Сладкие слабости

Фиби видела, как погас свет в его глазах. Обломки бетона и металла впивались в уже местами разодранную до крови кожу, рвали его чёрный костюм и хрустели тонкими косточками. Ярость и злоба испарились во взгляде, но вот далее ничего не вспыхнуло. Они остались пустыми, непроницаемыми и стеклянными, даже после того, как Макса вытащили из-под разрушенного здания. — Со мной всё в порядке, Макс! Макс! — кричала Нора, пытаясь достучаться до неподвижного его, плывущего по воздуху, благодаря силе взволнованной не менее сестры Фиби. Её изнуренный битвой телекинез, подобно суперспособностям брата, был практически на нуле. Она стискивала зубы так сильно, что из дёсен просочилась кровь, и не была способна остановить мысленный поток слов: «Держись, Макс, ДЕРЖИСЬ!» Но вот прошли сутки. Напряжение перестало стискивать воздух, чего не скажешь о висках, которые пульсировали, как будто так громко, что эхо отдавало не ритмичные стуки в пустом больничном коридоре. Фиби свесила голову с плеч, вдавив локти в собственные колени. Она провела здесь всё время после битвы, отказавшись от обработки ранений, чистой и целой одежды, даже стакана воды: горло было полно смешанной с кровью слюны, которую она неоднократно сплёвывала, пытаясь избавиться от железного привкуса. В палате Макса было прохладно: её впустили туда только спустя час после окончания операции. Которая вроде бы прошла успешно. Фиби задержалась в пороге, пройдя дальше только после пары осторожных выдохов, что по инерции слегка искрились у её рта инеем (у брата обычно это был огонь). Она присела у кушетки и всмотрелась в недвижимое лицо Макса. Он выглядел намного лучше, но по-прежнему дышал лишь с помощью маски ИВЛ. Его костюм, возможно, выкинули, облачив покоцанное тело в больничную пижаму. Фиби попыталась представить, о чём он думал в тот момент, когда выстрел из лазерного бластера пришёлся на Нору. Он определенно не планировал атаковать сестру, по крайней мере, младшую, тем более прекрасно оценивая, возможности собственного изобретения. А вот многоэтажное офисное здание, которое потом и привело его в такое состояние, разрушил как раз он, наплевав на десятки жизней посторонних людей. Фиби не может скрывать от себя, что, в какой-то мере, вполне понимает политику отношений брата: он так и не смог пожертвовать своими, в то время, как совершенно спокойно предал чужих. Но она не знает, насколько положительно это можно расценивать. И говорит ли это о том, что Макс ещё не безнадёжен, или же, наоборот, что всё его нутро уже окончательно потеряно. Супергерой не должен выбирать между своими и чужими — он должен спасать всех и каждого (в том числе, собственных врагов). Суперзлодей в принципе никому ничего не должен, а потому не спасает, а не трогает, лишь тех, кто ему полезен. Фиби смогла бы вчера спасти каждого? Макс смог бы вчера намеренно выстрелить в Нору? Моника проморгалась, спешно тряхнув головой и пошлёпав себя по щекам. Дурные мысли. Такие нужно гнать из головы. Словно бы уловив её желание не оставаться наедине с собой, Макс очнулся, глубоко вобрав в грудную клетку кислорода, когда Фибс стянула с его лица маску, нажав на кнопку вызова доктора. Он дышал быстро и судорожно, впиваясь взглядом в белый потолок и сжимая в кулаках простынь. Фиби видела, как жизнь возвращалась в его тело. — Макс, ты... — Уходи! Она оторопела, замерев рукой над ладонью брата. — Я сказал, УХОДИ! Его голос дрожал, а слова выходили сквозь зубы, со скрипом. Фиби замялась от их грубости и резкости (и неожиданности), но всё-таки покинула палату, когда пришли врачи. Она слышала за дверью, что Макс сопротивлялся и их