Ненавижу эту улыбку

Улицы залиты огнём И ультрафиолетом — Это горят наши сердца Операция пластилин — Маяк

       Сегодня Марк кажется более раздражённым, чем обычно бывает. Он смотрит куда-то выше людей и стен домов города. Не сразу, но Тэёну удаётся перехватить его взгляд, чтобы заметить на плакате два лица с застывшим презрением улыбок над теми, кто «под». — Дети богатеньких родителей, — хмыкает Ли, кидая в раскрытый чехол друга несколько монет, создавая тому поддерживающий антураж мнимого успеха в переходе. — Не просто чьи-то дети, но и чьи-то соулмейты, — музыкант поджимает губы, опускаясь на последнюю ступень, чтобы сменить тональность инструмента, а заодно и — песню. — Неужели, кто-то из них — твой? — Он — мой. Тэён снова смотрит на плакат, чтобы вчитаться в рекламу какой-то частной школы, различить слова о детях мэра и увидеть цифру годовой оплаты. А потом фокусирует своё внимание на лице юноши: печальные глаза, высветленная кожа, гладко причёсанные чёрные волосы, кажущиеся абсолютно неестественными, узкий синий костюм, будто ломающий, сжимающий фигуру. — Ужасное фото с кучей обработок. В жизни он выглядит лучше, — когда Тэён оборачивается, то видит, с каким выражением лица Марк смотрит на юношу с плаката. Полная обожания улыбка на обветренных губах, чуть сморщенный на переносице нос, мягкий прищур — Марк так влюблён, но он рывком становится на ноги и перекидывает ремень инструмента через голову, резко ударяя пальцами по струнам: — Это фото ещё куда не шло. Но как вспомню то, что было в журнале — начинает тошнить. — Почему же? — ухмыляется Ли, также собираясь покинуть друга и идти по своим делам. — Больше всего на свете я ненавижу его искусственные улыбки, — он смотрит почти на Тэёна, что делает с сердцем старшего странные вещи, но эта мысль ускользает с первым перебором аккордов, с пробой голоса и напевом куда более спокойной и романтичной песни. Тэён уходит. Его не волнует романтика, и чувства. Его жутко беспокоит Юно, его способность. И из головы не выходят слова: «Вижу тебя», которые кажутся надеждой и выходом из сложившийся ситуации. Что значит — видеть прозрачного человека, видеть его, а не его тень? Может быть, Юно сможет контролировать себя достаточно хорошо, чтобы Тэёну не приходилось больше уравновешивать его? О — это просто гениально! Всё дело в контроле Юно. Да, те пожарники правы: чего Тэён хочет от шестнадцатилетнего маньячка? Юно молод и глуп. И одинок. Ему нужен хоть кто-то рядом, чтобы помогал, чтобы тушил, чтобы развивал способность. И если Юно научится это контролировать, то Тэён обретёт себя! Чудная идея! И Тэён решил воплотить её в жизнь. Сегодня пятница, и они встречаются после уроков за городом, чтобы до конца разобраться со способностью маленького маньяка. Юно пообещал показать всё, что он может, а Тэён обещал выслушать и досмотреть до конца. Ничего не предвещало беды на пустыре. Точнее, Тэён отвык бояться хоть чего-то: в невидимости есть неуязвимость. Он может сделать два шага в сторону, и кому-то понадобятся часы на его поиски. Так что Ли не беспокоится, оказываясь первым на указанном Юно месте. От скуки парень даже находит какой-то мусор, яму с углями на дне, выжженные круги на земле, глубокие борозды, металлическую лужу, что переливается на стремительно угасающем солнце сиренево-зелёным, обозначая примеси и окиси дешёвого сплава. — Я опоздал, прости, — Юно кидает на землю школьную сумку, оглядывается по сторонам, не способный найти своего соулмейта взглядом. Тэён почему-то издевается: молчит, становится ближе, медленно и тихо передвигая ногами. Его глаза широко распахиваются, когда по ладони Юно стелется огонь, пульсируя в такт с сердцем самого Тэёна. Дыхание Ли обрывается, а кончик пламени дёргается в его сторону. Воздух! Чёрт подери! Юно определяет нахождение Тэёна через колебания огня по воздуху! Тэён не сможет не дышать, и каждый его вдох, каждый его выдох — это колебание невидимой глазу воздушной среды, что влияет на чувствительное к подобному пламя. Огонь на ладони Юно дышит, как Тэён, дышит вместе с Тэёном, является отражением Тэёна. Чон неуверенно подносит