого дня. Возможно, это было следствием того, что он вырос в любящей семье.              — Ханни! — раздался радостный возглас на другом конце линии, сопровождаемый какой-то суматохой на заднем плане, который Джонхан списал на городской шум.              — Привет, я иду к машине… — ответил он, отфутболив носком ботинка небольшой камешек с края тротуара. — Составишь компанию?              — Хотел бы, Хан, но скоро на посадку. Разве не говорил, что лечу домой на выходные?              Точно, он совсем забыл, что Хёк летит обратно на Чеджу, чтобы повидаться с родными. У него не было занятий ни в пятницу, ни в понедельник, а еще он специально переставил свои смены, чтобы отпраздновать с сестрой ее день рождения.              — А, точно, прости… Тогда отпускаю тебя, — пробурчал Джонхан, чуть надувшись, скрывая губы за складками шарфа. Он бросил взгляд на плохо освещенную боковую улицу.              Он всегда ненавидел ходить один. Длинные волосы и «женственное» лицо, по-видимому, делали его идеальной мишенью для пьяниц и прочих придурков, которые искали, кого бы потревожить. Именно поэтому одиночество вызывало у него не просто легкое беспокойство.              — Все нормально, Хан. Береги себя, ладно? И камеру не забудь, — добродушно хмыкнул Хёк, не обращая внимания на закатившиеся глаза Джона. — Иди, в Инстаграм там посиди!              — Ладно. Пока, Хёк.              Закончив разговор, он, несмотря на охватившее его чувство жалости к себе и собственной трусости, открыл камеру, чтобы начать запись. Хотя это было глупо, но хоть как-то помогало снять нарастающее беспокойство, дав ему на чем сосредоточиться. Это было почти так, будто Хёк был рядом с ним… ну, по крайней мере, так он себе это представлял.              Легкий снежок припорошил землю. Джонхан, обмотав шею шарфом еще раз, отправился в короткую и, к сожалению, неизбежную прогулку к машине. Он снимал свои шаги на камеру, наблюдая, как следы на снегу напоминали отпечатки сахарной пудры.              Ветер обжигал нос своим ледяным жалом, заставляя глаза немного слезиться. Холодный воздух, словно цепкие пальцы, уже сковывал дыхательные пути. Он поднял телефон, чтобы запечатлеть звезды, мерцающие на черном полотне неба над ним.              Теперь он видел подземный переход, а если немного прищуриться сквозь темноту, то можно разглядеть силуэт его машины по другую сторону.              Где-то вдали, вне поля зрения, раздался низкий рокот голосов, и на его потрескавшихся губах растянулась слабая улыбка облегчения. Тишина на улице начала действовать ему на нервы.              Подгоняемый мыслью о том, что наконец-то сможет нормально поспать впервые за почти сутки, он ускорил шаг, огибая кусты у входа в подземный переход и выходя на открытое пространство как раз вовремя, чтобы увидеть, как какой-то мужчина вытаскивает пистолет, целится и стреляет.              У Джонхана словно сердце остановилось, прямо там, прямо в тот момент.              Его мозг пытался осознать то, что он только что стал свидетелем. Рука все еще оставалась поднятой, телефон дрожал в судорожном хвате. Только что совершенное убийство было зафиксировано на камеру.              Оглушительного БАМ, от которого у Джонхана лопнули бы барабанные перепонки, и пронзительного звона, терзающего слуховые нейроны, не было. Должно быть, на пистолете стоял глушитель, потому что раздался лишь мягкий, свистящий хлопок.              Но даже если звуки были приглушены, запах оставался оглушительным. Это был какой-то мускусный, жженый смрад, похожий на тот, который оставался после фейерверка, и на мгновение Джонхан позволил себе поверить, что все это — всего лишь шутка.              Вот именно. Это была просто петарда. Вот-вот кто-нибудь появится с другого конца подземного перехода, держась за бок и хрипя от смеха, снимая на камеру шокированные лица своих друзей.              Однако, взгляд Джонхана медленно опустился вниз, на тело, распростертое на снегу, с головой, превращенной в кровавое месиво из мяса, мозгов и черепных костей. Охреневший мозг Джонхана наконец-то начал осознавать, что он только что стал свидетелем казни.              — Эй… Кто там? — проорал кто-то, тот самый хрен с пистолетом. Джонхан мгновенно ощутил, как все его органы запульсировали, подгоняемые паникой, охватившей его тело.              Черт… Черт, черт, черт…              Он шустро пригнулся, ноги зацепились за каменистую землю, когда он отчаянно забился обратно в кусты, молясь тому Богу, в которого он никогда толком не верил, чтобы его не заметили.              