Даниэль настороженно разглядывал внезапного гостя. Дорогие одежды, королевская осанка, высоко поднятый подбородок — без сомнений, положение этого человека было куда выше положения семьи Дессан. Даже до того, как они лишились всего.
— Простите, милорд, — склонил голову Даниэль. — Вам лучше поговорить с моими братьями.
— Я пришёл к тебе.
Странное заявление. Пугающее. Временами старые знакомые — из тех, кто посмелее — заходили проведать отца и справиться о его здоровье. Если речь шла о делах, то обращались к Франциску и Марселю. Несколько поклонников наносили визиты сёстрам в надежде на взаимность чувств. К Даниэлю не приходил никто. Он третий сын, абсолютно бесполезный, пока живы первые два. Не наследник, не запасной наследник, не девушка на выданье, которую можно удачно пристроить замуж. Пустое место.
— Я… не понимаю, милорд.
От взгляда гостя хотелось спрятаться. Было что-то неправильное в алчном блеске холодных глаз. Что-то… Даниэль опустил голову. Повторил:
— Вам лучше поговорить с Франциском. Он сейчас заведует всем.
— Как здоровье твоего отца, Даниэль?
— Лучше, милорд. Да уберегут его Светлые Боги от скорой кончины.
В этот момент со второго этажа раздался долгий, надрывный кашель. Скептическое хмыканье незнакомца вместо ответной фразы заставило Даниэля покраснеть. Лучше не будет, верно. Но он всего лишь отвечал так, как положено. Жаловаться на своё здоровье недопустимо, упоминать об ухудшении состояния больных недопустимо, вести разговор о хворях в приличном обществе недопустимо.
— Серая лихорадка?
Названная так в честь цвета, который приобретает кожа спустя месяц после появления первых симптомов.
— Да, милорд.
Кажется, мужчина правил этикета не признавал. Мог себе позволить говорить о чём угодно в чьём угодно обществе. Королевская осанка, пренебрежение светскими условностями, отсутствие драгоценных камней и золотых украшений… Старая аристократия. Истинная аристократия, как называли носителей северной крови некоторые.
— Она лечится.
— К сожалению, лечение нам не доступно.
— Я могу помочь. Найти лекарей. Оплатить их услуги.
Даниэль не был дураком, что бы там ни считали окружающие. Ни одна помощь не является безвозмездной, особенно если речь идёт о помощи древней фамилии семье, потерявшей титул и благосклонность Его Величества.
— Нам нечем отблагодарить вас, милорд. Разве что добрым словом.
— Я предлагаю тебе стать моим преемником, Даниэль. Твоего отца вылечат, его имя отмоют от позора, вернут часть земель. За твоё согласие.
— Вы молоды, милорд. Да и из меня не выйдет хорошего преемника. Меня не учили, как управлять большими угодьями.
Даниэля учили вести себя тихо. Слушаться старших. Музицировать. Сочинять стихи. «Наш милый домашний поэт» — так называла мать Даниэля, пока не умерла. Зачем кому-то такой преемник? Особенно если впереди много времени, чтобы зачать и вырастить наследника собственной крови.
— Мне всё равно, что ты умеешь, а что нет.
Взгляд милорда — липкий, сальный, неприятный. Даниэлю случалось уже сталкиваться с такими взглядами. Видеть подобные в не самых благопристойных местах. Обращённые к женщинам взгляды, и пару раз — к нему самому. Он ненавидел это. Лучше уж быть пустым местом, чем… Даниэль вжался в спинку старого кресла. Отец в своей спальне продолжал кашлять.
— Твоя семья начнёт уважать тебя, если именно ты принесёшь им спасение. Тебе не придётся продолжать жить здесь. Огромное имение, полк вышколенных слуг, исполняющих все твои капризы. Шёлк и бархат, кольца и серьги, изысканные блюда и лучшие вина…
Один из старых, доимперских Богов явился к нему сегодня, не иначе. Тёмный Бог, искушающий отринуть праведный путь и уступить… чему? Даниэль боялся спросить. Даниэль не хотел слышать ответ.
