godly, unearthly, yours

      Бруно выругался себе под нос. В ситуации, в которой они оказались, для него это был единственный способ выпустить наружу свой гнев и разочарование. То, что должно было быть быстрой миссией, превратилось в ужасную кровавую бойню, устроенную из засады на него и Абаккио в этой конкретной части Неаполя, где все, что вы могли сделать, это спрятаться и молиться Богу(в существовании которого вы серьезно сомневались), чтобы ваши враги вас не нашли. От лабиринта узких улочек у него разболелась голова. Даже если бы у него было время изучить каждый уголок города(чего у него не было), он не смог бы обойти этот район. – Вот тебе и тишина да покой, – проворчал Абаккио, тяжело дыша рядом с ним. Они были загнаны в угол после того, как Бруно подозревал, что это был один из самых быстрых забегов в их жизни, и они оба поняли, что у них не осталось большого выбора.       Будь он проклят Буччеллати, если не сможет предложить им какой-нибудь выход из этого шестифутового дерьма, в котором они оказались.       Шаги быстро приближались, вместе со звуками выстрелов. «Дилетанты», – подумал Буччеллати, и его надежды на поиск решения резко возросли.       Он улыбнулся про себя. Если они стреляли вслепую, то значит недостаточно хорошо знали свои стенды. Или же они были в отчаянии. Но Буччеллати был готов принять это пари.       Он быстро расстегнул молнию в стене ближайшего дома, выбрав ту, увитую зеленым плющом. Он надеялся, что это позволит достаточно хорошо замаскировать молнию, поскольку двое мужчин, следовавших за ними, были пользователями стенда. К счастью, вражеские стенды были менее пригодны для борьбы, чем Moody Blues, да и их пользователи тоже не были самыми умными. В план Бруно была добавлена еще одна деталь, которая могла либо спасти их, либо обречь на гибель. Однако, в худшем случае они могли бы спрятаться дальше внутри дома, перепрыгивая со стены в стену. – Залезай, – приказал он Абаккио. – Только не снова, – тихо заскулил мужчина. Похоже, его не слишком радовала перспектива прятаться в тесном, неестественном пространстве. Он непоколебимо последовал за Буччеллати, то ли из необходимости, то ли из уважения. – Можешь ли ты использовать Moody Blues отсюда? – спросил Буччеллати, все еще держа молнию расстегнутой, опасаясь надвигающейся угрозы быть найденным и смертельно раненым. – Пока ты нас не застегнешь, тогда, конечно, я могу запустить повтор и дать ему развернуться, но я не вижу, как Moody Blues может здесь помочь, – вопросил Абаккио. Буччеллати улыбнулся. – Перемотай назад к прошлой ночи, к тому, что происходило в этом переулке. Около 2:20.       Абаккио кивнул и вызвал свой стенд. К счастью, перемотка прошла быстро и показала двух разговаривающих мужчин. – Начни проигрывание и оставь стенд. Мне нужно застегнуть дыру, иначе из нас сделают гнилой швейцарский сыр.       Абаккио был явно растерян, но сделал, как ему сказали.       После того, как Moody Blues начал воспроизводить вчерашнюю ночь двух мужчин, повернувшись лицом друг к другу, Бруно ухмыльнулся. Тогда он правильно вспомнил. Если бы он все-таки не вспомнил, он бы попросил Абаккио отозвать его стенд. В противном случае было бы слишком опасно оставлять его стенд незащищенным.       Буччеллати проскочил в дыру. Прямо сейчас шансы на то, что враг их обнаружит, были бесконечно малы. – Ты не хочешь мне ничего объяснить? – спросил Абаккио, его дыхание снова участилось. В конце концов, тесное пространство, в котором им обоим пришлось уместиться, было не слишком щедрым на кислород. Их ноги были странным образом переплетены, когда они пытались оставаться в вертикальном положении в стене. Бруно молча приложил палец ко рту, осознав секунду спустя, что Абаккио, вероятно, не мог хорошо его разглядеть в темноте внутри стены. – Объясню, но позже. Давай пока послушаем, что сейчас происходит снаружи, – прошептал он. Он не мог сказать наверняка, но мог поклясться, что видел, как Абаккио закатил глаза и тут же улыбнулся. Один только образ заставил что-то перевернуться в животе Буччеллати. Черт возьми, неужели он действительно должен был быть таким несправедливо красивым, даже когда корчил рожу?       Или его заводило осознание того, что, даже не соглашаясь с ним в какой-то степени, Леоне все равно слушал, следуя примеру Буччеллати?       Бруно покачал головой, чтобы избавиться от этих мыслей. Было не время и не место. Пока они разговаривали, Абаккио рисковал своей жизнью, его стенд был уязвимым и выделялся из толпы. Буччеллати был обязан по крайней мере прислушиваться к происходящему и держать ухо востро, чтобы не допустить опасности.       