присутствию. Его поведение казалось ей более чем странным. Это была попытка отвергнуть действительность? Отстраниться ещё больше? Показать, что он все ещё не на их стороне? Было трудно угадать смысл его действий, а сейчас и целей: неужели он действительно не знал, чем или кем придется жертвовать в становлении на путь суперзлодейтва?.. В этом случае, Фиби ставит под сомнение всякое проявление его гения. Макс, глупо, невероятно глупо полагать, что после того, как ты заменишь Тёмного Властелина жизнь останется прежней: комната в подвале дома родителей и семья, которая простит тебе все пакости, уже не мелкие пакости. А что же тогда придёт на замену прежней жизни? Семья отречётся от Макса, а Фиби станет его злейшим врагом и будет обязана рано или поздно поймать и арестовать брата? Они попытаются его вразумить в установленный суперпрезидентом срок, а если не выйдет, лично лишат сил, отправив в ссылку на остров скитаний, отчаяния и смерти? Будет ли это справедливым? Фиби выдохнула, пройдя дальше по коридору и свернув в уборную. Из крана полилась холодная вода, которой, набрав в ладони, Сандермен окропила лицо. Ссадины защипали, а из ран тонкими струйками потекла разбавленная кровь. Чтобы действительно очистить от пыли и грязи лицо стоило переключить напор на горячий, но основной целью Фиби было не «умыться», а «отрезвиться». Мало помогло, честно говоря. Даже по возвращению домой, она всё ещё чувствовала себя подавленно и растерянно. В груди зудило чувство, будто она что-то забыла, куда-то опаздывает, кому-то должна. Фиби выпила обезболивающих и легла в постель, обняв себя и закрыв глаза. Спать не хотелось, хотелось не просыпаться. Все всё ещё молчали, выдерживая траур, как будто по погибшему доверию между членами семьи. Возможно, они, подобно Фиби, были без понятия, как продолжать действовать дальше. И нельзя сказать, кому в возникшей ситуации было тяжелее: Хэнк и Барб чувствовали вину за то, что не смогли перебороть простое подростковое увлечение сына, которое повлекло за собой настолько масштабные проблемы; Нора, Билли и Хлоя стали свидетелями предательства, первого в своей жизни и самого страшного — предательство родного им человека; Фиби же не сумела вдохновить близнеца на подвиги, лишь оставив его тосковать в тени своей славы, была той ещё эгоисткой, а Макс... Фиби не могла сказать, был разочарован в себе Макс, осознав свои преступные деяния, или это было разочарование от неспособности наконец свершить свои цели. В том, что чем-то он был разочарован, она была уверена. Когда такое случалось, он вел себя, как настоящий ребёнок, то есть именно так, как он вёл себя в больнице. Истошно кричать, истерически размахивать руками, громко ныть — это всё бейби-Макс. В их подростковые годы Фиби увлекалась лишь самобичеванием и нервными тиками в сложные моменты жизни, когда как Макс мгновенно впадал в истерику, плакал и шмыгал соплями в своём большом носу, творя какие-то безумия, вроде преднамеренных конвульсий на полу. (И, честно говоря, Моника-Рейчел сейчас не может сказать точно, какой из этих способ пережить стресс эффективнее.) В дверь тихонько постучали. Фиби спешно провернула телекинезом замок и перебралась к краю кровати, сев ровно. — Нора? Лазерная девочка осторожничала, словно бы опасаясь собственных шагов, и не поднимала глаз с пола, даже дойдя до невысокой лестницы, ведущей к кровати. Идти дальше она не решилась, как и заговорить первой, поэтому Фиби спустилась к ней, сев на нижнюю ступень, и положила ладонь на её покатое плечо. — Нора, что случ-АЙ! Фиби отдёрнула руку, когда костяшки обожгли лазеры. — ПОЧЕМУ МАКС СТРЕЛЯЛ В МЕНЯ?! — яростно