Paso a paso

*** Арсений не мог поверить, что оказался в такой ситуации. Происходящее напоминало дурной сон, из которого тщетно пытаешься выбраться. С момента, как его повязали, Арсений словно впал в анабиоз. И только теперь, переступая порог колонии, закованный в наручники и конвоируемый парочкой ментов, он начинал осознавать, что всё по-настоящему. Неужели это он орал и чуть ли не лез с кулаками, когда ему предъявляли это смехотворное обвинение? Неужели это его тащили в кутузку едва ли не насильно? Задним умом Арсений понимал, что стоило вести себя спокойно, ведь клевета непременно рано или поздно вскроется сама. Но тогда что он делает тут, в холодной и мрачной комнате для досмотра? Арсений глубоко вздохнул и попытался расслабиться хотя бы немного, представив, что находится на приёме у врача. Пока дежурный надзиратель выдавал форму, забирал немногочисленные личные вещи, походя рассказывая основные правила, Арсений снова выпал из реальности и погрузился в невесёлые размышления о собственной судьбе. Обескураживало, какая Марат распоследняя гнида! Безусловно, у самого Попова тоже был непростой характер, но до подобного он бы ни за что не опустился. Арсений бы не подставил человека под уголовку. По предварительным оценкам за 'хранение' в крупных размерах грозило в среднем около шести лет лишения свободы. В медпункте, куда Арсения привели для заведения карты, было светлее, и обстановка, несмотря на спартанский вид, угнетала чуть меньше. В окна просачивались солнечные лучи, освещая несколько коек и дверь в смежный кабинет. Пока сопровождающий пытался достучаться к доктору, Арсений заметил, как на ближайшей койке шевельнулось тело, поначалу почудившееся ворохом одеял. Затем в однотонном комке ткани появилась всклокоченная шевелюра и блеснули два любопытных глаза. Надзиратель отчаялся добиться отклика из кабинета, приказал Попову оставаться на месте и вернулся к двери — высматривать врача в коридоре. Арсений неловко переступил с ноги на ногу, с тоской оглядывая старые, но прочные решётки поверх оконных рам. Свет, конечно, сюда проникал, а вот сам Арсений выйти, увы, не мог. — Новенький? — вырвал из безрадостных мыслей хриплый негромкий голос. Попов повернулся к растрёпанному заключённому, принявшему сидячую позу, теперь уже не скрываясь смотрящему на него, и хмуро кивнул. — За что загремел? — продолжил допрос незнакомец. Арсений растерялся. Брошенное невзначай прямое напоминание, словно удар под дых, выбило воздух из лёгких, запоздало приводя в ужас от нынешнего положения. Попов не сразу вспомнил статью. Двести двадцать восьмая, кажется? Господи, да как такое вообще возможно?! Арсений закрыл глаза и постарался углубить дыхание, чтобы не впасть в панику. Зэк терпеливо дожидался ответа и всё так же беззастенчиво пялился, пока Попов приходил в себя — когда он смог наконец приподнять веки, то встретился с пристальным взглядом зелёных глаз. Надо сказать, Арсений отнюдь не являлся полным наивняком и душой нараспашку — отчего случившееся с ним казалось особенно ироничным, — скорее, ему была даже присуща некоторая паранойяльность из-за врождённой и приобретённой скрытности. Поэтому он крепко задумался, прежде чем откровенничать с каким-то.. кем? Какое преступление мог совершить этот человек? Однако терпение невольного собеседника было не безгранично, поскольку он нахмурился, подался вперёд и с лёгким, но непрозрачным оттенком наезда спросил: — Ты немой, что ли? С другой стороны, наживать врагов тоже не стоило, поэтому, гулко сглотнув, Арсений всё-таки выдавил: — Двести двадцать восемь. Заключённый хмыкнул и, насмешливо вскинув брови, уточнил: — Любишь пудрить носик? — Чего? — вырвалось у Арсения до того, как он успел подумать. Но никакой угрожающей реакции на 'неотфильтрованный базар' не последовало. Напротив, зэк будто бы ещё больше развеселился от Поповской неосведомлённости, почесал перебинтованное предплечье и сказал: — Это мем. Антон. А ты? — Арсений, — с почти не наносным спокойствием ответил тот, решив для себя, что новый знакомый не представляет большой опасности: то ли потому, что умудрялся выглядеть добродушно, несмотря на кудлатость и неровную щетину; то ли из-за цитирования мемов; то ли из-за того, что представился Антоном, а не каким-нибудь Фурункулом. Арсений даже решился на ответный вопрос: — А тебя за что? — Сто пятьдесят восемь, — явно зеркаля, ухмыльнулся Антон. — По делу? — ощутив вседозволенность, Попов совсем перестал следить за языком. А зря. — В каком смысле? — посуровел визави, моментально меняясь в лице и вновь вызывая сошедшее было на нет ощущение нависшей угрозы. — Я ничего не имел в виду.. — поспешил объясниться и урегулировать ситуацию, пока не стало безнадёжно поздно, Арсений. — Просто хотел сказать, что меня, например, подставили. На несколько мгновений вновь воцарилось тяжёлое молчание. Антон смотрел абсолютно нечитаемым взглядом, но потом вроде бы смягчился и разбил звенящую тишину вкрадчивым и серьёзным: — Лучше никому больше этого не говори. И вообще, будь осторожен. Ты, я так понимаю, не представляешь, как тут всё устроено. Постарайся особо не отсвечивать. У нас здесь таких.. чиримисов, знаешь, как быстро.. берут в оборот, — он помолчал, задумчиво пожевав губу. — Если продержишься до завтрашнего утра, станет легче. Арсений напряжённо размышлял, пытаясь понять, на что намекал Антон. Ведь не мог же он с