Still Breathing

Последним пинком становится письмо. Дорогая, плотная бумага в сопровождении приветственной брошюры, вложенная в толстый конверт. Он продолжает его разглядывать, когда на кухню входит Далирия, и даже не шевелится: в одной руке – наполовину полная чашка с одиноким чайным пакетиком, в чайнике медленно остывает вода, а ошарашенный взгляд застыл на письме о зачислении. – Наш маленький мальчик, – фыркает она, обнимая его. – Совсем взрослый. Пожалуйста, не претворяйся, будто не знаешь нас, когда мне понадобится твоя помощь, чтобы снова не дать Петрасу попасть за решетку. Он уверен, что старше, но у него нет сил и желания исправлять и отталкивать ее. Это серьезный шаг. В письме ему предлагается подтвердить свое зачисление на онлайн-портале, а главное – оплатить первый семестр, если он решит принять приглашение. Общая сумма получается немаленькая, и, хотя у него есть сбережения, после оплаты денег почти не останется. Другой вариант, конечно, очевиден, но Астарион не хочет даже думать о том, чтобы взять кредит. Он не может допустить, чтобы долг снова висел над его головой как дамоклов меч, только не сейчас, когда в его сознании все еще властвует ненависть к самому себе из-за того, что он попал в подобную ситуацию. Письмо становится катализатором. Он проглатывает чувство вины и вспоминает, что сказала ему Карлах, а затем просто вводит данные карты. Той самой, что напрямую связана со счетом Касадора. Первый раз он сделал это для оплаты медицинских счетов. Тогда это была необходимость. Сейчас он чувствует себя гораздо менее уверенно, но старается держаться, постоянно напоминая себе об этом. Я заслужил это. Чувство освобождения. Он наконец-то двигается дальше. Через несколько дней, скрепя сердце, он озвучивает свое предложение продавцу кишащего крысами лофта. Сделка проходит так быстро, будто вмешалась сама судьба. Как и предполагалось, в день просмотра никто не явился, за исключением нескольких (вполне ожидаемых) гостей из числа грызунов. Астариона это не слишком беспокоит, даже наоборот: они помогли ему еще больше сбить цену. Руки дрожали, когда он подписывал договор. Даже сейчас ему не удается целиком успокоиться. Владелец освобождает квартиру в течение недели. Астарион может только восхититься его способностью вывезти столько вещей за столь короткий срок. После этого ему еще предстоит уладить множество административных вопросов со Счетной палатой и управлением по имуществу. Но теперь точно можно сказать, что квартира принадлежит ему. Через неделю после подписания документов Далирия вручает ему ключ, а Леон – комнатное растение. И вот Астарион впервые в жизни переступает порог своего собственного, нового дома. Без шкафов, заваленных хламом, квартира выглядит большой и просторной. А еще очень грязной, но вряд ли это хоть каплю занимает его мысли. Все можно отмыть. Его пространство. Его собственное пространство. Теперь он сможет наполнить его своими собственными воспоминаниями. Чувством безопасности. И никто не отнимет это у него, больше никто. Янтарные лучи закатного солнца проникают сквозь высокие окна. Он закрывает глаза и наслаждается ощущением ленной теплоты на коже, вдыхает нежный аромат цветов апельсина. Хочется верить, что запах доносится с улицы, из какого-нибудь сада, а не от диффузора, который ему подарила Далирия. Под ногами – холодное твердое дерево. В пятнах краски. К чести предыдущего владельца надо сказать, что он все-таки постарался стереть большую часть из них. Но если подняться на второй этаж и посмотреть вниз, то они все еще прекрасно видны. Но, по правде говоря, это его тоже не беспокоит. Это старое, историческое здание со своими причудами. Пожившее, местами обветшавшее, но все еще потрясающее, с высокими потолками, арочными дверными проемами и латунной фурнитурой. Если постараться, можно стереть ржавчину, накопившуюся за десятилетия, и заново вдохнуть в этот дом жизнь. Возможно, именно поэтому он сразу почувствовал связь с этой квартирой. Он мысленно отмечает, что первым делом в качестве нового домовладельца – домовладельца! – он заменит старую систему отопления на что-то, что могло бы справиться с нарушенной терморегуляцией его тела. От ощущений голова идет кругом, и Астарион не может не рассмеяться. Мысли летят так легко. Он уверен, что это не из-за запаха никотина, въевшегося в стены. Серьезно, он не собирался оставаться на ночь, по крайней мере, до тех пор, пока в доме не будет наведен порядок и не завезена мебель, но... Оказавшись здесь, уходить не хочется. Даже если это не самое лучшее решение. Всю следующую неделю ему приходится вставать на час раньше, чтобы вовремя приехать на работу. В первую ночь он ложится спать, накрывшись толстым нейлоновым одеялом, купленным в ближайшем хозяйственном магазине, а просыпается с болью в спине, сыпью на коже и крысой, уминающей хлеб, купленный накануне вечером. Следующие несколько вечеров уходят на то, чтобы отмыть квартиру. Грязь въелась в каждый квадратный сантиметр, а из-за капризного водонагревателя он даже не может как следует принять душ. Грязь словно впечаталась в его кожу, и теперь он постоянно чешется. Но продолжает упорствовать. К середине недели квартира выглядит безупречно. Он назначил встречу с подрядчиком, чтобы разобраться с отоплением. В какой-то момент появляется Далирия вместе со службой дезинсекции и говорит, что это ее подарок на новоселье. Он даже покупает себе матрас. Пришлось