И пусть твоему сердцу вечно снится май.
Для юной Аси весна всегда была особенной, нежной, не похожей на другие времена года. Почему-то казалось, что с приходом весенней поры в её душе обязательно что-то должно измениться. Казалось не зря, ведь в этот раз всё вышло именно так: Аси мысленно сменила зиму на весну и влюбилась по уши. Изначально на сердце появлялось едва заметное волнение, которое точно не являлось тревогой или страхом потери, предвкушения чего-то жуткого и, быть может, до кончиков пальцев устрашающего. Всё же это было некое предчувствие чего-то приятного, уютного, да и в какой-то мере… Желанного. Да, определённо. В последнее время Аси стала часто мечтать: ей нравилось представлять, каким образом сложится её жизнь через несколько лет, как изменится её характер и изменится ли вообще. Но, наверное, самым главным было то, что Аси боялась не увидеть в своих грёзах Алаза. Они были вместе на протяжении этого долгого и холодного месяца. Зима, как назло, пролетела мимолётно. Аси толком не успела почувствовать безжалостный холод и колючий мороз, который, как правило, с февраля месяца начинал преследовать и терзать жителей Стамбула. К слову, но Аси никогда и не любила бесчувственную стужу, которая до кончиков пальцев пробирала даже сквозь толстые одеяла. По душе ей были тёплые дни, когда солнце находилось в зените, лучи навязчиво падали в лицо, а кожа к вечеру становилась смуглее. Словно мир становился откровенным, а она была на шаг ближе к новым берегам и вершинам. В этом году зима стала намного теплее благодаря Алазу. Да, этот парень на самом деле смог подарить ей самое настоящее солнце в феврале. Но Аси и не нуждалась в солнечном тепле, ведь отныне нежные руки Алаза согревали её днём и ночью. Сначала несколько дней в загородном домике, где не было никаких проблем, ссор и скандалов, а затем поездка в горы, где они с Алазом благополучно застряли на несколько дней. Вернуться смогли лишь в последний день суровой зимы, когда в Стамбуле уже цвели подснежники и изящно пели перелётные птицы. — Мы уж думали, что вы и не вернётесь. — Неслихан встретила их буквально у порога. С яркой улыбкой на лице, в цветочном платье и кольцом на пальце. Сейчас Аси и не может вспомнить, каким образом она сдерживала Алаза, сжимая его ладонь в тот момент, когда он готов был броситься на Гювена. Громкие крики, разбитая ваза с букетом жёлтых тюльпанов, отчаянные всхлипы Эдже… Всё это смешалось в её голове внезапно, резко. Стало неприятно, сердце ссадило от одной мысли о том, что спокойные дни закончились и теперь их жизнь вновь будет похожа на свирепый шторм. Алаз, безусловно, и был тем самым бушующим штормом. — Ты можешь успокоиться, Алаз? — Просила его она, стараясь увести подальше от всех. — Давай сначала выслушаем их, а потом ты будешь с кулаками кидаться на доктора и Ямана. — Выслушать? — Спрашивал он, расхаживая по комнате. Аси, неловко оглядываясь по сторонам, сидела на диване, а в её голове мысли в клубок ниток путались. — Моя мать встречает меня у порога с кольцом на пальце, а я должен выслушивать её оправдания?! Ты серьёзно, Аси? — Я не говорю, что ты должен выслушивать оправдания, Алаз, — подходит к нему, осторожно обнимая со спины, — но не нужно рубить с горяча. Дай им объясниться, выслушай. Если они любят друг друга, разве их слова будут являться оправданием или чем-то иным? Если бы Аси знала, что в тот момент ей нужно тщательнее подбирать слова, она бы себе язык отрезала, но не сказала бы ни слова. — Любовь? — Алаз грубо отстраняется, буквально отталкивая её в сторону. А у Аси мир переворачивается с ног на голову, становится больно, неприятно. Она растерянно смотрит на разгневанного Алаза, вовсе не понимая, как за один короткий миг он снова стал таким… Грубым? Ей невыносимо тяжело признать сей факт, но он