Второе дыхание

Хëнджин проснулся с полной уверенностью, что пора уже что-то менять и научиться-таки принимать ответственные решения. Он как всегда почистил зубы, умылся, собрался и как всегда пошёл на учёбу. И никто бы, наверное, и не сказал, что в душе этот человек наконец решил для себя что-то жизненно важное. Сегодня Хëнджин встал раньше обычного, но чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, будто и не было тех нескольких мучительных дней, полных сомнений и размышлений. До универа решил идти пешком, чтобы насладиться теплом уже очевидно наступающей весны и мягкими лучами утреннего солнышка. Проходя мимо дома Феликса, он задумался, проснулся тот уже или нет, работает сегодня или учится дома. И то ли солнце так нажарило спину, то ли мысли о Феликсе так грели душу. Поддавшись спонтанному порыву, Хëнджин сфоткал вход во двор Ли и отправил ему с пожеланием доброго утра. Для Хвана было крайне важно, что все эти дни Феликс не пропадал. Они часто переписывались о какой-нибудь фигне, но взаимно игнорировали тему отношений и какие-либо намёки на важные разговоры. Феликс был вежлив, не давил и ждал, когда Хëнджин примет решение. В ответ на его фото, прилетела фотка сонного и лохматого Ëнбока в обнимку с чашкой кофе и милым "Привет". И спрятать улыбку после такого тёплого утреннего приветствия не так-то просто. Хëнджин всё решил. Сегодня, вот точно сегодня он поговорит с Чанбином во что бы то не стало, и они расстанутся. И уже вечером Хван напишет младшему Ли, что он свободен от прошлых отношений. Хотя, если говорить честно, свободным он не был и не хотел быть — у него уже был Феликс. Чанбин с ним эти пару дней общался даже меньше, чем обычно, но это не было чем-то странным для них. Загруженность по учёбе колоссальная, и прежде Хëнджин бы и не заметил этого отстранения, потому что все его мысли были бы погружены в учёбу. Но сейчас, когда на фоне было приятное и регулярное общение с Феликсом, выяснилось, что пары и домашние задания совсем не мешают скинуть пару приятных фраз в смс кому-то за пару автобусных остановок от себя, даже если вы не можете встретиться. Хëнджин улыбался и жмурился от весеннего солнца. На душе тепло. А в сердце плещется что-то прекрасное и сладкое, от чего счастливая улыбка никак не желает слезать с лица. Ну и пусть будет. Не каждый же день можно почувствовать себя на пороге волнительных перемен и неприменно большого счастья. Как же хорошо принимать важные решения. Ещё один денёк, и возможно, уже этот вечер он сможет провести с Ëнбоком, как со своим парнем. Да, мечты и планы были самые смелые и решительные. Внимательность Ли и возможность обсудить все проблемы, когда они ещё даже не были вместе — бесценны. От самого существования этих тёплых разговоров между ними хотелось пищать. Хëнджин не сомневался, что с Феликсом у них всё будет хорошо. Впервые за долгое время хотелось чем-то своим с кем-то поделиться. Хëнджина прямо-таки переполняли возвышенные чувства, которые он сам себе наконец перестал запрещать. Это было непривычно и волнительно. Только вот Хана, к сожалению, в универе сегодня не было и обсудить своё прекрасное состояние было не с кем. Первые пары — они вообще не для Хана. И тем более перестали быть для него, когда тот начал встречаться с Ли Ноу. И Хëнджин немного ему завидует. Во-первых, друг проводит ночи с любимым человеком. Во-вторых, Хан сейчас чисто физически гораздо ближе к Феликсу, чем Хëнджин. А это совсем уже нечестно, потому что Хвану тоже хочется быть там. — Привет, Хëнни, — на лекции подсаживается Чанбин и вроде бы привычно оглаживает его по ноге под партой. Хëнджина передëргивает и очень ощутимо хочется отстраниться. Но привлекать внимание окружающих не хочется вовсе, поэтому Хван молча терпит, как ладонь Чанбина с его ноги прошлась по спине и легла на другой бок, обнимая и притягивая к себе, и как чужие губы косаются шеи, совершенно не стесняясь того, что они, вообще-то, на лекции... Блин, ведь ему никогда это не нравилось! А Чанбин