Сгорбившись в подлеске, он прижал пальцы к губам, пытаясь заглушить хриплое дыхание. Тихий хруст снега под чьими-то сапогами становился все громче и громче.              — Что происходит?              — Готов поклясться, что что-то видел.              — Ну так проверь.              Они приближались. Джонхан слышал их: эти бестелесные шаги, крадущиеся к нему, пистолет, все еще дымящийся после последнего убийства, уже готовый унести еще одну жизнь.              Он запаниковал. Тело, будто само по себе, сунулось к заднему карману джинсов. Пальцы нащупали брелок и изо всех сил сжали его. Мысленно приказав своим легким заткнуться, он большим пальцем нащупал нужную кнопку и надавил.              Неожиданный щелчок дверного замка автомобиля и еле заметное мерцание задних фар заставили вздрогнуть небольшую группу мужчин, все еще толпящихся возле изуродованного трупа.              — Твою мать, — выругался один из них, вызвав смешок у другого.              Шаг, другой, и шаги замерли. Тишина повисла в воздухе, а затем послышалось удаляющееся шарканье. У Джонхана вырвался болезненно громкий вздох облегчения. Он и не заметил, как сильно вспотел, пока телефон не выскользнул из его влажной ладони, с тихим стуком упав на замерзшие листья.              Прошептав бранное слово, он шагнул вперед, чтобы поднять телефон, но в тот же момент его нога зацепилась за торчащий из земли корень дерева.              Он стиснул зубы, удержав рвавшийся наружу вопль. Но хруст сломанных веток под его падающим телом и глухой стук о землю были слишком громким, чтобы остаться незамеченным убийцами.              Почему он просто не вызвал полицию?              — Эй!              На этот раз он даже не пытался спрятаться. Он просто побежал.              Подскочив на ноги, он выскочил из кустов и сорвался с места в самый яростный бег в своей жизни. Подошвы его обуви скользили и разъезжались по тающему снегу, а в боку уже начинало колоть острой болью.              Если бы он только мог вернуться в больницу… Если бы он только мог вернуться в больницу… Если бы он только мог вернуться в больницу…              Он бежал со всех ног, но преследователи явно сокращали дистанцию. Топот их ног, подобный грохоту барабанов, приближался с каждым его шагом. Он проклинал отца за то, что тот в детстве запрещал ему заниматься спортом.              Отец всегда считал, что кружки и секции — пустая трата времени, туда ходят только отморозки и неандертальцы, которым не хватает ума, как Джонхану, сидеть в библиотеке с книгой в руках.              Он понимал, что ему не убежать от этих людей, но всё равно бежал, потому что знал: стоит им его поймать, и он мертвец.              Пальто и сумка тянули его вниз, шарф сковывал дыхание, а ботинки совершенно не подходила для того, чтобы шлепать по заснеженным тротуарам, покрытым ледяной коркой. Но он упорно мчался вперед, каждую секунду молясь о том, чтобы наконец увидеть больницу.              Удар, словно от несущегося на полной скорости поезда, выбил из него весь воздух. Они оба рухнули на землю с оглушительным треском, сотрясший их до костей.              С трудом сдерживая вопль страха и боли, Джонхан попытался упереться руками в пол, чтобы подняться. Но тот, кто сбил его с ног, оказался куда сильнее. Одним рывком его перевернули на спину и уселись на бедра, открыв чёткий вид на ствол пистолета, зажатого в мясистом кулаке.              — Кто ты такой? — прохрипел мужчина, и Джонхан ощутил, как его рот открывается и закрывается, пока он отчаянно пытался придумать ответ, который не стоил бы ему жизни. — Кто послал тебя шпионить за нами?              Только не это. Только не та же участь, что постигла того беднягу в подземном переходе.              — Говори! — злобно заорал нападавший, упираясь раскалённым дулом пистолета в центр лба своей жертвы.              Джонхан мог только беспомощно смотреть на него, широко распахнув глаза, затуманенные слезами, которые он не мог сдержать.              Он не трус. Он тот студент-медик, который сует руки в тела пациентов, чтобы зажать перерезанные артерии, и уворачивается от ударов, которые иногда бросали в его сторону убитые горем родственники.              Он крайне редко бывал настолько парализован страхом, но сейчас это было единственное, что он ощущал. Чистый, леденящий ужас.              — Ладно, молчи. Босс заставит тебя говорить. Говорят, ему нравятся симпатичные парнишки.              Джонхан едва успел переварить эти слова, как почувствовал сильную хватку на руке, и его подняли вверх, он изо всех сил пытался встать на ноги. Его похититель, не обращая внимания на сопротивление, волочил его обратно к подземному переходу, к тому месту, где лежало безжизненное тело.              