***
Ив пробил свою парковочную карточку на въезде на стоянку для сотрудников. Это госпиталь недалеко от их дома, Cité de la Santé. Выскочив из машины, он распахнул дверь пассажирского сидения. Рене глупо улыбнулся, тяжело выбираясь наружу. Тень пробежала по лицу мужчины. — Не так быстро, Ив, — проговорил он, ковыляя позади спешащего парня. — Я точно тебя убью, — выругался Ив, накинув руку Рене себе на шею, поддерживая. Они ввалились через служебный вход, обходить в приёмный покой скорой помощи было долго. Охранник отметил взглядом болтающийся на шее бейджик. — Доктор Сокольски. Я в скорую. С ним, — на ходу, втаскивая супруга в госпиталь. — Меня сейчас вырвет… — Твою мать! Ив метнулся в сторону, в приёмную к медсестре. Кто-то его окликнул, но он выхватил со стойки пакет для рвоты, на ходу здороваясь, и сунул его мужчине в руки как раз за несколько секунд до. Рене вырвало кровью. Сокольски выругался. Лента вокруг сердечной мышцы затянулась. Ив подскочил к окну регистрации. Знакомые все лица… — Доктор Сокольски? — спросил администратор. — Что случилось? — выглядывая. — Рвота с кровью. С полудня, — он быстро излагал информацию, протягивая документы Рене в окошко. — Триаж номер 1, — лаконично. — Идите сразу. — Спасибо. Ив подхватил Рене и потащил в указанный кабинет. — Привет, — бросил он, встречаясь взглядом с медбратом. — Доктор Сокольски? — вопросительно выгнутая бровь. — Что случилось? «Да, блядь! Déjà vu!» Ив кратко излагал анамнез, медбрат снимал базовые показатели жизнедеятельности. — Следуйте за мной, — парень подхватил досье пациента и уверенно пошёл в отделение скорой помощи. — Ваша палата. Медсестра сейчас подойдёт. Рене лёг на кровать, Ив стаскивал с него вещи. Его узнавали, персонал осторожно заглядывал, здоровался. Ив обеспокоенно улыбался в ответ, кивая и односложно отвечая. Большая ладонь сжала запястье парня. — Все будет хорошо, Ив. Успокойся. — Я убью тебя. Честно. Ты безответственная скотина, — он сглотнул. Страх становился все отчетливее, увеличиваясь прямо пропорционально степени бледности смуглой кожи мужчины. Рене вымученно улыбнулся. — Ты звонил Сюзи? — Нет. И ты не звони. Не стоит её пугать. И родителям не звони, — пальцы сжались вокруг запястья требовательнее. — Ты понял меня? -… — Ив? Не вздумай. Сокольски поджал губы, уже собираясь возразить, как тут подоспела медсестра с набором шприцов, пробирок, капельниц. — Меня зовут Кэти, я ваша медсестра этим вечером. Доктор Сокольски? — Да. Привет, Кэти. Это мой супруг, — Ив мягко улыбнулся. — Разве это ваша смена? — спросила девушка, окинув взглядом больничную униформу, ловко устанавливая интравенозную систему. — Я работал в другом госпитале сегодня, — уставшая улыбка. — Кто дежурит вечером? — Доктор Лебланк. Он скоро подойдёт, — она мило улыбнулась. Набрав восемь пробирок крови и установив две капельницы, она ретировалась. — Ксавье Лебланк хороший врач, — Ив сел в кресло рядом с кроватью. Рене не отводил от обеспокоенного лица взгляд. Гризли видел, как трещали пласты выдержки и терпения его мужа. Парень будет держать лицо до последнего, пока не войдёт в пустой дом. А там… — Тебе звонила та женщина. Ив вздрогнул. — Я не ответил, — не поднимая взгляд от телефона, зажатого в руке. — Знаю. Напиши ей. — … Телефон в руке Сокольски горел от количества присланных ею сообщений. Суть их сводилась к одному: «я с тобой», «все будет хорошо». Ив сглотнул. Он не хотел открывать сообщения, хотя видел как менялась цифра количества входящих. Не находил в себе ни сил, ни права. Он взял Рене за руку и уткнулся в нее