Чужая история

      Когда Люмин обмолвилась Кавеху, что через пару дней они отправляются в Фонтейн, тот нахмурился и сказал, что это не дело.       — Что ты имеешь в виду?       Кавех поджал губы, задумавшись на мгновение. Подбирал слова.       — Вы, искатели приключений, удивительный народ.       — Звучит так, будто мы какая-то отдельная раса, — недовольно сощурилась Паймон, в привычной манере складывая руки на груди.       Кавех тут же помотал головой.       Они сидели в Ламбаде. Путешественники зашли перекусить и заодно пополнить запасы бобов — уж очень Паймон понравился мятно-фасолевый суп — и сахара перед отбытием, а Кавех только разошелся с заказчиком и устало тёр глаза за дальним столом, стуча карандашом по записной книжке.       — Почему? — спросила Люмин, откусывая невозможных размеров кусок от сочной теплой шаурмы и прикрывая глаза от наслаждения. — Боги, это лучшее, что я пробовала здесь, я уже чувствую, как буду скучать.       Едва она прожевала, тут же потянулась за новой порцией. Овощной сок вперемешку с соусом от давления начал стекать по пальцам. Пришлось наклониться над тарелкой. Ночь без перчаток она переживёт, а вот заново стирать и сушить одежду — увольте.       — Ты вполне можешь приготовить такое сама, — пожал плечами Кавех. — Ай, на, держи, — он протянул путешественнице салфетку.       Люмин несколько раз кивнула в благодарность, и тут же отрицательно помотала головой.       — Не смогу, — со знанием дела сказала она, снимая перчатки и вытирая сок между пальцев. — Положим, лепешки можно найти и в Ли Юэ, а кебаб?       — Шашлык на костре? — предложил архитектор.       Паймон фыркнула. Она с аппетитом вгрызалась в свою питу, которая едва помещалась в ее маленьких ручках. Прожевав, Паймон резюмировала:       — Не то! Совсем не то. Мясо надо хорошо замариновать, соблюдая пропорции местных специй.       — До-олго мариновать. И обязательно с луком, иначе аромат не тот, — подхватила Люмин.       Кавех удивленно поднял брови. Не то, чтобы он не знал, как готовят кебаб. Скорее наоборот — знал отлично, в детстве он с родителями часто ел шаурму, и однажды, наблюдая, как повар нанизывает на вертел слои тонкого мяса, всё-таки набрался смелости спросить, почему мясо таким вкусным получается, а заодно узнать, по какому принципу работает механизм. В общем, для него стало небольшим открытием, что путешественница и её спутница так хорошо разбирались в местной кухне.       — Плюс, мясо на вертеле долго томится, понимаешь? — Люмин снова откусила от лепешки, добираясь до самого сердца, где пропорции мяса, овощей и соуса были идеально соблюдены. — Сок и жир стекают прямо на угли, испаряются, и мясо пропитывается этим запахом, ну… ты понимаешь, Кавех. Должен понимать. Да и атмосфера! — Она прервалась, чтобы подхватить кусок помидора с руки. — В Сумеру шаурма это шаурма, как не воротись, здешние повара знают своё дело.       Кавех даже сглотнул, так аппетитно она всё описала. Кажется, он проголодался.       — Даже если мы приготовим что-то похожее, это будет не шаурма, — печально покачала головой Паймон. — Хотя в теории, если попросить у кого-то кухню на время…       Люмин несогласно замычала. Она почти доела свою порцию. На тарелку стекло так много сока и соуса, что хоть хлеб макай.       — Пожалуй, единственный минус этого кулинарного шедевра, — вздохнула она, глядя на расползающуюся жижу. — Странно арендовать кухню только для шаурмы, Паймон. Мы же там часов пять только на мясо потратим, плюсом придётся мастерить вертел. Ты видела, к примеру, вертел в Инадзуме? В Ли Юэ? Хотя это буквально соседняя страна, а разница культур колоссальная. В итоге мы на две порции шаурмы целый день потратим. Нет уж.       Все со знанием дела кивнули, даже Кавех. Паймон как-то загрустила.       — Не расстраивайся, — улыбнулась путешественница. — Если нам так сильно захочется шаурмы, что начнем думать об аренде кухни, значит и до Сумеру дойдём.       Люмин подмигнула, и Паймон сразу повеселела. Кавех же наоборот тоскливо вздохнул.       — Ты так легко об этом говоришь, — хмыкнул он. — Ты часто возвращаешься в Мондштадт? Ты же оттуда начала… карьеру искателя приключений?       Люмин всерьез задумалась.       — Ну, относительно недавно была на празднике… Как там было? — Она защелкала пальцами, силясь вспомнить. — Ветряных астр? Фестиваль ветряных цветов? Так вроде?       — Точно! — захлопала в ладоши Паймон. — Кстати, Коллеи, Сайно и Тигнари тоже там были! Было весело, сколько новых впечатлений!       — Приятно встретить старых друзей и знакомых, — тепло улыбнулась девушка и сыто потянулась, слегка выгнув спину. — Я поняла, что ты хочешь сказать, Кавех.       Её улыбка стала немного грустной и виноватой, словно молодой человек её в чём-то упрекнул.       — Прости, наверно, не в своё дело лезу.       — Брось, — легкомысленно отмахнулась путешественница.       