Опасный соперник / Tyger! Tyger!

Он искренне сожалел, что она так поступила. Это было одновременно и заветной мечтой, и кошмаром - видеть, как самая невыносимая, самая обворожительная из всех известных ему ведьм низко склоняется перед ним, обнажая шею. Он был ее подарком? Если он и был подарком, то достаточно жалким. Из тех, что доставляют владельцу в неисправном состоянии, и эту поломку никогда не устранить, независимо от затраченных усилий, времени и денег. О, он хотел бы иметь ценность, но он ее не имел, и точка. Ему захотелось встряхнуть свою жену и показать ей раз и навсегда, перед кем именно она унизилась. Причем показать грубо и основательно. Например, удерживать ее голову, не давая отстраниться, пока она не подавится его членом, или повалить на пол и безжалостно оттрахать. Ему захотелось излить на нее свой гнев и страдание вместе со своей спермой. Но он, конечно, не сделает ничего подобного. Он любит ее. Ни разу в жизни он не был так благодарен Альбусу Дамблдору за его присутствие. Но увы, когда он взглянул в его сторону, старикашки уже и след простыл. – Никогда больше не унижайся перед низшими существами, – строго сказал он, поднимая свою прелестную глупышку на ноги. Он с ужасом наблюдал, как она открыла рот, чтобы возразить, и вспышка гнева была так похожа на вспышку желания. – Тебе не кажется, что для человека низшего сорта ты ужасно высокомерный? – язвительно спросила она. – Не искушай меня, – пригрозил он, не осознавая, что все еще сжимает ее руку. – Если это именно то, что нужно, чтобы освободить тебя от твоих глупых комплексов и запретов, я готова рискнуть. – Нет, – отрезал он. – Почему нет? – Потому что, если бы это произошло, я мог бы очень легко убить тебя, – сухо ответил он. Он заметил проблески понимания на ее лице. Тьма в его сердце была чем-то, к чему она могла прикоснуться, но чем никогда не владела полностью. Его зверя можно было приручить, но полностью спускать его с поводка было бы безумием. Темному лорду доставило большое удовольствие наблюдать, как он во время своего первого дикого опьяняющего разгула нечаянно почти до смерти затрахал широкоплечую, крепкую Афину Нотт. Он не знал, кто это был, пока с бездыханной женщины не сняли маску. Разумеется, его хозяин был вынужден наказать его после этого, но разве что для того, чтобы утвердить свое господство. Он был неискушенным девятнадцатилетним мальчишкой, которого переполняла нерастраченная ярость. Он не собирался наступать на те же грабли. Гермиона пробудила в нем многое, о существовании чего он и не подозревал, и он не был готов рискнуть и причинить ей боль. – Поверь мне, – сказал он, крепко сжимая ее плечо. – Пожалуйста. Гермиона смущенно улыбнулась и кивнула. – Неужели ты что-то имеешь против того, чтобы вместо всего этого я любил тебя со всей нежностью, которая осталась в моей скудной душе? – спросил он бесстрастным голосом. – Это так же реально, как и менее благопристойные части меня. – Разве можно винить меня за то, что я не хочу довольствоваться частями, а хочу тебя всего? – спросила она своим тихим, жалобным голосом. – Я весь твой. Собственный ответ поразил его, хотя он и не мог сказать почему. – Чудовище внутри меня любит тебя, Персефона. Но это не значит, что кто-то из нас может ему доверять, – сказал он. – Позволь мне любить тебя бережно, моя дорогая. – Но я же могу хотя бы погладить его через решетку? – спросила она. Он заключил ее в объятия, и, проложив дорожку из поцелуев по ее щеке, прижался губами к сладкому местечку, где шея переходит в плечо. Он готов был провести там остаток своей жизни, если бы только она позволила ему. Гермиона, которая была печально известна своей неспособностью не будить лихо, пока оно тихо, на этот раз прислушалась к просьбе своего мужа. ___________________________________________ Однажды в декабре его как громом поразило. Они впятером были на Косой аллее. Гермиона снова была беременна и должна была родить примерно в феврале. Нефер сидела у него на плечах, Птолемей и Сэти шли по бокам, держа его за руки, и они вчетвером вели оживленный спор о том, какие именно тренировочные метлы можно было попросить у Пэр-Ноэля маленьким Снейпам. Дети были поглощены разглядыванием метел в витрине магазина, а он буквально оцепенел, увидев свое отражение.