раскошелиться, зато эргономичность (а не экономичность) на высоте. Его должны доставить на следующей неделе. Каркаса кровати, правда, еще нет, но всему свое время. Он знает, что все получится. Подобных забот почти хватает, чтобы забыть о Гейле. Почти. Во всяком случае, с момента разговора в кабинете от него ничего не было слышно. Если Гейл забыл об Астарионе, значит, и Астарион должен забыть о нем. Хотя сказать легче, чем сделать. Мысли так его увлекли, что Астарион не сразу замечает, как один из свеже купленных бокалов падает с кухонного стола и разбивается. Реакция отточена до автоматизма. От звука бьющегося стекла он инстинктивно вздрагивает, ожидая удара, но ничего не происходит. Последующее откровение похоже на сон. Он свободен. Он в безопасности. Он может разбивать бокалы, проливать все, что угодно на пол, устраивать беспорядок, и никто его не накажет. Он может бросить пальто на диван, оставить постель неубранной и ставить кружку на стол без подставки. Он может слушать ужасную музыку, смотреть дурацкие реалити-шоу и заказывать еду на дом, и никто его не остановит. Ему уже за тридцать, а он все еще чувствует себя ребенком в магазине сладостей. Внезапно эмоции захлестывают. Он не успевает опомниться, как теплые слезы уже струятся по щекам. Он яростно вытирает лицо подолом рубашки, но все тщетно: слезы продолжают литься, а он даже не понимает, почему. Возможно, это стресс, что копился целых десять лет, усугубленный проблемами последнего года. Его жизнь, что снова и снова переворачивалась с ног на голову, страх, что его снова выбросят на улицу. Громадный долг, нависший над головой, физическая боль, которая никак не проходит. Сердце, что кажется таким маленьким и хрупким, и при этом раз за разом разбивается вдребезги. Возможно, именно поэтому он держит всех на расстоянии вытянутой руки и уже так долго чувствует себя чертовски одиноким. Слезы никак не унимаются, но в них нет ничего плохого, ведь он в безопасности. Некому высмеять его за это, некому укорить за слабость. И он не один, больше не один. Он с силой вытирает лицо и несколько раз глубоко вдыхает, пытаясь успокоиться. Все в порядке. Все будет хорошо. И на этот раз он действительно верит своим словам. Тем не менее, он решает позвонить на работу и взять очередной больничный. Температура на улице сегодня немного выше, так что теплое пальто не требуется. Недолго думая, Астарион отправляется на местный рынок, чтобы купить пару кружек и ковер для гостиной. Можно прогуляться по парку, покормить уток и провести день в безделье. Правда, потом все равно придется идти на физиотерапию, а вечером придется провести очередной стрим, но до тех пор он совершенно свободен и может делать все, что пожелает. Он уже почти набирает номер офиса, но в последний момент отвлекается на сообщение, пришедшее прошлым вечером. На треснувшем экране телефона высвечивается имя Гейла. Простой текст, но от него сердце начинается предательски колотиться. Гейл [23:43] Я задолжал тебе одно извинение. Возможно, даже больше, чем одно. Еще не поздно загладить свою вину? И вот он вновь растерянно смотрит на экран. Он так давно хотел, чтобы Гейл проявил инициативу и попытался извиниться, как-то все объяснить, но теперь, когда он наконец сделал этот шаг, Астарион не знает, как реагировать. Проигнорировать его? Принять эту оливковую ветвь? Согласиться и встретиться? Или созвониться по телефону? Астарион хочет простить его. В глубине души он понимает, что уже просил его. Он не может продолжать злиться, когда видит себя в действиях Гейла, когда сломленный взгляд этих карих глаз так удивительно похож на его собственный. Он не может. В конце концов он решает ответить Гейлу после физиотерапии. Утро и так выдалось напряженным. Гейл может подождать еще немного. *** Астарион все еще не может сдержать восторга от своего нового дома, Лаэзель продолжает укорять его за то, что он пренебрегает упражнениями, как вдруг двери приемного покоя распахиваются, и кровь стынет в жилах. *** Два часа спустя он разговаривает по телефону с Шэдоухарт и пересматривает свои жизненные решения, которые привели его на этот путь. – Что это? – говорит Шэдоухарт, слегка наклонившись вперед. Астарион вздрагивает, когда ее лицо заполняет весь экран телефона, слегка искажаясь из-за трещин. – Это? – спрашивает Астарион, беря в руки развернутую упаковку. – Не знаю. Мне прислал это один спонсор. Фелляцио – или что-то в этом роде. – Фелогир, – терпеливо поправляет Шэдоухарт, и Астарион щелкает пальцами. – Да, точно. Фелогир. – Не могу поверить, что у тебя теперь есть спонсоры, – говорит она, слегка надув губы. – Я давно хочу такие себе. Астарион берет в руки металлические устройства. Снаружи она бронзовые, внутри – кожаные. Если бы нужно было предположить, он сказал бы, что это какие-то замысловатые серьги, которые так любят носить некоторые эльфы. – Ты случайно не знаешь, что это такое? Она с готовностью кивает, но видео на экране слегка дрожит. Он делает мысленную пометку настроить интернет. Качество связи на новом месте просто ужасное. – Эрогенное удовольствие для ушей от Эксвиккйяп, – говорит Шэдоухарт. – Это как вибратор, только для ушей. – Прости, – вежливо переспрашивает Астарион. – Что? Для ушей? Он что-то слышал о стимуляции ушной раковины, но никогда не мог понять прикола. Они слишком чувствительны, и когда Касадору надоедало ждать, пока он со своими короткими ногами догонит его, он