Они немного помолчали. Даже Паймон, обычно говорливая, опустила взгляд и молча цедила свой пряный чай. Запах специй окутывал их стол. Люмин задумчиво водила ложкой в чашке с кофе, размешивая сахар, и бездумно топила одинокую звёздочку бадьяна.       — Я никогда не прощаюсь, — тихо, но твёрдо сказала она наконец. — Нет… привычки, наверное? Необходимости, как таковой, тоже.       — Тейват не такой уж большой, — добавила малышка. — Всегда можно навестить друзей, если есть желание.       Кавех хранил молчание. Так-то оно так, караваны ходят довольно часто, паромы и корабли едва ли не каждый день из порта в порт плавают, но...       — Это иллюзия, — внезапно прошептал он и вздрогнул. Само вырвалось. — Моя мать в Фонтейне, но я за все годы разлуки… Люмин, мы навещали друг друга так пугающе мало, просто в голове не укладывается. Наши визиты друг к другу всегда с чем-то совпадали — работа, мои исследования, её личные дела.       Он тяжело вздохнул и сделал глоток из своей кружки.       Близился вечер, немного похолодало, и воздух стал более влажным. Кофе, такой же пряный от бадьяна, как у путешественницы, но с добавлением перца, приятно согревал и бодрил.       Девушка не решалась нарушить тишину, давая собеседнику собраться с мыслями.       — Это я к тому, — продолжил Кавех, — что при, казалось бы, доступности целого мира мы редко путешествуем. Это Сайно у нас часто мотается туда-сюда, и то по работе. Ну, и в дозорную деревню едва ли не каждые выходные ходит. — Кавех по-доброму усмехнулся. — А мы... Чтобы вот так спонтанно — да даже запланировано! — взять и сорваться в чайную деревню или хотя бы в тот же Порт Ормос, не по делу, просто так, отдохнуть, кто вообще так делает? — неловко рассмеялся он и опустил голову, глядя в свою кружку.       Паймон и путешественница тем временем переглянулись.       — Мы делаем.       — Мы так делаем!       Их голоса прозвучали одновременно, невольно рассмешив друг друга и Кавеха заодно. Отсмеявшись, Люмин задумчиво склонила голову и улыбнулась, грустно и одними уголками губ.       — Ты, наверное, прав, — вздохнула она. — Когда мы едем в другую стану, чаще всего это для дела. Я редко когда просто так появляюсь в Мондштадте, хотя порой так скучаю по малышке Кли или Кейе, несмотря на его манеру общения, что…       Она со смехом подула на свой кофе, повела носом, вдыхая аромат, и сделала два медленных глотка. Сощурилась от удовольствия. Что ни скажи, Ламбад всегда хорошие сорта берёт, хотя, на скромный вкус Кавеха, в Пуспе вкуснее варят.       — В городе свободы есть свой Сайно? — хохотнул молодой человек.       — Нет, у Кейи с юмором всё более-менее в порядке, — помотала головой Паймон. — Но иногда своим поведением он жутко бесит Паймон! Всегда такой подозрительный, будто что-то замышляет!       Кавех и Люмин понимающе переглянулись. Вспыльчивость маленькой искательницы приключений забавляла и умиляла обоих. Ей наверняка немало лет, но порой — часто — она ведёт себя как капризный ребёнок. Путешественница привыкла. Паймон есть Паймон.       Город к вечеру оживал и окрашивался новыми цветами. Освещение в таверне поправили. Отблески пляшущего в свечных люстрах огня придавали витражам из цветного стекла особую глубину, а тени делали резную деревянную мебель ещё выразительнее. Народу значительно прибавилось. Здесь студенты и учёные из Академии, работники продуктовых лавок, редкие торговцы Базара, вышедшие немного расслабиться, сдавшие смену наёмники из Бригады тридцати. Хозяин таверны приободрился. Время закатать рукава и хорошенько поработать.       Вечерний Сумеру был очарователен.       — Я действительно буду скучать, — с нежностью в голосе сказала Люмин, наблюдая буйство красок и жизни за спиной. — Ты прав, Кавех, небольшие расстояния дарят иллюзию доступности. Правда в том, что жизнь наполнена рутиной в большей степени, чем увлекательными событиями. А рутина съедает время и силы. — Она наконец отвернулась от толпы и подняла взгляд на собеседника, твёрдый и бросающий вызов. — Я не прощаюсь, потому что это грустно и страшно, а еще потому что наивно полагаю, будто могу вернуться в любой момент. Но, как ты и сказал, таких моментов пугающе мало.       Она хмыкнула и неверяще покачала головой.       — Дура я, ребята. Великовозрастная опытная дура.       Кавех словно заворожённый смотрел на Люмин, не смея отвести взгляд. Глаза начали слезиться, восполняя недостаток влаги. Бездна его дери, он даже не моргал сейчас! Кто знает, сколько времени бы он так неприлично таращился на девушку, если бы взгляд напротив не начал наполняться неведомой ему грустью и вместе с тем, кажется, смирением. Только что в нём были бесстрашие и сила, секунда — и вот перед ним не прославленная воительница, которая билась с Ужасом бури и сражалась с самой Райден, а обычный человек. Искательница приключений по имени Люмин со своей забавной маленькой спутницей.       Этот вызов был адресован не Кавеху, а самой себе.       — Ты удивительная, — на выдохе произнес он. — Ты просто взяла и… и признала… Это так здорово. — Он опустил лицо в ладони и растёр кожу, возвращая себя в реальность. — Я бы так не смог.       