запястье на уровень лица, чтобы сквозь многочисленные жёлто-оранжевые лепестки ручного пламени разглядеть силуэт замершего в растерянности соулмейта. Но, к его сожалению, образа перед глазами не появляется, но пламя всё ещё чётко снимает пульс старшего, так что Юно ломано улыбается, сжимает кулак — и огонь гаснет: — Я знаю, что ты тут. — Ладно, но попробовать стоило, скажи же? — Тэён прячет руки в передние карманы, становится ближе к соулмейту, когда всё же признаётся, — Это было впечатляюще. — Да, так оно и есть. Я подумал о воздухе, когда сидел под лестницей на химии: мимо промчался невидимый взгляду человек, — парирует Чон, опускаясь на корточки и хлопая по земле рядом с собой. Он не видит, как Тэён передразнивает его слова кривляниями, не сразу ощущает, как старший опускается на землю рядом, и даже не сразу слышит, как тот хмыкает, намекая на ожидаемую демонстрацию. — Я не уверен, с чего стоит начать, — заминается Юно. — После огнепада ты меня вряд ли чем удивишь. И — о — я видел, как ты тушил ресторан барбекю. Лицо Юно несколько раз скоро меняется, в конце концов замирая странно-грустным образом. Под лёгким взмахом его руки на несколько метров вперёд загорается трава. Она горит, не тлея, не чернея: огонь мчится по верхушкам травинок так скоро, что не успевает опалить их. Он мчится вперёд и вперёд, поднимается вверх, растворяясь в воздухе сизым дымом, оставляя после себя запах горелой травы и кислоты. Наблюдая за тем, как дым легко растворяется на фоне серых облаков, Тэён упускает из виду, как Юно достаёт из кармана брюк сложенный вчетверо лист бумаги, где лежит горсть минералов. Он не с первого раза поддевает ногтём кусочек марганца, перекладывает на ладонь, задевает старшего локтём, привлекая к себе таким образом внимание. Ли склоняет голову к плечу, и восторг замирает в его глазах, в его глотке, когда огонь Юно пляшет, стремясь подняться выше через камешек фиолетовыми волнами. — А теперь медь, — юноша сжимает марганец в кулаке, туша пламя, снимает с шеи цепочку и касается ключика с двумя цифрами пальцами. Огонь пляшет по плоской поверхности синим. Но в какой-то момент Тэён обращает внимание на хитрую улыбку Юно. Меньше секунды — и огонь становится грязно-красным, продолжая скользить всё по тому же элементу, пока не рассыпается мутно-малиновыми искрами на штанины младшего. — Почему два цвета? — спрашивает Ли. — Химия, — Юно отворачивается. Из прежнего листка он берёт другой кусочек металла, долго гоняет тот по ладони, прежде чем дать тому загореться зелёным. — Хром. Не самый дешёвый вариант, к слову. Тэёну нравится, как горит хром. Но ему интересно кое-что ещё: — Фейерверки. — М? — Юно оборачивается и даже сталкивается с соулмейтом взглядами, но не понимает этого, потому что… не видит. — Ты же сможешь поджечь их все разом на расстоянии? Если я кину твой листочек в воздух? На секунду Юно задумывается, а потом протягивает листок с кусочками металлов Тэёну. Перед тем, как отправить их все в полёт, Ли внимательно рассматривает одинаково серые квадратики, пытаясь понять, как можно определить по ним цвет огня. Подсказку услужливо даёт только марганец, и это несколько расстраивает. Тэён поднимается на ноги, сминает листок в кулак и замахивается: — Я кину на счёт три, — Юно кивает совсем легко, будто даже не переживает, — Раз. Два…. Три! Едва он отправляет бумажку в полёт, как та становится видимой глазу, и Чон реагирует. Они немножко не учли, что Тэён может кинуть не самым удачным образом. Так что первый «фейерверк» вспыхнул жёлто-зелёным совсем рядом с ними, тут же испепелив бумагу и ослепив глупых мальчишек, которые повалились на спину. Сердце Тэёна стучит бешено и яро. Его память навсегда запечатлела этот миг взрыва, сотворения микрокосмоса, произведение разрушения. Прекрасное в хаосе. Это сводит его с ума, вызывает дрожь на кончиках пальцев. У Юно просто невероятная способность! К чёрту невидимость и всю ту боль, которую переживает Тэён костьми — хаос, свет, буйство красок, адреналин, ночь, они вместе совсем рядом — сознание парня не держится на одной мысли дольше пяти секунд. Обернувшись к младшему, Ли