Как только шаги приблизились, Moody Blues за стеной начал издавать звуки, которые были звуками либо удовольствия, либо боли. Буччеллати знал, какие именно, и вздохнул с облегчением. Его план сейчас имел примерно… 68% шансов на успех. – Что… О, _ начал Абаккио, когда его осенило. Буччеллати ухмыльнулся ему, его глаза медленно привыкали к темному пространству, поскольку теперь он мог различить(хотя и довольно слабо) очертания черт лица Абаккио. – Я проходил мимо здесь вчера ночью. К счастью, я вспомнил сцену, которая разыгралась. Я немного не был уверен во времени, но моя память нас не подвела, – объяснил Буччеллати, когда звуки теперь явно превратились в стоны экстаза. – Думаешь, это сработает? – прошептал Абаккио. – Ну да. Ты бы мог подумать, что твой враг прячется за трахающейся парочкой? – заключил Буччеллати.       Молчание Абаккио послужило правильным ответом Бруно.       Приближающиеся шаги становились громче. Ругательства и тяжелое дыхание были отчетливо слышны прямо за стеной. – Что это… О боже, – они услышали приглушенный голос человека из команды, устроившей им засаду. – Педро, клянусь, ты чертовски бесполезен… О, – был слышен голос одного из мужчин. – Они, вероятно, свернули через пару переулков после этого. Пойдем! – сказал третий голос. Следом последовали шаги как минимум шести человек. Ровно столько, сколько их преследовало до этого.       Бруно и Абаккио тяжело дышали, их сопровождали мокрые звуки и стонов. У них получилось.       У них, блять, получилось.       Абаккио тихо нервно рассмеялся. – Ты потрясающий Буччеллати. Больной. Но потрясающий, – сказал он.       Буччеллати старался не обращать внимания на боль в сердце, услышав похвалу.       В темноте их глаза встретились. Это было невысказано, но между ними пробежала какая-то странная искра. Может быть, это были последствия их бегства и драки, может быть, звуки из-за стены заставили жжение в пояснице Буччелатти усилиться от желания увидеть мужчину перед собой. Этот красивый, сломленный человек. Человек, чья преданность ему заставляла сердце Бруно болеть. Человек с высокими амбициями и нулевой верой в себя. Кто был прекрасен, его цели всегда грандиозны, но кто утонул в ненависти к себе. Ходячее противоречие. Человек, которого Буччеллати очень любил, даже если никогда не говорил ему этого вслух.       Адреналин и желание закипели в венах Буччеллати, когда у него начались серьезные проблемы с контролем дыхания.       А Абаккио... Абаккио взглянул на него с восхищением, и сердце Буччеллати упало. Что-то дернулось внизу живота. – Ты можешь убрать свой стенд, Леоне, – сумел он сказать, его голос надломился. Черт бы всё это побрал. Он не мог теперь скрыть, как потерял самообладание, и всё из-за близости милости Леоне Абаккио.       Но он выдал себя, и его намерения были ясны его спутнику. Голос Бруно надломился. Использование его имени.       Бруно был его, прямо здесь и там, если бы только Леоне захотел его.       Абаккио убрал свой стенд. Буччеллати наблюдал, как дернулось его горло, когда он сглотнул. – Нам нужно перебраться куда-нибудь в другое место. Как бы мне ни хотелось продолжить, я здесь задохнусь, Бруно, – ответ на незаданный вопрос наконец-то пришел от мужчины. Буччеллати мог слышать, как громко бьется его сердце. – Конечно, – сказал он. Несколько мгновений он прислушивался к возможным звукам, доносившимся изнутри дома, но обнаружил, что их нет. Буччеллати расстегнул молнию на стене с другой стороны, открыв кухню обычного размера. – Нам повезло. Никого нет дома, – сказал он ему, расстегивая молнию. С удивлением он обнаружил, что его ноги немного подкашиваются.       Что этот человек смог с ним сделать. – Мы действительно собираемся заняться этим здесь? – Нет. Мы идем в спальню.       Абаккио поднял бровь, глядя на него, хотя на его губах плясала тень улыбки. – Это еще хуже, – сказал он явно поддразнивающе. – Ты обнаружишь, что я способен на более худшие вещи, Леоне, – сказал Бруно, наклоняясь ближе к своему партнеру. – Да неужели? Например? – спросил Абаккио. В конце концов, в эту игру могут играть двое. – Я могу красиво говорить и возбуждать тебя только для того, чтобы оставить сгорающего от желания, убегая. Например.       Абаккио ухмыльнулся. – Но ты бы не смог устоять передо мной. Значит, ты бы этого не сделал. Улыбка Буччеллати стала шире. – Хм. Может быть, – ответил он. Теперь они были так близко друг к другу, что напряжение, которое начало нарастать, стало невыносимым. Искры разлетелись в воздухе, который каким-то образом все еще оставался между ними.       Бруно чувствовал, как его тоска по этому мужчине усиливается, ощущая каждой фиброй его существа, пока он не смог больше сдерживаться, схватив костюм Леоне и соединив их губы.       Он ни в малейшей степени не возражал против того, что Леоне был прав. Бруно не мог перед ним устоять.       