лбом, сжимая. Ему было страшно сейчас. Страшно настолько, что чужое присутствие казалось в данную минуту неуместным. От слова совсем… — Напиши ей. Она беспокоится, — Рене ткнул в парня собственным телефоном с открытым сообщением. — Сам напиши. — Я написал ей, что она «не дождётся», — он болезненно улыбнулся. Губы Ива дрогнули в кривой улыбке. — Я тебя убью. Господи, откачаю и снова убью. Слышишь? — Не делай такое лицо. Мне сразу хочется тебя трахнуть. А у нас на двоих сейчас крови не хватает… — Идиот, — выдохнул Сокольски, вскакивая с кресла. — Доктор Лебланк. — Ив, — мужчина протянул руку для приветствия. — Вечер добрый, Ксавье. — Я Ксавье Лебланк, дежурный врач, — обратился мужчина в чёрной униформе к Рене. — Рассказывайте. Ив стоял рядом, слушал, дополнял иногда. — Рене, у вас язва. Потеря крови значительная, препараты для остановки внутреннего кровотечения уже вводятся. Я связался с гастроэнтерологом, он скоро будет. Дальнейшие действия на его усмотрение. — Спасибо. — Всего хорошего, — Ксавье кивнул Иву. — Всего хорошего, доктор Лебланк. Ив повернулся к Рене: мужчина был бледен. Присев в кресло, он придвинулся к кушетке, положил голову на кровать рядом с бедром супруга и накрыл себя его большой ладонью. Ив прикрыл глаза: что-то неприятно защипало в уголках. — Я устал, Ив. Иди домой. -… — Лекарство начало действовать. Мне уже лучше. — Врёшь, — Сокольски не шевелился и не открывал глаза, продолжая ловить тепло супруга. — Уже поздно. Тебе утром на работу. Иди домой, — пальцы зарылись в рыжие волосы. -… — Я буду спать, Ив. А ты отпишись, как доберешся домой. -… — Ты уходишь. Это не обсуждается. — Я дождусь гастроэнтеролога. — Я сам его дождусь. Уходи. И ложись спать. — Я приду аж вечером. — Хорошо. Я буду ждать тут. Честно, — Рене погладил парня по голове. Мужчина понимал, что его мальчик ищет сейчас защиты, безопасности. Волны поднимаются все выше, а воды становятся все чернее. Маленькая шхуна все сильнее раскачивается на волнах, но она по-прежнему пришвартована у берега. Рене должен успокоить зарождающийся шторм, но для этого ему необходимо выйти из госпиталя. — Ив. — М? Мужчина потянул парня на себя, поцеловал в губы. — Отпишись из дома. Надень ошейник и не снимай, — пальцы огладили шею сзади. — Угу.***
Сокольски выруливал с парковки, старательно настраивая внутренний маятник. Телефон лежал рядом на сидении. Он так и не написал той женщине. Не мог. Просто не мог. Сердечную мышцу тянуло, глупые мысли толпились перед глазами, несмотря на медицинское образование и опыт. Это был иррациональный страх и такое же волнение. — Все будет нормально. Я себя накручиваю. Это лишь в моей голове. Стрелки на часах почти доползли до полуночи. Он вышел из машины и взглянул на чёрные окна их дома. Ему на работу через шесть часов. И снова ехать в Монреаль, а потом к Рене. «Блядство». Ив поднялся в спальню, сейчас она казалась чертовски пустой и холодной. Неуютно. Он скинул одежду на пол, нашёл тот самый ошейник, его цепь. Прикрыв глаза, Сокольски туго затянул его на шее. Вдох. Он скинул два сообщения: Рене и Анне. «Я дома» с прикрепленным фото его шеи в крепких объятиях кожанного ремешка. Улегшись, он не находил себе места в большой и холодной кровати. Ив уже давно отвык спать один. Отсутствие большого тела рядом беспокоило, раскачивало канатный мост привычного мира, давило простором, в котором парень ворочался, не в силах уснуть. Он достал из шкафа реглан Рене, уткнувшись в него носом, вдыхая такой знакомый расслабляющий запах. Но вместо сна, бестолковая дремота постоянно выталкивающая его на поверхность.***