Кавех был вспыльчив, горд, верен своим идеалистическим взглядам, знал цену своему таланту, но по части души сил явно не доставало. Он часто сомневался в бытовых решениях и корил себя за отвратительную финансовую грамотность — точнее, за её полное отсутствие — и имел пагубную привычку заливать душевные потрясения, каких было немало, вином, но признание собственных слабостей и заблуждений давалось ему с большим трудом.       — Это всё ты, Кавех. Спасибо тебе.       Её голос как лучик света пробился сквозь тёмные самоуничижительные мысли. За что она благодарит? Он же ничего не сделал. Правда, ничего.       — Тебе не за что меня благодарить, — натянуто улыбнулся Кавех. — Я всего лишь…       — Неправда, — перебила его Люмин. — Ты выразил правильную мысль. Одна я бы не смогла признаться даже себе, ты же понимаешь. — Она пожала плечами. — В том, что на самом деле я просто бегу от неприятных, страшных мыслей. Например, что, однажды вернувшись в Мондштадт, могу не досчитаться друзей. Мне легче трижды разворошить гнездо Фатуи, чем признать это и... Так что, правда, спасибо.       Она замолчала. Кофе почти остыл. Последние глотки она сделала без особого удовольствия, но допила. Будто точку поставила.       Паймон утомилась за день и посапывала под боком после сытного перекуса и теплого молочного чая. Однако её пришлось растормошить. Люмин было что сказать.       — Что ж, ты прав. Думаю, пока я здесь. — Она хлопнула себя по коленям и резко встала. — Пока мы с Паймон не убежали навстречу другим приключениям, поможешь мне организовать небольшую вечеринку? Что скажешь, Кавех?       Её улыбка была широкой, яркой, и ни грамма грусти больше, только радость и предвкушение.

***

      Архонт в дружеские посиделки явно не вписывался. Нахида сама прекрасно это понимала, поэтому не стала задерживаться. Допила пряный чай, закусила засахаренными орехами аджиленах, которые принёс генерал махаматра, скорее из интереса, поскольку в еде как таковой не нуждалась, и, попросив путешественников заглянуть в храм Сурастаны перед отъездом, попрощалась.       — Мне нужно проверить домашнее задание моего подопечного, — улыбнулась она. — Не переусердствуйте с весельем, я слышала, у людей от него часто похмелье на следующий день.       Люмин и Паймон неловко рассмеялись пока остальные недоумённо переглядывались. Нахида прошлась изучающим взглядом по собравшимся и задумчиво проговорила, постучав пальцем по губам:       — Видимо, я снова сделала неправильный вывод из своих наблюдений.       Смелости поправить архонта хватило только у аль-Хайтама:        — Госпожа Кусанали верно подметила, что обычно после таких вечеров наступает похмелье. Мы можем чувствовать головную боль, першение в горле, тошноту и испытывать сильную жажду. Однако это состояние наступает, если накануне выпить достаточно большое количество алкоголя. Веселье, как правило, не причём.       — Тем не менее стоит отметить, — добавил Тигнари привычным дружелюбно-лекторским тоном, — что и чувствительность к алкоголю у каждого разная, и зависит от многих факторов. К примеру, от частоты употребления, скорости метаболизма, наследственности, в некоторых случаях от заболеваний пищеварительного тракта или нервной системы, а так же её можно регулировать снадобьями и грамотным приёмом пищи в процессе употребления. Есть, правда, случаи, когда человек вообще не может пить спиртосодержащие напитки вследствие аллергии, даже, к примеру, некоторые разновидности лекарств, в составе которых...       Сайно легонько толкнул его локтём в бок. Лесной страж ойкнул, понял намёк и виновато улыбнулся:       — Простите, неслыханная дерзость с моей стороны поучать богиню мудрости.       Нахида лишь помотала головой и заверила, что наоборот любит слушать людей и учиться новому. Она слишком долго была в заточении и мало уделяла внимания развитию человечества. Книги это информативный и, безусловно, более структурированный источник знаний, но гораздо интереснее получать их, взаимодействуя с людьми.       — Однако я понимаю, что далеко не всем комфортна моя компания. Например, Нилу до сих пор прячет от меня взгляд.       Танцовщица издала смущённый писк и, не донеся до рта ложку с любимым тахчином, уронила её на пол. Влажный рис шлёпнулся на колени, испачкав платье небесно-голубого цвета.       — Извините, я сегодня что-то совсем... Это не так, мне не то, чтобы некомфортно, просто я... — затараторила девушка, наклоняясь за столовым прибором, и несильно приложилась макушкой о край стола. — Ай! Просто я столько выступлений вам посвятила, и вот вы здесь, я бы хотела столько вам сказать, но почему-то...       Она вдруг встала и вытянулась по струнке.       — В этот Сабзеруз обязательно приходите лично посмотреть на мой танец!       Волосы её растрепались, глаза заблестели, щёки раскраснелись, тонкие губы искривились в нервной улыбке, а плечи и руки напряглись до дрожи. Такой скованности и взволнованности от артистки никто не ожидал.       — С нетерпением жду, — улыбнулась Нахида и, подойдя к танцовщице, протянула маленькую ладошку.       Нилу залилась багрянцем пуще прежнего. Рукопожатие вышло неловким, торопливым и дёрганным, но счастью девушки не было предела. Нахида ушла, а Нилу ещё добрых полчаса периодически корила себя за неуклюжесть и нервозность да с расстроенным видом тёрла пятно на недавно сшитом платье, которое сегодня выгуляла впервые. Коллеи пыталась её успокоить, занимала вопросами о театре и новых постановках, но только припозднившейся Дуньярзаде удалось переключить её внимание окончательно. Рассказывая о предстоящем путешествии в земли Дешрета в компании Дехьи, девушка пожаловалась на скуку, поскольку наёмница уже третью неделю пропадала на задании где-то в песках. Дуньярзада получила несколько писем от неё, но более-менее конкретного ответа на вопрос, когда та вернётся, не получила. Пришлось найти себе занятие. Сначала она принялась изучать карты и отмечать места, где хотела бы побывать, а потом, как и советовала подруга, отправилась в Порт Ормос закупаться необходимыми для долгих поездок вещами. Там она и встретилась с Люмин и Паймон, которые покупали на вечеринку заграничное вино, и получила приглашение присоединиться.       За разговорами еда с тарелок медленно, но верно исчезала, ящик с вином тоже ополовинили, и аль-Хайтам даже отметил, что вино из одуванчиков действительно хорошее и легко пьётся. Будто нутром почуяв, что именно здесь говорят о стране ветра, песен и свободы, в таверну заглянул странствующий мондштадтский бард в поисках благодарной публики, и, привалившись к низкому ограждению рядом с печкой, завёл нехитрый мотив и поведал трогательную историю любви юноши и родниковой феи. Путешественники уже знали, чем она закончится, и лишь с улыбками переглядывались, но остальные в таверне с большим интересом внимали благозвучному голосу. Кто-то даже расчувствовался. Нилу исключением не стала. Она убрала с щёк набежавшие слезы и, шепнув что-то на ухо барду, вышла прямо к середине площади. Под нежные звуки лиры она, вдохновившись историей, станцевала что-то такое же трогательное и грустное. Когда струны дрогнули в последний раз, Нилу застыла, сделав пас рукой в темнеющее небо, и закрыла вновь заслезившиеся глаза. Секунды спустя площадь взорвалась овациями. Девушка шмыгнула носом, раскланялась в четыре стороны и вернулась за стол, сопровождаемая комплиментами, похвалой и аплодисментами. Кажется, она окончательно забыла про инцидент с Нахидой и жирное пятно на платье.        — Про крио слайма лучше было, — причмокнул Тигнари.       Сайно объяснял Кавеху анекдот про голодного путника. Счёт шёл уже на вторую минуту, и он бы полоскал мозги архитектору и дальше, но после замечания умолк на полуслове и неверяще уставился на друга. Люмин присвистнула. Нечасто такое услышишь от строгого лесного стража.       — То есть ты признаёшь, что шутка была смешная?       Тигнари пфыкнул и подлил в его бокал вина. Подумав, плеснул в свой и уже собирался закупорить бутылку, как ему под руку быстро подсунули ещё один. Это была Люмин. Молодой человек и бровью не повёл, налил доверха. Уж кому как не ему знать, что низкий рост и по-детски ещё кругленькое лицо присущи огромному количеству вполне взрослых людей. Он лишь надеялся, что путешественница знает меру и не перепьёт с непривычки.       — Где ты это услышал? — ехидно поинтересовался Тигнари. — Запишись на факультатив к Хараватату, у тебя явно проблемы с пониманием человеческой речи. И кстати, ты не прав. Плесенники с элементом крио тоже, следуя твоей логике, не моются.       Сайно придвинул к нему тарелку с закусками.       — Не согласен. Споры могут упасть на дно водоёма, так что технически плесенник может помыться.       Он снял зубами с деревянной шпажки кусочек ароматного мяса, заработал челюстью, прожёвывая, а в чужую тарелку аккуратно, чтобы не запачкать одежду и стол жиром и соком, сбросил все овощи и грибы. Тигнари расхохотался, будто слова Сайно в кои-то веки оказались смешным анекдотом, отобрал шпажку и заново наколол на неё запечённую морковь и мацутакэ.       — Именно что тех-ни-чес-ки, — с набитым ртом отчеканил он, — но не биологически. Утонувшая спора не прорастёт и не даст потомства.       — Дожуй сначала. Ты забываешь, что мы говорим не о грибах, а о плесенниках. Это существа наполовину элементальные и обладают каким-никаким сопротивлением...       Перебранка-дискуссия продолжалась едва ли не минут десять, в какой-то момент они снова перескочили на тему шуток. Сайно утверждал, что его юмор лингвистический, а потому, разумеется, не для всех, но должны быть и те, кто его понимает.       — Вот аль-Хайтам подтвердит...       — Не втягивайте меня в это.       По веранде прокатился громкий коллективный гогот.       — То есть ты утверждаешь, — продолжал тем временем Тигнари, — что твои, с позволения сказать, анекдоты - это юмор для образованных?       И снова расхохотался, да так, что чуть не опрокинул тарелку.       — Сайно, хабиби...       Кавех, с интересом наблюдавший за развернувшимся спором, подавился вином, не успев проглотить, и выплюнул обратно в бокал. Аль-Хайтам поморщился, но салфетку подал. Будучи уже немного выпившим, архитектор послал ему мутный непонимающий взгляд, в ответ получил тихий усталый вздох и припечатанный к столу ладонью рядом с его тарелкой злосчастный кусок ткани. Помощь была принята, но со скрипом и в полной растерянности. Кавех промокнул рот, вытер подбородок и, аккуратно сложив салфетку в два слоя, отрешённо глянул на бокал, на дне которого плескалось вино теперь уже сомнительного происхождения, и подумал, что сосед сегодня странно себя ведёт.       — Ты же не собираешься пить это дальше? — с изрядной долей отвращения спросил аль-Хайтам.       А, нет, всё в порядке, вот и обычная колкость. Кавех фыркнул, потом прокашлялся, прогоняя мерзкое першение в горле, и задумался всерьёз. С одной стороны, вино при любом исходе окажется в его желудке, а собственные слюни он, как любой человек, глотал ежедневно и еженощно, но аль-Хайтам был прав, стоило позвать Эрфана и попросить другой бокал. В конце концов, он ещё не настолько напился, чтобы игнорировать здравый смысл. Тем не менее, источником этого самого смысла был никто иной, как его сосед с отвратительным характером, потому смолчать было всё равно что проиграть в вечном соревновании «кто кого сильнее выбесит».       — Я же не заставляю это делать тебя, какая тебе разница, — цокнул он, закатив глаза, и встал из-за стола, чтобы самолично найти парнишку-официанта.       Тигнари уже понемногу терял терпение.       — Мы понимаем! Просто это не смешно, вот и всё!       Сайно покачал головой.       — Я не судья чужому чувству юмора, но скажи тогда, что в твоём понимании смешно? Альбедо, к примеру...       Люмин расслабленно потянулась, зевнула и, подперев кулаком лицо, продолжила с улыбкой слушать и наблюдать чужую перепалку.       — В какой момент это вечер стал филиалом собрания, где учёные умы ведут дискуссии о юморе и... плесенниках? — хихикнула она.       Паймон пожала плечами, привалилась к ней сбоку, болтая ногами и, прожевав мясной шарик масала, громко спросила:       — Кстати, а то такое это ваше... ха.. хабиби? Ругательство?       Кавех, успевший к этому моменту вернуться и подложить в свою тарелку еды, снова подавился, на этот раз тахчином. Он вытирает нос, втягивает им воздух и старательно сглатывает прилипший к носоглотке рис. Аль-Хайтам, необычно участливый сегодня, похлопал его по спине, но, кажется, приложил больше сил, чем требовалось, потому что архитектор повёл плечами, сбрасывая его руки.       — Ты специально бьёшь? — просипел он. — Да не поможет это мне, хватит! Откуда эта заботливость, ты напился уже?       Аль-Хайтам поднял ладони вверх, дескать, всё, перестал, но, выждав паузу, наклонился и что-то прошептал. Подошедший официант, ставя новый бокал взамен старого, видимо, краем уха расслышал его слова, потому что не сдержал улыбку, а уходя издал еле слышный смешок. Лицо Кавеха возмущённо исказилось и стремительно покрылось краснотой от ушей до шеи.       — Так что я просто возвращаю долг, — хмыкнул аль-Хайтам.       Тон его сочился ехидством, а вид мужчина имел до того довольный, когда услужливо подливал Кавеху полюбившееся тому одуванчиковое вино, что и этот жест застольной вежливости казался очередной издёвкой.       — Да ты..! Просто невыносим, как тебя земля носит? - возмутился Кавех и залпом опрокинул в себя содержимое бокала.       — До того, как Сумеру стал единой страной, Паймон, здесь жили несколько народов, — потеряв интерес к страданиям соседа, начал секретарь. — И общались они на разных языках. Письменность одного из них дошла до наших дней. Разумеется, это уже мёртвый язык, однако многие студенты, не только Хараватата, считают его весьма благозвучным и порой используют некоторые слова в повседневности. В частности, «хабиби», — на этом моменте Кавех откупорил бутылку и плеснул себе щедрые миллилитров двести, — одно из самых популярных...       — Архонты, какой же ты нудный, а, — не выдержал Тигнари. — Слушаю тебя и вспоминаю, почему ушёл из Академии. Всю эту мишуру можно было опустить и просто рассказать нашей любознательной фее о значении слова.       Аль-Хайтам многозначно вскинул брови и адресовал приятелю насмешливый взгляд.       — Я считаю, что нужно предоставить человеку исчерпывающую информацию по вопросу, а он уже сам решит, что ему нужно. Кроме того, господин лесной страж, не я читал лекцию об алкоголе архонту и спорил с генералом махаматрой о грибах.       — Спорил о грибах, — монотонно пробурчал под нос Сайно. — Надо запомнить...       Дозорный и секретарь сцепились в словесной борьбе, беззлобной и наигранной, потому что в глазах не было раздражения, а на лицах то и дело играли слабые улыбки. Только Паймон недовольно щурилась, витая в воздухе, и ворчливо причитала:       — Они ещё более шумные, чем Паймон. И мне так и не объяснили, что значит это их «хабиби»...