Их груди прижались друг к другу, пока Бруно упивался любовью с губ Леоне. Мягкая, но наполненная взаимной тоской по другому мужчине. Буччеллати всегда сводила с ума та сила, с которой Леоне хотел его.       Он открыл для него рот, давая волю своим чувствам. Боже, какое облегчение было держать его в объятиях. Проводить рукой по шелковистому серебру его волос, щупать скулу под его пальцами. Ресницы Абаккио затрепетали на его щеке. Одного этого было достаточно, чтобы успокоить беспокойство Бруно.       Однако его желания сейчас глубже. Он притянул Абаккио ближе, соединив все их тела. Не разрывая поцелуй, они коснулись друг друга. Простое трение их пахов при движении заставило Буччеллати вздохнуть в рот Абаккио. Его партнер приоткрыл губы, но продолжил прижиматься к нему всем телом, сжимая его везде, куда дотягивался. – Не терпится? – сказал длинноволосый хриплым голосом и с дразнящей улыбкой на лице, искоркой юмора и нежности в глазах. Против своей воли сердце Буччеллати снова екнуло. – Очень, – пробормотал он, не отрывая взгляда от прекрасного зрелища, которым был Леоне. Он мог смотреть на него часами, и ему никогда бы это не наскучило.       Поцеловать его снова было делом нескольких секунд. Однако их поцелуи становились все более небрежными, оба мужчины с каждым мгновением возбуждались все больше. Было что-то в том, когда они были вместе, какая-то странная связь, которую понимали только они сами. Это было нечто большее, чем просто химия, но и нечто большее, чем просто влюбленность. Между ними были эмоции, доверие, уважение, партнерство. Это заставляло их чувствовать себя так, будто они были на седьмом небе.       Восторг. Умиротворенность. Вот что они значили друг для друга.       Бруно отступил на несколько шагов, высвобождаясь из тела Абаккио в поисках лестницы, но не отрывая от него губ и рук.       Он почувствовал шаг под ногой и потащил Абаккио за собой.       Как бы трудно это ни было – отказываясь не поддерживать связь хотя бы одной части своего тела друг с другом – каким-то образом они наконец добрались до спальни.       Не особо заботясь о том, как выглядит комната(или где она находится), Бруно подвел Абаккио к кровати, продолжая тащить его за собой, пока не почувствовал, что его ноги коснулись края кровати. Перетянув его на себя, он упал на матрас, а Абаккио оказался на нем. При этом их губы разомкнулись, но это было не напрасно.       С каким видом был предоставлен Буччеллати. Волосы Абаккио падали на него, приятно щекоча грудь, обрамляя лицо мужчины, как нимб. Солнечный свет, льющийся из окна, играл на лице Леоне, скользил по его глазу, заставляя желтый цвет радужной оболочки сиять, фиолетовый пронзать. Он сиял.       Абаккио, казалось, восхищался им в ответ, поскольку они на мгновение потерялись там. Просто смотрели друг на друга. Бездумно Буччеллати протянул руку и осторожно заправил прядь волос за ухо. Улыбка, украшавшая лицо Леоне, была такой редкостью. Искренний и любящий. Обычно у Бруно были смешанные чувства по этому поводу, поскольку он знал, что был единственным человеком, которому Леоне адресовал её. Его наполнило странное чувство гордости и самодовольства от осознания того, что он смог раскрыть в нем лучшее. С другой стороны, он хотел, чтобы он больше открывался и другим.       Он мог так много предложить этому миру и его людям. И они заслуживали знать, насколько он прекрасен, точно так же, как знал Буччеллати. – Ты прекрасен, – сказал Бруно то, что было у него на уме, не подумав. Его предыдущее действие, когда он смахнул волосы Леоне с лица, стало бессмысленным, поскольку они упали обратно, когда его возлюбленный повернул голову набок, опустив подбородок. Он никогда не умел хорошо воспринимать комплименты, но Бруно знал, что в глубине души Абаккио их ценит. Именно по этой причине он хотел повторять их снова и снова, пока мужчина не начнет им верить.       Леоне наклонился, взял руку Бруно в свою, осторожно поглаживая тыльную сторону ладони большим пальцем. Дрожь пробежала по спине Буччеллати, когда он увидел, как Абаккио приблизил губы и наконец нежно поцеловал его руку. – Ты прекрасен, — возразил он. У Бруно не было сил спорить, поскольку поцелуи Абаккио продолжались вверх по его руке и остановились на шее.       Он потерял счет времени, когда Леоне чертил на нем круг за кругом губами, отмечая его как своего. Он знал, что должен заботиться об этих отметинах и беспокоиться о завтрашнем дне, когда другие смогут их увидеть, но не мог заставить себя. Напротив, какая-то порочная часть его хотела, чтобы об этом знали все.       Абаккио придвинулся к его груди, оставляя нежные поцелуи везде, где только мог. Однако там, где он не мог этого сделать, вскоре перестало быть проблемой, поскольку он начал обнажать большую часть кожи Буччеллати, сдвигая в сторону его кружевное нижнее белье.       