действительно был груб с ней тогда. И от этого становилось ещё больнее. — О какой любви ты говоришь? Моя мать не может любить, Аси! Она нам любовь не подарила, а ты думаешь, что ему подарит?! — Успокойся, пожалуйста, — более настойчиво просила она, то сжимая, то разжимая его руку, — давай ты придёшь в себя и мы спустимся к ним, спокойно поговорим и постараемся обойтись без драк, Алаз. Всё только начало налаживаться, не усложняй. Фраза «не усложняй» засела в голове у Алаза сразу же. Разве это он усложнял? — Не усложнять? — Переспросил он, вновь отдаляясь от неё. Аси медленно опустила взгляд на свою руку, которая буквально только что сжимала его ладонь, а затем подняла глаза на Алаза. Но увидела в них не совсем то, что хотела. В коньячных глазах горел прежний огонь: губительный, неукротимый и испепеляющий. Тогда то её тело и покрылось ледяными мурашками, которые напоминали несокрушимый айсберг, вышедший в чистые воды. И Аси испугалась собственных мыслей, ощущений, переживаний. Ей впервые захотелось, чтобы февраль повторился. — Это не я усложняю, а они, — резко ответил ей он, — всю мою жизнь усугубляет присутствие Ямана, слышишь, Аси? А теперь ещё и его отец решил, что им всё подвластно. Что дальше?! Может, он ещё поселиться у нас? Будет спать с моей матерью в одной комнате? — Яман тебя вовсе не трогает, Алаз! — Бесконечное терпение лопнуло, и Аси, напрочь позабывшая о том, что находится в чужом доме, не стала стеснятся в своих выражениях. — Да ему параллельно на тебя, как ты не поймёшь. Яман хотел наладить отношения между вами, пытался, но это ты постоянно противишься, отвергаешь его. Сколько всего ты ему наговорил, Алаз?! Разве Яман хотя бы раз сказал тебе что-то похожее? Или, может, он сам кинулся на тебя с кулаками?! — Этого Аси и боялась. Им вновь пришлось встать друг на против друга, отстаивая свои позиции и домыслы. И в этом была самая главная проблема: Аси и Алаз думали по-разному, смотрели на проблемы под несхожим углом, но при этом любили друг друга. — Не могу поверить, — тихо произнёс Алаз, а в глазах окончательно потухла прежняя нежность, — ты защищаешь Ямана-Али, девочка Аси? В чём дело? — Спросил он, сокращая между ними расстояние. И в конечном итоге, Аси оказалась плотно прижата к стене. — Теперь если я буду бить его, ты будешь его собой заслонять, Аси?! Ей показалось, что земля задрожала от его крика. В ушах усилился звон, а ноги подкосились. Наконец, знаменитый характер Алаза открылся ей со всех сторон и обнажился, показывая нутро. — Что ты несёшь, Алаз? — Она смогла справиться с эмоциями, выдавила из себя тихие слова, похожие на плач брошенного котёнка. — Если надо, я и тебя заслонять буду! Мы с Яманом выросли вместе, Джесур тоже был с нами. Я всех буду защищать, даже если придётся распрощаться с собственной жизнью. Он горько ухмыльнулся, но не позволил ей сдвинуться с места, но Аси уравняла их силы, не позволяя себе опускать глаза вниз, куда-то на уровень его грубых ботинок. — А знаешь почему? — Спросил он, заглядывая ей прямиком в душу. — Что почему? — Аси сглотнула горькую слюну, пытаясь совладать с эмоциями. Хотелось либо расплакаться, либо ударить Алаза чем-то тяжелым по голове. Плакать, конечно же, было не в её стиле, поэтому оставалось только бить. — Ты так говоришь, потому что до сих пор любишь Ямана, девочка Аси. Аси зажмурила глаза так сильно, как только могла. Рукой упёрлась в грудь Алаза, якобы намекая, чтобы он отошёл дальше. Намного дальше. Она тяжело вздохнула, совершенно спокойно посмотрела на Алаза и, наконец, рассмеялась. Звонко, пронзительно, но горько. Да так горько, что неспелые лимоны показались Алазу слаще, чем её смех в тот момент. Аси потёрла глаза, сделала ещё несколько глубоких вдохов, а затем поняла, что сдержаться теперь точно не получится. — Если бы