— Тебе лишь нужно согласиться. И пройти ритуал.
— Ритуал, милорд?
— Который позволит моему умершему другу вернуться.
Весь разговор был искусной издёвкой. Мёртвые не возвращаются — так звучат слова Писания. Однако в голосе гостя не было слышно смеха, только спокойная уверенность человека, который знает намного больше других.
— Подобное невозможно.
Тон самого Даниэля уверенностью не отличался. Кто он такой, чтобы спорить?
— Всё может стать возможным, если достаточно сильно желание. Каждую ночь, пока ты будешь спать, мой друг будет просыпаться в твоём теле. Никаких неудобств тебе это не доставит. Только выгоду.
Кашель отца. Потрёпанное кресло в не принадлежащем им доме. Жизнь, сохраняемая лишь переменчивой милостью Его Величества. Даниэль сжал подлокотник. Пустое место — лучшее пристанище для кого-то лучшего. Значимого.
— Отсиживаешься, мальчишка? Отец подыхает наверху, а ты смеешь… — Франциск остановился в дверях, перевёл взгляд на господина. — Простите, милорд. Мой брат забыл о своих обязанностях. Для меня большая честь принимать вас в нашем скромном доме. Чем наша семья обязана вашему визиту?
— Не упражняйтесь в расшаркиваниях, Дессан. Я уже ухожу.
Гость встал с кресла с безупречным изяществом, не вызвав скрипа продавленных пружин. На Франциска он не смотрел вовсе, зато брат согнулся в поклоне, едва ли не ниже положенного императорской чете.
— Я согласен, милорд, — голос Даниэля дрожал от смеси страха и предвкушения.
— О, я не сомневался, что ты согласишься. Сегодня вечером я вернусь с необходимыми бумагами. Будь готов.
Франциск засеменил за уходящим господином, подобострастно лебезя всякие учтивости. Даниэль остался сидеть в кресле. Рука вернувшегося брата, стальной хваткой обвившая запястье, выдернула его из размышлений.
— Что ты себе позволяешь? — змеиный шёпот, пощёчина — привычная, не обидная. — Не позвал меня! Ты хоть знаешь, кто это был?
— Нет, Франц.
— Герцог Скогурский, дурак!
Даниэль заучивал наизусть все значимые рода Империи. Это имя он помнил прекрасно. Оно располагалось на первой странице списка в самом верху. Хварн Ингвард, герцог Скогурский. Он не ошибся — с ним вёл разговор истиннейший из истинных, подобный Богу поболее остальных смертных.
— У него был друг. Не знаешь кто?
Хватка Франциска стала ещё болезненней.
— Что ты мелешь? Друзья? У таких людей не бывает друзей, братец. Разве что… герцог Улфурский, — после короткого раздумья ответил брат. — Но он погиб на войне. Боги, за что мне такое наказание! Что он хотел?
Йоран Ингварн, герцог Улфурский — ещё одна строчка из начала списка. Йоран… Даниэль мысленно прокатил непривычное для их рода имя по языку. Попытался выдернуть руку из пальцев Франциска и удостоился изумлённого взгляда.
— Чтобы я стал его преемником. Ты слышал мой ответ, Франц.
— Ты?!
Поднять взгляд на гостя Даниэль боялся. Да и сейчас бы не осмелился. Но на Франциска можно — он не просто дотянулся до уровня старшего брата, он его превзошёл.
— Я, — смело улыбнулся Даниэль.
Побелевшие пальцы продолжали цепляться за подлокотник, но он улыбнулся.
Вечером улыбаться стало труднее. А когда пришлось покинуть дом, не взяв с собой даже маленький саквояж с памятными вещами, — и вовсе невозможно. Лес, безлунное небо, тьма — обычная ночная, и тьма другая — представшая в образе мага.
