Выбегая из квартиры, захватив с собой белый бомбер, Пожарник хлопает дверью, наспех закрывая ее. В груди драм машина отбивала жесточайший баслайн. Несясь по пролетам и лестничным клеткам, рыжий в предвкушении вдыхал полной грудью. Он был рад долгожданной встрече и свободе, последние дни он вовсе не выходил из квартиры. Первый этаж, Даня жмет на кнопку, дверь тяжелая с противным писком открывается, в глаза слепят фонари, что освещали ночную улицу.
— Наконец-то, я уж думал, ты сдох по пути, — Падший обернулся на Кашина, сверля его самым холодным взглядом и таким же тоном голоса.
— Если бы я сдох, ты бы узнал первым. Че ты такой заведенный? Соскучился? — поправляя прическу, точнее, небрежную копну ржавых волос, Пожарник облокотился на чужую голову одной рукой, подмечая небольшой рост парня.
— За словами следи, я захотел — я приехал. Не надумывай и не бери на себя дохуя, — Руслан посмотрел исподлобья на довольную, веснушчатую морду и закатил глаза, всем видом показывая то, как Кашин успел заебать, стоило ему только появиться.
— Ты позвал меня отношения выяснять? Хули нос воротишь, — хорошо, что и терпение Пожарника не безгранично, байкер подошел к мотоциклу и сел верхом, оперевшись на руль обеими руками.
— Ну и долго ты стоять будешь так под падиком? Садись, раз пришел, покатаемся, — мотнув шевелюрой за себя, Даня уставился на хрупкую фигурку.
Все-таки, каким бы грязным не был его ебучий язык, выглядел он всегда потрясно, равных не было ему. Выделялся он как-то из всех своими тату, своей одеждой. Так и сейчас, вроде он одет обычно, но был в этом свой шарм: джинсы узкие, черные, с порванными коленями, подчеркивали тонкость ног; худи какое-то, с большим, красным принтом, расписанное, судя по всему, маркерами акриловыми; неизменный пластырь на щеке. Среди обилия всякого на толстовке, Даня увидел некоторые выдающиеся росписи известных ему людей: Стрыкало, Госты, Рамштайн, еще кто-то. На ножках ботинки тяжелые, стилы, они выглядели идеально, а на носках у них прилеплены стикеры. Шатен обнимал себя двумя руками, потирая предплечья от холода Питерских ночей.
Тут Пожарник и вспомнил про бомбер, он белый и совсем не подходил к общему виду такого темного, антуражного, дьявольского Падшего, но все же, Пожарник подзывает к себе парня.
— Белая? — черные глаза пробежались по ткани, а нос учуял запах одеколона, которым веяло от бомбера.
— Иди сюда и не выебывайся, — Кашин в миллиметре от того, чтобы взорваться от претензий, захватывает Руслана под локоть, к себе приближая и накидывая курточку на плечи, а на голову капюшон.
— Застегнись и садись, заебал, — мотор заревел, Пожарник уже не смотрел на парня, ибо он знал, что как только он к нему повернется, Руслан скукурузит такое еблище, что он засомневается в своем существовании.
И вот Руслан, после долгого пыхтения и кипячения, застегнул большой, чужой бомбер и уселся сзади, держась руками за плечи, постукивая по ним пальчиками. Дане же душу грело то, что этот придурок сейчас руки на печах его держит, хоть он и понимал, что это была обычная надобность. Они тронулись с места, ветер колыхал волосы, закладывал уши, освежал, а выезжая на большой скорости на трассу, так вообще, захватывало дух до дрожи. Трасса пуста, только они, ночные огни и ветер. Скорость и адреналин уже долбили по мозгам.
На поворотах, байк круто нагибался, можно было руку отпустить и асфальта коснуться, но в этот момент, руки татуированные, которые раньше за плечи держались, схватились за торс, обнимая крепко и прижимаясь телом всем. Пожара прет от теплоты на спине, ему так и хочется разогнаться сильнее, чтобы почувствовать еще раз то, как ладошки сожмут его толстовку. Еще быстрее, еще дальше. Их главный спутник — молодость и невероятный похуизм, они постоянно бились в груди самыми большими волнами, вызывая цунами внутри.
Руслан потянулся к уху, почти крича в него, чтобы младший услышал:
— Погнали ко мне? — Даня лишь обернулся на секунду, а на губах проскользнула легкая улыбка.