тащил Астариона к себе за уши. Само собой, он не мог понять, как стимуляция ушей может быть приятной. – Надеваешь их на кончики ушей и наслаждаешься ощущениями, – объясняет Шэдоухарт. – Вот по сути и все. В ее голосе отчетливо проступили мечтательные оттенки. Астарион прищурился. – Ты… подозрительно хорошо осведомлена, дорогая. – У них есть вариант для полуэльфов. Наши уши не так чувствительны, но, святая Селунэ, ощущения просто феноменальные, – признается Шэдоухарт, и тон ее звучит уж слишком бесстыдно для той, кто делится с другом своими постельными секретами. – К сожалению, для гитьянок отдельных моделей нет, но Лаэзель подходит версия для эльфов. – Она мечтательно вздохнула. – Кажется, я знаю, что мы будем делать вечерами на этой неделе. Кстати, ты знал, что гребни на ушах гитьянок – это... – Я вырву себе уши, – безразлично говорит Астарион, – если услышу еще хоть что-то о вашей сексуальной жизни. – Тогда останешься без ушных вибраций, – говорит Шэдоухарт, забавляясь. – К тому же, слух работает не так. Астарион тяжело вздыхает. Не хотелось бы продолжать дискуссию об ушах гитьянок, но ему предложили щедрую сумму за демонстрационное видео. Проблема в том, что он не совсем понимает, как его снять. – Мне просто... надеть их? – спрашивает он, поднося одно устройство к свету. – Если налезут, – кивает Шэдоухарт. – В противном случае придется нанести немного смазки. Астарион недоверчиво моргает. «На уши?» Она снова кивает. Он еще секунду смотрит на насадку, затем встряхивает головой и откладывает ее в сторону. Сложно даже представить, что придется наносить смазку на уши. А вдруг она попадет в голову? Да уж, вряд ли будет очень комфортно. Впрочем, решать прямо сейчас не обязательно. – Там должен быть пульт управления, – услужливо добавляет Шэдоухарт. Астарион встряхивает коробку, но ничего не находит. – Видимо, забыли положить, – говорит он, нахмурившись. На обратной стороне упаковки есть инструкция: оказывается, нужно загрузить приложение на телефон и получить доступ к «сотням уникальных настроек», которые обещают ему «оргазм, пронизывающий до кончиков ушей». – Нужно загрузить приложение, – говорит он Шэдоухарт. Ее глаза округляются от удивления. – У тебя последняя модель! – говорит она почти обвиняющим тоном. – Она еще даже не поступила в продажу. Боги! Ну ты и везунчик. – Можно сказать и так, – сухо говорит Астарион. Оргазм от стимуляции ушей? Он не чувствует тут никакого везения. – Надеюсь, у меня от них хотя бы встанет. Шэдоухарт неприятно взвизгивает, и Астариону приходится убрать телефон подальше. – Слишком много информации, – стонет она. – Мне не нужно этого знать. – Всегда буду рад видеть тебя на моих стримах, – великодушно говорит ей Астарион. – Тебя и Лаэзель. Шэдоухарт бросает трубку. – Вот же стерва, – бормочет он и снова набирает ее номер. Предсказуемо, она тут же отвечает. – Ханжа, – говорит он. Она задыхается в насмешливой обиде, и он не может сдержать улыбку. – Как тебе новый дом? Астарион садится и окидывает взглядом комнату. Она все еще пуста и немного холодна, но обстановка кажется просторной, легкой, его. Черт, да здесь даже нет света: на потолке – паутина из проводов, так что пришлось поставить свечи на табурет и позаимствовать у Леона одну из странных, кривых настольных ламп. – Уютно, – честно говорит он. – Пусто, но уютно. Шэдоухарт улыбается. «Хочу к тебе в гости». – Скоро, – обещает Астарион. – Сначала мне нужно сделать полы. И купить мебель. – Я и на полу могу посидеть, – говорит Шэдоухарт. – Даже так удобнее, чем в этих ужасных больничных креслах. – Я проведу стрим и приеду, посижу с тобой в знак солидарности, – обещает он. – Как твое самочувствие? Шэдоухарт игнорирует его. «Можешь захватить с собой мой университетский пропуск?» – Хорошо, – говорит он. – Так что сказали врачи? – Как Гейл отреагировал? – Еще раз проигнорируешь меня, – предупреждающе говорит Астарион. – И я разрежу твой пропуск ножницами. Шэдоухарт хмурится и слегка отворачивается от камеры. «Селунэ сохрани меня, я в порядке!» – Она резко опускает камеру вниз, к бинтам на руке, а затем снова поднимает ее к лицу. – «Доволен?» – Более чем, – отвечает Астарион. – Это было безрассудно, и ты это знаешь. – Ты поступил бы так же, – замечает Шэдоухарт. Он молчит, упорно вытесняя из головы все мысли о Гейле. Астариону кажется, что технически он все еще должен быть зол на него, но трудно сердиться на человека, который уже несколько часов находится в операционной. – Я скучаю по нему, – грустно говорит Шэдоухарт. – Он еще жив, тупица, – обрывает ее Астарион. – А ты говоришь так, будто он умер. – И все же, – возражает она. – Тебя не так весело дразнить: он в ответ не огрызается. Астарион устало вздыхает. «Ты права, не огрызается». – Ничего удивительного, – нерешительно говорит Шэдоухарт. – Знаешь, я должна спросить: как прошло твое «шоу»? – Гейл был недоволен, – отвечает Астарион. – Хотя, думаю, это и так было понятно. – Он был в бешенстве? – Не совсем, – медленно произносит Астарион. – Он вел себя очень тихо. Похоже, пол его интересовал куда больше разговора, ведь он так пристально его разглядывал. – Это реакция на панику, – смиренно отвечает Шэдоухарт. Астарион уже догадался. Отведенные глаза, учащенное дыхание, напряженные мышцы: он не понаслышке знает, каково это – ощущать себя скованным по рукам и ногам. – Он плохо справляется со стрессом, да? Шэдоухарт грустно улыбается. «Раньше было