Даниэль понял, что будет проклят за свой необдуманный порыв. Выдернуть руку, бежать к родным… Нет, никто его не ждал, никто не принял бы обратно. Даниэль пытался вспомнить молитвы, что учил ещё ребёнком, но тьма уже проникла в его мысли, спутала все слова. Он схватился за герцога Скогурского и… уснул.
А проснулся уже в спальне. Самой шикарно обставленной спальне из всех, что ему доводилось видеть. Впрочем, повидал он их до обидного мало. Даниэль рассматривал увешанные гобеленами стены, не решаясь встать. Под пуховым одеялом с элегантной вышивкой он лежал обнажённым.
«Ещё рано», — так ответил маг на вопрос Даниэля, стоит ли ему раздеться. Наверное, вторая часть ритуала требовала наготы, поэтому он в таком виде. И мышцы ноют, словно всю ночь провёл, вальсируя на балу.
Один-единственный бал, на котором он успел побывать до императорской опалы. Да и то не в качестве полноправного участника. Но эту восхитительную боль наутро он запомнил хорошо.
Даниэль потянулся и смутился окончательно. Просунул под одеяло руку, дотронулся до подсохшей корочки на животе. Боги, и не только на животе!
Марсель как-то сказал, что расплёскивание семени во сне — это знак становления взрослым мужчиной. Даниэль почти перестал стесняться такого поведения своего тела, но сейчас… так много. И наверняка скоро явятся слуги — солнце уже высоко. Сколько же он действительно спал? Завершился ли ритуал удачно? Ничего необычного в себе Даниэль не чувствовал. Были только сладко ноющие мышцы и неприятная стянутость кожи.
Наконец, он рискнул подняться, обернувшись одеялом. В спальне были три двери, за одной из которых должна скрываться ванная комната. Представить, что в особняке герцога Скогурского пользуются обычной деревянной лоханью и наносят в неё воду вёдрами, Даниэль не мог. Но какая? Он нерешительно шагнул к ближайшей, нажал на ручку. Дверь распахнулась, едва не угодив кому-то по лицу.
— Ах, простите… — Даниэль отшатнулся.
— Нет-нет, господин, это моя вина, — светловолосый юноша в простой, но добротной одежде низко ему поклонился. — Меня зовут Эйр, я буду вашим личным слугой, если вы не против, господин. Милорд велел мне явиться в полдень, и…
— Уже полдень?!
— Даже больше. Когда я пришёл первый раз, вы спали, господин, и я не решился будить вас.
— О, в следующий раз… — Даниэль запнулся. Вспомнил в каком виде проснулся и покраснел. Подтянул одеяло повыше. — Правильно сделал, Эйр. Мне бы привести себя в благопристойный…
— Извините, господин. Конечно, господин. Вот тут можно совершить омовение, здесь для вас подготовлены наряды. Их мало, господин, ведь ваш приезд стал неожиданностью для нас, но милорд заказал пошить больше. Вы можете и сами выбрать фасоны и ткани, если пожелаете. Я помогу вам одеться, а потом принесу завтрак. Или вам будет угодно спуститься в столовую? Тогда я скажу, чтобы накрыли…
Эйр не останавливался ни на секунду. Слова слетали с его рта, пока он порхал от одной двери к другой и демонстрировал Даниэлю его новую жизнь.
— Постой! Я не такой шустрый как ты. С одеванием я справлюсь сам, а завтрак… — как ни странно, есть ему не хотелось. Словно он не пропустил вчера обед и ужин. — Позже. И не надо называть меня господином.
— Тогда как же мне называть вас, господин? — растерялся Эйр.
— Просто Даниэлем.
Он уже успел отвыкнуть от такого количества заботы о себе. На слуг у его семьи денег было мало. Кухарка, посудомойка, горничная — они, конечно, остались. Но конюхи, лакеи, личные камердинеры ушли в прошлое. Даниэль справлялся без них, справится и сейчас. Ему не нужен рядом человек, который будет застёгивать пуговицы на жилете и подавать расчёску. Даниэль мечтал о друге. Эйр мог бы стать таким другом.