продолжал из раза в раз так делать! Тут уже Хëнджин отстранился. Прикосновения казались жутко неправильными, чужими и отвратительными его душе, которая будто птица, рвалась из цепких лап Чанбина к Феликсу. С этим точно срочно надо что-то делать. — Когда мы встретимся? — шёпотом спрашивает Чанбин, всё также не обращая внимание на начавшуюся лекцию. — Я соскучился. То, что Хëнджин уже с трудом терпит его прикосновения, парень тоже предпочёл не заметить. От этого становится тошно. После общения с внимательным и заботливым Феликсом, который считывает каждую микроэмоцию и любые подтексты в словах, терпеть присутствие и такие очевидно грубые подкаты Чанбина просто невыносимо. Но за предложение встречи Хëнджин ухватился с энтузиазмом, но совсем не для того, для чего планировал его почти бывший парень: — Да, давай! — быстро закивал Хван. — Я сам хотел предложить сегодня пересечься после универа. — Отлично, тогда увидимся! — просиял Чанбин. В этот момент Хëнджин почувствовал себя до ощутимой тревоги неловко. Его парень не знал, что Хван уже всё решил насчёт него. Видеть его радостный от предстоящей встречи взгляд и знать, сколько боли он принесёт ему этой встречей — очень неприятное ощущение. Настолько неприятное, что решимость Хëнджина в их расставании немного пошатнулась. И почему нельзя всё сделать как-нибудь по-тихому, чтобы Чанбин просто сам без слов понял, что Хван его бросает? И как это вообще осуществить в реальности, если Хëнджина уже сейчас чуть заметно потряхивает от волнения? Господи, сколько же боли Чанбину он принесёт сегодня. Предвкушение собственного участия в этом — ужасное. И Хëнджин весь день варится в этих ощущениях, чтобы в полной мере намучиться и как будто бы искупить свою вину за чужую боль, которую он обязан причинить. А может, у них получиться остаться хотя бы приятелями и не сильно друг друга обидеть? Да ну, бред. Они и для свиданий-то пересекаются довольно редко, а если убрать сексуальный подтекст их встреч, то не останется вообще ничего. И почему Хëнджин раньше этого не замечал? Эх, нет, всё же они встречались довольно долго. И с Ханом Чанбин успел подружиться, и гулять они все вместе ходили одной большой шумной компанией. Чëрт, как жаль всё это разрушать самому, когда уже прошло так много времени и отложено столько совместных воспоминаний. Какой же он засранец. Опять всё ломает. Как же больно будет крушить любовь Чанбина. Он же ничего с собой не сделает, правда? Хëнджин очень надеялся, что с ним в итоге всё будет хорошо, потому что в его большой любви Хвану никогда не приходилось сомневаться. Пусть с Чанбином всё будет нормально, иначе Хëнджин сойдёт с ума от чувства вины за этот разговор. В конце последней пары Хван так стремительно собрался и рванул в кафе, чтобы не растерять последние капли итак накрученной и нервной решимости. Но единственное, чему стоило немножко порадоваться, решимость эту он так за день и не растерял. Разговор о расставании обязан был состояться. Осталось дождаться Чанбина. И вот он приходит. Чуть запыхавшийся, но в этот раз даже не опоздавший. Будто специально показывает, что может быть хорошим, и что расставаться с ним не стоит. Чëрт, как же сложно это всё. Ещё и Феликс с утра молчит, не пишет своих ненавязчивых сообщений, и вся решимость Хëнджина без его внимания стремительно утекает сквозь пальцы. Но Чанбин садится, вздыхает и сразу напоминает Хвану, почему он всё это затеял: — Сегодня, боюсь, не выйдет, Хëнни, — он картинно надувает нижнюю губу, но это совсем не смотрится милым. — У меня скоро соревнования по боксу, и тренер очень ждёт от меня победы. Сейчас у него появилось свободное окошко, и мне надо снова бежать на тренировку, — он наклоняется и хочет взять Хëнджина за руку, но тот предусмотрительно убирает ладонь. Чанбин это видит и тут же пытается пойти на уступки, которые Хвану уже не нужны. — Ну хочешь, можем встретиться уже у меня через пару часиков? Я буду уставшим, но тебе немного времени уделю. Договорились, да? Чанбин