одного только взгляда догадаться об истории с Маратом и об Арсении в принципе? Вроде, Попов поводов не давал. Если только Антон и сам.. Впрочем, это же тюрьма. Здесь о таком наверняка не спрашивают и выбор едва ли дают. Арсений похолодел, предчувствуя недоброе, но, чтобы не расклеиться совсем, с вызовом вскинул подбородок и постарался как можно твёрже сказать: — Я умею драться. Так что при необходимости сумею за себя постоять. — Когда на тебя идёт шайка лохматух, уровень твоих бойцовских навыков не имеет особого значения. Арсений задавил в себе неуёмное желание пошутить, что Антон и сам — та ещё лохматуха. Но в этот раз чутьё, несмотря на весьма смутное знание Поповым тюремного жаргона, не подвело. К тому же Арсений не понял с ходу, что за преступление значится в сто пятьдесят восьмой статье. Будет фиаско, если Антон состоит в подобной шайке. Вместо этого Арсений поинтересовался: — А почему именно до завтрашнего утра? Но охранник наконец дождался возвращения врача, поэтому Антон, снова принимая лежачее положение, бросил только загадочно-зловещее: — Увидишь. *** Когда Арсения привели в спальную комнату общежития, перед ним предстали ряды двухэтажных шконок. Показав новенькому его место, надзиратель тут же приказал всем построиться на утреннюю поверку и предрабочий инструктаж. Арсений внезапно понял, что ему предстоит освоить профессию, о которой он раньше не имел никакого представления, в кратчайшие сроки. Но о прежней сфере деятельности, похоже, здесь лучше не распространяться. Тут Антон прав: чем меньше остальные заключённые о нём знают, тем крепче Попов спит. Арсений старался не пялиться по сторонам, но при этом и не выказывать страх, клокочущий где-то на уровне грудной клетки. Несмотря на это, липкие взгляды сокамерников можно было ощутить кожей. Попов попытался сосредоточиться на объяснениях надзирателя, игнорируя пристальное внимание двух десятков человек. Арсения определили на швейное производство, вместе с остальными заключёнными отвели в промышленную зону, в подготовительно-раскройный цех. Первое время всё шло неплохо. Попов был довольно сметливым и быстро приноровился к выполнению обязанностей. Остаться совсем незамеченным, конечно, не удалось. Но подошедшие знакомиться двое невысоких парней заговорили относительно дружелюбно. — Как зовут? — спросил тот, что повыше, бритый, в очках, с негустой седеющей бородой. — Арс... — Арсений оборвал себя на полуслове. Наверняка здесь у каждого есть клички. Или это стереотип? Антон представился по имени. — Арс? Что за имя такое? — ухмыльнулся второй, явно кавказской внешности, хмурый и чернобородый. — Сокращённое от Арсений, — промямлил Попов, досадуя на собственное косноязычие. — Я — Самсис, — представился тем не менее в ответ невысокий кавказец. — А это — Грек. — Повезло тебе, Арс, — сказал Грек со смешинкой в глазах и добавил, увидев непонимающий взгляд: — Раскройка — плёвое дело. Главное, не переусердствовать. Рабов здесь не любят. — Рабов? — переспросил Арсений. — Лошадей, — 'пояснил' Самсис. — Они очень быстро становятся лошадками. — Да не баси ты раньше времени, — одёрнул его Грек и, заметив приближающегося охранника, процедил: — Шухер, цирик. Они с Самсисом поспешно отошли. А Арсению, вместе с ещё одним заключённым, поручили отвезти крой на этаж швейного цеха и, забрав готовую продукцию, сгрузить её на склад. Время шло к обеду, и Арс, поднимаясь на лифте с тканями, думал, что и правда легко отделался, что, если так дальше пойдёт, жизнь за решёткой может оказаться вполне сносной. Но не тут-то было. На электроучастке стоял шум машин, перемежаемый редкими выкриками. Арсением овладело нехорошее предчувствие, когда он мельком заметил странную улыбку на лице 'напарника'. Что-то казалось неправильным. Дело явно было нечисто. Ждать подтверждения долго не пришлось. Навстречу вышли четверо зэков. Предводитель шайки выдвинулся вперёд, в то время как остальные трое выстроились полукругом, заслонив Арсения от чужих глаз. Не понимая пока, что именно от него станут требовать, Попов постарался до последнего сохранять невозмутимое лицо. В конце концов, не могут же они применить физическую силу прямо тут, практически под носом у надзирателей. Которые так некстати куда-то запропастились. — Смотрите-ка, какой батон к нам пожаловал! — сально загоготал главарь. Троица прихлебателей заулюлюкала и засвистела. — С такой жменью — небось знатный акробат! Отморозки начали сужать круг, похабно скалясь. Арсений не понимал половину сказанного, но интонацию и атмосферу трудно было не уловить. Попов замер, пытаясь спешно сообразить, что делать. Он мог выпендриваться перед Антоном сколько угодно, но по факту тот снова оказался прав: несколько уроков единоборств превращаются в пшик перед лицом реальной опасности. Но наконец судьба вернула свою благосклонность и прозвучал сигнал об окончании работы. Неподалёку замаячил долгожданный надзиратель, и шайке пришлось отступить несолоно хлебавши, к величайшему облегчению Арсения. От пережитого стресса у него затряслись конечности и накатила слабость. Он поспешил ретироваться из проклятого цеха в сторону лифта. 