Буччеллати дрожал. Горел. Он почувствовал, как кровь приливала вниз. Он дернулся под прикосновением Леоне, поскольку мужчина теперь изменил свою стратегию, используя язык вокруг сосков Бруно.       Вскоре Бруно превратился под ним в хнычущее и вздыхающее месиво. Рот Леоне мог творить чудеса с его кожей, и Бруно задрожал в предвкушении того, что должно было произойти. Леоне продолжал двигаться дальше вниз, полностью расстегивая молнию на костюме Бруно, несколько раз останавливаясь на пути – явно чтобы помучить его. Честно говоря, Бруно не знал, сколько еще поддразниваний он сможет вынести. Его брюки начали становиться неприятно тесными и горячими.       Его бедра приподнялись, когда Леоне провел языком сначала по левому бедру, затем по правому и начал двигаться к краю брюк, едва касаясь его.       Но затем его рука внезапно оказалась на нем, поглаживая его сквозь ткань, в то время как его другая рука возилась с застежкой. Дополнительный вес и деликатные, легкие движения были именно тем, что было нужно Буччеллати. Он изогнул бедра навстречу руке Абаккио, создавая необходимое напряжение.       Когда Абаккио сумел расстегнуть брюки, его руки на мгновение отстранились, и Бруно, вероятно, был бы слаб, чтобы признаться, как он чуть ли не скулил от потери контакта. К счастью, это длилось недолго, поэтому у него не было возможности выразить свои опасения.       Боже, он так был увлечен им, что это смущало. Но эти чувства были настолько сильными и в то же время такими великолепными, что Бруно это не волновало.       Всего на мгновение руки Абаккио оказались на боксерах Бруно, но тут же их сменил рот. На этот раз мужчина даже не пытался скрыть стон. Воодушевленный, Абаккио удвоил свои усилия. Буччеллати чувствовал, что он уже намочил свое нижнее белье, поэтому для него не было неожиданностью, когда Абаккио стянул его, обнажив член, с которого капает предэякулят.       Ощущение внезапного холодного воздуха вокруг него длилось недолго, так как Абаккио почти сразу же оказался рядом с ним.       Тепло рта Леоне окутало его, с губ Бруно сорвались тихие стоны. Он все время забывал, как чертовски хорош был в этом Абаккио.       Или, может быть, это было просто то, что он заставил его чувствовать.       Пока его любовник нетерпеливо двигался вверх и вниз по нему, вбирая в рот все больше и больше, Буччеллати непроизвольно сжал простыни в кулаки. Быть таким хорошим должно быть незаконно.       Руки Леоне удерживали Буччелатти на месте: одна лежала на животе, другая держалась за бедро. Вскоре он преодолел рвотный рефлекс и взял его глубже в горло. Когда его начали сводить судорогой, Бруно не смог сдержать громкий стон. С этим звуком он приподнялся на локтях, чтобы взглянуть на Леоне. Потерявшись в красоте мужчины с набитым им ртом, заставляющим его чувствовать себя нечестивым, он инстинктивно потянул руки к волосам. Он нежно погладил их, не сводя глаз с возлюбленного.       Это было уже слишком, еще мгновение, и он будет на грани. Но затем Леоне поднял глаза, чтобы посмотреть на него, и, блять, это был момент, когда что-то греховное овладело Бруно. Эти неземные глаза, полные похоти из-под густых ресниц. Леоне был так добр к нему и невероятно красив. Он протянул руку назад, чтобы положить её на основание головы Леоне, и медленно начал проникать в рот Леоне.       Леоне не протестовал ни в малейшей степени, даже когда его глаза автоматически остекленели. Это было вполне естественно, но Бруно боялся причинить ему какую-либо боль или дискомфорт, поэтому заставил себя остановиться и отстраниться. Его рука переместилась к щеке Леоне, чтобы нежно погладить ее. – Так нормально, дорогой? – риторически спросил он. Они делали это уже сотни раз, и Бруно теперь знал наизусть реакцию Леоне и то, что она значила. Он все равно хотел спросить его.       Леоне кивнул. – Я скажу тебе, если это будет слишком, ты же знаешь, – сказал он в ответ очень дрожащим голосом. Бруно знал. Это не мешало ему волноваться. – Ты справляешься потрясающе, Леоне, – мужчина, стоявший перед ним на коленях, дразняще улыбнулся, если не с некоторой насмешкой в лице. – Говорит мужчина, который делал мне глубокий минет, – Бруно улыбнулся, стараясь выглядеть как можно более ободряюще. – Это не значит, что я не могу тебя ценить, – возразил он. Леоне ничего не сказал на это, и Бруно мог поклясться, что теперь его щеки покраснели чуть сильнее. Но у него не было времени обсуждать это, поскольку Леоне снова вернулся к нему.       Почти сразу же они вернулись к тому же темпу, с которого остановились. С каждым мгновением толчки Бруно становились все более беспорядочными и неистовыми, поскольку он чувствовал, как узел в его пояснице затягивается с каждым движением. – Ты так хорош, Леоне. Ты так добр ко мне, – пробормотал он, держа руку у основания головы Леоне, но лаская большим пальцем челюсть мужчины. Другой рукой Бруно вцепился в простыни и начал бессмысленно бормотать сочетание имени Абаккио и похвалы.       