подмигивает. А Хëнджина опять аж подташнивает от его намëков. Нет, дальше тянуть нельзя. Но блин! Что за гадоство? Даже чтобы поговорить о расставаниии (тут уже тупо поставить перед фактом, к сожалению), Чанбина не выловить в его плотном расписании. Его быстрое намерение убегать уже сейчас совершенно не даёт собраться с мыслями и набраться решимости, которую Хван итак копил и вынашивал целый день, но при личной встрече в момент куда-то растерял. И вот Чанбин уже встаёт, чтобы уйти на тренировку, потому что он считает, что молчание его парня как всегда означает согласие на встречу вечером. Но Хëнджин упëрся. Боязнь публичных разборок заставляет руки дрожать, но он должен это пройти. И если уж решил говорить, то надо не упустить этот момент сейчас: — Мы расстаемся. Чанбин так и замер, не успев до конца встать со своего места. А Хëнджин внимательно следит за ним взглядом из-под длинной чëлки и жутко ненавидит себя в эту минуту. — Что? — парень садится обратно и переспрашивает, не веря своим ушам. Второй раз говорить ни хрена не проще, чем в первый. Даже сложнее, потому что теперь Чанбин сверлит его взглядом и Хëнджину хочется провалиться под землю. "Прости, прости, прости меня, пожалуйста, прости." Но внешне надо не развалиться и не показать свою нерешимость. Поднять подбородок и выпрямить спину, чтобы не было видно со стороны, как всё внутри бьëтся в панике от содеянного. Иначе всё будет впустую. Поэтому Хëнджин проглатывает шипастый ком в горле и твëрдо повторяет: — Мы с тобой расстаëмся. Чанбин вздыхает и опускает взгляд. Прикусывает губу и пытается принять услышанные им слова. Хëнджин молчит. Он готов бесконечно извиняться за своё решение и за то, что он так дебильно всё разрушил, но... — Ты сейчас серьёзно? Или это какой-то очередной заëб? — после небольшой мучительной паузы спрашивает его Чанбин. Он смотрит на Хëнджина в упор и взгляд у него жëсткий и колючий. Но Хван его заслужил. Он сейчас не очень понимает вопрос про заëбы, но сосредотачивается на том, чтобы по-прежнему быть твëрдым и решительным. На это уходят просто все моральные силы, поэтому отвечает он предельно коротко: — Я серьёзно. Чанбин отводит взгляд и смотрит в окно. Кивает каким-то своим мыслям, его губы секундно подëргиваются в нервной ухмылке и дальше он обращается к Хëнджину с абсолютно спокойным и принявшим информацию выражением лица: — Ну хорошо, — но после этого моментально вскипает и взрывается гневной тирадой. — А знаешь, пошёл ты нахер! Я создавал и поддерживал эти отношения всё время их существования, а ты никогда не был достаточно заинтересованным в них. Я в начале думал, что это возможно изменится, но нет, ты так и остался красивой, но бездушной куклой. С тобой рядом сколько не пляши — всё тебе похеру на то, что происходит вокруг. Ты не умеешь хоть немного отдавать себя кому-то, поэтому не думаю, что у тебя вообще когда-нибудь получится не быть одному. А я — да! — я действительно уже заебался поддерживать этот цирк, который ты гордо называл отношениями. Он резко встал, чтобы уйти, но потом даже вернулся, чтобы чуть тише добавить: — Сочувствую каждому идиоту, который решит попробовать с тобой связаться. И ушëл. Чанбин ушëл, оставив Хëнджина в непонимании и оцепенении моргать и пытаться выдохнуть отравленный его словами воздух из лëгких. Вот так. Вот и поговорили. Так странно, когда ссоришься с человеком, и он наконец говорит всё то, что думал о тебе всё это время на самом деле. Внезапно узнаешь о себе много нового. То есть его характер просто терпели из-за милой мордашки? А Хван сколько бы всё это время ни старался, этого всё равно было "не достаточно"? Чëрт. Сказать, что Чанбин его размазал — это ничего не сказать. А Хëнджин — дебил — ещё жалел его, и не хотел бросать, боясь причинить ему боль. Кое-кто вот совсем не боится её причинять. Кажется, прошло несколько долгих минут, прежде чем Хëнджин смог снова вдохнуть. Чанбин давно ушёл, и кафе, в котором они сидели, уже полностью жило своей прошлой жизнью. Хотя