Второе дыхание

Кода и алгоритмы программирования то и дело перестраивались в последовательные планы по завоеванию Хëнджина и вызволению его из-под влияния Чанбина. Хотя, конечно, рациональнее было бы дать ему самому во всём разобраться и не тянуть на себя одеяло их убогого любовного треугольника. Феликс много раз обещал себе терпеть и аккуратненько направлять Хвана в те особенные моменты, когда между ними образовывался волшебный мостик взаимопонимания. Главное, чтобы это работало в реальности. Если бы Хëнджин не был Хëнджином, то Феликс, конечно, давно бы забил хер на эти попытки и старался держаться подальше. Но тут он так поступить не мог — просто не получалось. Вот он и в кафе устроился работать рядом с его универом, и только на третью рабочую смену объективно взглянул на ситуацию. Оказалось, что возможные встречи с парнем, который сошëл со страниц Феликсовой лично-выдуманной сказки, изначально были приоритетом при выборе места работы. Чёртов сталкер прямо-таки. Сумасшедший. Но всё это было нужно. Ещё ни с кем Феликсу настолько не ощущалась необходимость быть рядом. Пусть украдкой, тайком и не так часто, как хотелось бы, но прям надо. Это сильно пугало, но с другой стороны вселяло какую-то волшебную уверенность. Хëнджина было интересно узнавать всё глубже и каждый факт о нём откладывать в копилку плюсов. Минусов в нём не могло быть априори. И даже Чанбин казался этаким злым вурдалаком, через которого нужно было переступить, чтобы Феликс мог оценить всю полноту и необъятность своей влюблённости. На фоне его размышлений вдруг появился Минхо и, проявившись в реальность, смешно махал руками, прося обратить на него внимание. Феликс поставил запись лекции на паузу и снял наушники. — Признавайся, мелкий, что натворил? Феликс нахмурился. Стирку разгрузил, мусор выкинул, посуду помыл, даже ужин старшему оставил. Чего тот доебался — не понятно. Его брови в немом вопросе взлетают вверх, от чего Минхо весело щëлкает пальцами у него перед носом: — Ты как, нормально? Говорить не разучился? — Нет, — чуть хрипло выдаёт младший. И правда, он с самого утра ни с кем не разговаривал. А сейчас уже вечер. — К нам едут Хани и Хëнджин, — говорит Минхо. — Я подумал, что ты не будешь против. Феликс сдержанно кивает, стараясь минимально выдать свою настоящую реакцию на эту новость. К нему едет Хëнджин. Информация воспринимается именно так, и сердце пускается вскачь. Но Феликс сразу вспоминает, при каких обстоятельствах они расстались в последний раз, и становится чуть-чуть не столь радостно. Ему обязательно надо извиниться. Ещё бы! Устроил цирк в кафе, испортил Хëнджину праздник. Чувство совести грызло Ëнбока нещадно, особенно сейчас, когда его никто не раздражал, и он мог представить эту ситуацию со стороны. — И знаешь, что ещё интересно? — продолжал Минхо, выдëргивая Феликса из задумчивости. — Хани сказал, что Хëнджин поссорился с Чанбином, — он прищурился, следя за реакцией собеседника на его слова. — Почему мне кажется, что тут без тебя не обошлось? Феликс пожал плечами, хотя внутренне всячески растерял недавнее спокойствие. Хëнджин поссорился с Чанбином. С одной стороны, это хорошо. Или нет? В принципе, чем Хëнджин дальше от Чанбина, тем лучше. С другой стороны, если они поссорились из-за Феликса — это плохо. Хëнджин был явно недоволен, что Ли влез в их взаимоотношения, и сейчас может предъявить ему сполна за это. И будет прав. Но в конечном итоге это всё может косвенно значить, что они уже расстались, и Хëнджин... свободен? — Ëнбок!!! — А! — Феликс вскрикнул от того, что слишком глубоко ушёл в свои мечты и просрал разговор с братом. Правильно, нехер размечтываться тут. — Я задал вопрос, — Минхо всё ещё ждал ответа. — К тебе придёт Хани, вот и занимайся им, — огрызнулся младший на брата. Тот хитро прищурился, но потом кивнул. Феликс не был готов что-то рассказывать. Да он и сам толком ничего не знал. Но то, что Хëнджин сам идëт к нему домой, неизбежно вызывало трепетное волнение. Старший отошёл, вовремя оценив, что до Феликса не достучаться, и принялся что-то копошиться на кухне. А младший вернулся к прослушиванию лекции. Он