'Напарник', явно осведомлённый о произошедшем, делал вид, что ничего не случилось. Арсений шёл в строю одним из последних, поэтому за обедом сел как можно ближе к краю длинного стола и, соответственно, ближе к замыкающему охраннику. На качество жидкого супа и неказистого второго 'блюда' Попов не обратил особого внимания, вяло болтая ложкой, — всё равно кусок в горло не лез. Стратегически выгодная позиция позволила пройти дневному приёму пищи без эксцессов, но что делать с глумливыми зэками, явно выказавшими свои намерения на его счёт, Арсений так и не придумал. А ведь впереди ещё вторая смена! Надо остановить панику и рассуждать логически. Какова вероятность снова отправиться в швейный цех? А встретить этих уродов за пределами промышленной зоны? Кажется, они были из другой спальни, но едва ли это поможет, если ублюдки захотят отыскать его. Арсений пока плохо знал распорядок, но слышал, что вечером у всех заключённых есть час личного времени. Значит, по желанию они могут относительно свободно перемещаться: отправиться в библиотеку или комнату отдыха, например. Тогда, может, просто никуда не ходить? Арсений промаялся всю вторую половину дня, с затаённым страхом ожидая новой встречи с шайкой из швейного цеха. Лучом света в тёмном царстве стал очередной приход Самсиса и Грека к концу уборки рабочих мест. Они так по-свойски поинтересовались, как проходят его первые сутки на зоне, что Арсений, пребывающий в мучительных ожидании и отчаянии слишком долго для его хрупкой нервной системы, неожиданно для самого себя вывалил им всё как на духу. — М-да, — выдал Грек после непродолжительного молчания, почёсывая подбородок. — Опять этот Мокрица, лохматуха паскудная! Только шеф с зоны — он сразу ищет кого бы разломать. — Ничё, пацан, не бзди! — успокоил Самсис. — Вот вернётся Шаст от лепилы, кончится Мокрицына лафа. Арсений, вторично услышавший слово 'лохматуха', отстранённо подумал, что лучше бы он так и остался в неведении относительно его значения. — А кто такой Шаст? — спросил Попов, пытаясь вникнуть в особенности местной иерархии. — Шаст — кореш мой, — сказал Грек потеплевшим голосом. — Но прежде всего — он из благородных. Поэтому наша кодла всегда будет мазу держать над всякой гнилью. Самсис только покровительственно кивнул в подтверждение сказанных слов. Арсений уже было воспрял духом, поскольку понял — отчасти интуитивно, — что Грек и Самсис отчего-то решили взять его под крыло. Вернее, дали надежду на протекцию главаря их собственной шайки, как только тот вернётся.. откуда-то. Но последующая фраза Грека низвергла несчастного Попова обратно в пучину тревоги: — Плохо только, что сегодня в баню идти. *** Арсений до последнего пытался избежать вечернего похода в баню. Но помывочно-постирочные процедуры проходили строго по распорядку, пару раз в неделю. Спросив у охранника, может ли остаться в спальне, и получив отказ, Арсений смирился со своей участью и решил, что будет полагаться на удачу. В конце концов, ему пока нечего было стирать, а помыться можно быстро или же вообще только сделать вид. В бане было тесно и слишком душно. В кабинки занимали очереди и, пока ждали, старались успеть простирнуть вещи в стоящих тут же тазах. Арсений понял, что здесь практически невозможно урвать хотя бы небольшой кусочек приватности, но это уже казалось из ряда вон. Очередная волна паники накатила неожиданно, и Попов забыл о том, что надо торопиться и остерегаться. Он просто стоял и смотрел на творящуюся суету. Сильный толчок в плечо выдернул его из ступора. Арсений обернулся и столкнулся нос к носу с Мокрицей. — А вот и наш гребень! — мерзко ухмыльнулся он, а неизменная тройка подручных загикала из-за спины своего главаря. — Ну что ж, настало время нас причесать! Арсений быстро осмотрелся в поисках охранника, но того не было в помещении: надзор надзором, а стоять в этой душегубке и ждать, когда помоется толпа зэков, желания у него не было. Пока Попов выглядывал надзирателя, один из 'мокричников' зашёл сзади и резко ударил под коленную чашечку. Ноги непроизвольно подогнулись, и Арсений упал, а на глаза от боли навернулись слёзы. Оставалась надежда, что Самсис с Греком где-то поблизости и смогут предпринять хоть что-то. Остальные заключённые не торопились связываться с шайкой насильников. — О, да ты ещё не разоблачился! — продолжал насмехаться тем временем Мокрица. — Не кипешуй, мы тебе сейчас поможем. Двое ухватили Попова под руки, в то время как предводитель уже потянулся к поясу своих штанов, не сводя предвкушающего взгляда с жертвы. Арсений мысленно прокручивал в голове дальнейшие действия. Он собирался двинуть локтем одного, постараться пнуть второго и вырваться из хватки, хотя понимал, что это не поможет, поскольку, даже если манёвр удастся, едва ли получится сбежать до того, как двое оставшихся ему наваляют. Силы явно неравны. Мокрица подошёл ближе и взял Арсения за подбородок, оголяя свой вялый причиндал. Но судьба смилостивилась над Поповым ещё раз. Раздался зычный голос надзирателя, подгоняющего их группу, так как следующая была уже на подходе. Мокрица с подельниками моментально рассосались, словно ветром сдуло. Арсений, быстро поднявшийся с колен, сквозь волну облегчения не мог не задаться вопросом, как вообще Мокрица затесался в их строй. Подняв голову, Попов заметил Самсиса и Грека, выглядывающих из-за спины охранника, догадался, что в этот раз дело было не в судьбе, и благодарно кивнул. Устраиваясь на ночь на своей койке, где просидел почти всё личное время, держа в поле зрения ближайшего надзирателя, Арсений боялся, что вездесущая шайка настигнет его во тьме. До самого утра ему не удалось