— Принеси что-нибудь вкусное прямо сюда. Разделим трапезу на двоих.
— Мне есть с тарелок милорда? — ужаснулся Эйр.
Даниэль приложил палец к губам.
— Тсс… я никому об этом не скажу.
Эйр убежал за завтраком, и Даниэль приступил к изучению устройства ванной комнаты. Выложенный гладкой фарфоровой плиткой бассейн, к которому были подведены трубы. Водопровод. Прежде он слышал о таком, теперь мог увидеть своими глазами. Воспользоваться. Даниэль коснулся закреплённого на стенке бассейна артефакта. Обрамлённый медью рубин полыхнул жаром под его пальцами. Прибывающая вода потеплела. Об этом ему тоже приходилось раньше лишь мечтать, быстро поливаясь из остывшего ведра и стуча зубами от холода. Герцог Скогурский к подобному привычен с рождения. И герцог Улфурский был привычен тоже.
Каково это — жить в роскоши и знать, что никогда её не лишишься? Каково это — иметь друга, который пойдёт на страшное преступление, чтобы вернуть тебя из мира за Вратами? Может быть, Даниэлю будет суждено это познать.
Добавив ароматические масла — роза, сирень, лаванда, он погрузился в воду. Хихикнул:
— Я буду благоухать как клумба. Как мамин сад.
А ведь ещё на полочках были разложены брусочки мыла — каждый со своим ароматом. И стояли закупоренные флаконы, назначения которых Даниэль не знал, но открыл и понюхал каждый. Специально умягчённая ткань, чтобы вытереться. Острая бритва перед огромным зеркалом — но что ему брить? Питательный крем…
— Господин? Даниэль?
— Иду!
Не успел воспользоваться и половиной приготовленных для него богатств. Опять предстал перед Эйром — раскрасневшийся, распаренный — укрытый лишь полотном белого хлопка.
— Поставь поднос на столик, сядь на кровать, я быстро.
Внимательно рассматривать содержимое гардеробной он не стал, на это ушло бы слишком много времени. Неужели для него пошьют ещё больше одежды? Комнаты не хватит…
— А теперь показывай, что ты мне принёс, — улыбнулся Даниэль, присаживаясь рядом с застывшим на самом краешке постели Эйром.
— Только что испечённый хлеб, паштет из гусиной печени, трюфели, сыры трёх видов, персики…
— И шампанское? Утром?
— Я не должен был…? Простите, сейчас же отнесу…
Даниэль схватил Эйра за рукав и усадил обратно. Вряд ли юноша когда-либо пил шампанское. Эль, настойки на ягодах да что-то крепкое — вот и все напитки, доступные простому народу. Даниэль и сам пробовал всего единожды. Один пригубленный бокал, шипящие пузырьки, ударяющие сразу в голову, минуя желудок, кислая сладость на языке…
— Каждый день — бал, — мечтательно протянул Даниэль. Оглядел поднос. — Выпьешь из моего бокала?
Эйр поднял на него испуганные глаза.
— Вы уверены, что милорд одобрит подобное?
— Герцог обещал мне любые блага и удовольствия, — пожал плечами Даниэль. — Если я хочу разделить их с тобой — кто мне запретит?
Мать покоилась в фамильном склепе, отец — да отведут от него Светлые Боги смерть — давно был не в состоянии раздавать указания, братья далеко и более не имели над ним власти. Даниэль был свободен.
Пробка вылетела из бутылки с громким хлопком. Золото потекло по стеклу, полилось на пол, брызнуло на простыни… Даниэль сжал хрустальную ножку, поднёс бокал к губам. Голова кружилась, а ведь всего один глоток сделал.
— Я выпью, — согласился Эйр.