лучше. Пока Мистра не разбила кувалдой всю его уверенность в себе, так что теперь он отстраняется при малейшем неудобстве». – Я так и думал, – признает Астарион. – Он был нехарактерно молчалив во время нашего спора в его кабинете. Шэдоухарт вздыхает. «Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это». Все, что он помнит из ощущений, это фрустрация. Пока Астарион разрушал стены, обнажая душу, Гейл лишь продолжал укреплять защиту. Было неуютно, он словно отгораживался от всего мира, и в этот момент на Астариона накатила беспомощность. Но сейчас, укутавшись в теплое шерстяное одеяло, выхватывая силуэты в свете свечей, он видит ту же фрустрацию и в поведении Гейла. Он узнает ее в пораженно опущенных плечах, в мученическом взгляде. Беспомощность. Он слишком хорошо с ней знаком. – Знаешь, его скоро уволят, – говорит Шэдоухарт. – Буквально через день или два. Они проводят проверку его трудоустройства и не говорят, почему. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что все дело в Мистре. – Я думал, она работает в Блэкстаффе, – отвечает Астарион. – Но деньги есть деньги, – Шэдоухарт с отвращением морщится. – Откровенно говоря, факультет истории магии в университете Балдурана плохо финансируется. Все подозревают, что Мистра дала им денег с одним определенным условием, и факультет просто не смог отказаться. – Они могут так поступить? – спросил Астарион, пораженный. Шэдоухарт устало пожимает плечами. «Похоже на то». На заднем плане слышен какой-то шум. На экране Шэдоухарт поднимает взгляд, но ее лицо быстро становится вновь мрачным. – Не он? – спрашивает Астарион. Она качает головой. Ее беспокойство заметно даже сквозь дерьмовое качество картинки на его телефоне. – С ним все будет в порядке, – мягко говорит он. – Они ведь сказали, что все не так уж плохо. – Они всегда так говорят, – со стоном отвечает Шэдоухарт. – Пока вдруг не обнаружится, что у него есть какое-нибудь редкое генетическое заболевание или врожденный порок, который вызывает непредвиденные осложнения. – Хламидиоз? – сухо говорит Астарион, и Шэдоухарт показывает ему средний палец. – Ты смотришь слишком много тупых телешоу, – говорит он не слишком мягко. – Прекрати. – Я не могу, – говорит она. – Он мой лучший друг. Она внезапно моргает, ее глаза становятся подозрительно красными. «Чертов идиот. Если у него еще нет повреждения мозга, я ему одно точно устрою». Будь ты проклята, женщина! Теперь он тоже начинает беспокоиться. И это он еще не насмотрелся медицинских сериалов. – Я, пожалуй, к тебе приеду, – решительно говорит Астарион. – Приедешь, – соглашается она. – После стрима. Его еще даже не перевели в палату, и даже тогда он проснется далеко не сразу. Астарион колеблется. Формально он не обязан сегодня проводить стрим. Но в последнюю минуту его пришлось запланировать из-за сроков договора с Фелогиром. Сегодня – последний день для записи демонстрационного видео. Представитель бренда и так его уже достал из-за вечных переносов. И это не их вина: это он был слишком рассеян в последние несколько недель, чтобы вовремя организовать спонсорский стрим. – Ты бы только суетился и еще больше меня напрягал, – добавляет Шэдоухарт, словно читая его мысли. – Оу, – говорит Астарион. – Я понимаю. – Такая очевидная ложь ради его же блага, и он очень благодарен, но этого недостаточно для убеждения. – Вот что я тебе скажу, – наконец произносит она. – Ты можешь взять ночную смену. Я пойду домой, отдохну, а утром сменю тебя. – Я не знал, что мы уже составили график, – сухо говорит Астарион. Шэдоухарт поднимает бровь. – Ладно, – ворчит он. – Ладно! Боги. Вы с Лаэзель стоите друг друга. – Спасибо, – радостно говорит Шэдоухарт. – Дорогая, это был не комплимент. Неудивительно, что Шэдоухарт бросает трубку, но все же сперва посылает ему воздушный поцелуй. Будь ты проклята, женщина! *** Ушные вибраторы не налезают. Астарион злобно смотрит на эти адские приспособления, как будто это что-то исправит. После нескольких минут бесплодных попыток он сдается и берет флакон со смазкой. Нехотя он выдавливает немного на пальцы и начинает осторожно тереть кончик уха. Реакция мгновенна. Он никогда раньше не чувствовал нежного прикосновения к своим ушам. Сочетание тепла и давления посылает легкое покалывание от основания позвоночника и вверх до самой шеи. Когда он проводит пальцем по хрупкому хрящу, по телу пробегает слабая дрожь. Его мягкий член, лежащий возле бедра, заинтересованно вздрагивает. Астарион прикусывает губу, заканчивая смазывать ухо, и осторожно надевает устройства. На этот раз они садятся как надо. Он вытирает смазку с рук и берет упаковку. Подробная пошаговая инструкция рассказывает, как загрузить приложение и настроить Bluetooth-соединение между вибраторами и телефоном. Приходится немного повозиться, но в итоге Астарион разбирается. Он может полностью выстроить под себя темп вибрации, ее силу и даже задать интервал. Помимо вибрации, мягкие подушечки насадок способны массировать уши и греть их с разной степенью интенсивности. С минуту Астарион размышляет над тем, чтобы снова обратиться за помощью к Шэдоухарт, но потом понимает, что скоро нужно включать стрим. Полистав инструкцию, он натыкается на страницу с готовыми пресетами. Он не совсем понимает, что каждый из них означает, но на выяснение нет времени. Зрителям стрима выпадет честь наблюдать, как он перебирает их вслепую. Последние несколько минут он тратит на приведение