воскликнула Нора. В глубине её глаз тлел огонёк смертоносных лучей, еле сдерживаемый одной лишь слезливой пеленой. Она погрязла в отчаянии, подобно Фиби, утонувшей сегодня в вопросах. Сандрмен с трудом выдерживала взгляд сестры, ища подходящие оправдания своего нерадивого близнеца. — О-он... Он стрелял не в тебя! Е-его, его толкнули, рука соскочила и вот, РАЗ-БУМ! Нора, он ведь спас тебя потом, всё же хорошо?.. — Нет, не хорошо!! — АЙ! Фиби отшатнулась, получив очередной ожог от Норы, на этот раз на лодыжке. — Почему не хорошо??? — Потому что Макс не стрелял в меня. — Ну вот видишь, ты са... — Он целился в меня!!! Фиби запнулась на полуслове, замерев, кажется, даже внутри себя. Это было неправдой. Это определенно не могло быть правдой... Макс не посмел бы, Макс бы просто не сумел! Его идеи слишком наивны для того, чтобы он дошёл до такого, или... Или же Фиби тоже была слепа, подобно родителям?.. Под её боком, на её глазах, частично, её же усилиями всё это время взращивалось, как в пробирке, настоящее зло, а она и не заметила. Она и не замечала. Нора ушла, гордо задрав нос и смело повернувшись спиной к той ещё не раскрытой предательнице, которая посеяла целое поле проблем. Сандермен прижала ладонь к пылающей грудной клетке, зависнув взглядом в одной точке. — ХА-ХА! Ну что, Макси, съел?! Я уделала тебя, как сусунка! — Макс, а проигрыш вкусный? — Родители всё-таки ошиблись с выбором твоего имени, Ма-а-аксимус! Неужели это всё была она? Сейчас воспоминания словно в тумане, но, да, кажется, это была действительно Фиби Сандермен — прилежная девочка и та, что своей прилежностью так и не дала глотка свежего воздуха собственному близнецу. Она буквально задушила его собой и своей «правотой». После осознания на душе стало паршиво, а голова закружилась. Фиби сглотнула тошнотворный ком отвращения к себе и поднялась с кровати, широкими шагами стремительно выйдя за дверь. Насколько же было это гадко с её стороны. Мечта стать супергероем, видимо, так слепила глаза, что даже очевидность замечать было невозможно, иначе как — КАК — она могла прошляпить настолько грубую свою ошибку? А супергерой не имеет права ошибаться. Макс тому ходячее подтверждение: упустили, в какой-то момент не заметили, где-то про него забыли, а когда-то и забили, и в итоге мальчика нашли обезьяны, сделав своим королём. Городской домашний Маугли, каким-то образом выросший в семье высоких ценностей на других заповедях морали и нравственности. Найдешь ли ты теперь хоть одно оправдание себя, Фиби? Леди Гром прикрыла глаза, стиснула зубы и вдохнула. Ожерелье из перьев и деревянных трубочек, повторяющее контур ловца снов, поднялось вместе с грудной клеткой, покачнувшись и запутавшись в угловатом вырезе блузы, когда Фиби ссутулилась на выдохе. Открыв глаза, она всё ещё не была уверена в своих действиях, но что-то нещадно толкало совершить ещё одно преступление. — Возможно, я могу одолжить громфургон, ради спасения... Э, спасения себя. Сандермен огляделась и ввела новый пароль, который мало чем отличался от старого: «Мороженное» вместо «Гамбургер». Догадаться было не сложно. Усевшись, она взялась за руль и... — Ну привет. ...