письма одной охотницы

Музыка играет, блестит падающий серпантин. Вздохнув, Кафка ставит недопитый бокал шампанского на стол и идёт вперед, отстукивая каблуками. Каждый считает своим долгом посмотреть на неё, обратить внимание. Шумно вздохнуть, в желании пойти следом и привлечь её взгляд. Но спутники одергивают их, намекая, будто с этой женщиной игры плохи. Она — черная вдова, убивающая своих мужей. Еще она — заместитель Элио. Звучит слишком официально, но остальные слишком заняты своими личными проблемами, чтобы считаться с проблемами космического масштаба. Элио обещает ощущение страха, ползающее по спине влажным и мурашками по рукам. Элио обещает лучшие виды на то, как вселенная, возможно, уничтожится. Поэтому Кафка соглашается. У неё трезвый ум и отсутствие страха перед решениями. Она принимает их с лёгкостью, как необходимо Элио, и жертвует всеми. Людьми, городами, планетами. Они с Элио знакомы уже очень. Очень давно. Она была одной из первых, поэтому этот путь по трупам был пройден вместе. Как и сейчас, Кафка будто идёт по головам, с влажным чавканьем застревая каблуками в проткнутых черепушках. — Отлично выглядишь, — не удерживается в наушнике Сэм своим металлическим скрежетом. Кафка усмехается, не отвечая. Она никогда на подобные слова не отвечает, но Сэм любит говорить комплименты. Это одна из полярностей вспыльчивости — не следить за языком, выговаривая все. И комплименты, и ненависть. Сжигая до треска и сладкого привкуса плоти. Ломая, уничтожая. Помогая, когда надо. С ним они тоже знакомы немало. На эту металлическую спину, железный позвоночник, можно положиться. Сэм — железный дровосек от мира Охотников за Стелларонами. В желании получить сердце и настоящие, человеческие эмоции, Сэм следует за Элио. Элио обещает человеческое тело, возможность коснуться шёлка платья и выходить из-за кулис, когда вздумается. Если Сэм — железный дровосек, то Блэйд — Тотошка. Маленькой девочкой Элли Кафка себя не ощущает. Это, скорее, Серебряный Волк. Они стоят рядом. Волк щелкает что-то на телефоне, скорее всего играя в очередную ритм-игру с симпатичными полигональными пацанами, лопая жвачку. Блэйд лишь поправляет ворот костюма, ощущая себя ужасно с зализанными волосами. Хотя, кажется, он всегда ужасно себя ощущает. Когда Кафка подходит, тот выдирает изо рта Волк жвачку. Кафка, смеясь, прицепляет её на шевелюру какого-то официанта с подносом канапе. — Блэйдик, пойдем потанцуем! — она канючит игриво, все знают, что это игра, а не мякоть души Кафки. Всего лишь притворство, чтобы получить своё. Ей Блэйд отказать не может. А должен ли? — Ну, пожалуйста. Кафка тянет его за рукав. Блэйд с лицом вселенской скорби не противится. Серебряный Волк, недолго думая, хватает его за вторую руку. — Я тоже хочу, — она лопает новую жвачку и ухмыляется на недовольное лицо Блэйда, теперь выражающее и весь вес бессмысленного бытия в Сансаре ужаса. Кафка бы назвала это лицо так. Или сравнила его с картиной Мунка. — Это не должно быть сложнее, чем на танцевальном автомате. В своё время, в нём она выбила огромное количество билетиков. Блэйд таскался за ней с обреченным лицом, подставляя карточку Кафки для оплаты и держал пакеты с выигранными игрушками. У Кафки, впрочем, до сих пор на столике гордо лежит паук. Он мягкий, резиновый и тягучий. Сожмешь в ладони — повылезают красным все восемь глаз и наполнение в брюшке. У Кафки не бывает стресса, но она благодарит Волк крепким наигранным объятием. Волк говорит: он такой же стремный, как ты, поэтому держи. Блэйду она дарит длинную драконистую змею, чтобы не грустил по бывшему. Теперь Блэйд спит, закрутившись в эту змею и вздыхая с желанием придушиться ей же. С Серебряным Волком они знакомы не так долго, всегда по своим делам. Очень занятые для женских бесед или пижамных вечеринок. Которые Кафка давно переросла, предпочитая посвящать вечера вину, а Волк не та девчонка, которую стоит приглашать драться подушками. Ей бы на заброшку, да в игровой центр мутузить кротов в автомате. Волк не воспринимает миссию спасения человечества всерьез — очередной квест. А смерть — всего лишь начало конца. Перезапустить, ещё две жизни. Для неё вся жизнь — это игра и непонятно, чего она ищет у Элио. Азарта? Желания, чтобы игра не заканчивалась? Вот девочка без страха, а не Кафка. Но они обе просчитывают ходы с завидным постоянством, дабы не умереть раньше времени. Кто хочет умереть, так это Блэйд. Вот он, человек без страха, с тремя клинками в груди. Сейчас он смотрит пустыми глазами, когда позволяет Волк крутиться вокруг своей оси, поддерживая короткий танец Кафки всего лишь повторяя движения. Вокруг играет Бах и Шопен, но они танцуют под музыку 90-х в головах каждого. Может быть, Волк движется в электронных порывах, а Блэйд преобразует шум крови в ушах во что-то музыкальное. Оно громче, активней. Двигаться навязчиво, обращая к себе все внимание вычурной аристократии. Кафка хватает Блэйда за плечики и ведет за собой, надрывно хохоча. Волк стоит рядом, продолжая танцевать в одиночестве и не смущаясь. Она нашла Блэйда в ледяных сугробах. С синими губами и запёкшейся кровью. Он дышал. Дышал не как человек, пронзенный тысячами мечей. Не как человек, чьи кишки были повсюду. Кафка тогда с наигранным отвращением отбросила их в сторону самыми пальцами, притягивая Блэйда к себе. Он пытался убить её, хватался за меч и отбивался от пуль, пока мара не успокоилась. Мара испугалась её силы, забиваясь в самые углы разума, чтобы доесть остатки воспоминаний. Кафка притащила Блэйда, как бездомную собачонку. Отмыла, постригла и нашла портного. Она сделала из него что-то похожее на человека. Человека, одержимого поисками прошлого и местью призракам. Блэйд желает смерти и Элио может её ему даровать. Но не сейчас. Время ещё не истекло. Охотники за Стелларонами веселятся на костях тех, кто совсем скоро будет стерт с лица земли. Такая у них работа. Такие они вот. Эгоисты.