рассчитывал добить её сегодня, но теперь все мысли были только о предстоящей встрече с Хëнджином, поэтому сколько бы он ни старался, учебный материал всё равно придётся переслушивать заново. В итоге промучавшись пару минут, Феликс всё же поставил запись на паузу, отложил наушники и принялся убирать те несчастные несколько раскиданных шмоток в их и так достойном для гостей порядке. Это не укрылось от внимательного взгляда Минхо, который намеревался если не словами, то хотя бы наблюдениями выяснить, что происходит с его младшим братом. Хотя, тут и дураку без наблюдений всё понятно. Длительный звонок в дверь заставил Феликса вздрогнуть. Он как раз оценил в зеркало свой домашний внешний вид и остался им вполне доволен. Только волосы собрал в полухвост. В коридоре уже Джисон по-хозяйски шуршал пакетами. Убедиться в наличии Хëнджина на слух было невозможно, потому что ни слов приветствия, ни разговоров не было слышно. Пришлось выглянуть. — О! Привет! — тут же заметил Феликса Джисон, а Хëнджин как раз разувался, отвернувшись от встречающего. — Мы поругались с Чанбином. Точнее, это Хëнджин поругался с Чанбином, а я его поддерживаю. Вот, держи, — он передаёт Феликсу пакеты из супермаркета. Тот забирает у него сумки, но Джисон уже и не смотрит на него, вдруг замечая за его плечами Минхо и кидаясь тому на шею. — Привет, Хëнджин, — Феликс окликает второго гостя, который до сих пор никак не справится с собственной обувью. — Привет, — отвечает Хван, вроде бы стараясь улыбнуться, но выходит как-то не очень. Джисон со спины выхватывает у Феликса пакеты, что-то бурча про его медлительность, и уходит с ними на кухню. Хëнджин зажат и спрятан. Он дико долго копается с обувью, а когда снимает куртку, неуютно вздрагивает плечами и тут же прячет ладони под манжеты свободного худи. Он не тянется к Феликсу, и между ними сейчас почему-то нет той особенной ауры, которая возникает при каждой встрече. Что же случилось? Выяснить надо срочно, иначе Феликсу не понятно, как дальше вообще существовать. А Хëнджин тем временем проходит в ванную. А может, он так сильно обижен за прошлую встречу? Феликс хвостом следует за ним, потому что больше времени для извинений наедине может не представиться сегодня. Взгляд Ли неосознанно впивается в его руки, когда из двух мыл для рук, Хëнджин выбирает именно его флакон. Эту хрень с мылом завёл Джисон, хотя сам тут не жил официально. Мыло Феликса ему не понравилось, видите ли. И сейчас почему-то это показалось такой важной деталью — что Хëнджину понравился  запах, который нравится Феликсу, и что его руки будут пахнуть именно им. Хотя, конечно, всё могло быть намного прозаичнее, и Хëнджину просто пофигу, чем мыть руки. Тем не менее, при соприкосновении мыла с тёплой водой по маленькой комнате расплывается мягкий аромат миндаля, который Феликс с удовольствием глубоко вдыхает. Но надо говорить, да. У них совсем немного времени, и настроение Хëнджина явно не способствует длительным разговорам. — Извини, я виноват?.. — как-то под конец фразы уверенность Феликса даёт дëру, и предложение получается каким-то полувопросительным, поэтому он добавляет уже смелее. — Я не должен был устраивать эту дурацкую сцену в кафе. Хëнджин беззвучно хмыкает. Феликс видит это в отражении зеркала по секундно дрогнувшим уголкам его губ. — Ты ни в чëм не виноват, — коротко отвечает он. — Вы поссорились не из-за меня? — уже через мгновение после сказанного Феликс мысленно себя ругает: вот какого хера он опять лезет, куда не надо? — Нет, — отвечает Хëнджин и, домыв руки, поворачивается к нему, встречаясь усталым взглядом. — Да и не поссорились мы вовсе. Хан значительно преувеличивает. Просто настроение — отстой. Феликс поджимает губы. Вот и не понятно: то ли радоваться, что он не стал причиной ссоры и боли дорогого ему человека, то ли расстраиваться, что этот человек всё ещё занят и, судя по всему, не будет свободен так скоро, как хотелось бы. Хëнджин тенью проходит мимо. И вроде бы угрызения совести Феликса поутихли, но на место них пришли другие тревожные мысли. Как же Хëнджина из этой дребедени достать? Уже и слепому ежу