себя в порядок – снимает насадки с ушей и вытирает остатки смазки. Он уверен, что зрителям понравится смотреть, как он их надевает. И вот Астарион запускает стрим. Он начинает без одежды, лениво поглаживая себя, пока количество зрителей стремительно растет. Это его первый эфир в новом доме, и хотя сама мысль его несказанно радует, реальность с запустением и отсутствующей мебелью больно бьет в ответ. В этот вечер его оборудование выглядит так: ноутбук на табурете и несколько подушек возле стены. Конечно, Лаэзель наверняка убьет его за это, но порой неведение – благо. Даже освещение весьма рискованно. Старые лампы то и дело мерцают. Астарион проиграл битву с ними, так что поставил вокруг несколько свечей и самую яркую лампу из тех, что были под рукой. Со стороны все выглядит почти... романтично. К этому можно даже привыкнуть. – Я опять в новом месте? – читает он, жеманно улыбаясь. – Да. Чат пестрит реакциями, преимущественно положительными, но есть и парочка спекулятивных предположений. Он дома у своего партнера? Он переехал? Или еще один популярный вариант – он где-то в общественном месте? – Нет, у меня нет партнера, – говорит он. – Да, я переехал. Нет, я не в общественном месте – и, боже правый, нет, я совершенно точно не скажу вам, где я. – Он демонстративно качает головой и игриво указывает в камеру пальцем. – Ну же, сладкие мои. Помним о границах. Он немного болтает со зрителями, а когда их становится достаточно, Астарион достает блестящие насадки из стоящей рядом коробки. – Сегодня у нас есть спонсор, – говорит он. – Еще один фантастический продукт от Фелогира, который скоро появится в продаже. Сразу оговорюсь, я им раньше не пользовался. – Он подносит ушные вибраторы к камере, аккуратно разворачивая их так, чтобы можно было как следует рассмотреть, а затем наклоняется вперед, как будто собирается поделиться секретом. – Но мне тут шепнули, что эффект просто выше всяких похвал. – Для непосвященных, – продолжает он, отчаянно сопротивляюсь желанию добавить «таких, как я», – они надеваются на уши. Он выдавливает немного смазки на руки, слегка разогревая ее между ладонями, а затем втирает вязкую жидкость в левое ухо. «Немного смазки, и они садятся как влитые. Конечно, если у вас есть партнер, вы можете попросить его... помочь». Астарион демонстративно проводит пальцем по ушной раковине, сосредотачиваясь на кончике и растирая его пальцами. Эффект мгновенный – приглушенное удовольствие пробегает по позвоночнику, заставляя его тихонько застонать и набрать воздух в легкие. – Ах, – говорит он, потому что камера продолжает работать. – Черт, они такие чувствительные. Левая насадка без проблем занимает свое место. Затем он надевает правую, стараясь будто бы нечаянно капнуть смазкой на тело и растереть так, чтобы мышцы на груди начали соблазнительно блестеть. Насадки немного тяжеловаты, но подкладка достаточно удобна, и он, вероятно, сможет не снимать их некоторое время. Астарион поворачивает голову из стороны в сторону, нарочно демонстрируя себя с выгодного ракурса. – Как я выгляжу, дорогие мои? Он даже не смотрит в чат, потому что и так знает, что ответы варьируются от «горячо» до «чертовски горячо». – Хорошо, – говорит он. – Посмотрим, на что они способны. Он выбирает первый пресет в списке. Насадки сразу же начинают вибрировать – давление кажется легким и почти дразнящим. – О, – вздыхает он. – Черт, это хорошо. Он проводит руками по телу, поглаживая себя и слегка оттягивая соски, чтобы они стали твердыми, пока насадки продолжают свое дело. Он знает, что его член уже полностью встал. Шэдоухарт действительно не шутила, думает он. С неподдельным любопытством он снова берет телефон и выбирает второй пресет. Тепло пульсирует сквозь подкладку, жидким золотом разливаясь по телу. Комфортно, даже чувственно. Тепло ощущается почти интимным. – Потрясающе, – хрипло шепчет он, нежно поглаживая свои яйца. – Сладкие мои, эту игрушку я точно могу рек… рекомендовать. Он бессмысленно толкается в воздух, извивается, ресницы трепещут. И даже не пришлось преувеличивать – насадки действительно ощущаются потрясающе. Откинувшись назад на подушки, Астарион смущенно улыбается и выбирает третий пресет. Подкладка начинает сжиматься, вдавливаясь в нежную кожу. От сочетания тепла и слабой вибрации Астарион издает стон, гораздо более искренний, чем предполагалось. Его член, покрасневший и прижавшийся к животу, дергается, и кажется, с кончика даже срывается пара капель предэякулята. Незаметно он прижимает ко рту тыльную сторону ладони и закрывает глаза. Кажется, так можно и кончить, если дать себе немного времени. Можно было бы надеть насадки и растянуться на матрасе, подставив лицо солнечным лучам. Он представляет, как лежит на кровати лицом вниз, лениво покачивает бедрами, пока вибраторы делают свою работу. Внезапно Астариону хочется большего. – Подождите секунду, – говорит он и достает игрушку скромных размеров. У него есть более крупные, но голова так затуманена похотью, а большая игрушка потребует слишком долгой подготовки, на которую он сейчас не способен. Кроме того, эта – единственная, которая надежно присасывается к поверхности. С тихим вздохом он откидывается на подушки, аккуратно наклоняется так, чтобы не увеличивать давление на поясницу, и раздвигает ноги. – Просто кое-что еще, милые мои, – говорит он, слегка задерживая дыхание, когда палец проникает в его дырочку. – Вы все уже наверняка