ты, — чётко выделяет интонацией последнее слово, — Алаз, что-то понимал в любви, сейчас бы не произнёс эти едкие слова. Наверное, даже глубина морей и океанов этого мира не была такой непомерной и ощутимой, как разочарование в душе Аси. — И ты обязательно пожалеешь о них. Она не оборачивается назад, когда не чувствуя ног, выходит из его комнаты. Рукой держится за лестничные перила, а сама готова рухнуть вниз головой, лишь бы забыть всё то, что сказал ей Алаз. Аси спускается вниз, не видит и не хочет видеть, как Неслихан несётся наверх, пытаясь поговорить с сыном. Опять слышатся крики Алаза, но Аси уже всё равно. Нет, дело не в том, что она любит Ямана-Али, ведь чувств там уже давно нет, а в том, что Аси так сильно любит Алаза, что нож, который он вонзил ей в сердце, она спокойно вытащила, а после ушла, как ни в чём не бывало.***
Привычные для сердца и души места встречают Аси мёртвой тишиной. Впервые на дне ада царит непривычное и зловещее затишье, напоминающее тихий стук сердца, словно луч солнца вырвался из мучительного плена чёрных туч. У входа она не замечает пугающих ребят, которые в незапамятные времена стали для неё роднее матери и отца. Издалека не слышатся звонкие голоса детей, брошенных на произвол жестокой судьбы, а укромное местечко у воды страдает от одиночества. Аси встревоженно оглядывается по сторонам, озадаченно садится на старую доску у большого дерева, морщась от солнечных лучей, навязчиво ослепляющих ей глаза. Достаёт телефон, готовится набрать номер Ямана, но в самый последний момент останавливается на полпути. — Ты почему одна здесь, сестра? — Аси вздрогнула от неожиданности, услышав позади себя чей-то голос. Обернувшись, столкнулась взглядом с одним из оборванцев, который на протяжении долгих лет скитался по их району. — Не подкрадывайся так, — тихо озвучивает просьбу, указывая рукой на место возле себя, — садись. — Я думал, что здесь никого нет, — ответил парень ей, — брат Яман сказал, что заберёт всех с собой. Вот я и пришёл сюда о жизни подумать, посмотрел по сторонам, а тут ты. Почему одна? — Вновь спросил он, разглядывая её бледное лицо. — Заберёт с собой? — Уточнила Аси, не припоминая никаких фраз Ямана, связанных с районом, и его жителями. — А куда все делись то? — Бывший муж госпожи Неслихан, — он задумывается, будто бы пытается что-то вспомнить, — да, Серхан, точно. Он взял на себя ответственность за проверку здоровья бездомных детей и тех, кто вынужден жить в нашем районе. Яман поехал с ними, да и ребята наши тоже уехали. — Проверка здоровья? — Нахмурилась Аси. — С чего бы вдруг… — Не знаю, — пожимает плечами он, — но они действительно хорошо помогли нам, Аси. Сказали, что и жильё предоставят. Мама у Ямана невероятная женщина, такая лучезарная и… — Прости, — Аси резко встаёт с места, желая как можно быстрее сбежать домой, — мне нужно идти. Есть некоторые дела. — Нет проблем, Аси. До встречи! Уже возле дома Аси задумывается всерьёз: а с чего бы Серхану помогать бездомным детям? Быть может, это попытка стать лучше в глазах собственных детей? Или, наконец, его совесть проснулась и он начнёт исправлять всё то, что натворил? Она хмурится, отгоняя мрачные мысли. Старается думать позитивно, но в голове настоящий бардак. То ли хочется думать о плохом, то ли в сердце предчувствие странное поселяется. Аси неспокойно. Она не спеша перебирает одежду, выискивая подходящий наряд для сегодняшнего вечера. У неё очередное выступление в баре, сложнейшая песня, которая требует особого внимания, а у Аси в душе похоронный марш звучит. Алаз до сих пор не позвонил, не написал, не приехал, не обнял и не поцеловал её, обещая, что всё будет хорошо. Но, а как всё может быть хорошо, если их жизнь прямиком летит на дно ада?***