Но почему-то не потянулся за бокалом. Опустился на пол, подполз на коленях к его ногам, коснулся завязок брюк… Даниэль оттолкнул нагло подбирающуюся к его белью руку.
— Светлая Богиня! Эйр, что ты творишь!
Взгляд слуги метнулся к лицу Даниэля. Юноша покраснел и отпрянул назад.
— Простите! Простите, господин. Я думал, вы… Я больше не буду, я…
Разве он совершил что-то, натолкнувшее Эйра на мысль… Даже думать о подобном противно. Ни единого повода, ни одного намёка. Шампанское более не казалось Даниэлю вкусным.
— Всё в порядке, — на слугу он не смотрел. — Но никогда так больше не делай. Я не такой.
— Конечно, господин, — поклонился Эйр. — Позовите, когда закончите завтракать, я унесу поднос. Артефакт для вызова у кровати.
Дверь захлопнулась, оставив Даниэля в одиночестве. Аппетит испарился. Герцог подослал к нему испорченного пороком слугу. Или не знал о наклонностях того, кто живёт в его доме и выполняет его поручения? Но Эйр ему и правда понравился. И, может быть, юноша не хотел, а просто решил, что хочет Даниэль, и испугался наказания… Он решил поговорить с Эйром позже. Забыть о безобразной сцене. Попробовать сначала.
Не стоило гонять слуг по каждой мелочи, да и особняк изучить не помешало бы. Даниэль сам взял поднос и вышел из спальни. Только бы не заблудиться. Наверное, надо заглянуть к герцогу. У его благодетеля могут найтись указания. Раз официально Даниэль считается преемником, то необходимо подтянуть арифметику, просмотреть отчёты управляющего, ознакомиться с положением дел в поместье… Вести праздную жизнь приятно, но нельзя погрязнуть в ленности совсем.
Даниэль блуждал по коридорам и лестницам не меньше часа, пока не обнаружил кухню, где царила предобеденная суета. Передав поднос с нетронутыми яствами какому-то мальчику, он справился о местонахождении милорда и отправился в новое путешествие по бесконечным коридорам.
Кабинет герцога пустовал. Даниэль замер на пороге. Позволено ли ему заходить сюда в отсутствии хозяина? На столе около бумаг он увидел пузырёк, очень похожий на те, какими была уставлена его ванная комната. В нём проснулось любопытство. Чем пахнут герцоги?
Ковёр поглотил звук его шагов. Тёмное стекло легло в ладонь. Необычный аромат. Не цветочный. Даниэль растёр каплю масла между пальцев. Мускусный, терпкий аромат…
— Поставь на место.
Флакон чуть не выпал из рук. Взгляд герцога — потемневший, опасный — был направлен на пальцы Даниэля.
— Прошу прощения, милорд. Я…
— Любознателен? — кривая усмешка пугала пуще взгляда.
— Нет, я… — Даниэль вернул флакон на стол. Вынул платок и вытер руку. — Я пришёл узнать, что мне следует делать.
— Не путаться у меня под ногами.
— Я понял, милорд. Ещё раз простите.
Нет, Хварн Ингвард ничем не напоминал милого улыбчивого Эйра. Дружить с герцогом Даниэль не сможет. Лучше и правда держаться подальше от него и этих вызывающих дрожь глаз.
***
Хварн проводил взглядом спешно выбегающего и не перестающего кланяться при каждом шаге Даниэля. Куда запропастился Эйр? Почему не следит за мальчишкой, позволяет тому слоняться по дому, заглядывать в кабинет Хварна и трогать личные вещи? Те вещи, которые пригодятся ночью.
Капля масла на тонком пальце с аккуратным полумесяцем ногтя… Хварн сунул флакон в карман, дотронулся до изумруда на правой половине стола. Слуга явился тотчас же. Низко склонился, пряча виноватое выражение лица.
— Почему ты не с ним?
— Вышло недоразумение, милорд.
— Говори.
— Господин предложил мне испить из его бокала. Сказал, что вы не будете против.