понятно, что нынешние отношения ему не в кайф. Почему же он всё ещё в них? Хотелось бы получить честные ответы на все эти вопросы, но Феликс совсем пока не знает, как мягко и аккуратно об этом спросить. Как ни крути, выходит одно и то же — что-то отвратительно неприемлимое с очевидным подтекстом "бросай Чанбина и иди ко мне". Хотя, по факту, так оно и есть. Хëнджин несколько более зажат, чем обычно, но наверное, ни для кого, кроме Феликса, это даже не было заметно. Просто вот это их особенное "чуть чаще встречаться взглядом" и "чуть ближе стараться быть в комнате" сейчас не работало. А ещё Феликс вдруг понимает, что упустил тот момент, когда Хëнджин стал привычным участником их посиделок. Вот уже и Минхо что-то с ним негромко обсуждает, перетаскивая к дивану всякие вкусняшки и бутылки с выпивкой. Джисон включает видео игру и, пока она грузится, восхищается красотой прорисовки персонажей. А Хëнджин занимает место в углу дивана и уже совсем не выглядит среди них лишним. Будто всегда был тут. Будто всегда появлялся внезапно и тихо (в отличии от Джисона), заставляя Феликса умирать и возрождаться. Будто чувство к нему сидит в младшем Ли так давно, что тот уже не помнит себя без него. А может, и не знал сам себя до Хëнджина вовсе. Это немного пугает, потому что Феликс не представляет, как будет жить без него, если что-то неправильно скажет или сильно обидит. Они едят, пьют и весело играют. Где-то на фоне из колонки играет негромкая музыка из случайной подборки, потому что звуковое сопровождение игры Джисон сразу забраковал. Минхо вскоре чуть ли не лезет в шутливую драку, когда Феликс умудрился его обыграть. Джисон как всегда громко комментирует происходящее на экране и нетерпеливо выхватывает джостик у Минхо, когда он снова почти проигрывает Феликсу. Хëнджин включается в игру далеко не сразу, хотя свободный джойстик имеется. Он долго сидит в углу дивана и просто наблюдает. Со временем Хван всё же немного расслабляется и тоже включается в игру. Кстати, сегодня он тоже пьёт. Это Феликс замечает в самом начале и сам решает больше не пить. По-прежнему не понятно, что там случилось у них с Чанбином, но пьющий Хëнджин — уже из ряда вон выходящее. Надо быть на стрëме, как бы не пришлось его ограждать от пьяных выяснений отношений по телефону или, не дай бог, желания попереться к своему парню лично. Феликс видел такие ситуации многократно в кино, и обычно они ни к чему хорошему не приводили. — Ох, блять! — громко ругается Джисон, со стоном откидываясь на спинку дивана, и обращается к Минхо. — Представляешь, этот извращенец вчера заставил нас 2 часа отрабатывать хирургические швы. Без перерыва! — Ага! — подтверждает Хëнджин, не открывая взгляд от экрана, на котором разворачивается очередная борьба между персонажами. — Тип операции длятся и три, и пять часов, привыкайте, бездари, стоять за столом всё это время и работать руками. — У него всегда все — бездари, — подхватывает Минхо, видимо вспоминая своё обучение у того же преподавателя. — Ебать, как мне плохо теперь, — продолжает громко ныть Джисон. — Нахуй быть хирургом — вот точно. Плечи затянуло пиздец. — Феликс массаж хорошо делает, — внезапно говорит Минхо. — Мне всегда после тренировок помогает. Все взгляды тут же обращаются на младшего, от чего тот чувствует себя немного неуютно. Одно дело — помять спину родному брату — это, как бы, само собой разумеется. И совсем другое — делать массаж его парню. — Ликси, солнце, полечи меня, пожалуйста! — тут же просит Джисон и делает максимально несчастный взгляд. — Ты ж сам врач, — смеётся тот в ответ. Да ну, бред. Наверное, он просто слишком серьёзно к этому относится. И вообще не так уж и много массажей в своей жизни он делал, чтобы это воспринималось как что-то рутинное. Только старшего, пожалуй, и мял. Многие вообще вон к совершенно чужим людям на массажи ходят — и ничего. Хотя, конечно, очень веселит факт, что из трёх будущих докторов в комнате, помочь им же самим может только единственный программист. Обменявшись немым диалогом с Минхо о том, может ли он пойти потрогать его парня, и получив утвердительный ответ, Феликс забрался