Когда именно он успел превратиться в безобидного отца семейства? Он прищурился, но это ни капли не изменило увиденного ранее образа, так поразившего его. Он ведь не чувствовал разительной перемены в себе. Или чувствовал? Неужели его полностью одомашнили, пока он потерял бдительность? Это было все равно, что смотреть на Артура Уизли под оборотным зельем. Чего ожидать дальше? Интересно, волосы у него выпадут до или после того, как он потеряет всякую способность запугивать окружающих? Скорее всего, он и ахнуть не успеет, как им овладеет иррациональное желание коллекционировать вилки от электроприборов. Разумеется, Гермиона Ужасная сморщила свой маленький носик и улыбнулась. Он был уверен, что она изо всех сил сдерживает смех. В довершение всех несчастий, она похлопала его по руке. – Не волнуйся, Северус, ты всегда будешь конченым ублюдком, – усмехнулась она, убирая прядь волос с его лица. – Ведь в мире полно людей, которые продолжают ненавидеть и бояться тебя. – Как например…? – В первую очередь, конечно же, твои нынешние студенты, не говоря о бывших. – Неужели ВСЕ без исключения мои бывшие студенты? – он приподнял бровь, глядя на ее отражение в витрине. – БОЛЬШИНСТВО твоих бывших студентов, – ответила она и одарила его ответным взглядом. – Лишь немногие, наиболее выдающиеся из них, считают, что ты размяк и впал в старческий маразм. – Неужели? – спросил он, игнорируя крайне преждевременное обвинение жены в старости, он ведь даже еще не достиг среднего возраста. – И кто же? – Рон, – быстро ответила она. – Мистер Рональд Уизли твердо убежден в том, что ты слишком снисходительный отец. – А по МОЕМУ глубокому убеждению, Рон Уизли такой же сварливый хрыч, как и его уважаемая матушка, – он нахмурился. – Что говорит Поттер? Он, конечно же, согласен со своим шурином. – А вот и нет. Как только у них с Джинни появится ребенок, он планирует составить тебе жесткую конкуренцию в этом милом развлечении — баловстве детей. – Чего еще ожидать от человека, личность которого сформировалась в запертом шкафу, – мрачно заметил Северус. Если за эти годы они с Поттером и научились не испытывать неприязни друг к другу, то это никого не касалось, кроме них самих. – Оглянись вокруг, дорогой. Перед тобой безмерное число поколений, на которых можно наводить ужас твоими методами преподавания, – ласково сказала она, указывая на шумную толпу магов волшебной Британии, заполонивших Косой переулок. Он впился взглядом в выбранного наугад ребенка из находящихся в данный момент в магазине и увидел, как тот сжался под его взглядом. Он вздохнул. – Моя дорогая жена, как тебе всегда удается находить подходящие слова, чтобы успокоить мое встревоженное сердце? – его смутило, что он был совершенно не уверен, присутствовал в его словах сарказм или нет. Продолжая снисходительно улыбаться, она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Средь бела дня, на людной улице! Мерлин, ну что за распутство! _______________________________________ Жизнь с Северусом Снейпом научила Гермиону многим вещам, которые она никогда не узнала бы из книг. Самым важным уроком, по ее мнению, было понимание того, что любовь, секс и дети — это не ответы, а скорее загадки сами по себе. _________________________________________ Северус не был идеальным отцом. Ни одного мужчину, считавшего необходимым жульничать, играя во «Взрывающиеся карты» с пятилетним ребенком, нельзя было бы назвать идеальным. Тем не менее, он любил своих детей, а для Гермионы