Леоне двигался вокруг него, как и раньше, перемещая руку, которая раньше лежала на животе Бруно, ниже, чтобы нащупать яйца мужчины. Другую руку он держал на бедре Бруно, крепко сжимая.       Бруно еще раз посмотрел на своего возлюбленного, понимая, какую власть имеет над ним вид этого человека. И, Боже, вот он, превращает минет в форму искусства, совершает акт, считающийся вульгарным, во что-то такое возвышенное, что-то такое любящее. Каким-то образом Бруно каждым своим прикосновением, каждым движением чувствовал, что это всего лишь еще один способ показать ему свою заботу, свою преданность.       Его любовь.       Их глаза встретились. И все это было здесь: чувства привязанности и нежности. – Леоне… – простонал Бруно, толкаясь быстрее, страсть опасно нарастала, не сводя с него глаз. Прежде чем он это осознал, он уже излился в рот Леоне.       Он не мог сосчитать, сколько раз он повторил имя своего возлюбленного, пока изливался внутри него. Или как долго это продолжалось. В тот момент не имело значения ничего, кроме них двоих и чувств между ними.       Бруно начал замедляться спустя несколько мгновений дольше, чем он предполагал. Ни один другой человек в этой вселенной не смог бы поднять его на такие высоты, как Леоне Абаккио.       Он медленно отстранялся от него, но не мог вынести разлуки с ним. Его захлестнула волна всепоглощающей любви. Макияж Абаккио был весь размазан, лицо и волосы в беспорядке, но в нем было такое изящество, такая живость. – Иди сюда, – мягко сказал ему Бруно и в очередной раз за этот вечер снова притянул его к себе.       Он прижал его к себе, обхватив руками торс Леоне. Его рука осторожно погладила его волосы. Лицо Леоне находилось в изгибе его шеи, и Бруно чувствовал, как его щекочет дыхание. Он наклонился и нежно поцеловал его в лоб. – Нет никого на этой земле, с кем бы я предпочел заниматься этим. Ты единственный, – он почувствовал, как тело Абаккио напряглось, поэтому, прежде чем мужчина успел возразить еще одной из своих самоуничижительных мыслей по типу «Любой может член отсосать», Бруно добавил, – поверь мне, пожалуйста. Я говорю это не из лести или потому, что мой разум затуманен гормонами. Твое присутствие делает мою жизнь намного лучше. Я знаю, что тебе трудно это принять, но это правда. И дело не только в том, что ты хорош в постели, – он продолжил, намереваясь пошутить. Абаккио фыркнул и засчитал это за победу, – я действительно забочусь о тебе, amore mio. Хорошо? – Бруно опустил голову и посмотрел на Леоне. Он ничего не говорил и выглядел так, как будто действительно пытался осознать это.       Наконец он двинулся дальше, уткнувшись носом в шею Бруно. – Хорошо, – сказал он тихо, с достаточной убежденностью, чтобы заставить Бруно поверить, что его слова дошли до него.       Он крепче обнял Леоне, продолжая поглаживать его волосы, положил голову на него, притягивая того еще ближе.       Лишь через несколько долгих мгновений, которые они провели в любви и мире, стало до боли очевидно, что Бруно совершенно кое о чем забыл.       Эрекция Леоне дала о себе знать, прижавшись к бедру Бруно. Бруно отвернулся и посмотрел на Абаккио. – Теперь твоя очередь, – сказал он нарочито, глядя в глаза своему возлюбленному, прежде чем начать двигаться на нем. Но в глазах Абаккио было что-то другое. Буччеллати уловил это и смог полностью понять только после того, как оседлал его. Перенеся вес своего тела на пах Абаккио, мужчина под ним тихо заскулил от внезапно возникшей тяги. – Бруно, – проворчал он своим низким, манящим голосом, который соблазнительно действовал на другого мужчину. Он мог только догадываться, что имел в виду Леоне, но он двигал бедрами на нем, вращая ими. Из-под него доносились тихие стоны благодарности, поэтому он взял на себя задачу заставить Леоне чувствовать себя так же хорошо, как он сам заставлял его чувствовать.       Он начал в медленном ритме, время от времени набирая скорость, поскольку страсть начала брать над ним верх.       И вот снова. Создавшееся трение сделало его наполовину твердым буквально мгновение спустя. Руки Абаккио блуждали по всему его телу, пока он не остановился на том, чтобы сжать бедро(еще раз!) и положить другую руку на спину, водя большим пальцем по отметинам, которые он оставил на груди ранее.       Бруно наклонился, охваченный внезапной потребностью оценить своего возлюбленного. Он поймал нижнюю губу Леоне своими, слегка сжав ее. Кончики их носов соприкоснулись, его грудь потерлась о грудь Леоне, когда он продолжил двигаться тазом. Бруно переместился от губ к его щеке, к челюсти, к уху. – Восхитительно, – прошептал он себе в кожу. Почувствовав, как Абаккио дрожит, он побудил его идти дальше. Восхищаясь каждым кусочком кожи Абаккио. Расхваливая его, – ты такой милый, Леоне, – и он продолжал, осыпая того нежными поцелуями.       