Еще одна история. 21 век.

Они мчались со всех ног, не веря услышанному. Анна, впервые за последние два дня, могла осознавать себя и бежать. Дышать еще не могла – но это уже не имело значения. Не верилось – такого не могло ведь быть. Могло. Остановились резко, услышав четкое: «Стоять!» Тренер оказался там раньше всех. На каменистом берегу, у подножия скалы лежал Лёха. Он зачем-то полез по отвесной скале без страховки. Кто-то кажется, с ужасом упомянул, что на спор. Нет, не Лёха – этот страшный, изломанный манекен из какого-то фильма ужасов не мог быть Лёхой. Только рыжие волосы ярко выделялись на серых камнях. Анна зажала руками рот, не сознавая того. Разум не воспринимал – это не могло быть правдой. Кто-то помчался в лагерь за аптечкой. Тренер выпрямился, и тут же вновь остановил рванувшегося было вперед очередного доброхота еще более страшным негромким: «Назад. Его нельзя трогать». Тренер звонил в скорую, а Анна вдруг поняла – несмотря на залитое кровью тело, тренер не берется оказывать первую помощь. Яркой артериальной крови нет, жгут накладывать не нужно – остальное всё слишком серьезно. Обучали его достаточно хорошо, чтобы тот здраво оценивал ситуацию. Оставалось ждать скорую. В поселке лишь медпункт, до райцентра километров тридцать. И Анна вдруг осознала – это всё на самом деле. Лёха умирал на самом деле. И Анна схватилась за телефон. Она помнила четко: «Вы детский врач? Нет, хирург – травматолог». И спокойные руки на детской коленке. Она не знала, что он умеет, этот веселый, чуть неприкаянный парень. И не имело значения, что, повернувшись спиной, он также спокойно увел в ночь какую-то презрительно-яркую фифу. Для Лёхи сейчас последний шанс. На звонок ответили мгновенно. Как всегда, никаких: «Привет». Как всегда, короткое, четкое: «Штольман слушает». Как оказалось, этот голос оказался уместен именно сейчас. Анна собралась, и как можно короче и яснее, стараясь не торопиться и не сбиваться, доложила – происшествие, место. Такое же краткое: «Понял. Еду». И гудки. Прошло, пожалуй, не больше пяти-семи минут, и у пляжа остановился старый «жигуленок». Из него выпрыгнул Яков, и не побежал – пошел, но каким-то слишком быстрым, стремительным шагом. Он приближался со стороны боковой дороги, где спуск к пляжу представлял собой почти отвесный обрыв, метров до трех, а до первых ступенек оставалось идти еще метров двадцать. Яков шел по кратчайшей прямой и, кажется, даже не прыгал, и не приземлялся – лишь скользнул по стене неуловимым глазу движением, и через миг уже оказался внизу. И еще через пару ударов сердца – уже рядом с ними. Если бы Анна не знала точно – это Яков, она узнала бы его не сразу. Ничего не осталось в нем от привычного, всегда улыбающегося, легкого, словно светящегося парня. Словно потемневшее, ставшее на целую вечность старше жесткое лицо с резкими, чеканными чертами. Такая же жесткая линия губ. Он не узнал её. Не сделал вид – а попросту не увидел. Он не видел сейчас никого из них – лишь отметил, что все посторонние в отдалении. Коротким жестом отослал назад тренера. Тот отступил послушно. Лишь сейчас заметила довольно большую темную сумку-чемодан в руке мужчины, несмотря на отсутствие красного креста и любых опознавательных знаков, сразу вызвавшую ассоциацию со скорой. Анна не осознавала ничего из происходящего. Что-то прикрывала его спина, что-то туман. Только бесконечно-уверенные движения необъяснимой четкой машины. В краем уловленном выражении его лица не было ничего – ни человеческих чувств, ни времени. Лишь когда краем глаза уловила, как укладывает назад инструменты, даже использованные шприцы – в пакет, захлопывает чемодан. Лишь когда поднялся, обвел всех взглядом, безошибочно выделил тренера и шагнул к нему – лишь тогда выдохнула. Совершенно спокойно, негромко: - Состояние стабильное, позвоночник, скорее всего, не пострадал. Скорую вызвали? Кивок тренера. - Вы на транспорте? Езжайте следом за скорой. В районной больнице нет специалистов соответствующей квалификации. Будем добиваться санавиации – это единственный шанс. На скорой до области не довезут. Лёха, так и лежавший точно на том же месте, казался почти трупом. Пока топтались на месте, ожидая скорую, Анна решилась. Никто из студентов не подходил близко – вбитые тренером в голову правила техники безопасности вдруг вспомнились и отпечатались в мозгу метровыми красными буквами. Анна стояла в стороне, ближе всех. Осторожно позвала: - Яков… Тот обернулся. Смотрел чужим взглядом – жестким, темным. Но уже смотрел – узнавал. Подошел на пару шагов. - Его успеют довезти? До области около трехсот километров. Тот ответил, стандартно, бездумно и бесчувственно: - Все шансы есть. Уже чужие друг другу. Прежнее легкое «ты» уже ушло безвозвратно. Но рядом лежал Лёха: - А вы бы смогли его спасти? Как не вовремя все разговоры - сейчас. И говорит дальше лишь потому, что это она. Любого другого бы отослал. - Если бы к нам попал – наверняка. В области смогут помочь. - Но если вы тоже можете, нужно же что-то делать! Он смотрел без возмущения, даже без усталости. Тот же бесстрастный, совершенно спокойный взгляд: - Анна, я работаю не здесь. Сейчас я частное лицо. Отчаянное, даже не понимая, как она по нему бьет: - Но, если его не успеют довезти до области? Можно же что-то сделать! Такое же спокойное: - Во-первых, мне никто не позволит. Я посторонний. Во-вторых, я не знаю их материальную базу. И никто не работает один. Нужны ассистенты, анестезиолог. Я не знаю их квалификации. Злое, отчаянное: - У вас у всех оправдания. Но как же клятва Гиппократа? Негромкое, жесткое: - Прекратите истерику, Анна. И с уверенностью, которую не испытывал: - Ему помогут, обязательно.        И в ту же минуту отвернулся, выкидывая разговор из головы – к пляжу приближалась скорая. Махали руками студенты, показывая удобное место для парковки. И вот уже медики бежали по пляжу. Встречал Яков. Представился – что-то о Москве и отделении хирургии. И нет, он вовсе не бросился руководить, чем-то командовать. Лишь докладывал о чем-то новоприбывшим. И никто вроде бы слишком не спешил. Обсуждали уже что-то между собой - кто у них там в бригаде? Врач местный, фельдшер, водитель. Двое стали грузить на носилки, Яков лишь глянул искоса – очевидно, убедился, что всё правильно. Уехал с ними. Вот и всё.