Что было однажды

      Кошмар отравлял Антону жизнь последние шесть месяцев. Сон каждый раз был один и тот же, вплоть до самых мелких деталей. Два мертвеца, один лежит у правой стены, второй у левой. Кровь тонкими дорожками бежит из уголков их остекленевших глаз, лужицы натекли на пол с белых запястий. Мужчина и женщина.       Бессчётное множество свечей, огоньки колышутся и подрагивают, их свет вырисовывает перед взглядом Антона мужчину. Он стоит посреди вырезанного на деревянном полу круга, испещрённого какими-то символами. Антону не получается поднять взгляд выше его груди и он не видит лица мужчины.       Взгляд Антона опускается вниз и он видит в своей правой руке короткий нож с чёрным каменным лезвием. Кровь почти незаметна на его поверхности в тусклом свете свечей.       Рука с ножом слегка дрожит, Антон словно пытается её остановить, но остриё неотвратимо погружается в его левое предплечье, прямо возле сгиба локтя. Крик рвётся из груди, но губы плотно сомкнуты, он не может издать ни звука, тело не подчиняется ему. Из глаз сочится влага. На руке алой лентой расходится плоть, нож ведёт линию до самого запястья. Ещё два движения, и на руке проступил символ в виде длинной стрелы. Кровь кажется почти чёрной в подрагивающем свете, она толчками вытекает подобно густому пряному вину. Голова наполняется гулом.       Мужчина оказывается совсем близко, вырывает из ослабевшей руки Антона нож. Перед тем как всё погружается в звенящий мрак, Антон слышит полный ярости крик, но уже ничего не успевает увидеть. После этого он просыпается в холодном поту, с сердцем натужно стучащим где-то у горла.       Помимо удручённого состояния, недосыпа и бесконечной головной боли, этот кошмар подарил ему ещё и шрам на всё левое предплечье. Один в один, как во сне.       В первый раз после пробуждения от кошмара, Антон обнаружил себя сидящим на полу кухни, с зажатым в руке кухонным ножом. Его одежда была пропитана кровью, пол орошали тёмные капли.       Нож повредил сухожилия и с тех пор он не мог играть на скрипке, как прежде. Мечта поступить в консерваторию рассыпалась в прах, психическое состояние пошатнулось. Антон пытался пить нейролептики, но они оказались бесполезны, нисколько не помогая избегать повторяющегося кошмара.       Антон решил не идти в десятый класс и поступил в первый попавшийся колледж. Ему страшно хотелось быть там, где никто его не знает. Днём, ни шатко, ни валко, он ходил на пары, а вечером, до судорог в руке, упражнялся на инструменте, пытаясь вернуть пальцам хотя бы часть былой подвижности.       Когда в колледже куратор группы объявила о мероприятии, небольшом концерте в честь какого-то банального праздника, Антон вызвался не задумываясь.       Как назло, накануне выступления, кошмар стал ещё более детальным. Антон стал явственно чувствовать тяжёлый запах крови и воска, ощущать твёрдый пол под собой, и самое главное, жгучую боль в левой руке. Сон измотал Антона, а утром он не смог проглотить ни крошки. И теперь, стоя за кулисами, он дрожал как осиновый лист и обливался холодным потом.       Зачем Антон рвался снова выступать? Его рука до сих пор плохо слушалась, а сегодня он вообще чувствовал себя чуть лучше, чем утопленник. Но проклятое упрямство не давало ему сдать назад. Возможно, ему больше не видать роскошных региональных конкурсов и городских концертов, но он не даст себя лишить этих последних крох. Жажда выступить была сильнее тянущей боли в висках и предательской дрожи во всем теле.       Антон нетвёрдым шагом вышел в центр маленькой сцены, прижал скрипку к плечу подбородком и занёс смычок над струнами. Но, подавшись порыву, он не стал играть заготовленного Шопена, а решил исполнить что-нибудь собственного сочинения. Композиция была проще и короче, ему показалось, что сейчас это будет лучше. Антон помахал рукой парню, сидящему за ноутбуком в закулисье, чтобы он не включал минусовку. Тот нахмурил брови и кивнул.       Скрипка заплакала, словно звала кого-то. Пальцы одеревенело скользнули по струне, но Антону удалось выправить звук, прикрыв ошибку парой дополнительных нот. Каждая помарка в исполнении словно ранила Антона, пальцы сводило. Антон закрыл глаза и сосредоточился на звуках. Обычный до диез минор неуловимо перешёл в арабский макам, чарующе переливаясь, после чего мелодия постепенно снова возвратилась к началу. Композиция была тихая, медленная, и, каждый раз, когда Антон её исполнял, она что-то задевала внутри него.       Последняя высокая нота задрожала и резко оборвалась. Антон открыл глаза. Зрители, состоящие в основном из первогодок, облегчённо захлопали, концерт подошёл к концу.       Антон медленно шёл за кулисы, разминувшись с ведущей, незнакомой ему старшекурсницей, и бросил в зал последний взгляд. В глубине, у самого входа, стоял молодой мужчина и неотрывно смотрел на Антона. Полностью в чёрном, с чёрными же длинными волосами, он стоял, сложив руки на груди и глаза его прямо-таки сверлили Антона. Через долю секунды толпа, хлынувшая на выход, закрыла мужчину собой.       Антон не придал этому значения, и поспешил уйти домой. Чувствуя накатившую слабость, он понял, что не сможет дождаться, когда рассосётся толпа и ушёл через лестницу, примыкающую к закулисью.       Дома в изнеможении Антон лёг на кровать прямо в одежде и провалился в кошмар.