В этот раз Аси даже не старается быть красивой и женственной. Не перебирает многочисленные кисти для макияжа, не открывает колбочки с яркими тенями, не наносит красные румяна и даже не красит пушистые ресницы. Лишь причёсывает влажные волосы, одной рукой поправляя передние пряди. В углу комнаты её ждёт вечернее платье, которое любезно занёс ей минутами ранее Толга, а на туфли на высоком каблуке Аси даже не обратила внимания. По-прежнему неподвижно сидела у большого зеркала, разглядывая воспалённые глаза и пересохшие губы. Она определённо была похожа на мертвеца. Наверное, потому что после конфликта с Алазом была мертва изнутри. — Всем добрый вечер! — Аси неловко переминается с ноги на ногу, разглядывая толпу людей перед собой. Где-то слева она замечает Чаглу, которая ярко улыбается ей в ответ, рядом видит Джесура, который дарит самые ошеломляющие и громкие аплодисменты. Через столик от них виднеется Руйя с Яманом: они держатся за руки, улыбаются, смеются. Но Алаза по-прежнему нет. Наконец, из массивных колонок начинает играть плавная мелодия, уносящая её куда-то вдаль. Порой мне так тяжело молчать в кричащей тишине, прятаться в себе, отрекаясь от самой себя. Аси уверена, что каждое её выступление — это не просто музыка и набор слов, которые она на следующее утро забудет. Она точно знает, что это её личная исповедь, в какой-то мере похожая на слабость, но далеко не являющаяся ею. И, наконец, осознание, которое приходит к ней после этой исповеди, буквально кричит о том, что она так долго пыталась быть сильной, а в итоге осталась обезоружена. Порой мне так трудно собрать все эти «может быть», и держаться за тебя — вопреки судьбе. Её признания никогда не были наполнены красотой, нежностью души, но Аси всегда старалась быть искренней. С Алазом же всё было совсем иначе: Аси, наконец, смогла побороть внутренние страхи, признаться в любви, которая изо дня в день обрекала её на мучения. Но призналась она, а что дальше? Весенняя пора разрушила всё одним махом, а Алаз отныне даже не появлялся перед ней. Если ты начнёшь мёрзнуть, скажи мне об этом, немедля, я захлопну все свои окна и закрою двери. И пусть всё останется так: пусть, как и внутри нас, вокруг царит хаос. Аси проклинает себя за слабость, за мечты и фантазии, которые заставили её поверить в то, чего нет. Человек, который всю свою сознательную жизнь испытывал на себе груз и тяжесть, впервые доверился, но получил нож в спину. В те моменты, когда любовь застывала, я научилась молчать. Я не плакала, не плакала. Я привыкла молчать. Ей тяжело дышать, ведь воздух — это Алаз. В те моменты, когда мы были в душевной разлуке, я научилась молчать. В горле пересохло, но воды нет, ибо источник — это Алаз. Мне всё ещё холодно, мороз пробирает насквозь, но я же привыкла молчать. Аси кажется, что мир погружается во тьму, ибо её светлый и непорочный мир — это Алаз. Порой мне так тяжело дышать, и выстоять в твоей вечной мерзлоте. Но если ты сам начнёшь мёрзнуть, скажи мне об этом, не медля, я захлопну все свои окна и закрою двери. И пусть всё останется так: пусть, как и внутри нас, вокруг царит хаос. Она вновь оглядывается по сторонам, но увы. В те моменты, когда любовь застывала, я научилась молчать. Я не плакала, не плакала. Я привыкла молчать. Алаза с ней нет. Он не пришёл, а быть может больше никогда и не придёт, оставив её наедине с тем холодом, который она никогда не любила. От тебя мне осталась лишь ложь, ложь, которую я ещё в состоянии любить.***