поспать ни минуты — как только он задрёмывал, в непривычных звуках зоны мерещились крадущиеся шаги Мокрицы. *** На зарядке Арсений еле стоял на ногах, подвисал, и оттого почти не ощущал волнения от недосыпа. Времени, чтобы обдумать, как облегчить своё дальнейшее пребывание в колонии, было предостаточно. Но результат размышлений оказался безрадостным и беспросветным. По всему выходило, что Арсений вскоре здесь пропадёт. Конечно, он и прежде не питал иллюзий, понимая, что ему будет особенно непросто, но не предполагал, что опустит руки в первые же сутки. Проклятый Марат! Наверное, ему и в голову не приходило, на что именно он обрекает Арсения. Ещё хуже, если чёртов предатель сделал это нарочно. А ведь у них были совместные планы на жизнь!.. Но своя рубашка ближе к телу. И Арсений с горькой досадой вынужденно признал: скорее всего, не было у Марата никакого злого умысла. Попов просто стал разменной монетой для прикрытия его тылов. Зарядка закончилась. Арсений встряхнулся, отвлекаясь от угнетающих воспоминаний, и отправился по малой нужде. Не вызвало удивления, что Мокрица тут же нарисовался рядом. На конце зубной щётки, которую тот проворно вертел в руках, была заточка. Арсений вдруг почувствовал себя безмерно уставшим. Им овладела глубокая апатия. Вот он и дожил до следующего утра. Так где же обещанное облегчение? Может, оцепенелое смирение и есть оно? Арсений глубоко вздохнул, равнодушно наблюдая за приближением Мокрицы. Один из его подельников вырулил со стороны раковин, держа в руках полотенце, сложенное в жгут. Попов на автомате отступил назад и наткнулся спиной на холодную грязную стену. Его передёрнуло — окружающая действительность заземлила и вырвала из ступора. Но бежать было поздно, да и некуда. Главарь приоткрыл рот, наверняка собираясь начать очередную унизительную речь, однако не произнёс ни слова. Его взгляд из торжествующего стал каким-то испуганным. Не успел Арсений проследить за ним, как услышал знакомый хриплый голос: — И не западло тебе новичка чушить, Мокрица? — О, Шаст! Быстро тебя отпустили. Как рука? — натянуто улыбнулся тот. Антон облокотился о косяк и недобро оскалился. На Арсения он не смотрел, и Попов подумал, что, вероятно, глупо было бы встревать сейчас и давать понять, что они знакомы. К тому же этот новый Антон — нет, Шаст — казался совершенно другим человеком. Хотя тень его мелькала ещё во время первой встречи в медпункте — более опасная, грозная. Неумолимая. Арсений вдруг понял, что Мокрица не зря боится. Шаст тем временем, выдержав паузу, явно для пущего устрашения, возмутился с напускной обидой: — Ты мне не рад? — он помахал уже не перебинтованной рукой, как бы невзначай высовывая из рукава кончик заточки. Мокрица поднял ладони в успокаивающем жесте, но сдаваться так быстро, видимо, не собирался: — Да ладно тебе! Мы просто хотели побаловаться с этим додиком. Шаст отлепился от косяка, подошёл к Арсению ближе и осмотрел с ног до головы, словно тот был кулём с мукой или мясной тушей на рынке. — А знаешь что, Мокрица? Такая лошадка мне и самому нужна. — В натуре, Шаст? — недоверчиво фыркнул зэк. — Решил-таки размагнититься? Впервые за ходку? Арсению очень хотелось вмешаться, поставив диалог, принимающий довольно неприятный оборот, на паузу, чтобы уточнить, какого чёрта здесь происходит. Но здравый смысл, снова включившийся при появлении Антона, воспринятого поначалу в качестве нежданной подмоги, заставлял Попова до поры до времени помалкивать и прикидывать, какова вероятность в данной ситуации сменить шило на мыло. Шаст опустил голову, будто бы раздумывая, но, как показалось Арсению, пряча смущение. Что за ерунда только лезет в голову? — Лямку долго тянуть, так что ласкун мой. Или ещё хочешь побазарить? Мокрица с подельником начали бочком придвигаться к выходу, стараясь обойти Антона по широкой дуге, но заметили — к великой радости, наблюдающего за ними, Арсения — Самсиса и Грека и вновь застыли на месте. Мокрица в жалкой попытке скрыть бедственность положения вякнул напоследок: — Хотя бы на сеанс позови, когда будешь его шкворить. *** Арсений шёл по коридору. Впереди вышагивал Антон, а по бокам пристроились Самсис и Грек. Наконец-то появилось время, чтобы переварить случившееся. Слишком уж часто приходилось это делать, хотя, казалось бы, в тюрьме жизнь, напротив, должна стать скучнее и монотоннее. Вроде бы сейчас Арсению снова улыбнулась удача: он не сам по себе, а часть группы, которая, если что, готова вступиться за него. Но Попову не давал покоя статус, занимаемый им в глазах остальных заключённых. Арсений прекрасно понимал, на каких именно условиях Шасту удалось отбить его у Мокрицы. Хотелось надеяться, что это лишь прикрытие от мудаков. Но прояснить ситуацию необходимо как можно скорее, поскольку неизвестность убивала не меньше явно нависшей угрозы. — Чё кишку не бьёшь? — вырвал из размышлений голос Антона. Арсений не заметил, как они пришли в столовую и когда успели занять места за столом. Он хмуро уставился на нечто, вероятно, долженствующее выступать в роли каши, и гулко сглотнул, собираясь с мыслями: — Значит, Шаст? Антон со вздохом отложил ложку. Самсис и Грек переглянулись. Арсений отметил боковым зрением, что возвращение Шаста привлекло внимание некоторых заключённых. Впрочем, Попов догадывался, что ещё могло заинтересовать местный контингент. Это понимание вызвало новую волну беспомощного