на спинку дивана позади спины Джисона и начал разминать ему плечи. Вообще-то, Минхо и сам бы мог своего парня помассировать. Не так много знаний тут нужно, чтобы сделать всё правильно. А уж с его задрочкой на анатомию на первых курсах — так вообще легко. Это можно было бы перевести в приятную сексуальную игру, плавно переходящую во что-то большее. Феликс, наверное, так и сделал бы, если бы ему было с кем. Кстати да, был бы Хëнджин с ним, он бы точно не разрешил всяким Минхо просто так к нему прикасаться подобным образом. Хотя, это возможно только от того, что сам он наверняка сделал бы Хëнджину лучше. — Аааа! Ликси, это так хорошоооо, — в голос стонет Джисон. Феликс прямо чувствует, как под его пальцами расслабляются зажатые прежде мышцы. Но тут же Минхо, видимо, осознаёт свой прокол, и простреливает младшего недобрым взглядом. Феликс не видит, что там читается по выражению лица Джисона, но старшему это явно уже не нравится. А всё же яблочко от яблочка недалеко упало. Только одно яблочко немного ступило. Феликс улыбается своим весёлым мыслям и подбешивать Минхо ему нравится. Но стоит ещё одному кайфушному стону сорваться с губ Джисона, как старший вскакивает: — Хорош тут стонать под моим братом, совсем охренел чтоль? Конечно, он ревнует несерьёзно. И, конечно, знает, что Феликс ни коим образом на Джисона не претендует. И вообще, во всей этой странной ситуации почти все забыли о четвёртом свидетеле их драматично-комичной сценки, что скромно сидит в уголочке дивана и не знает, как на всё происходящее вообще реагировать. Вот его, оставшегося, Феликс бы с гораздо бóльшим удовольствием помял. — Сделай Хëнджину тоже, — будто прочитав его мысли, озвучивает Джисон. Теперь Минхо с интересом наблюдает за новым витком их внутриквартирного сериала. Феликс чувствует его взгляд, но сам смотрит на Хëнджина. С его настроением сегодня приближаться к нему без разрешения точно не стоит. А может, Феликс просто самый трезвый из них, и именно поэтому все эти взаимодействия кажутся ему очень странными. Потому что даже Хëнджин, который по приходу был весь такой "не тронь — убьёт", сейчас уже вполне расслаблен, спокойно кивает на Феликсов вопросительный взгляд и снимает худи, чтобы было больше открытого доступа к плечам. А там у него, между прочим, свободная футболка без рукавов. И его очень в меру подкаченные руки и плечи смотрятся в ней просто офигительно. Кажется, у Феликса подрагивают пальцы от предвкушения. Он перемещается по спинке дивана и садится позади Хëнджина. Тот значительно выше Джисона, и мять его из такого положения будет гораздо удобнее. Феликс невольно касается плечей Хëнджина коленями, и такой необычный ракурс, хоть и со спины, заставляет даже относительно трезвую голову шевелить мыслями в совершенно нетрезвом направлении. Но отвлекаться никак нельзя, нет. Феликс максимально сосредоточенно и без эмоций (он очень старается) разминает руками зажатые мышцы на плечах Хëнджина. У него гладкая и упругая кожа, и её податливость под пальцами невольно приковывает взгляд. Хвану явно нравится, и он двигает головой из стороны в сторону, привыкая к ощущениям. Но тут Феликс, исследуя взглядом его шею, очень неожиданно для себя замечает след страстного поцелуя на светлой коже почти под ухом. — Ауч! — неожиданно вскрикивает Хëнджин, потому что Ли неосознанно надавил чуть сильнее, чем следовало, пытаясь сдержать противоречивые эмоции от увиденного. Хëнджин тут же зажимается и активно пытается отстраниться от его рук, но слышит едкое замечание Джисона: — Какая неженка, — смеётся тот. — Потерпи, потом будет гораздо легче. — Извини, я буду по-мягче, — тут же тихо говорит Ëнбок и пытается собраться. Ему очень стыдно за свою несдержанность. Он не имеет права ревновать и злиться, но ничего не получается с собой сделать. Чувства разливаются бурным цунами внутри, вынуждая сжать зубы и нервно сглотнуть. Нарочито размеренное дыхание под мысленный счëт нихера не успокаивает. И лучше не представлять, как этот след был получен, иначе Феликс совсем потеряет контроль над ситуацией. Хëнджин немного сползает вниз. Его доверчивость успокаивает