По крайней мере, пока он не достиг живота и не вспомнил о своей цели. Верхняя часть костюма Абаккио была измята, завязки смялись и торчали во все стороны после того, как Бруно проявил свою любовь к телу, на котором он был. Вскоре брюки были скатаны до колен Абаккио вместе с нижним бельем. Бруно не хотел терять времени.       Прежде чем вернуться в свою позицию верхом, он воспользовался моментом, чтобы полюбоваться Леоне во всей его красе. Должно быть, в его чертах было что-то – голод, восхищение, привязанность – что заставило Леоне опереться на локти и наклониться, чтобы захватить губы Буччеллати своими, соскучившись по такому любовному контакту с его стороны.       Руки Леоне зарылись в его волосы, еще больше их путая, у него перехватывало дыхание от ярости поцелуя. Он притянул его ближе, как будто от этого зависела его жизнь, и Бруно с удовольствием приветствовал эту страсть.       Бруно обнял Леоне, прижимая их друг к другу, и с такой же интенсивностью целовал его в ответ. Потерявшись в другом, они забыли обо всем остальном – были только Бруно и Леоне, гармонично существующие друг в друге.       Бруно все более и более резко терся своим членом о Леоне, один раз вращая бедрами, а затем попеременно двигаясь вперед и назад. – Cazzo, Бруно, – тихое подтверждение Леоне заставило что-то внутри него снова дернуться. Леоне обычно был довольно тихим, поэтому, когда он позволял своему голосу быть услышанным, это чрезвычайно заводило Бруно, – если продолжишь в том же духе, я кончу на тебя прямо сейчас, как какой-то похотливый подросток, – проворчал он. Их лбы соприкоснулись, а Бруно продолжал им заниматься. – Тогда как ты хочешь меня? – прошептал он, заставив Абаккио застонать ему в щеку. Потому что это было похоже на заявление Бруно. Как он хотел его? Бруно принадлежал ему, и он дал об этом знать, что, в свою очередь, возбуждало Леоне все больше и больше, поскольку Бруно чувствовал, как его член дергается вверх под ним. – Я хочу быть внутри тебя. Остальное меня не волнует. – Но как ты хочешь меня? – Ух… – проворчал Абаккио, так как ему становилось все труднее и труднее сосредоточиться, – я хочу, чтобы ты насадился на меня. И плевать, чего хочешь ты.       Это… Это было как раз то, чего хотел Бруно. Абаккио говорит о своих желаниях, позволяя себе почувствовать их хоть раз.       И разве они не идеально подходили друг другу, щелкая, как законченные детали, потому что, Боже, как же ему хотелось его оседлать. – Тогда подожди одну минутку, пожалуйста, amore, – сказал ему Бруно и, напоследок поцеловав в висок Леоне, быстро спрыгнул с кровати и отправился искать ванную.       Он отчаянно искал что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее смазку. Он пробежался по полкам, впервые осознав реальность ситуации. Они ворвались в чей-то дом, чтобы потрахаться. Бруно усмехнулся про себя.       Возможно, он был больным. Совсем чуть-чуть. В конце концов, он ведь был в мафии ради всего святого.       Через минуту его поиски увенчались успехом: был обнаружен вазелин.       Он приготовился так быстро, как только мог, не желая портить настроение ожиданием. – Я вернулся, – объявил он, прыгнув обратно на кровать и после этого оказавшись прямо на коленях Абаккио.       Мужчина погладил его с улыбкой.       Напряжение между ними было почти невыносимым, когда Бруно потянулся к члену Леоне и медленно ввел его внутрь себя. Первые несколько дюймов были острыми и болезненными, но так было всегда. Это был дискомфорт, с которым Бруно смирился. Боль была временной, длилась максимум несколько секунд, а награда была не от мира сего.       В тот момент, когда он удобно устроился на Леоне, он смог вздохнуть с облегчением. Ощущение, что партнер полностью наполняет его, заряжало теплом, но подчеркивалось эмоциями, которые только он мог вызвать в Бруно. Было что-то в этой последней границе, преодоление, которое всегда делало их настолько близкими, насколько только возможно. Переплетенные тела и души. Схожие умы.       Воспользовавшись моментом, чтобы обдумать чувства, которые пробудил в нем Леоне, Бруно потребовалась минута, прежде чем он начал двигаться. Он тихо всхлипывал, некоторое время покачивая бедрами вперед и назад. Потом вверх и вниз. И еще раз вперед и назад. Леоне проворчал под ним, его руки снова нашли свое место на теле Бруно.       