это имело большое значение. Поскольку он был их единственным отцом, им следовало извлечь максимум пользы из его достоинств, делая упор на том, что он мог по прихоти купить им какую-нибудь экзотическую игрушку, а не на том, что он мог на них накричать. По правде говоря, дети были совершенно спокойны и невозмутимы, когда Северус кричал. Они находили своего отца не более устрашающим, чем обычное бланманже. О, он, конечно, изводил их очень серьезными предупреждениями и прямо-таки викторианскими правилами, но не претворял в жизнь ни того, ни другого. В глубине подземелий Хогвартса поборником строгой дисциплины была именно леди Снейп. А в своем отце дети видели одновременно товарища по играм, телохранителя и магический эквивалент банковского автомата. Потребовалось несколько лет практических наблюдений за методами его воспитания детей, прежде чем Гермиона поняла, что именно было неправильно, хотя, возможно, больше подходило слово "нездорово". Когда она увидела саму проблему, это пролило немного света и на его отношение к ученикам. Правда, она бы очень хотела, чтобы сцена ее озарения была менее неловкой. Они оба были в постели. Они неизменно оказывались в постели. Секс, как и интеллектуальная сфера, был территорией, где ее муж снимал броню и позволял себе полную свободу действий, а она брала от этого все, что могла получить. Они лежали, наслаждаясь одним из тех редких моментов посткоитальной теплоты, которые с годами все чаще стал позволять себе ее муж. Северус, вполне предсказуемо, обхватил губами ее грудь, проводя кончиками пальцев по ключице. Она перебирала руками его волосы, густые и черные. Сейчас они были шелковистыми, но к утру неизменно превратятся в жирные патлы. Тихий возмущенный голос заставил их вздрогнуть. – Прекрати! Немедленно прекрати! Она не твоя мамочка! Ты не ребенок! – в дверях стоял четырехлетний Сэти, представляя собой писклявую копию разъяренного профессора Снейпа. Эффект был несколько ослаблен тем фактом, что на нем была надета детская пижама «с ножками» на манер ползунков. Северус моргнул и смерил мальчика убийственным взглядом. Гермиона хотела что-то сказать и отослать Сэти обратно в кровать, но Северус легонько прижал два пальца к ее губам. Она не хотела выставлять его отморозком и тем самым травмировать отца и сына на всю жизнь, поэтому не стала противоречить. Иногда нужно доверять людям, которых любишь. – О, но она определенно моя мама, сынок, – сказал Северус тихим угрожающим тоном, который он никогда не использовал по отношению к собственным детям. – Не говори глупостей. Нельзя жениться на собственной маме, разве не так? – раздраженно спросил Сэти. – Она моя. Она - мама. Следовательно, она МОЯ мама, – сказал Северус, все еще сжимая длинными пальцами ее грудь. В свои четыре года Сэти еще не обладал достаточными познаниями в логике, чтобы указать отцу на его хитрость, поэтому вместо этого он пристально посмотрел на него. – А как же ребенок? Ты же пьешь его молоко! – Кажется, это совершенно не мешает ему нормально расти, – мрачно сказал Северус. – Ты сумасшедший, – сказал Сети, переходя на личности. Очевидно, он научился этим методам у своего отца. – Позволь мне кое-что прояснить для тебя, сынок. Твоя мать — моя жена. Она принадлежит мне. Да, она любит тебя, как и я, если уж на то пошло, но через несколько коротких лет ты вырастешь и уедешь, а я останусь с ней, – сказал он. – Иди спать, Сэти. Ее муж только что как с равным разговаривал с человеком, который еще пока не мог сам завязывать шнурки на ботинках, чем вызвал у Гермионы неприятное озарение. Волшебник, который преподавал с тех пор, как закончил прохождение стажировки в Дурмстранге, который в течение многих лет жил вполне взрослой жизнью Пожирателя смерти и шпиона, совершенно не понимал разницы между собой и ребенком. Вот почему ученики так легко выводили его из себя. Они всегда задевали его