и заставляет собраться. Феликс проходится большими пальцами по шее, забираясь прикосновениями прямо под корни волос на затылке. Хëнджин наклоняет голову вперёд, чтобы ему было удобнее, и мерзкая метка скрывается под волосами. Дышать сразу становится легче, но, к сожалению, Феликс всё равно вряд ли забудет, что она там есть. Этот массаж, определённо, длится дольше. Остановить их некому, потому что Минхо и Джисон самозабвенно сосутся на диване рядом, что потихоньку выматывает итак расшатанные нервы Феликса. Но возможность касаться Хëнджина важнее, и все прочие внешние факторы уходят на второй план. Они впервые настраивают мостики прикосновениями. Так, чтобы с нуля из ничего построить нежную, переливающуюся ванильными блёстками связь только лишь поглаживаниями пальцев по коже. И это очень непривычно. Хëнджину настолько хорошо и спокойно в его руках, что он внезапно позволяет себе расслабленно откинуться назад, прислоняясь затылком к бедру Феликса. И его это совсем не смущает. Он расслабленно прикрывает глаза и откровенно кайфует от происходящего. Зато Ëнбоку открывается прекрасный вид на его лицо и шею спереди. Взгляд блондина хищно ползёт по соблазнительно приоткрытым на выдохе губам и бархатистой коже на чуть выступающем кадыке. Хван слишком заметно наслаждается, и Феликса уже откровенно ведëт от его реакций. — Знаешь, — вдруг тихо говорит Хëнджин, прикрыв глаза. — Такое вот состояние дурацкое, когда вот уже было тепло и солнечно, и в душе весна, а потом вдруг снова и холод, и дождь, и приходится мëрзнуть всё время — это так... грустно. Феликсу приходится чуть склониться, чтобы расслышать всё, что он говорит. Губы Хëнджина в движении такие манящие, что если бы можно было засмотреться до мозолей на глазах, у Ли они бы уже были. Хорошо, что физиология позвоночника не позволяет его телу согнуться совсем низко. Иначе бы он, честное слово, не удержался от поцелуя. Но сказанное Хëнджином как всегда важнее всех прочих физических сигналов, поэтому Феликс долго перекатывает его фразу в голове, и потом, чуть нахмурившись, уточняет: — Ты ведь сейчас не только про погоду? — Конечно, нет, — Хëнджин вздыхает, и их связь снова становится крепче. Руки Феликса, которым уже не удобно в таком положении мять его плечи, замирают. Так не хочется останавливаться в прикосновениях. Поэтому он тихонько, пока никто не видит, ползёт ладонью по шее Хëнджина и спускается вниз, опасливо пробегая невесомым касанием кончиков пальцев по выступающим ключицам. — Спасибо, — шепчет Хван, и Феликс вдруг замечает, что он смотрит прямо на него. — Это очень приятно. И вот тут Ли пропадает окончательно. Взгляд Хëнджина спокойный и открытый, ласкающий и обнимающий в ответ. Никогда ещё Феликс не был к нему так близко и так глубоко. Активное движение сбоку заставляет парней вернуться в реальность и отвлечься друг от друга. Джисон уже залез верхом на колени Минхо, и их длительный поцелуй становится совсем уж неприличным. А Феликс всё ещё слишком трезвый, чтобы молча наблюдать, как его брата пытаются страстно сожрать заживо. Минсоны уже настолько увлечены друг другом, что даже присутствие в комнате других людей совершенно их не смущает.  — Не смейте ебаться на моём диване! — громко возмущается Феликс. — Идите к себе! Те уходят, смущённо хихикая по дороге и страстно зависнув с долгим поцелуем в проходе. У младшего внутри всё клокочет от желания и одновременной невозможности осуществить нечто подобное с Хëнджином. Как только дверь в комнату Минхо закрывается, Феликс встаёт и делает музыку погромче. Да, от Хëнджина отстраняться не хочется, и чем они будут заниматься теперь, оставшись вдвоём — не понятно. Но явно не тем, чем Феликсу хотелось бы. Может, ему удастся получить ответы на свои вопросы? В любом случае слышать Минсонов за стенкой при этом совсем не хочется. — О! Мне нравится эта песня! Ëнбоки, давай потанцуем? — вдруг за его спиной спрашивает Хëнджин и тоже встаёт с дивана. Ой. В комнату уже прокрались вечерние сумерки. Включëн только телек, подсветка на кухне и бегающие огоньки на колонке. Последние то и дело ласкают яркими бликами тело