раздражения, и Арсений вновь посмотрел на Антона, но уже со слабо контролируемой злостью. Тот, будто предупреждая возможный промах, сурово отбрил: — Не разводи бадягу, штевкай быстрее. За оставшийся приём пищи Антон на него не взглянул. Зато Грек, низко склонившись над столом, шепнул: — Нашёл место рыть! Арсений чуть было не закатил глаза. Но поймал на себе уж слишком недобрый взгляд дедка бомжеватого вида, сидящего за соседним столом, и решил пока воздержаться от разговоров, а заодно и активного выражения недовольства. По прибытии в промышленную зону их разделили. Антона отправили в швейный цех. И Арсений поймал себя на том, что беспокоится. Не за Шаста, конечно, а, скорее, из-за очередной потенциальной угрозы своему шаткому положению. Ведь если Мокрицына шайка подловила там Арсения, то что помешает им так же расквитаться с Антоном. Пока Попов методично кроил и сумбурно рефлексировал, подрулил крайне довольный Самсис: — Ну чё, сечёшь? Мы тебе лапшу не задвигали. Шеф пришёл — шеф порешал. Арсений только кивнул. По факту Самсис прав — Шаст до сих пор не давал повода усомниться в его благих намерениях. Хотя подобное бескорыстное добродушие казалось подозрительным. — Ландай тогда в швейный, — добавил Самсис и хитро подмигнул, передавая стопку тканей. Что ж, повод не заставил себя долго ждать. *** Вопреки ожиданиям, когда Арсений вошёл в цех, Антон продолжил заниматься своей работой, отметив появление Попова лишь краем глаза. Арсений решил, что так даже лучше, спокойно прошествовал к столу для тканей, забрал экземпляры готовой одежды и вернулся к лифту. Но двери не успели закрыться, удерживаемые внезапно просунутым между ними ботинком. 'Не пронесло всё-таки!' — мелькнуло у Арсения в голове. Он со вздохом поднял взгляд, прижимая к груди пошитые комплекты. Шаст не спешил начинать разговор — только стоял напротив с приоткрытым ртом и смотрел несколько расфокусированно. Арсений, невзирая на слабое освещение тусклой жёлтой лампочки, уловил детали, не замеченные в Антоне прежде. То, что Шаст на дюйма три выше, Попов обнаружил ещё утром, но черты лица рассмотреть не представлялось возможности. Антон сбрил бороду, укоротил волосы и теперь выглядел более юным — наверняка моложе Арсения. Поэтому, уставившись в зелёные глаза, он ощутил отголосок жалости к парню. Но нотки сочувствия, невольно прозвучавшие в заданном вопросе, нарушившем странное молчание, удивили даже самого Попова: — Долго тебе сидеть? Антон вскинул брови — видимо, тоже не ожидал: — Восьмёру. А что? — Да ничего. Ты.. — Арсений запнулся, стараясь подыскать деликатные слова. Он уже навёл справки насчёт статьи сто пятьдесят восемь и знал, что Антон занимался воровством. В конце концов, светлая мысль так и не озарила разум, и Арсений спросил прямо в лоб: — Что ты такое украл? Шаст улыбнулся как-то хищно. Лифт прибыл к пункту назначения, и парни вместе двинулись к складскому помещению: Арсений — сгрузить одежду, Антон — за компанию. — Не что, а сколько, — весьма расплывчато ответил он, но потом всё же пояснил: — Нарушил условия УДО. Попов кивнул, сосредоточенно раскидывая комплекты по стопкам. — Слушай, я хотел объясниться, — прочистив горло, вновь заговорил Антон. Он остался у входа и буравил Арсения взглядом, ощущавшимся жжением между лопаток. Попов замер в ожидании, мимолётно отмечая, как снова поменялся Шаст при разговоре тет-а-тет. Арсению стало интересно, только ли при нём происходит Антоново преображение; он медленно развернулся, вальяжно облокотился о стол и посмотрел на Шаста из-под полуопущенных век, проверяя тем самым границу дозволенного. Антон будто совсем растерялся. Или же хорошо играл — не будем забывать про паранойю. Тем не менее, зелёный свет был получен, и Арсений решил гнуть свою линию дальше: — Объясни, — бархатом в его голосе можно было выстелить полы во всей колонии. Шаст прочистил горло ещё раз и всё-таки сумел собраться — Попов заметил, как изменился поплывший было взгляд: — Ты вообще не вкуриваешь, где оказался? Чё так борзометр-то зашкаливает? Арсений встал ровнее, но всё же позволил себе закатить глаза и сохранить прежний спокойный тон: — Ой, только не включай снова отъявленного бандоса! У меня от здешнего лексикона и так уши вянут. Антон подавился воздухом и вдруг искренне и громко рассмеялся. Арсений уставился на эту картину, словно на восьмое чудо света, не ожидая, что Шаст настолько откроется перед ним. — К тому же, — снова перешёл в атаку Попов, заминая собственную неловкость, — разве ты не для этого отстоял меня у Мокрицы? Во взгляде Антона мелькнула злость пополам с брезгливостью, начисто сметая следы недавней весёлости. — Нет, — сказал как отрезал. — Это отвратительно! Арсению хотелось бы знать, что именно Антон находил отвратительным: насилие или же перспективу секса между ними. Однако Шаст уточнил сам: — Я знаю, как быстро на зоне стираются границы дозволенного, но не приписывай меня к шерстяным. — Хорошо, — согласился Арсений и, подумав, добавил: — Извини. Тогда что от меня требуется? - он действительно не имел в виду ничего крамольного, просто всё ещё опасался неприятных сюрпризов. — При всех ты должен будешь притворяться моей армянской женой, — сказал Антон и напряжённо вперился в лицо Арсения в ожидании реакции. Но тот не спешил её выдавать. Шаст, явно нервничающий тем сильнее, чем дольше длилось молчание, закусил губу. — Что значит