Утром Сокольски был совершенно разбит. Голова раскалывалась, и он, недолго думая, принял пару таблеток ибупрофена, запивая глотком кофе. Отвратительного кофе, сваренного собственноручно. Он машинально открыл холодильник, Рене ничего не приготовил. Да и есть не хотелось. Собираясь, он набрал номер супруга, услышал родной голос, кратко отчитался и выслушал, что сказал наведавшийся ночью гастроэнтеролог. Эндоскопия сегодня. Капельницы меняют каждые четыре часа. Забор крови уже был, обход где-то через два часа. Это хорошо. Все нормально. С ним все нормально. Он под присмотром. Прыгнув в машину, Ив набрал номер Анны. Она забросала его сообщениями, но не ругала за молчание. Понимала. — Лисенок? — раздался в телефонной трубке ласковый голос, и Ив сглотнул. — Да? — Рассказывай, что случилось. И Ив рассказал. Ругаясь и крича, успокаивась и излагая факты. Его состояние было сродни скачущему теннисному мячику, прыгающему то от стены, то от ракетки. Спокойный голос женщины обволакивал, укрывал, сбивал полыхающие языки рыжего пламени. — Я не могу, Анна, — упал он на руль, припарковавшись. — Вот всегда он так. Я же не железный. Я… хватит с меня, понимаешь? Я не вынесу ещё смертей… Их было столько… Я до колик боюсь… — Тише, Ив. Ты преувеличиваешь. Все будет хорошо. — Я маленький, Анна. Маленький. Меня нельзя оставлять одного, нельзя… — Тебя никто не оставляет, Лис. Успокойся. Мы рядом. Оба. Я держу тебя. Крепко держу. Ты мой, слышишь? Мой. — Да. Да… — ошейник приятно обнимал кожу, сдерживая. — Наш нежный мальчик. — Я… — прикрыв глаза. — Все хорошо, лисенок. Иди работать. — Да. Женщина отключилась. Ив просидел в машине ещё минут пять, приводя в порядок разбушевавшиеся эмоции. Впереди его ждёт психиатрическое отделение, а ещё конвоиры с двумя заключёнными. Он коснулся ошейника под воротом водолазки. Вдох. Выдох. Задавив в себе желание послать все к дьяволу и помчаться к Рене, доктор Сокольски выбрался из машины.***
Погода испортилась около двух пополудни. Это был даже не дождь — ливень, сплетенный с ураганным ветром воедино под небом владыки Саурона. Ив стоял у окна, слушая шум бьющей в окно воды, рассматривая стекающие мокрые непрерывные дорожки. Он не мог связаться с гризли уже три часа. Телефон зажат в кулак, номер на автодозвоне — длинные, ожидающие ответа гудки. Он позвонил его родителям и Сюзи, наплевав на запрет. Волнение крошило понтонные переправы самоконтроля, он не справлялся и уже успел задолбать Сюзан своим волнением. Все как один повторяли одно и тоже: «Все будет хорошо». Тогда отчего же сам Ив места себе не находит? Отчего телефон его супруга молчит? Рене забрали в операционную. Кабинет внезапно накренился — Сокольски упал в кресло, чувствуя взбирающийся по телу холод. «Мне холодно, Анна, — короткое сообщение улетело адресату. — Очень холодно». Телефон в руке отозвался практически молниеносно. — Анна… мне. холодно, — Ив прикрыл глаза. — Я с тобой, малыш. Ложись на кушетку. Я глажу тебя по волосам, закрываю ладонью тебе глаза и целую в губы. Я с тобой. Слушай мой голос, Ив. Просто слушай голос…***