— Твой голос как будто переносит в детство, Аси. — Яман осторожно обнимает её. Беглым взглядом пробегает по лицу, отмечая, что этим вечером с Аси явно что-то не так. — В детство? — Переспрашивает она, слабо улыбаясь. — Да, — отвечает ей он, а у самого глаза горят, — в те самые времена, когда ты пела нам колыбельные, нежными руками поглаживала волосы, приговаривая, что однажды всё будет хорошо. — Будто бы это было сотню лет назад. — Аси ухмыляется, а сама и вовсе не желает вспоминать те времена. Тяжело, грустно, непривычно. — Ты в порядке вообще? — Сжимает её плечи, а Аси опускает взгляд. К сожалению, ей нечего ответить. Точнее, она может сказать, рассказать и даже в красках, но зачем? Разве есть в этом какой-то смысл? — В порядке, я в полном порядке, брат. — Аси повторяет слова снова и снова, будто бы пытается убедить саму себя. — Обманываешь. — Безусловно, Яман был бы вовсе не Яманом, если бы не догадался. Аси трудно собрать все свои мысли и переживания в единое целое, трудно сформулировать то, что она чувствует последние сутки-двое. Внутри неё идёт ожесточенная борьба: сердце требует любви, а разум — спокойствия и уединения. — Мы с Алазом, — начинает она, но запинается, — точнее, я и Алаз… Так будет правильнее. Между нами есть чувства. Или они были… Я не знаю, Яман. Никогда так прежде не путалась в своих эмоциях, а сейчас же в голове полный бардак. — Что ж, — он буквально сразу же меняется в лице, — я заметил, Аси. Заметил давно, да и наивный дурак понял бы всё. Хотел поговорить, но подумал, что если ты счастлива — то счастлив и я. Алаз — мой брат. Брат, который не признаёт меня, всячески пытается задеть, уколоть, сделать больно. Но ты — моя сестра, Аси. Пусть мы не родные по крови, но мы родные здесь, — показывает на сердце, — я готов стерпеть любую боль, любую обиду. Но если больно будет тебе, я заставлю его молить о смерти, хорошо? — Яман улыбается, так тепло и по-домашнему, что у Аси невольно замирает сердце. Ну не может она ему рассказать о словах Алаза. Ей стыдно… — Возникла ссора, — отмахивается она, — просто ссора. Я поэтому расстроена. — Пусть будет так. — Целует её в макушку, обнимая. Аси давно поняла, что к Яману-Али у неё была лишь детская симпатия, и ничего больше. Но сейчас, сравнивая его объятия и объятия её Алаза, Аси точно уверена, что никогда не любила Али. Ей просто нравилось проводить с ним время. Это было так привычно, непринужденно, поэтому и складывалось ощущение, что это любовь. Но кто же знал, что жизнь так скоро заведёт её в тупик, а чувства будут гореть адским пламенем, сжигая всё вокруг. — Кстати, — Яман достаёт из задних карманов своих брюк небольшую записку, — завтра ты должна поехать по этому адресу, возьми с собой паспорт и все документы, которые собрала мама. Она смогла решить вопрос с учёбой, поэтому тебе необходимо будет лично встретиться с управляющим. Выберешь факультет, а дальше всё будет хорошо. Это я тебе обещаю. — Подожди, подожди, — просит она, — ты сейчас серьёзно? Ей сейчас одновременно радостно и страшно. Аси кажется, что этот мир — это не её мир. Она его не заслуживает, как не заслуживает и всего того, что даёт им даром Неслихан. — Более чем. Ты это заслужила. — Будто бы читая её мысли, отвечает он. Но Аси по-прежнему страшно, ведь с момента её рождения тревожное состояние, беспокойство и смерть всегда были рядом. Не было ни дня, когда бы она не проснулась ночью, не оглянула мрачную комнату и не спросила себя: «А не в аду ли я?» Самым неприятным чувством было чувство… Бессилия. Да, точно, то самое собственное бессилие, которое держало её за шиворот с малых лет. — Чёрт, — срывается с её уст, она устало потирает виски, зажмуривая глаза, — у меня сейчас такое состояние, что в мире не хватит ромашкового чая, чтобы успокоить тревогу и панику в моей груди. — Всё просто: если проблему решить можно — не стоит о ней беспокоиться, а если проблему решить нельзя — беспокоиться бесполезно. Поговори с Алазом, а завтра со спокойной душой езжай в колледж. Осмотрись, выбери то, что тебе понравится, а затем, наконец, начни проживать свою лучшую жизнь, сестра.У каждого из нас свой ад — это не обязательно огонь и смола. Наш ад — это жизнь впустую.