этот термин? — с абсолютно бесцветной интонацией спросил наконец Попов, приблизительно догадываясь, каким будет ответ. — Что я тебя якобы трахаю! — вспылил Антон от зашкаливающей дискомфортности диалога. — Причём только я, ясно? Перед Греком и Самсисом можешь особо не стараться — они в теме. В конце концов, это они тебя страховали, пока я не вышел из медпункта. Снова воцарилась тишина. Шаст не выдержал и начал грызть ноготь на большом пальце. Арсений подавил улыбку: ему нравилось мариновать Антона. — Замётано, — как ни в чём не бывало согласился Попов, медленно вышагивая в сторону двери. Возле Антона он приостановился, не в силах сдержать рвущуюся наружу шалость, провёл пальцем по его груди и бросил перед тем, как выйти: — Ты знаешь, где меня искать. *** В целом поставленная Антоном задача была несложной. На воле Арсений посещал театральные курсы помимо основной — тоже творческой — профессии дизайнера. Поэтому отыгрывать роль любовника по принуждению поначалу не составляло большого труда. Выбивали из колеи только моменты уединения. Как правило, Шаст командным тоном приказывал другим заключённым покинуть помещение, дабы 'использовать' Арсения по своему усмотрению. Хорошо хоть не приходилось имитировать шлепки и стоны, а то получилось бы точь-в-точь как в 'Отличнице лёгкого поведения'. Вместо этого Антон и Арсений разговаривали. В плохо освещённых, сырых комнатах, от постоянно давящих стен которых хотелось выть. В том же лифте, куда Шаст затягивал непременно при свидетелях, чтобы потом вся колония была в курсе. В туалете, если удавалось поутру на публику ворваться якобы распалёнными, а на самом деле просто использовать возможность не стоять в очереди, чтобы справить нужду. Как-то раз, в личное время, Антон подошёл к нарам Арсения, пока многие сокамерники разбрелись кто куда. Судя по суетливым движениям пальцев и бегающему взгляду, Шаст нервничал, собираясь с духом, чтобы что-то сказать. Арсения это заинтриговало. Настолько, что он оторвался от читаемой книги и стал с терпеливым ожиданием наблюдать за внутренними метаниями Антона. Наконец, тот быстро облизал губы и на одном дыхании выпалил: — Может, сделаем танк? Арсений приподнял одну бровь: — Что, прости? — Ну, танк.. А, ты не в курсе! Это когда шконку занавешивают со всех сторон. Для 'свиданий'.. — к концу объяснения его голос упал до шёпота. Арсений сдержал улыбку и, подпустив скепсиса, спросил: — А нам-то это зачем? — Я подумал, почти никого нет, и.. — Ладно, давай, — сжалившись, прервал Попов сбивчивые объяснения. Если не кривить душой, его самого интересовало, что из этого получится. В танке было темно и тесно. Арсений ощущал себя мальчишкой, построившим с дворовыми пацанами шалаш за гаражами и гордо залезшим в него. Хотя нынешнее сооружение оказалось достаточно неудобным, сам Арсений давно уже вырос, да и парень, вжимавшийся в его бок, — та ещё дылда. Зато из-за первоначальной дезориентации можно было представить, что они находятся где-то среди необъятного космоса, а вовсе не в этой проклятой тюрьме. А значит, совершенно свободны. Когда глаза стали потихоньку привыкать к темноте, Арсений осторожно повернул голову и увидел, что Антон задумчиво вырисовывает пальцем узоры на ткани одного из одеял. Но, почувствовав на себе взгляд, Шаст повернулся и наконец разорвал гулкую тишину их маленькой вселенной: — Хорошо, что ты не настучал на Мокрицу. — Я не идиот, — фыркнул Арсений. — Может, я и не из криминальной среды, но могу представить, что здесь делают с доносчиками. Антон вдруг неуклюже заизвивался, словно длинный червяк, и, изловчившись, перевернулся на бок, лицом к Арсению. Последний заворожённо уставился на блестящие в полумраке глаза и чуть не пропустил мимо ушей тихое: — Да уж, хуже, чем шавкам, приходится только бывшим легавым. Но смысл произносимых слов не имеет значения — воздух искрит от напряжения. Арсений думает о том, что, встреться они на свободе, Антон даже мог бы ему понравиться, и от греха подальше опускает взор. *** С появлением поддержки дела Арсения пошли чуть лучше. Ему не приходилось перманентно ожидать нападения, и можно было рассчитывать на общение с Самсисом и Греком в качестве отдушины. Однако косые взгляды других заключённых никуда не исчезли, а шоу, которое Арсений играл на пару с Антоном изо дня в день вызывало всё большую неловкость. Также Попова озадачивало: почему на зоне, где есть совершенно отбитые индивиды, все так легко приняли его мнимую принадлежность Шасту? Безусловно, Антон мог напустить на себя суровый вид, войти в амплуа отъявленного ублюдка, но за решёткой мало притворяться кровожадным — надо действительно таковым быть. Закон джунглей в крайнем его проявлении. Как-то вечером, в комнате отдыха, Арсений позволил тревоге выйти наружу и, пока большинство втыкало в телевизор, спросил у довольного после недавней интимной встречи Самсиса: — Почему никто не пытается оспорить право Антона на.. владение мной? Самсис усмехнулся: — Ишь ты, краля! Рамсишь себя цемусом? Арсений поморщился. Он до сих пор не привык к речи уголовников — всё его существо восставало против подобного издевательства над языком. — Не называй так шефа! — сердитым шёпотом напомнил Самсис в миллионный, наверное, раз. — Я по фене не ботаю, — проворчал Арсений. — Просто удивительно, что Мокрица столь быстро смирился с поражением. И остальные.. Я же вижу: они по-прежнему