В глубине своей души он знал, что все не просто, по крайней мере, очень верил в это. Даже сейчас, когда их омывает ветер со всех сторон, он чует чужой, пряный аромат, ради него хотелось сжимать рычаг скорости и мчаться со скоростью ебаного света. Руслан же, чувствовал спокойствие странное, раньше он никому не позволял возить себя, а сейчас… нет, сегодня ему просто было скучно, а Кашин оказался удобным вариантом.
— Сколько ты за тот заезд выцепил? — они припарковались у многоэтажки, Руслан задал этот вопрос, опираясь ладонями на сидение.
— Не помню, — Даня соврал, а еще, он мог умело делать вид, словно их ничего и не связало в ту ночь когда он получил бешеные деньжищи.
— Понятно, — Падший потянулся, от чего спина его захрустела, и парень пошел в сторону подъезда. Оглянувшись на приятеля, шатен кинул: — Так и будешь стоять как даун, или все-таки пройдешь в мои хоромы?
Рыжий чуял что-то детское в этих словах, да и в чужой манере общения в принципе. Словно Руслан школьник, которому явно понравился одноклассник, но вместо того, чтобы проявить какую-то нежность, он без конца пытался задеть объект своей влюбленности колкими шутками и обидными прозвищами. Но пожарнику было наплевать, он просто пошел следом, улыбаясь как умалишенный.
Вход в ту самую квартиру, до которой Кашин тащил пьяного парня, совсем не изменился. Когда Руслан открыл дверь, он любезно пригласил рыжего первым.
— Не воспринимай это типа я джентльмен дохуя, — такой ответ получил Кашин, после своего «спасибо».
В коридоре темно, лишь дальше виднеется желтоватый свет, Падший смотрит на Даню, который снимал кроссовки и раздраженно уводит взгляд.
— Че ты так долго? — пихая младшего в бок, заявил Тушенцов, снимая на ходу ботинки.
— Когда ты пытаешься агрессивно выпадать на меня, блять, это не выглядит устрашающе, поэтому перестань тужиться, — Пожарник посмеялся и помотал головой: — Ты словно малолетка в пубертате, давай завязывай, тебе не идет.
Руслан, стоя спиной к Даниле, обернулся, прижимая его к стене. Шатен был ниже на голову, потому встал на цыпочки, смотря в голубые, насмешливые глаза.
— А как мне идет? — Падший руки на грудь кладет, шепчет тихо, интригующе, заманчиво и к губам приближается, будто извести хочет.
— Тебе идет не выебываться. Поскромнее будь, — Пожарник личико обхватывает, а глазами на пластыре задерживается, очерчивая его, на что получает шипение сдавленное.
Руслан знал, как на людей давить. Глаза — черные бусинки, выглядели всегда такими бездонными и чистыми, ни один отказать ему не мог. А стоило ему таким вкрадчивым, тонким голоском заговорить, так у вcех крышу срывало, но как говорится: «В тихом омуте черти водятся». Нравилось ему внимание излишнее к персоне своей, он всегда получал то, что хотел, но была одна лишь проблема: никого он не подпускал близко, никого не любил, словно заблудшая душа, он искал, что-то в вечном тоннеле жизни, но все не то, все не так. Он сильный, не может дать себе права нежным быть, только под алко: тогда чувства развязываются и на людях оказывается совсем другой человек.
Шатен губами пытается поймать палец чужой, но как только он добивается цели, он несильно прикусывает фалангу. Даня руку отдергивает, смотрит напряженно.
— Издеваться вздумал, Руся? Мне не стоит нихуя тебя к стене личиком прижать, — Пожар знал, что сейчас они в игру играют, потому пытался занять ведущую позицию.
— Ну так прижми, или слабо? — Падший скалится, а в голове у рыжего проскакивает: «Дьяволенок, блять».
Не слабо. Данила одной рукой поворачивает тельце, которое по началу сопротивляться пыталось, но, когда одна рука голову прижала к холодному бетону, а другая на поясницу по-собственнически легла, шатен как шелковый стал. Руслан закусил губу в предвкушении, втягивая воздух сухой. Ему нравилось когда кто-то может власть брать над ним, он просто ответственность и вину не хотел ощущать на себе.
Пробираясь пальцами под толстовку, Даня сжимал волосы черные, то оттягивая, то наоборот прижимая к стене обратно. Коснувшись устами уха, Пожарник прикусил хрящ и прошептал:
— Скажи как тебе хочется, — внутри у Падшего что-то надломилось от этой фразы и он потерял дар речи. Голос у Дани был родным таким, казалось, будто рыжий знал его лучше всех. Сам не понимая почему, он хотел доверять младшему. Пожар просто не пытался выжимать из себя ласку, для него Падший был особенным, с ним все не так.