***
Аси возвращается домой поздно ночью. Легко и непринужденно снимает с себя верхнюю одежду, в сторону откидывает ненавистные туфли, морщась от боли в ногах. На телефон приходит сообщение от Джесура, а она подрывается, надеясь, что там долгожданная весточка от Алаза, но разочаровывается буквально сразу же. Зачем-то заходит в их диалог, перечитывает его***
Ранним утром Аси всё же сдаёт анализы и все необходимые документы для приёма на учёбу в колледж искусств. Старается выбросить из головы все докучающие мысли о Алазе, но, как назло, они преследуют её повсюду. Она вовсе не слушает речь одного из преподавателей, игнорирует разрывающийся от звонков телефон, и мечтает как можно быстрее вернуться домой. Кивает головой на все вопросы, любезно улыбается, старается быть вежливой. Но сама чувствует, что от прежней Аси будто бы ничего не остаётся. Ей трудно смириться с тем, что от прежней жизни ничего не остаётся, и она вынуждена оставить в прошлом всё то, что радовало и огорчало ранее. Аси не хочет становиться одной из тех девушек, которые по сей день окружают Алаза. Ей не хочется носить короткие и вызывающие юбки, облегающие платья и туфли на высокой платформе. Аси не желает быть пустым сосудом, который наполняется лишь с помощью мужской ласки и плотских утех. Но она здраво мыслит, оценивает ситуацию и осознаёт, что они с Алазом — полные противоположности. Аси не может отдать ему всю себя, а Алаз не может перестать требовать от неё то, на что Аси попросту не способна. Она прекрасно знает, что их ссора буквально высосана из пальца, но не может ничего с этим поделать. Аси хочет измениться в лучшую сторону, но перемены не всегда приводят к чему-то хорошему, а быть может и счастливому. Она мечтает, чтобы и Алаз наконец поменялся: научился исправлять собственные ошибки, умел потушить в себе пламя гордыни и ярости, начал прислушиваться к матери, которая желает ему только добра. Но вот тут и назревает главный вопрос. А любовь ли это, если она так сильно хочет, чтобы он поменялся? Аси не отрицает, что имя Алаз вызывает в сердце странные чувства, похожие на приход весны, долгожданный рассвет, а быть может и на поле из ароматных цветов. Она чувствует, что снова начинает жить только благодаря ему, но всякий раз, когда Алаз наносит ей рану, Аси умирает. Долгой и мучительной смертью. Она привыкла быть стойкой и сильной, и являться той девушкой, которая и в битве поможет, и собой заслонит. Но Аси никогда не была слабой. А всё потому, что до этого никогда не любила. Аси никогда не была у психолога, но часто перечитывала старые книги Ямана, пытаясь понять, осознать и прожить эту жизнь таким странным, но дельным способом. И однажды она наткнулась на сборник статей о человеческих ценностях, пороках, о любовных страстях и жизненных опытах. Прочитав пару строк, и состроив недовольную гримасу, она отложила их в сторону. Мол, о любви читает только тот, кто в ней хоть что-то понимает. Но, как ни странно, она вернулась к этому сборнику вновь. Нехотя, с явным нежеланием и притворством. И пожалела об этом сразу же, ведь с каждой новой фразой книга начинала раздражать её всё больше и больше. Так, на одной из страниц в пример приводили интервью Карла Маркса, который любил философствовать на любые жизненные темы. Вопрос был примерно таковым: «Достоинство, которое вы больше всего цените в мужчине?» — «Сила». — «А в женщине?» — «Слабость». Это возмутило её. Возможно, что в некотором роде даже разозлило. А затем в мыслях созрел пугающий вопрос. Неужели