косятся! Самсис вздохнул и посмотрел на него как на тяжелобольного. Видно было, что Поповский кипиш ему совершенно не понятен. Арсению вообще казалось, что Самсис единственный, кто сумел в нелёгких условиях отсидки познать дзен и научиться по-настоящему наслаждаться жизнью. Грек, например, был полной его противоположностью. Едва ли не такой же тревожно-мнительный, как Арсений, он прикрывался маской самодовольного и саркастичного человека, бережно тая от чужих глаз чувствительного романтика, вечно тоскующего по оставшейся на воле жене. У Антона тоже были свои тараканы. Арсений знал, что за демонстративной лёгкостью Шаста прячется не меньше рефлексий, чем у самого Попова. Он знал, что Антон попал на новый срок и сюда, в колонию, по глупости. Ему оставалось совсем немного до конца УДО, но повторная кража стала рецидивом, поэтому впаяли чуть ли не максимум. Впрочем, какими бы ни были намерения Шаста, добывавшего деньги даже не для себя, а для своей бывшей девушки, путём опустошения чужих кредиток, — его история отличалась от Арсеньевской. Отец Антона — вор в законе — послужил моделью для поведения парня, а наследственная слава на зоне — гарантией относительной безопасности. Арсений подозревал, что именно на последнем факторе и держится хрупкое равновесие его собственного положения в колонии. Но надолго ли? *** Как показало ближайшее будущее: нет. Очередное чрезвычайное происшествие случилось всё в той же злополучной бане. Арсений бы посмеялся над избитой шуткой про упавшее мыло, когда бы не было так грустно. Но не было ни мыла, ни внезапных нападений. Шаст где-то ныкался с прошлого вечера, а утром и днём, совсем смурной, обходил Попова стороной. Грек и Самсис всё время крутились возле Антона, хотя не выпускали Арсения из поля зрения, и, кажется, были чем-то встревожены. Столь внезапная конспирация раздражала: какой смысл скрывать суть проблемы, если Арсений явно понимает, что она есть? Но выяснить он снова ничего не успел. Готовясь ополоснуться, Арсений услышал какую-то возню со стороны двери. Самсис и Грек тут же вскинулись, отвлекаясь от стирки, Шаст не повернул головы, но замер, будто готовясь к чему-то. Из коридора послышался шум, напоминающий звуки потасовки. Арсений, уже обнажившийся, крепче сжал полотенце, перевёл взгляд на Антона — сейчас было не до смущения. В тот же момент раздался крик 'Бей по фазе!', и всё погрузилось во тьму. Арсений интуитивно сместился в сторону своих, пытаясь проморгаться и что-нибудь разглядеть. Несколько мгновений ничего не происходило — только невнятная какофония: всё та же непонятная возня, приближающиеся шорохи, скрип закрывающейся двери. А потом Арсений почувствовал чью-то руку на плече, тянущую назад, и чуть не заорал в голос, но в ту же секунду зажёгся свет. Рука на плече оказалась Шастовой. Мокрица с шайкой рассредоточились по помещению и самоуверенно ухмылялись. Кроме двух кодл, никого в бане не осталось. 'Вот и конец спокойной жизни!' — промелькнуло у Арсения в голове. — Что надо? — грубо спросил Антон. — Я не к тебе — даму твою жимануть, — лениво протянул Мокрица. — Или не твою, а, Шаст? Антон только стиснул зубы. — Чё молчишь? Думал, я как последний лох поведусь? Ты толкаешь мне фуфло, жося тише дышит ­— и вы оба в малине? Шаст посмотрел на него с хладнокровным презрением, однако спокойствие это было, очевидно, напускным: — Не шевели рогом, Мокрица. Как бы обраткой не захлебнулся! — Хорэ лавировать. Недолго тебе майонезом быть. Кубатуришь, Журавль и Макар впрягутся? Они тоже отдупляют, что ты пургу гонишь и шерсть к шваю приписал. Тоже мне шлипарь нашёлся — мелкая сявка с парой жалких литёрок! Грек и Самсис дёрнулись с места, но Шаст остановил их лёгким движением головы: — К чему эти дешёвые понты? - обратился он к Мокрице всё тем же ровным тоном. — Короче, выбирай: либо сам в леопардах будешь ходить, либо придётся тебе исполниться с этим апельсином. Или ты свалехался? Антон покраснел аж до шеи, а шестёрки Мокрицы гадко заржали. Арсений видел по лицу Шаста, что тот экстренно пытается найти выход из сложившейся ситуации, но осознавал, что на сей раз им едва ли удастся разрешить всё словесным путём. Журавль и Макар относились к дружественной кодле и, бывало, страховали их по мере возможности, но, видимо, Мокрица сумел найти некий рычаг давления, заставивший бывших корефанов отвернуться от Шастовской шайки. Значит, рассчитывать на силовое преимущество не приходилось. Но и Арсений, и сам Антон всё ещё могли играть. Похоже, Шаст тоже так решил, поскольку подошёл к Мокрице почти вплотную и процедил сквозь зубы: — Бедный! Не можешь жарить — решил хоть позырить? — и, не дожидаясь, когда противник выйдет из себя и приступит к активным действиям, добавил: — Я не бажбан подставлять во время сеанса спину, чтобы ты ненароком воткнул мне пику, поэтому держись за Самсисом и Греком. Дождавшись неохотного кивка Мокрицы, Антон вернулся к Арсению, который всё это время не то что не двигался, но даже забыл дышать, и подтолкнул его в сторону кабинки. Тот послушно зашёл внутрь, пытаясь сообразить, чего именно от него ждут. Нет, конечно, он понял в общих чертах требование предводителя шерстяных. Но насколько далеко им с Антоном придётся зайти на самом деле? Самсис и Грек перекроют часть обзора, но не смогут отбиться, если спектакль окажется чересчур неправдоподобным. Арсений ощутил, что дрожит всем телом, и, когда