Бруно продолжал, ускоряя темп. Было так бесконечно приятно двигаться с Леоне, быть с ним вот так. Это была физическая связь, которая превосходила смысл того, что она стала духовной, связывая их души воедино. Каждое движение бедер Бруно, каждый звук, издаваемый ими, каждое прикосновение рук Леоне к нему – к его бедрам, груди, позвоночнику, ягодицам. Это сделало их настолько сосредоточенными на данный момент, настолько увлеченными друг другом. – Бруно, – простонал Леоне его имя, невольно начав входить в Бруно, двигаясь вместе с ним. Они вместе пытались найти ритм, который вскоре перерос в страсть, желавшую выплеснуться из них обоих. Принимая форму объятий, стонов и произносимых шепотом имен. Из мягких прикосновений и пожатий. Бедра гармонично двигаются вместе.       Леоне наклонился ближе, принимая сидячее положение. Новый ракурс заставил его член попасть как раз в нужное место у Бруно. Он оперся спиной на колени Леоне, а тот наклонился, чтобы укусить его за шею. – Леоне, – простонал мужчина, когда бархатное прикосновение его губ к его коже и движущийся член внутри свели его с ума. Бруно оперся одной рукой на спину Леоне, достигнув затылка, а другой взялся за волосы возлюбленного. Направляя его туда, куда ему нужно, мягкость под его пальцами усиливала удовольствия.       Когда Леоне подвинулся, он поднес одну руку к забытой эрекции Бруно, начав ее ласкать. Ни для кого из них не стало сюрпризом, что она так быстро снова затвердела.       Бруно всхлипнул, простонав имя Леоне. Он двигался на члене Леоне, вращая бедрами, чувствуя, как его любовник дрожит и дрожит с каждым мгновением все сильнее. – Леоне, посмотри на меня, – позвал его Бруно таким хриплым голосом, что он едва узнал его. Глаза Леоне сразу же устремились на него, и этот взгляд заставил Бруно снова оказаться на грани. Похоть – неподходящее для описания этого слово. Может быть, оно тоже где-то там было спрятано, но в них хранилась главным образом страсть, нежная любовь, сила которой сильнее нити богинь. – Кончи для меня, amore mio, – команда, в которой было столько любви. Только исходящая из места заботы и глубоко укоренившейся привязанности – задумчивость.       Леоне хмыкнул и, потянувшись, поцеловал Бруно в губы. Учитывая их положение, это было не так-то просто, но мужчина был достаточно высоким, чтобы у него получилось. Тихие стоны вырвались у Леоне, когда он сильнее вошел в Бруно, позволяя страсти взять над ним верх. Бруно зачарованно наблюдал за ним, пока Леоне приближался к оргазму, его собственное возбуждение тоже возрастало. Почувствовав, что небрежность начинает превышать точность, Леоне отстранился от губ и прижался лбом к его щеке. Бруно крепко обнял его, рука переместилась от его волос к затылку, нежно поглаживая его. – Леоне, пожалуйста. Аmоrе, давай, – к этому моменту Бруно не был уверен, просил ли он о своей или эякуляции Леоне, поскольку в крепких объятиях давление на его член продолжало заставлять тепло в животе опасно возрастать.       Легкое прикосновение губ ко лбу Леоне, а также нежные поглаживания его волос – вот что опрокинуло Леоне. Привязанность смешивается с настоящей страстью и желанием друг друга.       Леоне время от времени бормотал имя Бруно, изливаясь внутрь него, его движения были хаотичными. Держа его, сжимая, заставляя его имя звучать как ругательство на губах, его стоны были такими высокими, такими громкими.       В конце концов именно это заставило Бруно кончить. Как и в случае с ним, громкий голос Леоне заставил Бруно сходить с ума и довести его до высот, о которых он даже не мог мечтать. Когда всхлипывания Леоне начали тихо стихать, Бруно все еще тихо стонал, создавая беспорядок на животе Леоне.       Движения Леоне начали замедляться, становясь все менее и менее резкими, пока полностью не успокоились. Бруно еще несколько раз пошевелил бедрами, пережив остаток оргазма, и вскоре мирно рухнул в объятия Леоне.       Они оба тяжело дышали, переплетаясь друг с другом. Бруно деликатно выскользнул с Леоне и удобнее прижался к его груди. Их лбы соединились в любовном жесте, они обняли друг друга, нежно поглаживая руки и спины, грудь все еще вздымалась.       Не говоря ни слова, Бруно уложил их на кровать. Он притянул Леоне к себе на руки, в то время как другой мужчина уткнулся головой в изгиб шеи Бруно, обхватив его рукой.       Они воспользовались этими тихими минутами, чтобы успокоить дыхание и учащенное сердцебиение. – Ты… Ты заставляешь меня сомневаться в себе, – было первым, что нарушило тишину, слетевшее с губ Леоне. Бруно тихо рассмеялся, его грудь шевельнулась, и этот звук отразился и на Леоне. – Что заставляет тебя сомневаться? – спросил Бруно с искренним любопытством в голосе, глядя на своего возлюбленного. Приятно видеть улыбающегося Леоне, ведь это было редкостью.       