Одна игра — четыре порки!

      Жаклин широко улыбнулась, когда увидела молодого отца. Она могла поклясться чем угодно, что в лесу её любимый мушкетёр был стариком, весьма симпатичным, но все же дедушкой, как и его верные друзья, и этот факт наводил её на загадочные мысли…       Девочка восторженно притопнула башмаками и довольно хлопнула в ладоши, но через секунду поймала хмурый взгляд отца и опомнилась — её же сейчас наказывать будут, а она устроила тут веселье с плясками, вместо того чтобы попытаться разжалобить родителя и тем самым смягчить наказание.       Вернув лицу траурный вид, Жаклин жалобно заглянула отцу в глаза. В большинстве случаев её особый взгляд срабатывал на все сто, во всяком случае до сих пор ей это удавалось, и за все её девять лет отец так и не привёл в исполнение свою давнюю угрозу — отшлепать её деревянной расчёской, а всегда обходился рукой. — Прекрати это, — строго протянул гасконец. — Что прекратить? — хлопнула глазками Жаклин. — Смотреть на меня так, будто я чудовище, которое собирается тебя сожрать. — Д’Артаньян сел на край кровати и пальцем подозвал Жаклин подойти ближе. — Если вы и чудовище, то очень милое и доброе. — Жаклин приблизилась к отцу и коснулась пальчиком его колена, рисуя на нём невидимые закорючки. — И я вас очень сильно люблю.       Д’Артаньян закусил щёку, не позволив предательским губам растянуться в улыбке, а гордости взять верх. Всё-таки гасконская кровь в его малышке бьёт ключом — хитрости ей не занимать. Не завидует он её будущим кавалерам, которые падут перед её обаянием и которыми она будет вертеть как угодно по своему усмотрению. Он громко кашлянул и напомнил себе, зачем они вообще уединились в комнате. До ухажёров ещё далеко. — Жаклин, я прекрасно знаю, что главная заводила — это ты, — как можно строже произнёс д’Артаньян. — И я рад и горд, что ты такая смелая и наделённая командирскими качествами, но, девочка моя. — Он поднял руку и приподнял голову дочери за подбородок, заставляя её встретиться с ним взглядом. — Когда смелость превращается в опасность, она граничит с глупостью, и хуже всего, когда твоё лидерство подвергает опасности не только тебя, но и твоих друзей. Ты понимаешь, о чём я говорю? — Да, отец, — печально кивнула Жаклин. — Простите меня. — И уж тем более я никогда не ждал кражи от собственной дочери. — Д’Артаньян взял девочку за руку и осторожно перекинул через свои колени. Как же он ненавидел это делать. Ему казалось, что он больше наказывает себя, а не дочь. Мушкетёр вздохнул и высоко поднял руку, стараясь не смягчать удар, а положить ладонь как следует.       Жаклин никогда не кричала и не рыдала навзрыд, когда ему приходилось её наказывать, а только с силой стискивала его левую ногу и сопела. Вот и сейчас она вцепилась в его голень с таким усердием, будто желала вырвать из неё кусок мяса. Д’Артаньян улыбнулся краешком губ, забавляясь её борьбой с ним даже во время порки, хлопнул ладонью в пятнадцатый раз, и вдруг перед его глазами поплыли интересные образы: лес, знакомая круглая поляна и самое простое железное кольцо на его пальце… — Что за чёрт. — Мушкетёр прикрыл на секунду глаза, а когда открыл, то увидел лишь штанишки дочери. — Чертовщина какая-то. Никогда. Не смей. Рисковать. Жизнью. И красть. — Отвесив пять особо сильных шлепков, он закончил наказание, приподнял девочку за плечи и прижал к своей груди. — Жаклин, я надеюсь, ты всё поняла? — Угу. — Жаклин украдкой вытерла мокрые щёки ладошкой, а сопливый нос — об ворот отцовской рубашки. — Ещё раз выкинешь что-то подобное, и я возьму расчёску, — строго пригрозил д’Артаньян. — Да, отец. — Жаклин закатила глаза и уткнулась родителю в шею, пряча хитрую ухмылку.