Ливень не ослабевал ни на минуту. Часы пробили четыре вечера, и доктор Сокольски пулей выбежал из кабинета, сворачивая на лестницу. Ветер шарахнул в лицо поток воды, стоило лишь выскочить из дверей, куртка с капюшоном стремительно намокала под сплошными, холодными, тугими струями дождя, по тротуару спешили разлившиеся дождевые реки, мешая скрыться от непогоды прохожим. Ив бежал под дождём, перепрыгивая лужи, где получалось, но утонув в третьей, просто плюнул на попытки остаться более-менее сухим и поспешил, преодолевая сопротивление сбивающего с ног ветра, на парковку. Рене не отвечал, тревогометр уже был на максимуме, здравый смысл не мог достучаться до закоротившего мозга. «Если бы что-то случилось, с ним бы связались. Он его экстренный контакт. Из госпиталя не звонили. Дыши спокойно». Не получалось. Ив потерянно метался, отчаянно ища способ остановить стремительно разматывающуюся цепь. Доктор Сокольски свернул с тротуара, где лужи покрывали подошву конверсов, на залитую дождём парковую аллею, надеясь срезать путь и скорее укрыться в машине. Идиотская мысль. Через пять шагов до него дошёл весь трагизм неудачного выбора. Грязь превращалась в болото, шансы поскользнуться росли в геометрической прогрессии. Ещё пять шагов — и Сокольски застрял в грязи левой ногой. Чертыхнувшись, он рванул утонувший в грязи кед трижды, прежде чем сумел выдернуть ногу. Без обуви. Он едва не свалился на землю, впечатав стопу в грязь и провалившись в нее по щиколотку. Ногу высвободить удалось, а кед оказался принесен в жертву богине непогоды. Ив зарычал, раздражаясь ещё больше. Он уже промок до трусов — хоть выжимай, а теперь еще и стоял, не добежав до машины семи шагов, с поджатой как у цапли ногой без обуви. «Блядство!» Плюнув на все попытки сохранить внешний вид, он строевым маршем по грязи дошлепал до машины абсолютно мокрый и в одном кеде. Второй даже не стал доставать. Пустая трата времени. Конверсы жаль, это были его любимые. Но важнее скорее добраться до госпиталя — увидеть Рене. Он боялся не успеть. Так уже случалось в жизни — он не успевал. Едва сев в машину, Ив стащил мокрые грязные носки, подкатал штанины, скинул пришедшую в негодность промокшую куртку на заднее сидение и завёл авто. Посидел, согреваясь. Выжав босой ногой газ, он вырулил с парковки. Ливень не стихал, полностью вторя расшатанному состоянию Сокольски. Противная улыбка Одиночества была обращена к нему с пассажирского сидения, на котором медленно материализовался давно стертый из реальности образ. Ив поджал губы. Это лишь в его голове. Всё хорошо. Ему пришлось заскочить домой — натянуть первые попавшиеся под руку сухие вещи — и рвануть обратно. Через двадцать минут он влетел на парковку госпиталя; пропуск привычно болтался на шее, в отделении скорой медсестра встретила его словами, что Рене подняли на этаж. Ив сдержанно улыбнулся персоналу и поспешил на указанный этаж. У лифтов его перехватила Сюзан. — Ив, — она окинула взъерошенного, как воробей, парня взглядом. — С Рене все хорошо. Он спит. Операция уже прошла. Сокольски лишь кивнул, обходя её. — Я понял, Сюзи. — Перестань волноваться, — она задержала его, сжав локоть. — Приходи ночевать к нам. Если хочешь. Ив улыбнулся. — Спасибо, Сюзи, — он поспешил в палату, махнув ей рукой на прощание. Рене действительно спал, медбрат как раз менял капельницу. Ив вышел с медбратом, выслушал краткий анамнез, попросил досье: во время эндоскопии была подтверждена язва, врач принял решение устранить отверстие сразу. После разговора он вернулся в палату. Мужчина уже не спал. — Как ты себя чувствуешь? Рене поманил супруга пальцем, требуя наклониться. Большая ладонь легла на шею и притянула голову парня ниже, довольная улыбка растянула мужские обескровленные губы. Ив коснулся своими губами его, волнение медленно отпускало. — Почему ты так странно выглядишь? — мужчина разглядывал мокрые волосы Сокольски, шальной взгляд и нездоровый румянец. — Дождь. Я промок до трусов, потерял кед в грязи, пришлось заехать домой переодеться. Поэтому немного