чувства и злили его так, как ни за что бы не удалось его коллегам-преподавателям, хотя он никогда бы не признался в наличии у него такой уязвимости. Это было понятно и закономерно в двадцать один год, когда он был неопытным и ему приходилось взаимодействовать с классом, полным семиклассников, но вряд ли было допустимо два десятилетия спустя. По каким-то странным, одному ему известным понятиям он воспринимал детей как своих сверстников. Он. Такой могущественный взрослый волшебник. Она не верила в эффективность телесных наказаний для детей, но испытала сильное искушение применить их к своему мужу. Она даже почувствовала отвращение к себе за то, что он вызвал у нее нежную жалость. – Он всего лишь ребенок, – грустно сказала она, не уверенная в том, правильно ли она поступила, позволив ему разбираться с Сэти. – И что с того? – спросил он, нахмурив брови. Проснувшись утром, она обнаружила Сэти и Северуса в гостиной вместе с остальными детьми, они играли во «Взрывающиеся карты». И оба жульничали. __________________________________________ Голос, подобный раскату грома, прозвучал в глубинах подземелий под огромным темным озером. – Эй, маленькие навозные бомбы, ваш отец семейства вернулся в лоно своего неблагодарного племени. Не спешите все сразу приветствовать его. Поскольку у детей никогда не было другого отца, они поняли, что их зовут проявить нежность именно к их папочке. Гермиона наблюдала, как они пронеслись мимо нее, чтобы забраться к отцу на колени, грубо швыряя друг друга по канапе, имеющему уже довольно потрепанный вид. – Я не возражаю, когда вы колотите друг друга, но когда вы причиняете вред мне и моей мебели, я вынужден протестовать. Когда-то этот диван был вполне пригоден для использования, – сурово сказал он. – До того, как у тебя появились дети, – подал голос Птолемей, которому было около девяти лет, но он был гораздо крупнее других мальчиков его возраста. – Именно! – нахмурился он. – Что ты мне принес? – спросила единственная девочка, которая была настолько чумазой, насколько это было возможно для ребенка, которого мать усердно мыла каждый день. На ее лице выделялись живые черные глаза-пуговки. Ее долговязое тело казалось совсем маленьким из-за черных кудрей, которые топорщились во все стороны на целый фут. – Кто сказал, что я вам что-то принес, госпожа Снейп? – устало произнес мужчина. – Ты всегда мне что-нибудь приносишь. Ну? Что у тебя сегодня? – деловым тоном спросила малышка. – Думаю, у меня найдется что-нибудь для ужасной маленькой девочки, – сказал он, доставая нечто крошечное из одного из своих многочисленных карманов. – Божья коровка!!! – завопила Нефер. – Я не расстанусь со своим сокровищем просто так, сначала назови четыре основных типа этого существа, – поставил свое условие он. – Круглые, – начала перечислять она, подняв маленький пальчик. – К ним относятся типы «Кокцинелла семиточечная» и «Гармония изменчивая», овальные, – она выставила другой пальчик. – включают «Гипподамию конвергенс Герен-Меневиля» и... не могу вспомнить еще одну. Вошла ее мать, на ходу выуживая клочок пергамента из копны черных кудрей девочки. – Это «Колеомегилла Макулата», Нефер. Помнишь Макулату? – Пожалуй, мне следует подарить это тебе, любовь моя. В конце концов, ты это заслужила, – отец посмотрел на свою жену с едва заметным намеком на улыбку, крошечный жучок полз по его протянутой ладони. – Что ж, не зря же я вышла за тебя замуж из-за твоей удивительной коллекции насекомых, – сказала она, улыбаясь ему в ответ. – А я думал, решающим фактором был мой жизнерадостный характер, – ответил он, театрально сверкнув глазами. Самый младший ребенок, невзрачный мальчик, чье лицо казалось карликовым из-за непропорционально большого носа, осторожно коснулся ладонью щеки отца. Суровый волшебник медленно перевел на него свой взгляд, ставший почти ласковым, а уголки его губ дрогнули, рискуя