Хван был уверен, что громкие слова Чанбина привлекли всеобщее внимание, потому что девушка-бариста всё ещё поглядывала на него с каким-то сочувствием или... Чëрт. Хëнджин схватил свой рюкзак и поспешил убраться оттуда. Как добрался до общаги, он почти не помнил. Скорее всего он бежал, не в силах стоять и ждать автобус на остановке. Хëнджину казалось, что люди в кафе по-прежнему смотрят ему в след через большие окна, поэтому совершенно не мог заставить себя остановиться. Он что-то вспомнил о собственных ощущениях, только когда закрыл дверь в свою комнату в общежитии и прислонился к ней спиной. Лëгкие горели от недостатка кислорода. Ноги болели от непривычно долгого бега. Он весь был мокрый и липкий, и не мог понять, то ли это пот со лба застилает лицо, то ли из глаз реально текут слëзы. Споткнувшись взглядом об Айена, испуганного его таким внезапным появлением, Хëнджин дëрнулся, резко отлепляя себя от двери, на подгибающихся от непривычной нагрузки ногах дошёл до своей кровати и упал, пряча голову под подушку. Считал секунды тишины и сумасшедшего пульса в своей голове, и чувствовал как всё тело болью ругает его за то, что он чуть не сдох, пока бежал до своего безопасного места. Под подушкой нихера не было кислорода и пришлось высунуть мокрое лицо, чтобы не задохнуться. Сжать подушку до боли в пальцах, и с чувством абсолютного бессилия понимая, что предательски дрожит нижняя губа и что наволочка под щекой мокнет совсем не от пота. Блять. — Что случилось? — вопрос Айена заставляет его чуть-чуть вынырнуть из душащих волн самобичевания. Голос соседа дрожит, и похоже Хëнджин неслабо его напугал своим состоянием. Хван немного забыл, что он тоже здесь, пока ревел в подушку, как девчонка, и захлëбывался в ненависти и жалости к самому себе. И больнее всего ему было от осознания того, что Чанбин во всём прав. На него даже злиться не получалось, потому что всё сказанное им настолько правда, что хочется тихонько умереть от своей никчëмности и боли, которую приносит Хëнджин окружающим его людям. Тем не менее, надо что-то ответить Айену, пока тот не вызвал ему какую-нибудь скорую, и его отвратительное состояние не привлекло ещё больше постороннего внимания. Хëнджин с трудом втянул сопли, но потом всё же решил дышать через рот, потому что нос отëк и в ближайшее время точно не собирался помогать ему. Сделал несколько вдохов и выдохов и ответил: — Мы расстались с Чанбином. Ну, типа это были последние значимые изменения в его жизни, которые совершенно неожиданно привели к его такому состоянию. — Оу... Айен подошёл к нему и ещё некоторое время ходил вокруг его кровати, не зная, как подступиться, но в итоге сдался и сказал: — Звони Хану. Хёнджин молча сёл и достал телефон. Волосы противно прилипли к щеке, а нос по-прежнему отказывается с ним сотрудничать, позорно хлюпая при каждом вдохе. Он набрал номер друга и, только пока шли гудки, задумался, зачем он вообще ему сейчас звонит? Он просто сделал то, что сказал Айен, и поэтому когда в динамике послышался голос Хана, Хëнджин совершенно растерялся и не знал, что ему сказать: — Ээээ. Привет, ты несильно занят сейчас? — Привет, — бодро отвечает Хан. — Я сейчас в магазине, потом к Лино собирался, а что? — А, ничего. Неважно,  — поспешил слиться Хëнджин. Но не успел он завершить звонок, как Айен заорал в трубку прямо на его ухом, заставив вздрогнуть: — Хани! Хëнджин расстался с Чанбином, и ты ему очень нужен. Приходи скорее! Хëнджин зажимает динамик телефона и отталкивает от себя Айена. Почему-то не прекращает вызов, но злобно шипит на соседа, чтобы тот замолчал, и что не стоило этого говорить. Так вот зачем надо было звонить Хану? Давайте ещё по-громче покричим, чтобы все вообще услышали, как Хëнджину херово. Вот гадство! Ему совсем не хочется привлекать столько внимания к этой ситуации. И так уже достаточно по жизни накосячил. — Скоро буду, — коротко отвечает Хан и кладёт трубку, не слушая возражений. Хëнджин во вздохом роняет телефон на колени и смотрит на соседа