задержался. Прости, — он прикрыл глаза, опускаясь у кровати на колени, укладывая голову на постель, радуясь мужской руке на своих мокрых волосах. — Я волновался. Я очень волновался. — Знаю. Всё хорошо, Ив. Уже все хорошо, — Рене поддел пальцами ошейник. — Хороший мальчик. Хоороошиий маальчиик. — Я не мог заснуть всю ночь… Без тебя в постели холодно… Я боялся… Не пугай меня больше, пожалуйста, — в голосе появились просящие нотки. — Не пугай. Я не справлюсь один. Я не могу быть один… — Шшшшш… Ты не один, Ив. Я твоя цепь. Твоё Солнце. Ты больше не один. — Мое. Моё Солнце… Мужчина продолжал поглаживать супруга, отмечая мелкую дрожь. Его мальчик был напуган до колик, все рациональное вмиг оказалось загнано в угол иррациональным страхом и паникой. В этом весь Ив — без тени брезгливости копающийся в белье маньяка и в то же время не способный заснуть в пустой постели. На улице минус два градуса по Цельсию, его мальчик весь промок и босым бегал по холодным лужам, не хватало ещё простудиться. — Ты ел сегодня? — отрицательное движение головой. — Возвращайся домой, прими ванну и поешь. А потом спать. — Не хочу. — Хочешь переночевать у Сюзи? — Нет. Твоя сестра меня задушит вниманием, пощади. — Тогда отправляйся домой. Я буду спать, извини. Лекарства меня усыпляют, — его рука соскользнула на постель. Ив коснулся длинных пальцев губами, соглашаясь. Рене уже уснул, сморенный медикаментами, а Ив продолжал ещё какое-то время сидеть рядом, соприкасаясь макушкой с сильным бедром. Было спокойно, волны тревоги теряли свою высоту, лишь немного волнуя море. Нить между Доминантом и его Нижним, между Солнцем и его Спутником, между Рене и Ивом сейчас ощущалась прочным тросом, крепко-накрепко сдавив в груди дрожащее сердце, беря его под контроль. Он не заметил, как задремал, потому что страшно уже не было. Его разбудил медбрат, и доктор Сокольски, виновато улыбнувшись, отметил, что стрелки часов подобрались к девяти вечера. Рене спал, очередная смена капельницы и ввод медикаментов. Ив добрался до дома, дождь так и не унимался, настойчиво стучась в темные безжизненные окна. Упав на постель, он уткнулся носом в реглан супруга, отыскивая потерявшееся спокойствие. Ему было плохо в пустом доме, в тишине. Набрав номер Анны, Ив измученно уставился в экран телефона, слабо улыбнувшись. — Прости… Анна строго смотрела на него. Она видела, как дрогнул привычный мир парня, понимала степень и глубину зависимости Нижнего от своего Верхнего. Как давно она в Теме? Годы… Это достаточный срок, чтоб понимать чувства Ива. — Ив, твоё поведение неприемлемо. Рене должно быть стыдно. Он плохо тебя воспитывает. — Это… — Рот закрой, — перебила она его грубо. — Кто тебе разрешал говорить? Сел на щиколотки. Ив сглотнул, замешкался. Ему нужна сессия. Он задыхался, маятник сбился с ритма, скрипя. Он знал, что ему станет легче, что дурь, крушащая внутреннее равновесие, будет вырвана из него с корнем, что он сможет заснуть… — Твой Доминант дал мне разрешение на сессию. Мы оба понимаем, что тебе это необходимо. И Рене, и я. Смотри, — она продемонстрировала Нижнему сообщение Верхнего. «Проведите сессию. Он теряет контроль». Ив покорно опустился на щиколотки, заводя руки за спину, перехватывая в локтях, коснулся лбом пола и замер, вслушиваясь в строгий голос. Женщина смотрела на него с экрана телефона, впервые проводя с ним сессию, пусть и дистанционно. С чего-то надо начинать, они начнут с этого. — Молодец, Лисенок. Я знаю, как он важен тебе. Он твой Доминант. Твоё Солнце. Твой якорь. Я не претендую на его место, я хочу занять