вздрогнула. Поворачиваться казалось глупость, ведь с первой же буквы она поняла, кому принадлежит этот голос. Но что-то сказать всё же стоило и убрать, наконец, это выражение испуга со своего лица. — Ты должен быть в больнице, Макс. — А ты не должна брать папин фургон. Фиби с усилием вздохнула ещё раз. Omg, даже для обычного человека она совершила уже кучу ошибок. Вполне вероятно, Моника-Рейчел сидела бы и самоугрызалась ещё долго, вполне вероятно, даже не меняя положения, однако Макс дольше пяти минут проведенных ими в абсолютной тишине не протянул. — Фибс, хватит уже! — Ты целился в Нору? Сандермен нахмурился, задрав один уголок губ. — Ч-что?.. Фиби всё-таки повернулась, переведя на него взгляд, и крепче сжала руль. — Ты целился в Нору?.. — ВООБЩЕ-ТО ЭТО Я СПАС ЕЁ! — ВООБЩЕ-ТО ЭТО ТЫ ВЫСТРЕЛИЛ В НЕЁ!! Макс не менялся в лице, пристально вглядываясь в нечитаемые зрачки сестры, что ни раз даже не скользнули по измятой и испачканной больничной пижаме, в чём он так и убежал, или по пыльным и растрёпанным волосам. Они впивались в него, словно острия лезвий, и Макс почувствовал в своём маленьком злодейском сердце жжение обиды, которое не было сравнимо с тем чувством отвращения к себе на момент пробуждения в больнице. Он и не надеялся, что за преступные деяния родные его простят, но и не планировал жертвовать ими. Он и не рассчитывал на прежнее, привычное течение жизни, но и не ожидал настолько крутых поворотов. Его просто предали. Не он предал, встав на сторону зла, а его предали, так быстро обвинив во всех грехах мироздания. Они же действительно подумали, что Макс атаковал сестру... Они же действительно сделали это слишком быстро. Без всяких раздумий получается, просто взяли и обвинили. На душе стало противно. Макс развернулся вместе с сиденьем, уставившись в светящуюся суперпанель (в семье Сандерменов всё без исключения «супер»?). — И ты тоже так думаешь... — прозвучало горьким утверждением. — Ты позволяешь мне так думать! — возмущённо воскликнула Фиби, стукнув по рулю ладонями, а после откинувшись на спинку кресла. Она накрыла холодными пальцами лоб, опершись локтём о дверьку. Макс упёрся в подушечку макушкой, задрав голову и выгнув шею. Его кадык шевельнулся. — Это вышло случайно. Она выбежала не вовремя. Фиби потёрла глаза, сильно сморщившись. — В стене за ней находилась взрывчатка, я целился в неё. Сандермен поджала губы и вытянула мученическое мычание. Неужели на её счету очередная роковая ошибка? Голос Макса сделался ниже и тише. — Я думаю, что тогда моё маленькое чёрное отравленное злодейские сердце, — глаза Фиби сами собой закатились, — остановилось. Нора... Я не представляю, что было, если бы Нора... «...погибла». Октавиус всплеснул руками и воскликнул: — Но это оказалось ещё цветочками! Ты не представляешь, какие чувства меня обуздали в больнице, когда я подумал... — «А что если бы это был Билли, а что если бы мама, папа... Хлоя»... Макс поджал губы и кивнул. О последнем мысли были до дрожи страшными. Разрушить жизнь, которая ещё даже не началась полноценно — слишком жестоко. — Прости меня, Макс, — вздохнула Фиби, протянув руку и накрыв его ладонь своей. — За всё. Суперзлодей улыбнулся, медленно моргнув, вместо кивка. — А, знаешь, я думаю, можно всё же одолжить у Хэнка громфургон ещё разок, — продолжила Моника уже более весело (Максу знаком этот задор в её голосе). — Х, ещё в сотый разок? К чему ты клонишь, Фибс? Она отвела сощуренные от широкой улыбки глаза в сторону, — её голова непроизвольно дёрнулась в привычном жесте, отчего объёмные висячие серьги игриво заколыхались. Однако уголки губ всё же слегка приспустились перед тем, как близняшка начала говорить: — Мне стало легче после нашего разговора. Намного. Но... Думаю, что для полного восстановления... Нам всё же не хватает... — и улыбка вновь возвращается на её лицо, — ПЛЯЖА с горячим песком, неоновых медуз в соленых волнах, тёплого соломенного настила!.. — Макс не мог не закатить глаза на очередное проявление актерского (не) таланта сестры. — Лично я давно не была на море. — Лично я никогда не был против! Заводи уже, ботаник.