по комнате так, будто он только что предал их дружбу. Но молчит, потому что возня с телефоном по необъяснимой причине забрала все оставшиеся силы, и Хван не может сделать больше ровным счëтом ничего, кроме как сидеть, хлюпать носом и внутренне бесится от того, что никак не может собраться. Хан появляется минут через десять и сразу начинает живо рулить ситуацией. У него уже с собой "аптечка первой помощи": тёплый плед и пакет с вкусняшками. Видимо, угощения изначально предназначались для них с Ли Ноу, потому что Хан просто не смог бы купить что-то другое за такое короткое время. А плед он скорее всего приволок из своей комнаты в общаге, в которой практически не появлялся в последнее время. И то, что эти моменты заставили Хëнджина задуматься и построить несложные логические цепочки, слегка внушало надежду, что его наверное скоро отпустит. Поэтому как только Хан начал его укутывать в плед, как маленького, Хëнджин резко завозмущался, что не нуждается в этом. За это он сразу получил невероятно строгий выговор от своего обычно позитивного и весëлого друга: — Вот давай не надо тут, да? Сиди смирно и лечись. Доктор Хан Джисон о тебе позаботится. Это гордое заявление так или иначе заставило Хëнджина скептически хмыкнуть: — Зная, как ты ходишь на учёбу — я обречён. — Молчи давай пока и сиди в тепле, — Хан быстро вошёл в роль и продолжил командовать. — Мне не холодно, — тихо констатировал Хëнджин. — Ну велено молчать же было, что ты как маленький? Ещё успеешь натрепаться, побереги силы. Хан цыкнул на него, забрался на кровать позади Хвана и оплëл его руками и ногами, плотно прижимаясь животом и грудью к его спине. Хëнджин хотел было и тут поворчать и вывернуться, но тепло, исходящее от друга, оказалось действительно нужным и успокаивающим. —  Так, Айен, ты сегодня мой фельдшер, — продолжил распоряжаться Хан из-за спины Хëнджина, на что окликнутый сосед вопросительно вскинул брови. — Не смотри так, а помогай, — ничуть не унимался Хани. — Поставь чайник, приготовь чаю вонючего какого-нибудь и погрей булочки: они вот в том пакете. И Айен послушно ушёл заваривать чай. Хëнджину даже показалось, что он обрадовался, что может отойти и перестать следить за ним с таким откровенным испугом во взгляде. Ну вот, ещё и младшекурснику своей дурацкой истерикой психику поломал. Но сосед возвращается довольно быстро. С ним приходят ароматы чая с ромашкой и тëплых булочек с корицей. Хан хватает одну из них и, не меняя своего положения, суëт в руки Хëнджину: — Вот теперь давай, ешь. Ты же знаешь, что человек не может жевать и истерить одновременно. Вот пользуйся и не благодари. Хëнджин слушается. Отëкший нос лишь немного различает запахи, но от них становится совсем чуточку спокойнее и теплее. — Теперь рассказывай, — Хан первым прерывает напряжëнное молчание, как только Хëнджин доедает одну булочку и отпивает немного чая. Тот устало вздыхает и берëт вторую булку, как-то заторможенно сминая её пальцами и будто удивляясь её мягкости. — Я чëрствая, бесчувственная тварь, которая не способна на адекватные отношения, — говорит Хëнджин, откусывая и медленно пережевывая воздушное тесто. Так и правда было спокойнее, но от этого не легче смириться с правдой. — Это Чанбин так сказал? — нахмурился Хан. — Да, но он прав, — кивнул Хëнджин. — Это не так, — принимается спорить Хан. — Так. Безапелляционно. Хан принимается гладить Хëнджина по спине и решает сменить тон с решительного, на более ласковый: — Ну ты посмотри, как тебя размазало. Разве может человек без чувств так переживать из-за какого-то козла? — Я не за него переживаю, мне себя жалко, — также спокойно вздыхает Хван, будто его лимит на эмоции на сегодня исчерпан. — Ты умница! Даже объяснять не пришлось, — радуется и хвалит его друг. — Чего себя жалеешь, солнце? С Чанбином — хуй с ним — не парься. Смотри, у тебя же Феликс есть. Замути с ним и быстро забудешь все свои грустинки. Боже, Феликс... Его милый и солнечный Ëнбоки. С его лучистым тёплым взглядом и такими милыми