свое. Рядом с тобой, рядом с ним. Кто я для тебя, Лисенок? — Ты мой Парад планет. Женщина улыбнулась. — Я хочу свое место, Лис. А ещё, я хочу тебя. Всего тебя, Ив. Себе. Ты же понимаешь, что мы хотим тебя по-разному? — Да. — Ты понимаешь, что я не сделаю тебе плохо? Я сделаю тебе хорошо. Это будет правильная боль, Лисенок. Отвечай. — Да. — Да, кто? — Да, Госпожа. — Умничка. Хороший мальчик. Разденься. Ив встал, снял белье, глядя на женщину в телефоне. — Возьми ремень гризли. Покажи, — Ив продемонстрировал широкий ремень из выделанной кожи. — Подойдёт. На колени. Я хочу видеть, как ты себя бьёшь. Для начала тридцать ударов. Начинай. Под счёт. — Один, — Ив хлестнул себя ремнем по спине, примеривая силу. Он делал это самостоятельно впервые. Ремень приятно обжег плоть. — Два. Три. Четыре, — он добавил силы, чувствуя, что ему не хватает. Женщина молча наблюдала за тем, как коричневый, длинный язык облизывает бока и спину парня. — Тридцать. Парень тяжело дышал, разогретое тело мелко подрагивало, тиски сдавливающие голову, слегка разжали пасть, но не отпустили. Мало. Чертовски мало. — Как ты себя чувствуешь, Лис? — Мне мало… Недостаточно… — Добавь ещё тридцать. Бей сильнее, пока я не услышу стоны. — Да. И Сокольски бил. Бил, вкладывая максимум силы в свое одиночество, которое нежно целовало его в затылок, пристреливая. Ему нужен контроль, сила, подчинение. Он хочет чувствовать своего супруга рядом, его защиту и спокойствие. Как в госпитале, в его палате. Он хочет заснуть не один… Он не способен больше засыпать один. Давно уже… Его приручили, приучили и привязали цепями. К вкусной еде, тёплой постели, страстному сексу и правилам. Правилам, что упорядочили его сумбурную жизнь, расставили зеркальные стены отражать детские страхи. Он бил до тех пор, пока наконец лицо не стало кривиться от боли, а зубы сцепились в железном хвате. Анна улыбнулась. Вот оно, он наконец достиг нужной кондиции. Ив прикрыл глаза. «Тридцать». — Как сейчас? — Лучше. — Подрочи для меня. Смотри на меня. Я хочу видеть, как ты это делаешь. Ив привстал на коленях и, обхватив окрепший от порки член ладонью, прогнулся слегка в спине, из-под опущенных ресниц глядя на женщину. Он следовал её голосу, выполняя указания, ублажая себя и следя за её движениями в телефоне. Её голос был в его голове, обволакивая тёплыми водами сопротивляющееся сознание, вынуждая довериться, расслабиться и покориться. Она уже проросла в нём, оглаживая тонкими пальчиками податливую шею, сплетая свой веночек из терновой лозы для него — осталось лишь надеть, чтоб обуздать пламя. — Хороший мой, послушный мой. Я проколю тебе сосок, когда мы встретимся лично. Я хочу видеть на тебе и свою печать, Ив. Не только его — свою. Сдави сильнее. — Не могу, Анна… Не могу… Хнык… Ив честно старался, но клин выбить не получалось. Желание качелями двигалось то вверх, то вниз, он никак не мог поймать нужный ритм, и это приводило его в отчаяние. Он завязан на своем Доминанте, он раскачивается по-прежнему на волнах неспокойного моря. Он плохой саб. Плохой… — Ив, возьми виброяйцо. Покажи. Отлично. Вставляй. — Не могу… — всхлип. — Можешь. Выполняй. Сокольски выполнил требование, продолжая надрачивать. — Ляг. Согни ноги в коленях, разведи в стороны, закрой глаза и слушай меня. Скорость на четвёрку, одной рукой сожми член у основания, второй собери в горсти мошонку. Сожми. Сильнее. Я хочу видеть на твоём лице эмоцию. Сильнее. Ив дернул левым уголком губ, больно. Приятно. Хорошая боль. — Вот так. Молодец. Замри. Один, два, три, четыре, пять. Перекати в ладони яйца. Оттяни. Сокольски