перерасти в улыбку. – Не забирай моего жучка, мамочка, я получила три балла из четырех. Это семьдесят пять процентов. Папочка, отдай мне мою божью коровку, СЕЙЧАС же! – сердито сказала девочка. – Ладно, маленький тиран, – сдался ее отец. – Дорогая, как так вышло, что у нас четверо детей? – Вы занимались сексом, – сказал симпатичный ребенок неопределенного пола, откликавшийся на имя Сэти. Он всерьез нахмурился, глядя на ребенка. – Тебе следует принять ванну перед ужином, Северус, – сказала мать, почти вздохнув. – Ты не потрешь мне спину? – спросил отец, пристально глядя ей в глаза. Мать подняла брови. – Разумеется, – ответила она. Дети переглянулись, что подтвердило их общее подозрение, что их родители, скорее всего, опоздают на ужин. Иногда они так делали. Но это не имело значения. Котти и Мадди уже взяли ситуацию в свои руки. Пути родительские порой неисповедимы. _________________________________________ Гермиона Снейп с одобрением наблюдала, как Северус наклонился, чтобы отрегулировать температуру воды в ванне. Его тело было длинным и худощавым, хотя супружеская жизнь наконец-то прибавила ему достаточно жира, и ребра уже не выпячивались, как раньше. Ей особенно нравился вид со спины. Задняя поверхность мощных бедер переходила в безупречные мускулистые ягодицы. Такой аппетитной заднице самое место на обложке «Ведьминого досуга». Подавитесь своей наградой за самую очаровательную улыбку: у Северуса Снейпа была самая совершенная мужская попа в волшебном мире. – Как прошел твой день, дорогой? – спросила она вместо того чтобы полностью погрузиться в свои фантазии об обнаженном Северусе Снейпе на обложках журналов по всей Великобритании. Эта мысль казалась ей привлекательной вдвойне еще и потому, что он бы посчитал такую «честь» унизительной. – Как мои дела, любовь моя? – спросил он, заходя в воду. – Мои ученики — невыносимые идиоты, которые сегодня делали те же ошибки, что и на протяжении всего семестра. Это бессмысленная тема для разговоров. А как прошел твой день? Наши дети, может, и шайка озорников, но их точно нельзя назвать ни глупыми, ни скучными. – Со мной произошло удивительное происшествие, – сказала она, раздеваясь и стараясь изо всех сил не беспокоиться о том, как выглядит ее тело. Рождение четырех детей за такой относительно короткий срок придало ей вполне ожидаемые формы. Это заставило ее вздохнуть. Тем не менее, Северус никогда не говорил ничего грубого по этому поводу, а как известно, грубости у него были припасены на все случаи жизни. – И что же это было за происшествие? – спросил он с едва заметным участием. А возможно, это было любопытство. – Я была в гостиной, и дети не шумели и не ссорились. В течение доброго получаса никому ничего не было от меня нужно, и тогда меня охватило странное ощущение – я поняла, что это была моя первая непрерывная мысль за восемь лет, – она негромко рассмеялась, но Северусу было совсем не до смеха. – Должен ли я извиниться? – спросил он. – Ты пытаешься сказать, что твоя мать была права? Разве я не спрашивал тебя несколько раз, не нужна ли тебе в помощь няня? В этом есть доля моей вины? – Не все в этом мире вертится вокруг тебя, Северус. На самом деле, некоторые вещи вообще не имеют к тебе никакого отношения, – ухмыльнулась она . – Как же это утешает, – сказал он без всякого выражения. – Я люблю своих детей, я не жалею, что родила их, и я не жалею, что сижу с ними дома. Я просто... «Гермионе сегодня пришла в голову законченная мысль: скорее сообщите в прессу!» – ее ухмылка сменилась грустной улыбкой. – Раньше я была красивой и умной, а теперь я угрюмая зануда, которая целыми днями объясняет, почему нельзя заставлять своего брата есть слизняков, даже если он ведет себя как полный кретин. – Какая интересная мысль. Может, и мне следует заставить Аргуса съесть слизняка? Думаешь, подействует? – спросил он, нахмурив брови. – Я