веснушками, что от воспоминаний о нём аж защемило в сердце. Даже думать не хочется, во что превратится всё это его волшебное и сказочное, если они реально начнут встречаться. Новая волна истерики захлестнула от обрушения своих собственных мечт насчёт отношений с Феликсом и смелых, но совершенно утопических планов о том, что они когда-то в ближайшем времени могли бы быть парой. Хëнджина опять накрывает, и он отчаянно пытается вырваться из объятий друга. — Так ладно, понял, хуйню сморозил, — тут же идёт на попятную Хан, продолжая удерживать его, и тихо добавляет. — Не понял, правда, что не так, но — цыц! — сиди смирно, никуда ты от меня не денешься, как ни старайся. Хëнджин замирает и вздыхает, вытирая очередную очень стыдную дорожку слëз со щеки. Нет, Феликса он разрушать точно не будет. Но его душа уже невероятно скучает и плачет по нему. — Не говорить с тобой пока об этом? — шёпотом спрашивает Хан. — Угу, — кивает Хëнджин и снова шмыгает носом. — Окей, — друг соглашается и прислоняется щекой к его плечу, чуть укачивая, как маленького. Хëнджин устало поднимает голову вверх, пытаясь вдохнуть заложенным носом и как-то остановить мокрые реки из глаз. Ему всё ещё невероятно стыдно за своё состояние. Но нельзя отрицать, что с намертво прилипшим к нему Ханом на самом деле тепло и хорошо. Он будто медленно забирает всю его истерику и все поломанные и рваные нервы, заменяя их своими, спокойными и здоровыми. И Хëнджин обязательно бы его остановил от такого отчаянного самопожертвования, если бы у него было хотя бы немножечко душевных сил на это. Пожалуй, Хан хотя бы имел права чуть подробнее знать, что произошло. Поэтому немного отдышавшись и успокоившись, Хëнджин начинает тихо говорить: — Я сам сказал Чанбину, что мы расстаëмся. А он сказал, что никогда меня не любил и терпел только за то, что я красивый. А потом ещё сказал, что я ужасный человек, и что ему жалко всех тех, кто ещё когда-нибудь решит со мной сблизиться, поведясь на внешность. — Это бред, дорогой, ну как можно в такое поверить? — шепчет Хан ему в ответ. — Это правда. Я сам думаю также, — с горечью в словах признаëтся Хëнджин. В их диалог тут же участливо включается Айен, который всë это время явно не может найти, куда себя пристроить, но видно, что помочь очень хочет. — Да забей, — решительно советует он. — Правильно Хан говорит: замути с Феликсом и быстрее забудешь. — Вот именно, — соглашается с ним Хани. — Феликс в тебе души не чает. Смотрит на тебя, как на сокровище. Ну... Не парься, Хëнджин. Мало ли придурков на свете. Но Хëнджин, к своему большому сожалению, им ни капельки не верит. Не дай бог. Ах да, он ж неверующий. Так вот, всё равно: не дай бог Хëнджин ещё кому-то принесёт какую-либо боль. Тогда действительно проще оставаться одному, чтобы никого больше не тревожить и не заставлять разочаровываться в себе и в любви в целом. Особенно Феликса. Его Хëнджину меньше всего хочется расстраивать и разрушать своей неспособностью строить нормальные отношения. Хван очень надеялся, что Чанбин ещё сможет восстановиться и найти кого-то, кто будет любить его правильно. А Хëнджин... Наверное лучше просто быть одному, чтобы никому больше не было так больно. — Я не буду встречаться с Феликсом. — Ну вот, блять, приехали. С ним-то что не так? — устало вздыхает Хан. Теперь Хëнджину стало ещё совестнее, что он треплет нервы ещё и друзьям, заставляя переживать за него. Поэтому лучше объяснить всё максимально безэмоционально, тем более что сил на какие-либо эмоции уже совсем не осталось: — С ним всё так. Это со мной всё не так. И, пожалуйста, я очень тебя прошу: не говори Феликсу обо всём этом, — он вздыхает и прикусывает губу до боли, потому что опухшие глаза отчего-то опять становятся влажными. — Просто ничего не говори. Хану приходится пообещать, что он не скажет о состоянии Хëнджина ни Феликсу, ни Ли Ноу. Ему остаëтся лишь обнимать его, перебрасываясь обеспокоенными взглядами с Айеном, и не терять веры в то, что Хëнджин когда-нибудь оттает.