закусил губу. У него всегда было живое и прекрасное воображение, прокачанное сотнями самых разных книг. А ещё он был чувствительный, отзывчивый и быстровозбудимый. Его sab-space был в круглосуточном доступе, в его голове. А связка ключей — у него и его доминанта. Сейчас же, дубликаты стремилась получить и эта женщина. Оргазм это не физическая эякуляция — это состояние сознания. Человек, кончая в своей голове, испытывает оргазм, наивысшую степень удовольствия, когда ядерный взрыв по сравнению с электрической бурей в мозгу всего лишь жалкая вспышка. Или человек кончает физически, после ряда поступательных движений, механического трения, выплескивая накопленную в семенных каналах жидкость, гордо нарекая это оргазм, совершенно пустой и безвкусный, так как мозг не то что не закоротило, а он даже не возбудился. Сухая отданная мозгом команда телу выполнить определённую функцию. И не более. Скукота. Сожаление. Неудовлетворение. Ив умел и любил взлетать. Женщина, что практически перебралась из телефонного голоса в реальность, видела и знала, на что способен их мальчик. Рене иногда позволял ей подглядеть в замочную скважину. Это волновало. Честолюбие требовало приучить его кончать и от её голоса в том числе. — Сожми сосок, сильно. Ты твердый? — Да, — выдох. — Ремень затяни на шее, перебросив через спинку кровати. Скажи, когда готов. — Готов. — Удерживай край ремня, увеличь скорость до пятёрки и дрочи. Я облизываю головку твоего члена, влажную и горячую. Вбираю его в рот, всасываю сильно, пропускаю к горлу. Сглатываю. Ив застонал, шея в кольце ошейника и ремня напряглась, рука заработала быстрее. — Ах! — Я позволяю тебе положить ладони мне на голову и трахнуть меня в рот. Двигай бедрами, лисенок. Я разрешаю. — Ах! Ах! — Сразу два пальца проникают в тебя. Я проталкиваю их глубже, двигаясь к простате. — Аах! Мннг! — Нашла! Ив дернулся, лицо исказило, рот приоткрылся, выпуская сдерживаемый стон. — Затяни удавку. Сокольски потянул ремень, надрачивая, летя навстречу Солнцу Икаром. Ещё немного… — Тяни! Я надавливаю на простату! Анна наблюдала за лицом парня, отслеживая его состояние. Брови сползлись жалобно к переносице, рот изогнулся кривой, глаза закатывались, потому как мозг начинал голодать. — Отпусти! Кончай! Ив отпустил ремень, кровь ударила в голову, выбивая сознание, его выгнуло на кровати, и он кончил, постанывая, забрызгав семенем живот. Голова безвольно откинулась на подушку, его поглощал белесый туман. — Вынь и выключи игрушку. — Угу… — устало, проваливаясь в постель к Морфею. — Хороший мальчик. Я тебя целую в подбородок, в скулу, поглаживаю твою грудь. Нежный мой, замечательный. Ты очень хороший, Ив. Сокольски приоткрыл закрывающиеся глаза в слабой попытке сфокусироваться на лице женщины. — Спи, маленький. Спи, мой родной. Закрывай глазки. Я с тобой посижу. Она что-то продолжала нашептывать парню, рассматривая его спокойное безобидное лицо, на котором разгладились все складки, явив по-юношески мягкие черты, коих днем с огнём не сыщешь. Ив был уютный в период слабости, а сейчас ещё и доверчивый. Он заснул при ней, с ней. Впервые. Анна отключилась, когда парень наконец крепко спал. Она с ним просидела два часа, наблюдая, как Ив спит: беспокойно, морщась, баюкая всякий раз, когда он слепо открывал глаза. Женщина стала абордажными крюками, зацепившимися за борта шхуны, которые удерживают небольшое судно ровно, не позволяя ему накрениться от толкающих его волн. Она отписалась Рене о том, как все прошло и в каком состоянии Нижний. Правила хорошего тона необходимо соблюдать, тем более что она рассчитывает стать основой равнобедренного треугольника.***