      Кавеху не следовало больше наливать. Собственно, именно поэтому Тигнари с аль-Хайтамом втихую и не сговариваясь убрали все бутылки в радиусе полуметра от его тарелки. Архитектор уныло цедил из высокого стакана — бокал тоже изъяли, чтобы не напоминал о грехе — безалкогольный напиток из ягод и мяты. Люмин приготовила его сама по рецепту, который подсмотрела в Доле ангелов. Ламбад без проблем позволил воспользоваться кухней, благо выручку ему сегодня компания сделала немалую.       — Вкусно, — сонно пробурчал Кавех. — Поеду я, наверное, в город свободы. За вдохновением. Я с нынешним клиентом в тупике. Как ему объяснить, что сочетать фонтейнский прованс с нашими высо... ик! ...кими арочными проходами и орнаментами плохая идея? Про ландшафт вообще молчу. Мы совершенно друг друга не понимаем... Я почти жалею, что взялся. У него такой большой проект, я думал, выйдет что-то... Ну, не на уровне Алькасар-сарая, но...       Аль-Хайтам несколько устало вздохнул.       — Почему бы тебе не браться за более мелкие объекты сейчас? Пусть с немного приземлёнными в плане искусства заказчиками, но, по крайней мере, такие с большей вероятностью будут доверять твоему профессиональному взгляду.       — Ты ничего не понимаешь!       — Возможно. И я всё равно считаю, что куда разумнее работать с клиентами, которые готовы сотрудничать. Сейчас ты размениваешь свой талант и тратишь силы на человека, который, по твоим же словам, мало смыслит в архитектуре, но при этом слышит только себя. Ты же светоч Кшахревара, Кавех, почему ты не ценишь себя и своё время?       Атмосфера ли повлияла или то небольшое количество алкоголя, выпитое секретарём, а может и пресловутый долг, неизвестный никому кроме этих двоих, но в этот раз слова аль-Хайтама звучали куда мягче обычного. Кавех резко набрал воздух для колкого ответа, но в итоге промолчал, поджав губы. С одной стороны замечания аль-Хайтама как очередная порция соли на открытую рану, с другой... Его вроде как похвалили? Нет, секретарь всегда признавал его талант, но раньше словосочетание «светоч Кшахревара» произносилось с явно слышимой издёвкой, дескать, ты такой умный, почему поступаешь, как дурак, а сейчас в голосе не было ничего, кроме усталости, с которой терпеливый наставник бы поправлял рассеянного студента, совершающего одну и ту же ошибку в десятый раз.       — Какой ты... необычайно тактичный и добрый сегодня, — так и не найдя достойный ответ, промямлил молодой человек. — Кто ты и куда дел моего соседа?       — Теперь ты признаёшь, что вы живёте в одном доме? — удивился махаматра.       Вопрос прозвучал очень вовремя. Стремясь тоже немного разрядить обстановку, Тигнари поинтересовался у путешественницы:       — А ты случайно не подмешала ему какое-нибудь зелье правды?       Девушка прыснула в кулак.       — Сомневаюсь, что мои навыки в зельеварении хороши настолько. Я вообще крепко сомневаюсь, что хоть где-то в Тейвате найдётся ингредиент с подобным...