Хëнджина, который уже начал плавно танцевать. Ебаааать, как он двигается! И Феликсу неудержимо хочется его касаться, но уже совсем иначе. Да, Ëнбок мечтал залезть Хëнджину глубоко в душу, но не чтобы что-то разворошить или украсть, оставив после себя раздор и беспорядок. А чтобы зажечь внутри тёплый свет и тихо шептать, что в его маленьком мире всё хорошо. Чтобы там не происходило в мире большом. И всегда поддерживать этот свет объятиями, тёплым какао и собственной выпечкой. Его чувства — в первую очередь не про секс и скупое удовлетворение человеческих потребностей. Его чувство — что-то бесконечно высокое и далёкое, совершенно не подвластное человеческому разуму и объяснениям, но такое восхитительно-волнительное и очень важное. И всё это прекрасное и возвышенное серьёзно грозится пойти к херам от внезапных событий этого вечера. Руки Феликса дрожат и не контролируемо тянутся к танцующему телу рядом с ним. Сам он тоже двигается в такт, но это происходит совершенно интуитивно и бездумно, потому что всё его внимание направлено на Хëнджина. И кажется, план по его завоеванию уже не то, что шёл  — катился снежным комом, набирая по-настоящему страшные обороты. У Феликса почти год не было нормального секса. Почему-то он вспомнил об этом именно сейчас. Почти год без объятий, поцелуев и ощущения собственной кому-либо нужности. И сейчас Хëнджин такой расслабленный и нуждающийся перед ним. Он не становится развязным и грубым под воздействием алкоголя, а наоборот смягчается. Будто бы все барьеры и клетки, выстроенные от окружающих, ломаются, и остаётся лишь он сам, нежный и совсем эмоционально беззащитный. Феликс даже внезапно представил его улиточкой, вылезшей из своего домика и вытянувшей свои усики, будто никого опасного рядом нет. А зря. Феликс чувствовал опасным. Он сам себя сейчас боялся. И тормозил его лишь убогий след чужого поцелуя на такой желанной шее. Его почти не видно, но он есть. И Феликс очень хорошо помнит, что Хван по-прежнему ему принадлежать не может. — Надо постараться не трахнуть тебя сегодня, — вдруг говорит Хëнджин. Пить ему явно не следовало. Он становится слишком прямолинейным и непривычно открытым. Сказать, что Феликс в ахуе — это как ничего не сказать. Такими словами даже у себя в голове он про Хëнджина ещё не думал, но теперь точно не сможет забыть, как эти губы произносят слово "трахнуть" по отношению к нему. — Надо постараться, — тупо повторяет Феликс, потому что голова вообще очень туго соображает. И тут же, прямо противореча своим словам, берёт Хëнджина за руку, поднося её к своему лицу и глубоко вдыхает воздух почти вплотную к запястью. Да, границы они установили, но какие-то свои маленькие хотелки исполнить-то можно? Кожа Хëнджина ещё пахнет  миндалём от мыла для рук. Только запах этот теперь такой тёплый и сладкий, как и сам Хёнджин в принципе. — Твои руки пахнут моим мылом, — считает нужным заметить Феликс. — Обожаю этот запах. Хван ощутимо выдыхает и следит за Феликсом тëмным взглядом. И тот его взгляд зеркалит, настойчиво сверля своим в ответ, будто пытаясь передать свои мысли без слов: "Смотри, ты уже подсознательно выбираешь меня везде. Так что же тебя держит?" Хëнджин отворачивается, но тут же снова сталкивается взглядом с Феликсом в отражении большого зеркала на шкафу. Тот так и держит его руку за запястье, поэтому при повороте обе ладони оказались у Хëнджина на животе, как будто Ли его приобнимает. В таком положении они гораздо ближе. Феликс утыкается носом в его плечо, потому что слишком прекрасно-возбуждающе видеть себя рядом с Хëнджином в отражении зеркала. Но не смотреть долго тоже не получается, поэтому дальше он следит за ними опасным взглядом исподлобья. Вторая рука Феликса ползёт также на талию и хищным движением притягивает Хëнджина к себе, от чего у того вырывается короткий вздох. И вот их тела вплотную продолжают медленно двигаться под музыку, которую уже плохо слышно от шума в ушах и разрывающих эмоций внутри. У Хëнджина довольно свободные джинсы, а Феликсу страсть как интересно увидеть его бёдра. Жаркой картинкой в голове проносится, как мог бы выглядеть Хван без