Брови Хварна взметнулись вверх. Кто бы мог подумать, что юнец Дессанов… Но нет, разумеется, нет.
— Он имел в виду действительно бокал.
— Да, верно. Я не так его понял, милорд. Но если в будущем…
Хварн задумался. Йоран никогда не отказывался от ласк. Эйра они не трогали — слишком мал был. Однако росший в доме слуга не мог остаться в неведении относительно пристрастий своего хозяина. Был бы Йоран против? Днём это тело Даниэля. И рот Эйра или любого другого будет принимать плоть Даниэля.
— Доложи мне при повторении подобного предложения. Если речь будет идти о близости, а не о выпивке. А пока покажи Даниэлю музыкальную комнату, библиотеку, сад… — Хварн не знал, чем нынче занимаются изнеженные отпрыски новой аристократии. — Можешь отвести на конюшню, если он знает какой стороной залезать на лошадь. И постарайся, чтобы мальчишка не попадался мне на глаза.
Нагретое от тепла тела масло оттягивало карман и занимало все мысли. Но он никогда не делил с кем-то постель без участия Йорана. Желание обладать Даниэлем — просто потребность в знакомой уже коже, в несвойственной прежнему Йорану лёгкости наваливающегося сверху веса, в узости неразработанного девственного входа. Стоило мальчишке открыть рот или двинуться, и наваждение исчезало. Даниэля Хварн не желал. Только его тело.
День в делах и заботах пролетел быстро, и всё же он едва дождался ночи. Вошёл в спальню Даниэля с последними отблесками догорающего заката. Тот читал, сидя у изголовья кровати.
— Милорд?
Смутился, захлопнул книгу, спустил закатанные манжеты рубашки.
— Время спать.
— Я поздно встал и не хочу…
— Какое дело ночи до твоих желаний?
Хварн подставил кресло ближе к постели. На колени он мог встать около лежащего Йорана, и ни перед кем иным. Даниэль наблюдал за его действиями искоса, прямого взгляда упрямо избегал.
— Вы будете сидеть здесь, милорд? Пока я не усну?
— Да.
— Это по меньшей мере неприлично. Если кто-то заметит, что вы позволяете…
Хварн расхохотался. Забавное наивное дитя. Раздражающее до желания вытащить из кровати и встряхнуть дитя.
— Закрой рот, Даниэль, пока я не заткнул его своим бокалом и не заставил выпить всё до последней капли.
Мгновение растерянности на покрытом веснушками лице. Дрогнувшая словно от удара губа, распахнувшиеся шире ресницы — в светлых, цвета мёда глазах, отразилось понимание. Понимание не только двусмысленности фразы, но и осознание вседозволенности, за ней стоящей. Кто посмеет запретить что-либо герцогу Скогурскому? Сам Император не решится, в опасении, что после подобного под ним зашатается трон.
Веки Даниэля опустились. Два громких, у горла, биения сердца.
— Обычно при пробуждении желают доброго утра, — Йоран потянулся к его руке, не открывая глаз. — А чего пожелаешь мне ты?
— Моего члена в твоей заднице. — Хварн вложил в протянутую ладонь флакон с маслом. — Раздевайся и растягивай себя. А я полюбуюсь.
Йоран понятливо усмехнулся и принялся снимать одежду. Янтарные глаза Даниэля — по-детски округлые, широко раскрытые — прищурились и затуманились желанием. Слабые, едва наметившиеся мышцы перекатывались под бледной кожей. Масло полилось на пальцы и постель. Худые ягодицы, нежная, покрытая рыжим пушком мошонка…
Хварн подался вперёд, чтобы сполна насладиться разыгрываемым перед его взором представлением. Ночь настала, и это бесстыдно предлагающее себя тело принадлежало Йорану. А значит, и ему.
Он не удержался — пробежался мимолётной лаской по выступающим позвонкам. Йоран издал странный звук, что-то между всхлипом и смешком. Обернулся к нему, не вынимая из себя длинных пальцев.