женщина должна проявлять слабость, чтобы её любили и ценили? Как оказалось, это даже не нужно показывать. С приходом любви в нашу жизнь мы действительно меняемся. Кто-то в позитивную сторону, а кто-то наоборот, в отрицательную. Любая женщина становится уязвимее, слабее, беззащитнее в тот момент, когда в сердце начинает жить любовь. И, будто бы назло, мужчины постоянно путают беззаветную и безоговорочную преданность женщин с немощностью и хилостью, но затем понимают, что даже самая слабая женщина в силах взвалить себе на спину нескольких***
— Аси. — Алаз приходит поздно вечером, солнце уже давно не светит, птицы не поют, а улицы полны тёмными красками. Она растерянно поднимает на него глаза, ибо уже давно потеряла всякую надежду на то, что он придёт. Аси пытается улыбнуться ему, но получается явно неудачно. Приглашает его войти, чувствуя как подкашиваются ноги. — Я думала ты не придёшь. — Озвучивает мысли она, а напряжение между ними растёт с каждой минутой. — Даже если бы не позвала, пришёл бы. — Он в привычной манере усаживается на диван, а она остаётся стоять перед ним. Замечает тёмные круги под глазами, бледность и очертание болезни. — Развод родителей даётся слишком тяжело для нас всех. — Начинает он и уверенность улетучивается вместе со словами. — Эдже толком не спит, постоянно спрашивает, что будет с нами и отцом. А я не знаю, что ей отвечать, Аси. Ибо сам не могу осознать и принять это. — Ухмыляется. — Мама разрушила всё одним махом, и теперь нашу семью ничего не спасёт. Как оказалось, мы держались не благодаря любви между этими двумя, а только благодаря деду, который старался поддерживать в доме порядок. — Мне очень жаль, Алаз… — Нет, Аси, — перебивает её, жестом руки просит остановиться, — не нужно. Нет необходимости жалеть меня, пытаться понять, ведь ты и не сможешь. С приходом Ямана наша жизнь перевернулась с ног на голову, — продолжает он, — всё разрушилось в один миг. Моя жизнь, Аси, она перестала быть яркой и насыщенной, но когда появилась ты… Мне стало легче? Быть может, я даже пытался стать лучше? Я не знаю, Аси. Мне кажется, что где-то я допускаю ошибку, но не знаю где. Мне хочется довериться и матери, и отцу, но они находятся по разные стороны друг от друга. И всё в очередной раз летит на дно ада. Аси осторожно садится возле него, берёт за руку, сжимая ладонь. — Позволь им самим разобраться, Алаз. — Просит она. — Я не говорю, что ты обязан смириться со всем, но попробуй стать чуть-чуть мягче. Твои родители на стадии развода, документы только подписаны, ещё есть время. Быть может, что-то даже измениться. — Медленно кладёт голову на его плечо, не разжимая руки. — Ты сама то веришь в это? — Он грустно улыбается, приглаживая её волосы. — Хочу. — Отвечает Аси. — Просто хочу верить в то, что всё будет хорошо. — Простишь меня? — Спрашивает он, целуя её в макушку. Аси закрывает глаза, полностью посвящая себя этому прекрасному моменту. — Не хотел срываться на тебе. — Я не обижаюсь, Алаз, — успокаивает его, — точнее, не умею обижаться. — Я не хотел, чтобы всё было так… Паршиво. — Продолжает поглаживать её волосы, иногда накручивая пряди волос себе на указательный палец. — Может ты права, и мне стоит стать мягче по отношению к матери, но эта рана кровоточит ещё с самых ранних лет, Аси. И её ничем не вылечить. Можно заклеить пластырем, но даже он не выдержит того, что находится у меня внутри. Я разрушен. Разрушен с того момента, как исчез Али и мать ушла в себя, оставив нас одних. А теперь любовь, представляешь… Любовь