Колени были содраны и кровоточили, ладони исцарапаны, а лодыжка вспыхивала болью при каждом шаге. Но выбора, учитывая грубость похищения, не было.              Ему казалось, что он пробежал приличное расстояние, прежде чем его схватят. Однако, хромая и спотыкаясь рядом с вооруженным человеком, он обнаружил, что добрались до места убийства гораздо быстрее, чем ожидал, особенно с его больной лодыжкой.              Возможно, это из-за надвигающейся гибели и обещания мучительной смерти время, казалось, летело вдвойне быстрее.              В свете уличного фонаря, отраженном от чего-то блестящего в кустах, Джонхан узнал свой телефон, валявшийся среди покрытых инеем листьев.              Понимая, что это вполне может стоить ему жизни, но отчаянно желая хотя бы сохранить надежду на спасение, он нарочно зацепил ногой о землю, притворившись, что споткнулся, падая и накрывая телефон ладонью.              — Вставай, блядь! — раздалось у него над ухом разъяренное шипение, а жирная и грязная рука вцепилась ему в волосы и рывком поставила на ноги.              Боль вспыхнула, вызвав новые слезы, скопившиеся в уголках его глаз. Он торопливо повиновался, чувствуя жжение на коже головы от ненужного рывка. Рука дрожала, словно лист, когда он неуклюже запихнул телефон обратно в карман джинсов.              Едва осилив несколько шагов на, казалось бы, уже пределе своих возможностей, он рухнул на землю после удара ногой в колени. Его и без того кровоточащие руки снова пострадали, когда он в третий раз за ночь ударился о землю.              — Он следил за нами, — сообщил охранник, как раз перед тем, как два блестящих черных ботинка встали в поле зрения Джонхана. — Не сказал, на кого работает.              Джонхан упорно смотрел вниз, подавляя желание зажмуриться и закричать о помощи. Он верил, что если будет делать то, что говорят эти люди, то они обязательно его отпустят. Должны же они понять, что он не имеет никакого отношения ко всему этому. Не так ли?              Над ним нависла тень, погружая его дрожащую фигуру во мрак. Он буквально ощутил горячее сигаретное дыхание у себя на макушке, прежде чем пальцы, словно тиски, сомкнулись на его подбородке, вынуждая поднять глаза.              Мужчина был скрыт маской и бейсболкой, на виду оставались только глаза, но Джонхан не мог заставить себя на них смотреть. Не мог заглянуть в радужки хладнокровного убийцы.              — Кто. Послал. Тебя. Сюда? — прошептал гангстер, подчеркивая каждое слово постукиванием пальца по челюсти жертвы.              — Никто, — нервно заикаясь, пробормотал Джонхан. — Никто меня не посылал. Я врач. Работаю в больнице. Просто шел домой. Ничего не видел. Клянусь, ничего не видел.              Воцарилась тишина. Мучительно долгая, мучительно тихая тишина. Джонхана не покидало ощущение, что его осматривает этот гротескный мужчина, присевший перед ним, чья одежда воняла дымом, а ногти впивались в его кожу.              Он ощущал, будто сердце сейчас выпрыгнет из груди. Кровь закипает. Кожа вот-вот расплавится. Легкие сгорят. Мозг лопнет и начнет вытекать из ушей.              И потом:              — Засуньте его в багажник. Разберемся с ним позже. Эскупс уже на пути, и это одна из тех встреч, которую мы не можем просрать.              Джонхану резко заложило уши после слова «багажник», а сердце, возможно, просто перестало биться. Может, оно решило, что смерть — лучший выход из ситуации.              Только когда его обе руки схватили и заломили за спину, что-то жесткое, кожаное и пугающе похожее на ремень, стянуло ему запястья, он наконец вырвался из своего оцепенения от ужаса.              — Что?! — взвизгнул он, когда его снова подняли на ноги. — Нет! Я ничего не видел! Клянусь, ничего не видел! Отпустите меня! Я ничего не видел! Пожалуйста! Клянусь, я ничего не видел! Пожалуйста, отпустите меня!              Он попытался упереться пятками в землю, стряхнуть руки, сжимавшие его локти, закричать о помощи во весь голос, но ничего не помогало. Они были слишком большими, слишком сильными, их руки зажали ему рот, чтобы заглушить его голос.              Никакой силы не хватило бы ему, чтобы противостоять оглушительному удару в висок и затолканию его в багажник машины. Ноги пришлось согнуть в неудобном положении, чтобы хоть как-то разместиться внутри.              — Пожалуйста… — едва слышно прошептал в последний раз. Затем багажник захлопнулся, и весь свет исчез из его мира.