— У мальчишки чувствительная спина, небо моё. Повтори-ка. Сдаётся мне, ты можешь заставить моё новое тело трястись от наслаждения даже не касаясь члена…
Хварн тут же вернул руку на позвоночник. Выслушал ещё один шипящий выдох. Отстранился на одно мгновение — дёрнуть завязки штанов, шлёпнуть по мешающейся сейчас ладони — и вошёл в манящую долгожданную глубину. Йоран прогнулся ниже, раскрылся сильнее.
— Это как… второй первый раз. Очень…
— Воз… возбуждающе? — голос Хварна срывался тоже.
— Двигай тазом и болтай…
Остаток фразы потонул в подушке. Отброшенные за ненадобностью на три года навыки Хварн вспомнил быстро. И освоил новые, покрывая поцелуями и лёгкими укусами каждое коричневое пятнышко усыпанной веснушками спины. Йоран был прав — этого оказалось достаточно.
***
Второе утро в имении герцога Скогурского началось для Даниэля не с разглядывания убранства спальни, а с незнакомой боли, возникнувшей при попытке сесть в постели. Боль начиналась у крестца и сильнее всего ощущалась в…
Даниэль вернул дёрнувшуюся было к пояснице руку обратно на одеяло. Нет нужды себя ощупывать. Он понял сразу, что произошло с ним этой ночью. Какого рода дружба связывала его господина с погибшим другом. И на что в действительности он согласился, предоставив себя в качестве сосуда для кого-то иного.
Испуганными птицами заметались мысли. Не поздно ли разорвать сделку? Имеет ли проведённый ритуал обратный ход или он вынужден делить своё тело с незнакомым ему человеком — умершим и вернувшимся назад человеком — до ухода к Вторым Вратам?
В дверь постучались. Даниэль не смог выдавить ни слова, чтобы выпроводить нежеланных сейчас визитёров. Стук повторился, а затем в спальню заглянул Эйр. Его понимающий сочувственный взгляд остановился на замершем Даниэле.
Что слуга видел? Что слышал? Должно быть, каждый живущий в поместье знал о любимых увеселениях хозяина. Понимал, какая роль уготована «преемнику герцога Скогурского». Один только Даниэль целый день блуждал по поместью в неведении, наслаждаясь простором, мнимой свободой и привилегией приказывать. Правы были отец и братья — он дурак, каких свет ещё не видывал. И если однажды родные поймут, насколько он опозорен… не примут его обратно. Ни за что.
— Доброе утро, Эйр.
— День, господин… Зенит уже пройден. Желаете завтрак?
Даниэль без интереса оглядел принесённый поднос — аппетита опять не было. Желания посетить сад, просмотреть длинные ряды книг в библиотеке и заглянуть в клетки, где держали кроликов, чтобы почесать их длинные уши, — тоже. Хотелось завернуться в одеяло, сжаться в комок и спрятаться от всех навсегда.
Но стоит только солнцу склониться к закату, в спальню опять придёт купивший его человек. И всё повторится снова.
— Мы договорились, что ты будешь звать меня по имени.
Даниэль предпринял попытку встать и поморщился. Нижняя часть тела болела, кожа опять была обнажённой и испачканной. Весь он был покрыт грязью снаружи и внутри. Отныне и навеки.
— Вам помочь, Даниэль? — робко поинтересовался Эйр.
Чего теперь стесняться? Даниэль отбросил в сторону одеяло. Поднял глаза. Эйр расплывался. Оказывается, он плакал, даже не отдавая отчёт своим действиям.
— Да. Милорд… крупный мужчина, — в дрожащие усмехающиеся губы затекли солёные капли. — Посмотришь, не порвал ли он меня? Вымоюсь я сам.
Вот только отмыться уже не сможет. Представители старой аристократии были воистину щедры. Но эта щедрость стоила очень и очень дорого. Он был обесчестен при жизни и будет проклят после смерти.