замечает растерянную улыбку на чужих губах, скачущий по серому, стремительно темнеющему небу взгляд. Когда Юно поворачивает голову, то — всего на мгновение — Тэёну кажется, что он увидит своё собственное отражение в чужих глазах, но замечает пустоту. — Ты в порядке? — зовёт Чон, пытаясь сфокусироваться взглядом на одной точке, где-то как-то подразумевая, видимо, глаза своего собеседника. Тэён хмыкает: Юно смотрит ему на ухо, которое тут же чешется. Это, и правда, забавно. Парень натягивает на голову капюшон, когда отзывается: — Да. Что со мной станется? А умереть в фейерверке от твоей руки звучит не так паршиво, как истлеть где-нибудь на улицах города, а?! Он по привычке смеётся: настолько устал бороться со своими тревожными мыслями, что приодел их в готику чёрного юмора. Если он сам не будет смеяться над этим, то поддастся, и окончательно сломается. — И всё же, ты чувствуешь, когда я использую способность? — брови младшего сходятся в домик. По мнению Тэёна, тот волнуется слишком сильно. А может, в голове Ли датчик нормальности барахлит с недавних пор: — Да, иногда я буквально горю. Точнее, — он задирает рукав худи, смотрит на имя человека, который лежит почти плечом к плечу с ним, хмыкает, — Точнее, это твоё имя на моём запястье. Оно горит, и это больно. Сомневаюсь, что я доставляю тебе столько проблем. / Смех Тэёна искрится пузырьками розового золота и звенит треском сломавшегося из-за разницы температур стекла — у Юно хватает ассоциаций и чувств, чтобы найти в своём соулмейте что-то похожее, близкое его стихии. И хотя плавка и слом — сутью своей противоположны, и в исключительно редких случаях происходят одновременно, Чон находит это сочетание опасно прекрасным. Больше всех прочих мыслей внутри него разгорается одна. Она ещё крошечная, как если чиркнуть головку спички о коробок и успеть застать секунду её всполыха синим перед тем, как огонь обернётся красным пёрышком. Голубая секунда искры — это мысль Юно о том, что Тэёну нравится его способность, что Тэён принимает её, что она ему интересна. Что Юно интересен Тэёну. Да, они соулмейты, но это вовсе не значит, что они с первого взгляда должны были стать друг другу друзьями или… Кем-то большим. Ах да, они же, у них же — ну Юно же не видит Тэёна, а значит, и того самого первого взгляда не было. Но Чон помнит чужой образ. Возможно, если бы он умел, он бы нарисовал Тэёна, но его руки — они не приспособлены к тонкому искусству. Только к жестокости огненной стихии. Которая тлеет глубоко в его сердце ещё крошечным шариком чувства радости и облегчения. Полный надежды, Юно улыбается: — Скажи, ты больше не ненавидишь меня? Как же ему пусто от того, что он не видит соула. Его глаза ищут Тэёна, он пытается ощутить старшего совсем рядом, но единственный его выход — это огненная стихия. Но сейчас ей нет здесь места. Юно думает, что сейчас её не должно было бы быть и вовсе — сейчас тут должен быть видимый Тэён. Потому что юноша хочет видеть его радость, его грусть, он хочет понимать это в человеке, который впервые за эти три месяца старшей школы заговорил с ним, как с кем-то нормальным, который, пусть и не сразу, но пошёл на контакт и — вот они тут, вместе, на месте Юно. — Я не знаю, — спустя долгие секунды молчания отвечает Ли, — Я, правда, не знаю: ненавижу ли я тебя, или начинаю понимать. Под его ногами проминается трава, подошвы шаркают по земле, обозначая уход. Юно заметил, что Тэён не прощается. Да и не удосуживает себя приветствиями. Это странно, но к этому можно привыкнуть. Юноша резко садится на земле, легким взмахом кисти поджигая замеченную ранее банку из-под колы в окружении сухоцветов. Продолжая смотреть сквозь костерок, Юно замечает себя на этом «можно привыкнуть», осознаёт в полной мере «начинаю понимать» и … Пламя костра резко взмывает вверх — настолько Юно счастлив в своём открытии, что они с Тэёном теперь — друзья, что теперь они будут общаться, что Чону больше на надо будет носить этих уродских перчаток, что он может оставаться самим собой рядом со своим соулмейтом, который сменяет ненависть на приятельство. Юно не будет одиноким, и он так счастлив!