штанов вообще, и Ли больно прикусывает губу, чтобы эту картинку прогнать. Тем не менее его самоконтроль пропускает лёгкий толчок стояком в штанах в сторону такой желанной задницы, и он тут же с опаской отстраняется. Но Хëнджин сам торопится снова к нему навстречу, недвусмысленно потираясь попой о его пах. Твою-то мать... Что они вообще творят? Феликс смещает ладонь чуть к боку и ниже, по выступающей тазовой косточке и вниз по бедру, плотно прилегая и ощупывая кожу под тканью нежëсткой джинсы. Его уже тащит с неимоверной силой к обрыву, после которого "не трахнуть" уже станет совсем сложно. Но так хочется взять всё, что вдруг так доступно и горит под руками от прикосновений и ответного желания. Хëнджин тоже, видимо, не в адеквате, потому что отводит колено, чтобы ладонь Феликса сместилась на внутреннюю поверхность бедра и жарко вздыхает от этого прикосновения. Джинсовая ткань грубо сминается пальцами, чтобы прочувствовать кожу, а горящий взгляд плавит зеркало, в отражении которого очень уж заметно, что Хëнджин тоже сильно возбуждён. А тот сползает чуть ниже, чтобы рука Феликса пошла наверх, к паху. Хочется целовать и кусать белоснежную кожу Хëнджина, без слов голося "Мой! Мой! Мой!". Что он под руками Феликса горит и к его телу ластится, что с ним одним воздухом дышит и его имя шепчет, когда возбуждён, хотя они ещё даже не трахались. Хёнджин продолжает восхитительно двигаться в его руках, покусывать губы от желания и жаркого воздуха вокруг них. Феликс быстро перемещает ладонь от греха подальше на его грудь, но и тут Хван очень отзывчив на его действия и только сильнее прижимается спиной к его груди. Рука Феликса неудержимо ползёт на горячую шею и получает сладкий вздох, коснувшись её ладонью. — Ты прекрасен, — с трудом выдыхает Ëнбок, когда снова обращает взгляд на зеркало. Хëнджин, расползающийся в его руках от наслаждения — один большой и новый, непривычный фетиш. Кто бы мог подумать, что их так горячо растащит за такое короткое время. Внезапно Хëнджин резко поворачивается и окончательно разрушает Феликса внимательным взглядом. — Ëнбоооокиии... — медленно тянет он, будто ему просто хочется произносить это имя, а не обратиться к Ли за чем-то конкретным. Хëнджин нежный. Его руки на шее у Феликса, а лицо так опасно близко к его лицу. Их лбы почти соприкасаются. И взгляды сжигают друг друга.  Но после небольшой паузы, он всё-таки спрашивает: — Хан зовёт тебя Ликсом. Тебе нравится? — Да, прикольно, — отвечает Феликс, с трудом вспомнив, кто такой Хан. — А когда я зову "Ëнбоки"? — Тоже нравится. — Ли Ноу сказал, что тебе не нравится это имя, — Хëнджин сверлит его изучающим взглядом, будто так просто сейчас думать об именах, кто как кого зовёт и других, каких-то совершенно неважных вещах. — А ему не нравится, когда его зовут Минхо, но я зову его только так. Это такой братский прикол, — усмехается Феликс. — Ликси... Ликси-Ликси-Ликси, — повторяет Хëнджин, будто пробуя его имя на вкус. А оно такое сладкое, когда его произносят эти соблазнительно пухлые губы. — Хочу тебя. Феликс засмотрелся и будто в сказочном фильме медленно прокручивал в голове, как Хëнджин сказал это. Блять. Так легко и правильно это звучало, как будто может быть прям сейчас осуществимым. Кровь моментально вскипела и запенилась, и не факт, что Феликс выживет до следующего вдоха. Надо ж ещё вспомнить, как дышать. — Хан так не говорит, — с трудом собрав последнюю пыль здравого смысла, отвечает Феликс, наивно пытаясь перевести разговор в шутку. — Ещё бы. Пусть это будет моя фишка. Феликсу сегодня ни в коем случае нельзя накосячить. Всё же у него на Хëнджина большие планы, а сиюминутный перепих их молниеносно растопчет. И сам Хван завтра будет наверняка не рад, что при наличии парня (нельзя забывать, что он у него по-прежнему есть) у него вдруг случился секс с Феликсом. Если снова не переезжать, они по-любому будут часто видеться, и это будет очень больно. Пока Феликс закисшими шестерёнками напрочь лишённого крови мозга пытался как-то устаканить ситуацию в своей голове, Хëнджин плавно опустился на колени и, облизнув свои безобразно прекрасные