Антон резко притиснул его к кафельной стенке, даже обрадовался призрачной опоре. Он боялся повернуться, поэтому ориентировался в основном на звуки и прикосновения. Скрипнул вентиль крана, и на голову неожиданно обрушились струи далеко не тёплой воды. Арсений вздрогнул и чуть не пропустил недовольный возглас Мокрицы: — Слышь, а шива зачем? — Я тебе не чушкарь какой-то! — огрызнулся Шаст, хотя сам оставался почти полностью одет. Арсений запоздало сообразил, что и сам не убрал из рук полотенце. Он попытался вслепую повесить его на крючок сбоку, но почувствовал, как Антон перехватил руку, воспользовавшись моментом, чтобы шепнуть на ухо: — Я должен тебя застолбить, понимаешь? Иначе они нас обоих.. От горячего дыхания по шее побежали мурашки. Арсений рвано выдохнул и чуть откинулся назад, чтобы так же незаметно ответить. Краем глаза он уловил, что Грек и Самсис деликатно стоят к ним спиной. Это несколько приободрило и снизило градус эксгибиционизма. — И что мы будем делать? — в тон проскользнула нервическая игривость, совершенно не подходящая ситуации. Можно было списать это на шок, но, в конце концов, нет смысла и дальше игнорировать, что их действительно тянет друг к другу. Хотя прилюдный перепихон — вовсе не то, чего Арсению бы хотелось, будь у него возможность выбирать. Но реальность такова; они не на воле. Да и на воле не факт, что вышло бы иначе. Трудно жить с фоновым пониманием: сколько ни преодолевай препятствий — в итоге всё равно ждёт поражение. Однако здесь и сейчас Арсений мог пытаться бороться, даже если придётся снова и снова начинать с нуля. — Я не знаю, — отчаянно-виновато, на грани слышимости выдавил Шаст. Зато Арсений знал. По крайней мере, ему повезло: он не один в этом кошмаре. — Без проникновения, — шепнул он и постарался подбадривающе улыбнуться. Шаст полностью заслонял его своим телом, к тому же был в одежде — хорошо хоть на это Мокрица закрыл глаза. Всё получится, если быть достаточно убедительными. И уж достоверностью Арсений сумеет обеспечить, если, конечно, удастся вывести Антона из ступора. — Не стой столбом! Наконец, Шаст включился и тоже слегка треморными руками начал судорожно оглаживать Арсовы бока. — Хорошо, — продолжал инструктировать Попов. — Я знаю, это сложно, но постарайся расслабиться. — Антон молчал, но, кажется, впитывал тихие успокаивающие слова, потому что движения его становились всё менее нервными. — Помнишь, как было в танке? — Антон кивнул, скользя по обнажённому плечу Арсения губами. — Представь, что мы снова там. Дальнейших указаний не понадобилось. Шаст выдохнул, будто бросаясь в омут с головой, и обхватил Попова поперёк туловища. Последний с удивлением ощутил нарастающее томление. Несмотря на обстоятельства, желание было искренним, поэтому Арсений доверчиво прижался к телу Антона. Вскоре стало очевидно, что не только Попову неожиданно горячо от происходящего. Антон тоже возбудился — трение тела об тело с каждым мгновением делало это всё более явным. И даже сквозь шум воды было слышно учащённое, тяжёлое дыхание обоих. — Шкворь! Шкворь! Шкворь! Шкворь! — скандировала будто вдалеке Мокрицына шайка. Но её выкрики сливались в единый гул и действовали, скорее, медитативно. Или Арсению просто стало уже плевать. Он завёл руку назад, потянул Антона за резинку штанов и, задыхаясь, скомандовал: — Давай! Только резче. Они.. должны думать,.. что мне.. неприятно. — А тебе не? — с таким же трудом прохрипел Антон, приспуская штаны и несмело касаясь задницы Арсения полностью эрегированным членом. Попов молча нащупал руку Шаста и положил её на свой не менее возбуждённый орган. — Чёрт, Арс! — похоже, такая открытость окончательно снесла Антону крышу, он больше не сдерживался — прошёлся головкой между ягодиц партнёра и ткнулся в промежность. Арсений свёл ноги как можно плотнее, чтобы облегчить процесс. Шаст двигался рывками, имитируя жестокость. Одной рукой он обхватил горло Попова, а другую оставил на его члене, скользя в такт собственным толчкам. Когда Арсений почувствовал подступающую волну оргазма, он откинулся на плечо Антона и взглянул в глаза, затянутые поволокой наслаждения. Шаст не выдержал первым и кончил, оттягивая за волосы голову Попова и впиваясь зубами ему в шею. Арсению не понадобилось много времени, чтобы догнать его. Громкий гогот и резкий свист разорвали посторгазменную негу. Арсению даже не пришлось снова входить в роль и притворяться униженным — из-за пережитых стресса и удовольствия не держали ноги, и он сполз вниз, сворачиваясь в клубок. — Так, всё! — прикрикнул Самсис. — Насладились шоу? Теперь проваливайте! Судя по отдаляющимся крикам, Мокрицына кодла вняла ему и убралась прочь. — Постойте на шухере, — послышался голос Шаста, и Арсений был ему благодарен за хоть и запоздалую, но всё же приватность. Антон опустился рядом, как только Грек и Самсис вышли за дверь. Он, молча и не поднимая глаз, помог Арсению встать и помыться — очевидно, чувствовал свою вину и ждал последствий. Но Арсений не собирался наказывать его. Конечно, их сумбурный, скоропалительный секс не был запланированным, но.. С этим можно работать. В конце концов, у них куча времени впереди, чтобы спокойно всё обсудить и решить, как действовать дальше. Не торопясь. Шаг за шагом. Главное, не дать Антону закрыться в себе. Поэтому Арсений приподнял его лицо за подбородок, поймал испуганный взгляд и быстро поцеловал.