Было много вещей, о которых Леоне мог бы упомянуть: уголовное преступление, то, что он гей, сомнительная мораль вторжения в дом незнакомца только для того, чтобы заняться сексом в его постели. Однако он остановился на чем-то, что заставило Бруно уйти потрясенным и трепетным. – Любовь. Я никогда не думал, что смогу… – Леоне оборвал себя, но Бруно точно знал, что этот человек хотел сказать.       Дело в том, что ему не нужно было заканчивать это предложение. И Бруно, вероятно, не смог бы признать это вслух. Жизнь, которую они вели, была для этого слишком опасна. Были и другие способы сказать кому-то, что ты его любишь.       И поэтому, прежде чем Бруно отреагировал, все еще застывший от шока от этого полупризнания, Леоне притянул его ближе, нежно поцеловав его в ключицу, вместо этого произнеся слова губами прямо на кожу.       Ну, разве это не было просто таким же признанием?       Чувствуя, как любовь растет в его сердце, Бруно прижался к Леоне. Честно говоря, так могло продолжаться веками. До тех пор, пока их жизнь не станет всего лишь питьем, возносимым над жертвенным агнцем на алтаре их веры. Пока они не падут во тьму и не будут вызваны из нее к свету святого духа. И если кто-то придет за ними, то только для того, чтобы распространять послание надежды и служения, искупления и прощения. Обещание благочестивого поклонения жизни. И как бы непрактично это ни было, было в этом видении что-то очень заманчивое.       К сожалению, именно в этот момент у Бруно зазвонил мобильный телефон. – Боже, что на этот раз? – пробормотал он, совершенно не желая, чтобы его сейчас беспокоили. Может, с самим актом они уже закончили, может, пора было начинать поскорее собираться, чтобы хозяева дома не ворвались(впрочем, уже было время ужина, так что время у них еще было), но эмоциональная передышка была прервана.       Бруно неохотно убрал одну руку(все еще держа другую на Леоне) и наклонился, чтобы выхватить телефон из кармана костюма, лежавшего в ножках кровати.       Экран с гордостью объявил звонившего «Проблемный ребенок номер 4». – Что-то важное, Миста? Мы все еще в середине миссии, – сказал Бруно, надеясь, что это не прозвучит слишком… Неуместно. Леоне все еще обнимал его и теперь чрезмерно закатывал глаза. Бруно не мог удержаться от дразнящей улыбки своему возлюбленному. – Да, да, не волнуйся, Буччеллати, это не имеет никакого отношения к нашей миссии, я могу позвонить позже, но мне просто… Нужно тебя предупредить, – Бруно вздохнул. Вот тебе и тишина да покой. – Что на этот раз сделали Наранча и Фуго? – спросил он. – Да, точно, насчет этого – Фуго пытался научить Наранчу математике, но они, как всегда, начали ссориться, – Бруно фыркнул, услышав выбор слов Мисты. – Ссора – мягкое для них слово, Миста, – вмешался он. – Может быть. Итак... Фуго разозлился и швырнул в Наранчу книгу. Тот пригнулся, и книга оказалась в другом конце комнаты. В еще готовящемся ужине. Она загорелась и… – Она сделала что?! – спросил Буччеллати, теперь уже явно злясь. Если бы дети сожгли его драгоценно подобранную, привезенную из Японии плитку ручной работы, то он не смог бы придумать сейчас даже такого наказания, которое было бы справедливо для них. – Знаю, знаю. Просто приезжай сюда как можно быстрее. Теперь я держу их под контролем, но все же… – Миста замолчал. – Ты должен был все время держать их под контролем. Тебе почти восемнадцать. – Может быть, я и самый старший, но я все еще ребенок… Я пытался, ладно? – защищался Миста. Бруно снова вздохнул. – Ладно. Не переживай. Мы скоро будем, – Буччеллати повесил трубку и в раздражении упал на кровать. – Могу ли я узнать, что они сделали? – спросил Абаккио, притягивая Бруно к себе еще на мгновение, зная, что у них осталось всего несколько минут наедине. – Увидишь, когда мы доберемся туда, – выдохнул Буччеллати. После телефонного разговора он чувствовал себя более измотанным, чем следовало бы. Но в своем воображении он уже видел свою прекрасную плитку безвозвратно разбитой, опустошенной до неузнаваемости.       (Конечно, он больше переживал за детей, чем за плитку, но всё же.)       Он закрыл глаза и крепко обнял Леоне. Провел рукой по волосам. Поцеловал его в висок.       А затем принял сидячее положение, все еще держа руку возлюбленного, желая сохранить хоть какую-то форму физического контакта. Бруно посмотрел на Леоне. Быстрый обмен взглядами, улыбками. Поцелуи. После чего они взяли свою одежду и начали одеваться.       Временно Бруно заправлял постель и прибрался, как мог, в то время как Леоне поправлял завязки на пальто и поправлял макияж(на это всегда уходило больше времени, чем на переодевание Бруно). Закончив, он помог Бруно с остальной уборкой. – Этого достаточно. Нам пора идти, – отметил Бруно.       Итак, они спустились вниз, выбрались через молнию в стене на задний двор(ранее проверенный Бруно) и направились домой.       На удивление мирная прогулка, они касаются друг друга, рука об руку.       Сердцем к сердцу.