— Стой, отпусти, — колени дрожали, он просто до конца не верил, что достоин такого отношения.
Повернувшись, пряча глаза под челкой, Руслан сжимал рукава черной толстовки, сверля взглядом пол. В груди что-то трепетало, словно ему снова семнадцать. Но ему сейчас двадцать три, а чувство такое… незнакомое и первое, оно поселилось в душе.
— Неженка, — сказал шатен и прильнул к губам тонким так неожиданно, что Кашин опешил и не успел сообразить сразу.
Губы, руки дрожали; сердце впрыгивало; глаза зажмурились, все превратилось в самый первый, детский, наивный поцелуй. А оторвавшись, Пожар провел большим пальцем по своим губам, говоря:
— Падший — это Люцифер, что упал с небес в ад, а в любом аду всегда есть Пожар.
…
— Кисель, где Пожар? Он трубку не берет уже пару часов так точно, — Вова напыщенно смотрел в экран телефона.
— Ты меня спрашиваешь, вот скажи мне, я ебу? Я сегодня весь день с тобой, откуда мне знать где Огонек, — накаченный пожал плечами, потер шею, уводя глаза в верхний угол: — А че ты хотел?
— Просто узнать где этот огрызок, плюсом, у него заезд. Там типо уже точно по жести. Руся из «Импульса» будет…. Вот это интересно в натуре, — дым выпадал изо рта, пока русый говорил свой спич.
— Решил их лбами стукнуть?
— А че это сразу я? Нет… Просто интересно, еще и Колю с Ильей надо будет позвать. Ты им звонил? Как они там? — Каша закинул ногу на ногу, поворачиваясь к Дане.
— Они разъехались, че то поругались, теперь не общаются, — Вова не поверил своим ушам и долго молчал.
— Да помирятся, не грузи, мы придумаем как их свести. У них же такой дуэт! По-любому помирятся, не кипишуй.
Друзья начали выстраивать план как бы свести всех вместе. Больше всего они боялись того, что их компания расколется на части. Внутри селилась тревога и Вова чувствовал неладное.
…
Вегас и Коряков не общались уже несколько дней. Илья избегал старшего, видеть его не хотел, потому собрал в один день вещи и переехал в другую хатку. Сложно ведь было просыпаться и слышать на кухне до боли родной грохот посуды. Не было сил терпеть бесконечное молчание и напряжение.
«Нам нужно отдохнуть друг от друга и решить все позже, когда мы остынем.»
Это было все, что написал Коряков. Не хотел он распинаться и расписывать, он знал, что Коля без слов понимал свой проеб. Почему так пусто было? Они могли пережить все что угодно, но не одиночество. Они могли быть сильными, но не врозь.
Коля спал даже в чужой комнате, ведь здесь остался запах его. Теперь блондин не пишет музыку по ночам, не хватает Ильи под боком, который бы курил и качал головой в такт. Нужно просто извиниться и все. Но все не так однозначно и просто, душил стыд, в зеркало не хотелось смотреть на себя. Хоть бери руки накладывай.
Коряков ограничил себя ото всех. Сидел без конца в четырех стенах и считал время. Даже на звонки от Ксю не отвечал. Брюнет не знал как относиться к этому, вроде и он виноват, а вроде… все сложно. Чем больше времени уходило, тем больше Илье казалось, что их дружба с Колей закончилась. Нет, только не это, он не верит. Не может все так просто и тупо.
В дверь стучат. Ночь темная, она мрачнее еще из-за того, что темнота поселилась не только в квартире. Коля поднимается с постели, идет к двери, смотря в глазок; глаза распахиваются, а дыхание замирает. Отпирает дверь, смотрит в пьяные глаза. Им не нужно было слов, чтобы понять друг друга.
Ромадов подхватывает Илью, чтобы тот не наебнулся. А Коряков обнимает за шею парня, утыкается носом, рыдает как девочка. Сердце от чужих слез разрывается, хотелось пустить пулю в лоб. Они вцепились в друг друга так, что останутся синяки на коже от пальцев. Коля чувствовал как слезы чужие катились по шее, как дышит тяжело Илья, тогда он поклялся, что никогда не оставит его.
— Я… Коль… П-прости, я, — Вегас смотрит в глаза и опять к себе жмет, но Коряков в грудь упирается и обхватывает лицо друга руками.
— Нет, Илья, ты не понимаешь что делаешь.
— Я не думал, что отдалившись, я уничтожу не только тебя, но и себя. Прости, я эгоист.
И тут Коля проснулся.