слишком к тебе придирался? – Вот именно, что нет, и это сбивает с толку! – Тебя беспокоит, что я не жаловался? – растерялся он. – Да. Потому что обычно ты жалуешься на все, – честно призналась она. – А тебе не приходило в голову, что я не жалуюсь, потому что ты мне нравишься такой, какая есть? – Северус, я толстая, – сказала она, еще раз взглянув на свое отражение, прежде чем встать напротив него. – Моя задница размером с котел номер девять. – Я заметил, – сказал он, глубже погружаясь в ванну так, что волосы веером развевались в воде вокруг него. – И это довольно славно. Она, честно говоря, не знала, что с этим делать. – Ведьмы должны быть мягкими. Волшебники должны быть твердыми. Наоборот – некрасиво и неподобающе, – провозгласил он. – Мне больше нравится та фигура, которая у тебя сейчас. Она очень женственная. Знаешь, раньше, до того, как ты родила детей, было ощущение, что трахаешься с метлой. Ты была похожа на мальчика с грудью. Ха, как будто это его останавливало! Она фыркнула. – А теперь? – спросила она, наблюдая, как ее груди колышутся в воде. – Ты – все, чего я желаю. Разве этого недостаточно? – сказал он, поднимая голову над водой. – Я была умной, – сказала она. – Твой ум был и остается блестящим. Чего ты хочешь, Гермиона? – сказал он, протянув руку под водой и обхватив ее правую ступню. – Что ты имеешь в виду? – спросила она, закрыв глаза и наслаждаясь ощущением, как он ласкает подошву ее ноги. – Чего ты хочешь? Птолемей уедет в Хогвартс через пару лет, остальные последуют за ним. Чем бы ты хотела заниматься? Если бы не наш брак, что бы ты делала? – спросил он. Гермиона рассмеялась. Теперь это было забавно. – Каков был твой план? – За день до вступления в силу закона о браке я провела битых два часа в офисе Минервы, споря с ней о том, стоит ли податься к тебе в ученицы, – хихикнула она. – Я бы никогда не взял тебя в ученики, – сказал он, отпуская ее ступню и беззастенчиво потирая свой член. – Почему нет? – возмущенно спросила она. – Ты женского пола, – сказал он так, словно ответ был очевиден. – И это делает меня непригодной для обучения зельям? – спросила она, угрожающе придвигаясь к нему. – Это делает тебя непригодной для того, чтобы без присмотра проводить много времени с профессором-мужчиной, – ответил он. – Причем неженатым профессором-мужчиной с противоречивым прошлым, который всего на каких-то двадцать три года старше тебя. Это все равно, что нарываться на неприятности. Забавно, что двадцать три года приобрели статус «всего каких-то», как будто эта разница в возрасте была пустячной. – А теперь? Ты бы взял меня в ученики прямо сейчас? – спросила она просто из любопытства. – Ни в коем случае. Теперь это было бы абсолютно безнравственно, к тому же ты не слушаешь ни слова из того, что я говорю. Мы бы поубивали друг друга еще до конца первой недели совместной работы, – сказал он. – Ты, пожалуй, прав, – согласилась она. – Что еще тебя интересует? – спросил он в своей обманчиво непринужденной манере. – Обещай, что не будешь надо мной смеяться? – попросила она. – При условии, что ты не скажешь ничего смешного, – ответил он. Если бы Аргус вдруг решил заставить Северуса съесть слизняка, Гермиона с удовольствием бы ему в этом помогла. Она сверкнула глазами. – Я думаю, мне было бы интересно заняться политической деятельностью. – Политика — это навязчивая идея исключительно справедливых и исключительно жестоких людей. Поскольку ты относишься и к тем, и другим, у тебя, скорее всего, все получится, – вкрадчиво сказал он. – Я уже давно об этом думаю. Однако в данный момент я бы хотела предаться плотским утехам. У меня еще есть время, чтобы составить планы на оставшуюся жизнь, – сказала она. – Вы правы, мадам. Полагаю, мне следует немедленно удовлетворить ваши более приземленные прихоти, – сказал он, усаживая ее к себе на колени. Его мягко изогнутые губы нашли ее