      В десятом часу «повеселели» все, и только Нилу с Коллеи остались трезвы как стёклышко в силу возраста. Ну, и Паймон. Ей вкус вина просто не понравился. Сделав один глоток из бокала подруги, она тут же заела его несколькими ложками плова и зареклась даже смотреть в сторону алкоголя. Горько, горло жжёт - гадость, одним словом. Кавех уже клевал носом в опустевшую тарелку, заводя одну и ту же песню про отсутствие вкуса у текущего клиента, да попивал сок. Сайно за соседним столом успел дважды обыграть Нилу в карты, чему она совершенно не расстроилась. По её словам, главное получить удовольствие, да и отрицательный результат — тоже результат.       — По крайней мере, теперь я больше понимаю правила.       — Мудрая мысль, — кивнул матра. — Если хочешь, могу пару советов дать. Коллеи, садись на моё место и тасуй колоду, будешь против неё играть.       Дуньярзада, Тигнари и Люмин в течение десяти минут наблюдали за развернувшейся баталией. Малышка Коллеи, разумеется, играла куда лучше соперницы, Сайно успел её натренировать ещё когда она была больна. По её же словам, сначала она играла исключительно от скуки, когда читать и учиться уже не хотела, а физические нагрузки ей категорически запрещали, и чтобы наставник немного отдохнул от генерала-картёжника, но спустя несколько партий действительно заинтересовалась. Ну, а Сайно только повод дай, страсть к Призыву уже давно смешалась с его кровью.       Она выиграла. Не совсем по своей воле. Изначально она собиралась поддаться, но махаматра сразу заметил несвойственные ей ходы и пресёк все намерения на корню.       — Нечестно, — сказал он.       — Да будет тебе. Нет ничего плохого в том, чтобы дать начинающему игроку фору, — возразил Тигнари.       Их очередной спор ни к чему не привёл — оба остались при своём мнении. Когда игра закончилась, они вновь расселись по местам, и посапывающий на собственном кулаке Кавех очнулся.       — Я знаю, что делать! Мы с господином Зурхе вместе поедем! Сначала в Фонтейн, потом в Монштадт через чайную деревню, и он сам всё поймёт. Ох, иностранная кухня, неторопливая жизнь, уникальный архитектурный стиль — то, что нужно для вдохновения! Я уверен, после этого путешествия мы точно сможем договориться!       Аль-Хайтам едва слышно цокнул. Опьянение соседу, по его мнению, не шло совсем, он становился слишком деятельным и ещё более неразумным. Секретарь поднял глаза от собственной тарелки и наткнулся своим уставшим взглядом на такие же уставшие сидящих за столом, кроме разве что Сайно, чьё лицо всегда приобретало совершенно безучастное выражение, если происходящее вокруг его утомляло. Архитектор тут же взорвался.       — Хайтам, я слышу каждый твой недовольный вздох. Буквально физически ощущаю спиной!       — Я рядом сижу вообще-то.       — Неважно! Плечом! Ты ещё и глаза закатил, я прав? Я тебя как облупленного знаю. Чем ты недоволен, скажи, а?       Тигнари, глядя на них, пьяно подхихикивает на пару с Люмин. Они встречаются взглядами. Лесной страж молча салютует ей и делает несколько глотков из стакана, на этот раз с соком, чтобы не хватануть лишнего. Похмелья за этим столом не боялись только махаматра ввиду особенностей организма, да, пожалуй, аль-Хайтам, который всегда контролировал сколько пьёт. Оно и к лучшему. Ему ещё соседа домой тащить.       — Да, я люблю выпить в приятной компании, и что? — с вызовом вопрошает Кавех.       — Как правило, ты пьёшь один. Либо со мной.       — Ох, прости, соврал, что в приятной. Надеюсь, в Монштадте найду компанию получше твоей!       — Удачи валяться за забором где-нибудь в глуши с вашей слабостью к спиртному, старший.       Сайно монотонно дожевал последний в плошке финик, мрачнея с каждым движением челюсти, а потом вдруг громко брякнул:       — А ведь в Кошкином хвосте коктейли действительно были за-бо-ри-сты-е.       Тишина. Мёртвая тишина, нарушаемая только посапыванием Коллеи на плече Дуньярзады да тихим флиртом парочки за дальним столом. Даже ругань напротив затихла. Такая тишина воцарялась каждый раз, стоило Сайно «искромётно» пошутить. Пока Кавех, вперив в лицо генерала абсолютно непонимающий взгляд, пытался сквозь алкогольный туман в голове пробраться к сути сказанного, Тигнари уже измученно стонал в ладони, опустив уши.       — Нет, пожалуйста, не спрашивай, не надо, — послышался глухой жалостливый всхлип.       — Чего..?       — После забористых напитков вполне можно упасть за забор.       — Не-ет, — громко прохныкал Тигнари. — Ну почему меня никто никогда не слушает?       Не столько был страшен юмор махаматры, сколько его привычка объяснять, как он сам говорит, в чём соль.       — Забор. Забористый. Неужели не понял? Давай объясню.       Люмин тяжело вздохнула, но не сдержала улыбки. Кажется, она будет скучать даже по шуткам Сайно. Хотя у неё есть Паймон, которая тоже порой каламбурила, так что фантомное присутствие «искателя приключений Сайно» им обеим обеспечено.       