знаете, как сильно я люблю быть заполненным. Второй палец присоединяется к первому. Веки тяжелеют, с губ срываются томные стоны, он трахает себя пальцами, а насадки продолжают жужжать на ушах, пока кольцо мышц не расслабляется достаточно. Без особых церемоний, он садится на корточки, ставит игрушку на пол, а затем осторожно опускается на нее, не переставая стонать. Количество донатов резко взлетает. Они так любят слышать его. Он медленно опускается до самого основания и на пробу покачивает бедрами один раз, другой. Для пущей убедительности Астарион бросает в камеру жаркий взгляд из-под ресниц и рассказывает всем, как страстно он этого желает. Донаты растут еще больше. Черт возьми, это уже даже не шоу. Это действительно приятно, почти невыносимо. От возбуждения его уши становятся гораздо чувствительнее, чем обычно. Сочетание восхитительного, теплого давления на уши и растяжения его дырочки почти ошеломляет. Неуверенным пальцами Астарион переключается на следующий режим. Насадки начинают покалывать, посылая крошечные разряды тепла по коже и заставляя его вскрикнуть от удивления. – О, – произносит он с трудом. – О, черт. Он слегка подается вперед, когда по нервам проносится удовольствие. Мягкие подушечки прижимаются к ушам, ласкают кожу и вибрируют сильнее. Неуверенным движением Астарион приподнимается и опускается на игрушку. А затем еще раз. И еще. Его член – раскаленный центр обжигающего, отчаянного удовольствия. Он толкается в воздух, задыхается и протяжно стонет, когда наклоняется, и под новым углом игрушка задевает простату. – Пожалуйста, – стонет он, хотя даже не уверен, кого именно и о чем он просит. – А-а-а, черт, о, черт. Это невероятно, гораздо больше, чем он думал. Если после этого продажи этих чертовых насадок не взлетят до небес, он готов съесть свои ботинки. И все же, несмотря на удовольствие, Астарион понимает, что до оргазма ему еще очень далеко. Обычно выступление перед живой аудиторией само по себе достаточно возбуждающе, чтобы кончить, но огромное количество мыслей в голове ужасно отвлекает от чудесных ощущений, растекающихся по телу. Вообще, он не из тех, кто предается фантазиям перед камерой – слишком велик риск увлечься, да и гораздо сложнее держать себя в руках. Но сегодня, похоже, придется сделать исключение. И к сожалению, в последнее время у него на уме только один человек. Не обращая внимания на все инстинкты, кричащие о том, что это ужасное решение, он думает о Гейле. Он думает о его теплых руках, нежно проводящих по изгибу его ушей. Мысленно представляет, как Гейл игриво теребит кончик его уха между пальцами. В ответ его член тут же подергивается, гораздо более заинтересованный, чем за весь предыдущий вечер. Да нахер все. Возможно, буквально. Они могли бы сделать это сотней разных способов, но Астарион знает идеальную позу. Он сел бы Гейлу на колени, насадился бы на этот великолепный толстый член. Он точно знает, что с такого угла он заполнил бы его целиком. Гейл обнял бы его, прижимая спиной к груди, и убедил бы Астариона не прикасаться к себе, одновременно медленно смазывая его уши лубрикантом. Одно только прикосновение свело бы его с ума. Но Гейл на этом не остановится. Он не из тех, кто делает лишь половину дела. Нет, он доведет Астариона до края: его член станет твердым, на головке скопится глянцевая жидкость, а разум затопит потребность кончить, и только тогда он наденет вибраторы на его уши. А затем он будет наблюдать, как Астарион распадается на части, целиком и полностью, попав в ловушку чувств и ощущений. Возможно, он проведет руками по телу Астариона, дразняще задевая соски, поглаживая шею. Астарион стонет и сжимает дилдо внутри себя. Его бедра болят от необходимости держать тело под таким углом. Ему так хочется опуститься на что-нибудь – желательно на тепло человеческого тела, нежность кожи, обрамленной мягкой россыпью волос. Будет ли Гейл ожидать, что его так оседлают? Астарион не знает, сможет ли он это сделать. Он и так чувствует себя совершенно разбитым. Его движения становятся все более небрежными, пока вибрация на кончиках ушей посылает мурашки по позвоночнику и совпадает с каждым толчком и прикосновением фаллоимитатора к простате. Он вслепую выбирает на телефоне следующий пресет и хнычет, когда частота вибраций начинает расти. Мягкая подкладка ласкает раковину уха, слегка нагревая кожу и посылая искры удовольствия напрямую к члену. Гейл усадил бы Астариона и перебирал настройки, пока не нашел бы оптимальную комбинацию. Он знает, что этот человек слишком любопытен. Он проведет день, а может, и два, за калибровкой устройства, пробуя различные комбинации эффектов, пока Астарион не превратится в концентрацию самого наслаждения. Его член требует внимания, изнывает от боли. С тихим стоном он обхватывает его дрожащими пальцами. Остатки смазки высохли и превратились в бесполезный липкий слой, но головка уже настолько мокрая, что это больше не проблема. Он гладит себя раз, два, а затем отпускает член с разочарованным возгласом. Сквозь дымку удовольствия не разобрать ни единой мысли. Движения небрежны, не согласованы между собой. Это ничего ему не дает. Гейл мог бы с этим справиться. Многозадачность – его конек. Он мог бы удерживать Астариона на месте и трахать его, покрывать горячую кожу на шее поцелуями и поглаживать его член. У Астариона во рту пересохло. В этот момент, сойдя с ума от наслаждения и блаженства, хочется только одного – почувствовать, как Гейл кончает в него. Одной этой мысли достаточно, чтобы переступить через край, и он едва успевает вымолвить приглушенное «кончаю», прежде чем излиться себе на руку, так и не прикоснувшись к члену, дрожа и хныча, пока тело сотрясается от нахлынувшего оргазма. Он опускается на колени и падает вперед, упираясь в пол локтями. Дилдо выскальзывает из его дырочки, но он даже не обращает на это внимания. Минута-другая уходит на то, чтобы прийти в себя, пока он переводит дыхание. На полу смутно виднеется смесь спермы и пота, вливаясь в общий фон из пятен краски. – Десять из десяти, – наконец говорит он, трясущимися руками снимая вибраторы с ушей. После оргазма жужжание на кончиках больше щекочет, нежели ласкает, но он ни за что не стал бы жаловаться, тем более после такого оглушительного оргазма, от которого его мозги точно превратились в желе. Расслабленный и ленивый, он прощается со зрителями стрима, выключает вибраторы и переворачивается на спину, устремляясь взглядом к высоким сводчатым потолкам. И только тогда на него обрушивается вся тяжесть содеянного. Черт. В аду есть отдельный котел для тех, кто мастурбирует на мысли о своем «о, это слишком сложно, не спрашивайте»-друге, пока последний находится в операционной. И Астарион только что выиграл билет в один конец. Никаких чувств, действительно. На мгновение он впадает в панику, но оповещение на телефоне предотвращает надвигающийся срыв. Обычно ему никто не пишет, особенно в такой час. Так что это может быть только один человек. Он переворачивается на живот, не обращая внимания на размазанную повсюду смазку и сперму – это же его чертов дом, в конце концов! – и тянется к телефону. Шэдоухарт [23:15] Операция прошла хорошо. Гейл в порядке. Просто ждем, когда он очнется. [23:15] Понадобится час или два. Спешить некуда. [23:17] Будь осторожен. Вздохнув и упрямо не желая думать о своих запретных фантазиях, Астарион направляется в душ, чтобы облиться холодной водой. *** Когда он добирается до больницы, идет дождь. Астарион презрительно смотрит на промозглую улицу и недовольно растирает руки. Большая часть вещей осталась в старой квартире, и самое теплое, что у него есть, это водолазка с длинными рукавами из жалкого тонкого полиэстера. Она хорошо на нем смотрится, но совершенно не защищает от холода. Он любит лето, любит чувствовать тепло на своей коже, любит, когда не нужно надевать на себя пятьдесят разных слоев одежды, чтобы сохранить хотя бы толику тепла. Он не любит холод. Его тело само по себе достаточно холодное. По крайней мере, он не попал в эпицентр дождя. Он и не подумал взять с собой зонтик, ведь руки были заняты плюшевым трессумом, которого он прихватил в ближайшей круглосуточной аптеке. Он направляется к входу, тело уже трепещет в предвкушении тепла, но тут на его пути возникает женщина. Астарион щурится, глядя на нее. Она худая и стройная. Невзрачная и почти скучная. Вздернутый нос, который, кажется, смотрит на него сверху вниз. Ее поведение напоминает Астариону дружков Касадора. – Астарион, – говорит она, и он чувствует, как сердце замирает в груди. Затем она поворачивает голову, и тут же его легкие снова начинают работать. Одна серьга. Половина комплекта. Вторую Астарион видел в ухе Гейла. Тогда он счел это неудачной попыткой прикоснуться к воспоминаниям своей юности. – Это ты, – говорит он с нарочито усталым вздохом. – Бывшая. Дама слегка приподнимает подбородок. «Мистра». – Прошу прощения? – Мистра, – повторяет она, выглядя теперь слегка раздраженной. – Можешь называть меня так. – Я и с первого раза расслышал, – невозмутимо отвечает Астарион. – Я просто не понимаю, какого хрена ты здесь делаешь. – Он попал в больницу, – говорит она. – Я беспокоюсь за него и хочу поговорить. – Да что ты, – безразлично отвечает Астарион. – Учитывая все проблемы, исходящие от тебя, я бы так не сказал. Она продолжает смотреть на него сверху вниз. «Тебе не понять». Астарион морщится. «Чего? То, что ты его почти преследовала и шантажировала? Если это твое определение понимания, то я, пожалуй, откажусь». Он на минуту задерживает на ней взгляд, не мигая, пока она не хмыкает и не закатывает глаза. – Ты, конечно, не будешь возражать, если я встречусь с ним, – говорит Мистра, и Астарион разражается смехом. – Если ты пытаешься вывести меня на эмоции, – говорит он, – то ничего не выйдет. Кроме того, что-то мне подсказывает, что ты уже пыталась. – Он наклоняется вперед с гадкой улыбкой на лице. – Он ведь уже проигнорировал тебя, не так ли? Мистра хмурится. Судя по тому, как внезапно напряглись ее плечи, Астарион понял, что попал в точку со своим диким предположением. – Я беспокоюсь за него, – повторяет она. – А эта полукровка, которая называет себя его лучшим другом, не дает мне с ним увидеться. – Ты это уже говорила, – отвечает Астарион. – Ты просто тупая или тебе нравится повторяться? В ее глазах что-то вспыхивает. Знакомое, до боли знакомое. Он видел это в глазах Касадора, когда Астарион осмеливался переступить черту. За этим часто следует пощечина. Его мышцы инстинктивно напрягаются, но он вовремя останавливает себя, чтобы не вздрогнуть. – Гейл знает, что ты из себя представляешь? – спрашивает она. – Что? Что у меня фантастические волосы? – отвечает Астарион, и она начинает злобно улыбаться. – Или что я трахаю себя на камеру за деньги? Злорадство ненадолго исчезает с ее лица, но затем оно принимает более нейтральное