губы, посмотрел на него снизу вверх. Если что, стояк в свободных домашних штанах очень заметен и то, как он радостно подëргивается в предвкушении — тоже. И Хёнджин прекрасно видит, как Феликс на всё это реагирует. И снова облизывает губы, опуская взгляд на его пах. Это полный пиздец. Феликс резко падает на колени рядом с ним и крепко обнимает. Хëнджин настолько не ожидал подобного, что в непонятках позволяет прижать себя как тряпичную куклу. Феликса трясёт. Каждая клеточка его тела кричит, что он дебил, и упустил самую большую возможность в своей жизни. Но он знает, что сделал всё правильно. Всё у них ещё будет. Но не так. Лучше. — Ты чего? — Хëнджин наконец обретает дар речи, и с трудом, но формулирует своё удивление в словесную форму. — Ты же завтра сам себя за это сожрëшь, — шепчет Феликс, не отпуская его, чтобы не смотреть в глаза. Он закапывается носом в мягкие волосы и вдыхает его запах вплотную к шее. Ему нужно хоть что-то. Хоть какой-то мизерный контакт, чтобы не сойти с ума от этой несостоявшейся близости. Вдохнув несколько раз, тихо продолжает говорить. — Ты сейчас не видишь этого, но это слишком быстрый конец для нас. Я так не хочу. И Хëнджин, кажется, понимает. По крайней мере он молчит и не старается обиженно отстраниться. А Феликсу сейчас крайне важно, чтобы он ошибочно не почувствовал себя отвергнутым, потому что никогда таковым не был. Возбуждение резко идёт на спад, и мозги постепенно начинают работать быстрее. — Хëнджини, послушай меня внимательно, — Феликс отстраняет его за плечи и настойчиво заглядывает в глаза, но там лишь жуткое смятение и всё ещё явное непонимание. — Давай, ты не настолько бухой, чтобы не понять, — упрямо вздыхает Ли, настойчиво призывая включить голову и требуя ответного взгляда. — Я тебя безумно хочу. Всего: от макушки и до кончиков пальцев на ногах. Я обещаю любить тебя долго и нежно, но тогда, когда ты будешь свободен и сможешь себе позволить это сделать на трезвую голову. Ты меня понял? Хëнджин медленно кивает. И Феликс очень надеется, что тот его слова запомнит. Их вообще-то было очень непросто сказать в любой другой ситуации, но их нынешнее положение требовало решительных действий. — А сейчас посиди здесь или сходи умойся, а я пока разложу диван и расстелю постель, и ты ляжешь спать. Снова кивок. Отлично. Если бы Хëнджин сейчас начал спорить или продолжил бы столь же активно его соблазнять, Феликс бы вряд ли выдержал. Но тот успокоился. Конечно, спать им сейчас в одной постели — не вариант. И Феликс очень рад, что сдержался и оставил голову трезвой, иначе бы сейчас уже... Блять. Расстилать постель, представляя, что на этом самом месте прямо сейчас могли бы быть они вдвоём, до застывших в глазах слëз обидно. Но Феликс всё сделал правильно и ещё миллион раз повторит себе это, пока сам не поверит. Когда Хëнджин возвращается из ванной, диван уже разложен и застелен чистым постельным бельём. Феликс в этот момент раскладывает кресло, на котором собирается спать сам, и оборачивается на вошедшего. Взгляд Хëнджина по-прежнему очень сложный. В нём столько внутренней борьбы и ещё не остывшего желания, что даже смотреть на него жарко. — Ты спишь здесь, — Феликс указывает на просторный диван. — А я пошёл умываться. Его голос хрипит и всячески его подводит. Он проходит по максимально отдалённой от Хëнджина траектории. Между ними всё уж очень опасно этим вечером. И Феликс очень надеется, что не увидит, как Хëнджин раздевается и выглядит без одежды. Пока. Всё это "пока" и "потом" знатно бьёт по мозгам своей несовершëнностью. А вдруг, Хëнджин проснётся утром и снова надёжно-пренадëжно заблокирует в себе эти чувства к Феликсу? Оставалось только надеяться, что он всё-таки тщательно обдумает всё произошедшее и желаемое и сделает правильные выводы. Феликс с облегчением выдыхает, когда вернувшись в комнату, Хëнджин уже уютно лежит в кроватке, полностью накрытый одеялком и с закрытыми глазками. Наверняка он не спал, но на появление Феликса даже глаза не открыл. И это было правильно. Чуть неприятно и немножко обидно вдруг снова не ощутить этот горячий заинтересованный взгляд, но правильно.