к мужчине. Не к собственным детям, а к мужчине, которого она не видела двадцать лет. Неужели мама готова ставить его превыше нас? Разве есть сильнее любовь, чем материнская? — Думаю, ты спрашиваешь это не у того человека. — Аси отстраняется, а затем достает небольшую коробку из-под дивана. — Это мне осталось от матери. Алаз с любопытством рассматривает предмет в её руках, но не позволяет себе взять его в руки. Замечает, что глаза Аси горят блеклым огнём, и понимает, что даже спустя столько лет, проведённых порознь с матерью, в её душе по-прежнему есть светлые чувства. Душа Аси не такая чёрная, как душа Алаза. — Зачем ты хранишь это? — Спрашивает он, ожидая услышать что угодно, только не то, что произносит Аси. — Потому что люблю её, Алаз. — По щеке Аси катится маленькая слеза, а у него внутри всё разрывается от одной мысли о том, что эта девушка настолько невинна и чиста, что даже маленький участок его кожи будет грязнее её. — Любишь человека, который бросил тебя на произвол судьбы, Аси? — Тихо, почти шёпотом спрашивает он, будто бы боится, что их кто-то может услышать. — Она моя мама. — Уверено отвечает Аси, стараясь как можно быстрее смахнуть с лица слёзы. — Мама, которую я не помню. Но знаешь, Алаз, это может показаться глупостью для тебя, — отводит взгляд в сторону, содрогаясь то ли от холода, то ли от печали, — но я помню её аромат. Нежный, цветочный, сладкий, как спелые груши. Когда я прохожу мимо того дерева на окраине улицы, а как ты знаешь, уже в августе на нём висят спелые плоды, я будто бы возвращаюсь в детство. Мне было всего лишь три, когда жизнь или некие обстоятельства разлучили нас, но я действительно помню этот аромат, который не сравнится ни с чем. И, наверное, материнская любовь тоже не может сравниться с чем-то или кем-то. По крайней мере, я считаю так. — У нас в саду всегда цвели яблоки. — Добавляет он, пальцами стирая слёзы с её лица. — Такие ярко-красные, до ужаса вкусные. Мы с Чаглой постоянно залазили на это дерево, обрывая снизу все фрукты. Но с приходом зимы я обнаружил, что на дереве больше нет яблок, а ветки буквально прогнулись от снега. — Здесь раньше росли красные яблоки. — Юный Алаз, хмуря тонкие брови, показывал пальцем на когда-то цветущую яблоню в саду. Он по-прежнему недоумевал, куда же могли подеваться спелые плоды, которые он не только видел, но и пробовал на смак. — Посмотри вокруг, — отвечала ему мать, — сейчас зима, сынок. Из-за холода яблоки не могут больше расти на этом дереве, и зацвести сумеют лишь весной. — Подхватив его на руке, она позволила Алазу прикоснуться к голым веткам, засыпанным мраморным снегом. — А люди тоже не могут цвести зимой? — Спрашивал он, морщась от холода. Снег в маленьких ладошках таял, крупные капли стекали по рукам, загадочно растворяясь в сугробах. — Не могут, Алаз. — Звонко смеялась Неслихан, смахивая с розоватых щёк снежные хлопья. Алаз продолжал хмурится, то и делая, что оглядываясь по сторонам. — Это плохо. — Твёрдо отвечал он. — Мне больше нравится, когда цветёт, мама. Ты можешь попросить, что эта зима ушла? Она мне не нравится. — Послушай, — она опустилась перед ним на колени, заглядывая в бездонные глаза сына, — мы не можем её прогнать, Алаз. Но она однажды закончится мгновенно, как чудо, и наступит весна. И всё же ему хотелось отправить её в вечное изгнание. Туда, откуда нет дороги назад. — Зима очень долгая, правда? — Не унимался он, всё представляя, как скоро наступит весна и зацветутЧужие секреты всегда причиняют боль.