выражение. – Ты возвращаешься на юрфак, – говорит она. – Большинство фирм не будут благосклонны к сотруднику, который выкладывает в Интернете следы своего преступления. Астарион вздыхает. «Я думаю, ты ошибаешься, ведь я не стыжусь своего занятия. Если это не понравится моему работодателю, то мне не понравится он». Он наклоняется вперед, полностью осознавая, что входит в ее личное пространство, игнорируя все приличия. «Тебе нечем мне угрожать. Кроме того, ты, похоже, очень многое обо мне знаешь». – Астарион морщится от отвращения, хотя она смотрит прямо на него. – «А значит, ты наверняка знаешь, каким человеком был Касадор». – Он складывает руки на груди. – «Я много лет был с этим унылым ублюдком. Суки вроде тебя меня не пугают». Явно недовольная, Мистра хмурится в ответ. Что-то подсказывает ему, что она не привыкла к отказам. – Ты утверждаешь, что между тобой и Гейлом ничего нет, – говорит она, меняя тактику. – И все же так его защищаешь. Астарион не может удержаться от смеха. – Так вот как ты думаешь? – спрашивает он. – Дорогая, мне не нужно иметь что-то между нами, чтобы оставаться порядочным человеком. Если Гейл не хочет тебя видеть, я буду уважать его решение. – Даже если это будет во вред тебе? – спрашивает она. Астарион пожимает плечами. «Мне нечего терять». – Нечего? – говорит она, улыбаясь, и приятной эту улыбку точно не назовешь. Прежде чем он успевает что-то ответить, двери за его спиной раздвигаются, и кто-то выходит наружу. Астарион оборачивается и видит Шэдоухарт, повязка на руке которой скрыта безразмерно огромным свитером, свисающим до голых колен. – Мне казалось, я ясно выразилась. Иди на хрен, Мистра, – огрызается она и, схватив его за руку, ведет в больницу. – На тебе вообще есть брюки? – интересуется он. – Вряд ли, – усмехается Мистра, следуя за ними. – Учитывая, что Гейл в последнее время предпочитает окружать себя распутниками. – «Распутниками», – повторяет Астарион. – А я думал, я старый. – Так и есть, – ласково говорит Шэдоухарт. – Но ты стареешь так красиво. Только взгляни на эти милые морщинки вокруг глаз! Астарион в ужасе хватается за лицо. «Возьми свои слова обратно!» – И ты доказываешь мою точку зрения, – говорит Мистра. – Банальный, поверхностный – до чего же он опустился… – О, отвали, – огрызается Шэдоухарт, резко поворачиваясь к ней лицом. – Если с первого раза до тебя не дошло. Ты сделала уже достаточно. Если бы ты действительно беспокоилась, то не стала бы добиваться его увольнения. – У меня нет желания общаться с вами, невеждами, – отвечает Мистра. – Поэтому я оставлю вас в покое, если вы позволите мне увидеться с ним. – Нет, – произносит Шэдоухарт. – Н, Е, Т... – Это для его же блага, – холодно перебивает она. – В этом богом забытом городишке его таланты растрачиваются впустую. Дома, в Глубоководье, ему было бы гораздо лучше. – Возможно, тебе стоило подумать об этом прежде, чем пытаться навредить ему, – огрызается Шэдоухарт и шагает вперед, руки сами собой сжимаются в кулаки. Астарион предостерегающе придерживает ее. – Она того не стоит, – говорит он и поворачивается к Мистре. – Она того не стоит, – повторяет он, наслаждаясь тем, с какой злобой она смотрит на него в ответ. Шэдоухарт глубоко вздыхает. – Хорошо, – выдохнула она. – Давай зайдем внутрь. Как только они оказываются в помещении, она тут же направляется к торговому автомату. Не спуская с нее настороженного взгляда, он велит администратору не пускать Мистру к Гейлу. Когда он возвращается к ней, она яростно кусает шоколадный батончик. – Гребаная сука, – рычит она и запихивает в рот остатки, а затем со злостью бросает обертку в ближайшую урну. Астарион нерешительно садится рядом и неловко кладет руку ей на плечо. – Просто не может оставить его в покое, – ворчит она. – Как будто она и без этого мало сделала, – Она прикрывает глаза руками. – Черт. Не хочу тратить последние клетки мозга на мысли об этой твари. Голова и так уже раскалывается. – Ты устала, – говорит Астарион. – Иди домой. Я разберусь с этим. Она резко качает головой, а затем морщится. «Он скоро очнется, и тогда я пойду домой». Астарион на секунду задерживает на ней взгляд. В этом до смешного огромном свитере она кажется совсем крошечной, круги под глазами становятся еще темнее чем прежде. Ее кожа почти такая же бледная, как и волосы, из косы тут и там начали выбиваться пряди. Он обнимает ее. Через некоторое время она обнимает его в ответ. – Это еще зачем? – приглушенно спрашивает она, уткнувшись ему в плечо. – Заткнись, – отвечает он. В его объятиях она будто становится еще меньше, но, с другой стороны, ему вообще не с чем сравнивать. Он впервые обнимает кого-то. Ему никогда раньше не приходилось кого-то утешать. Черт, да он даже не знает, как это делается. Его и самого никто раньше не утешал – до недавнего времени. Судя по тому, как опускаются ее плечи, он все делает правильно. – Тебя приятно обнимать, – говорит она через некоторое время, не делая никаких движений, чтобы отпустить его. – Не думала, что ты так хорошо пахнешь. Астарион обдумывает сложившуюся ситуацию. Руки начинают болеть, и давно хочется в туалет, но он решает посидеть с ней еще. Она так много для него сделала, даже если технически они могут называться друзьями только через Лаэзель. Если дискомфорт – обязательное условие для ее утешения, он готов потерпеть. Правда, перед уходом он все же забирает у нее свитер. Не сказать, что он был ей очень нужен.