грудь, и он жадно начал лакать ее молоко. – Если ты будешь продолжать в том же духе, я никогда не перестану кормить грудью, – сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало неодобрительно, хотя ее тело вовсю откликалось на его ласки. – Я отняла ребенка от груди два года назад, а я до сих пор чувствую себя фонтаном. Честно говоря, маленький Фалес так сильно этому сопротивлялся, что она боялась, что он будет сбегать в подземелье между уроками, чтобы быстренько пососать грудь, если она не настоит на своем. – Если это была попытка отбить у меня охоту, то ты выбрала неверную тактику, – сказал он, прежде чем снова взять в рот ее грудь. Она почувствовала, как он затвердел, прижавшись к ней, совсем близко от того места, где она бы хотела его почувствовать. Он не сводил с нее глаз, когда она подалась вперед, расплескивая воду через край ванны, и слегка потерлась об его эрекцию своим лобком. Он запрокинул голову и уперся в край ванны, покачивая бедрами. Она приподнялась и повторила свой маневр, дразня их обоих. Она изучала Северуса, который дышал ртом. Она прижалась к нему, наблюдая, как учащается его дыхание, как его почти обнаженная грудь поднимается и опускается в такт ее толчкам. Это довело ее до дрожи. Сильнее дрожи. Это заставило ее содрогнуться. Ее бедра поднимались и опускались. Головка его члена безжалостно терлась о ее клитор. Он оскалил зубы и закрыл глаза. Его руки впились в ее талию. Ванна забурлила. Вода летела во все стороны. А потом она потерялась. Потерялась в ощущении, что все нервные окончания в ее теле как будто загорелись одновременно, а в мозгу что-то бессвязно бормотало. И это он еще даже не проник в нее. А потом он это сделал. Движением, столь же неизбежным, как скольжение вниз по каменистому ущелью, он раздвинул своим членом ее половые губы и скользнул внутрь до упора, пока жесткие черные волосы на его лобке не встретились с ее упругой порослью, подобной коричневому птичью гнезду. Горячий, скользкий и невероятно твердый, он был как будто не из плоти, а из камня. Когда она двинулась вперед, по телу ее пробежал холодок. Он зашипел в ответ. Она скользнула пальцем в его рот. Его язык тут же обвился вокруг ее пальца, в то время как член продолжал двигаться внутри нее. Все это было так приятно. Он застонал, она попыталась отдышаться. Когда она выходила за него замуж, то и представить себе не могла, что он может стать для нее красивым. Она заглянула в его полуприкрытые черные глаза, когда он приподнял ее одним движением своих мощных бедер. Его ловко изогнутые губы приоткрылись. – Черт, — прошептал он. Он выглядел абсолютно также, как когда она увидела его в первый раз, но он был прекрасен. Она покрыла поцелуями его костистый лоб, его стоны доставляли ей не меньше удовольствия, чем его член. Она снова начала дрожать. Ее маленький пальчик приоткрыл ему рот. Казалось, он этого почти не замечал, молчаливо глядя на нее снизу вверх с ничего не выражающей гримасой на лице. Она провела указательным пальцем по его ужасно искривленным нижним зубам. Теперь, когда она была замужем за самым привлекательным волшебником на Британских островах, любое другое лицо показалось бы ей смертельно скучным и банальным. – Гермиона, – простонал он. – Черт возьми, Гермиона, – и это отозвалось у нее между ног, как звон колокольчика. Его член неистово вонзался в нее, а его руки крепко прижимали ее к себе. На теле точно останутся отметины. Ее грудь попеременно ощущала жар и холод, кожа покрылась мурашками. Ее тело сотряс почти болезненный спазм, подобный землетрясению или электрическому разряду внутри нее. Его рот завладел ее ртом, поглощая все чувства и ощущения. Секс, который грозил захлестнуть ее, когда ей было восемнадцать, казался слишком холодным и отстраненным по сравнению с тем, что происходило между ними десять лет спустя. Половина воды из ванны вылилась на каменный пол.