От шума и ругани проснулась прикорнувшая на коленях подруги Паймон, зевнула и с интересом высунула нос. Тигнари ещё некоторое время безрадостно пялился на профиль юмориста местного разлива, с абсолютно трезвыми, но горящими глазами и педантичностью, которой позавидовал бы всем знакомый секретарь, поясняющего каламбур, вздыхает и с видом мученика, уже принявшего незавидную участь, разворачивает смуглое лицо к себе, смешно сдавив щёки. Ожидать в такой ситуации можно было чего угодно от засунутой в рот остывшей запечённой картошки, которая сиротливо лежала в тарелке уже час, до вилки в генеральской заднице, но ничего из этого не случилось. Тигнари, старший дозорный Гандхарвы, прямолинейный, местами грубый в словах, прикрывая ладонями нижнюю часть лица, очевиднейшим образом целовал генерала махаматру, грозу нарушителей всея Академии, прямо в губы. Кавех в третий раз за вечер подавился, аль-Хайтам тактично отвёл взгляд, Дуньярзада и Нилу удивлённо ахнули, Люмин так и застыла, не донеся стакан до рта, а Паймон... Паймон молчала. А это что-то да значило. Поцелуй разорвался с красноречиво ласковым чмоком, и этот звук развеял все сомнения присутствующих в том, что поступок ушастого стража мог быть чистейшим фарсом ради одного единственного заткнутого рта. Тигнари медленно отстранился, не отводя взгляда от чужих губ, слегка провёл языком по своим, выбив из Сайно томный выдох, улыбнулся и лёгким движением заправил за ухо белую прядь растрёпанных волос.       — Сходишь мне за финиками? — как ни в чём не бывало спросил он.       — Финиками, — осоловело повторил Сайно.       — Мн. Ты последний съел, а мне жуть как сладкого захотелось. Закажешь у Ламбада?       — Хорошо.       Выражение растерянности с лица генерала так и не сошло, когда он покорно вышел из-за стола и поплёлся к двери. Уже взявшись за ручку, он обернулся и бесцветным голосом спросил:       — Ещё что-нибудь хочешь?       Тигнари слегка дрожащими руками откупорил ещё одну бутылку вина и подлил себе и вовремя подставившей бокал Дуньярзаде.       — Можешь взять салат, — с фальшивой лёгкостью пожал плечами он.       — Хорошо.       Наступило парадоксально громкое безмолвие, но Тигнари не позволил ему продлиться долго.       — Это должно деморализовать его где-то на полчаса. — Он растерянно чокнулся с Дуньярзадой, которая вообще-то не предлагала, и сделал два крупных глотка. — Максимум минут на сорок. Наслаждайтесь беседой без его шуток, пока можете, во второй раз это не прокатит.       Коллеи наконец-то проснулась. Она сладко потянулась, зевнула в кулак и удивлённо проморгалась.       — А что, уже расходимся?       — Какой там! — едва ли не взвизгнула Паймон. — Что это сейчас было?! Коллеи, ты в курсе, что твои наставники...       — Она знает! — рявкнул Тигнари. — Что это за реакция? К госпоже Хомаяни, Нилу...       — Я ничего не говорила! — пискнула последняя.       —... и Паймон вопросов нет, но ни за что не поверю, что вы, — он медленно обвёл взглядом оставшуюся троицу, — не догадывались.       — Я — нет! — неожиданно трезво выпалил Кавех.       Кажется, выходка Тигнари окончательно выбила из него все оставшиеся градусы.       — Это было очевидно. Просто ты дальше носа своего не видишь, — хмыкнул аль-Хайтам.       — Что ты хочешь этим сказать, а? Эй! Я с тобой разговариваю, не смей меня игнорировать! Да как ты...       Кавех и аль-Хайтам опять переключились друг на друга, а вскоре и думать забыли о случившимся. Тигнари молча цедил вино и нервно дёргал ногой. Взъерошенный хвост ходил маятником, задевая ноги Люмин, но он мало обращал на это внимание. Был слишком занят сожалениями о собственном импульсивном поступке.       — Не переживай так, скоро забудется, — улыбнулась путешественница. — Я тоже порой делаю вещи, о которых потом жалею, но, поверь, такие мелочи никто не запоминает.       Лесной страж мелко дёрнул губами в улыбке, пригладил распушившийся хвост, расположив его на своих коленях, и пожал плечами:       — Я... я уже делал так, но ситуация была совсем другая, тогда мы... Неважно. Это было низко с моей стороны. Я извинюсь, когда он вернётся.       Он глянул через её плечо на соседний стол. Госпожа Хомаяни заплетала Коллеи какую-то вычурную косу, а девчушка в это время умело распоряжалась чужой колодой и что-то объясняла Нилу. С уходом элеазара её руки стали куда более ловкими, и Сайно мог без страха доверить ей карты. Он и до этого доверял, мог разыграть с ней партию-другую, но тогда любая активность давалась ей с трудом, и чаще они едва одну успевали закончить.       — Удивительно, как могут складываться чужие судьбы, да? — улыбнулся Тигнари. — Кто бы мог подумать, что однажды этот прохвост притащит из командировки ребёнка, а не очередной пакет с образцами для изучения.       Коллеи подняла взгляд и, заметив внимание наставника, улыбнулась во все зубы. Тигнари кивнул, будто они действительно о чём-то безмолвно беседовали.       — Когда она прибежала ко мне в хижину и показала чистые руки, у меня будто камень с души свалился. Знаешь, теперь я даже представить жизнь без неё не могу. И без Сайно.       — И как давно вы... — осторожно спрашивает Люмин, пододвигая к нему стул, всем видом показывая, что этим разговором она ни с кем делиться не собирается. — Ну, вы же вместе, как я понимаю.       — Очень давно, — нежно улыбнулся Тигнари и, оглядев по кругу присутствующих, вдруг взял в руки бутылку и кивнул в сторону недавно освободившегося стола в самом дальнем углу веранды. — А как это с нами случилось... Если ты ожидаешь какой-то захватывающей истории как в инадзумских романах, то это вообще не наш случай. К тому же я не лучший рассказчик, но, если тебе действительно так интересно, давай не за общим столом, ладно?       Путешественница закивала с энтузиазмом и заинтересованным блеском в глазах и последовала за лесным стражем. Паймон тихонько прошмыгнула за ними, стащив со стола тарелку с остатками тулумбы.       — Посмотрим... С чего же всё началось? — задумчиво проговорил Тигнари, отодвигая перед девушкой стул. — Кажется, я тогда заканчивал второй год обучения.