Ив каждую свободную минуту бегал к Рене, засиживался допоздна и тщательно отслеживал информацию в досье. Три дня после операции. Отличная динамика. Строгая диета и ударные дозы восстанавливающих послеязвенных медикаментов. Гризли с гордостью присылал супругу фотографии своего меню, прописанного ему нутриционистом, и расхваливал местных поваров. Ив лишь улыбался, соглашаясь. В Cité de la Santé действительно готовят вкусно. По сравнению с тем, каким он привёз Рене в больницу, мужчина стремительно воскресал из мертвых, а Сокольски все отчетливее чувствовал, как в его гавань возвращается покой. Анна все это время его крепко держала, проводила с ним сессии и ночи, укрепляла связь, ставила парня на второй костыль, показывая, что хромать с одним необязательно, с двумя и удобнее и надёжнее. С двумя… Что не заменяют друг друга, а дополняют, завершают давно искалеченный образ, образуя целое. Анна хотела присоединить к статуе отколовшиеся давно куски, помочь Рене закончить Галатею. Мужчина проделал большую работу, замкнув на себе закоротившие контакты, поймав Ива интуитивно, но удержав осознанно. Между этими мужчинами не нить, между ними цепь. И уже не поймёшь, кто от кого более зависим. Одержимость Рене была очевидна, но Сокольски этого словно не замечал, комфортно расположившись жемчужиной в устричной раковине. Анна скинула гризли краткий отчёт о сегодня, медленно возводя между ними мосты. Ей делить с мужчиной нечего. Она тоже неполноценная и сломанная, ведь каждая отдельная единица триады так или иначе волочет ногу, им всем необходимы костыли. Свои Анна, кажется, наконец отыскала.***
— Ив, наклонись, — Рене крепко удерживал супруга за кисть, притягивая ниже. Губы соприкоснулись и мужчина, дернув парня на себя, углубил поцелуй. Гризли целовал властно, даже агрессивно, обхватив второй рукой шею супруга, удовлетворенно отмечая присутствие ошейника, не позволяя Сокольски отстраниться. Ив замычал, упершись рукой в постель, стоило мужчине прикусить его за губу, удерживая. Ладонь полезла Сокольски в штаны. Глаза парня округлись, в голосе появились протестные нотки. — Ты же не ударишь меня? Я болею. — Ггррр… Пусти… — Не хочу, — Рене уже откровенно ему надрачивал, пошло и откровенно кривя губы в ухмылке, замечая разгорающийся на щеках парня румянец. — Вот так, Ив, — шепот. — Молодец. Скучал? — ладонь оглаживала головку, периодически сдавливая, не позволяя вырваться. — Черт, Рене, пусти! — зашипел он. — Мы в госпитале! Увидят… Мммнг… — Меня это не беспокоит. Сокольски уже грудью лежал на мужчине, все еще удерживаемый супругом. Гризли укусил парня за скулу, прошёлся языком по пылающей щеке. — Ннггмм… Пожалуйста, я же на работе, — взмолился Ив, понимая, что возбуждение кольцом огня окружило сознание, он уже течёт. — У меня четыре дня не было секса, Ив, — шепот на ухо, в промежутках между облизыванием ушной раковины. — Я устал читать книги и смотреть фильмы. Я уже успел устать от просмотра порно. Хочу нормально потрахаться, наконец, — раздраженно рыкнул мужчина, вгрызаясь в губы супруга, втягивая в поцелуй. Рука с головы переместилась на задницу, пробираясь под ткань брюк. — Хочу вставить тебе, сладенький. Палец проник в анус Сокольски. — Ииийй! — он схватил мужчину за руку, стараясь оторвать от себя. — Рене! — Не шуми. Услышат. — Я на работе! — шипение. Ив дернулся, возбуждение разгоралось подобно лесному пожару, поедая доступный сухоцвет. — Уже нет, — укус за ухо. — У тебя что, уже ничего не болит?! — Медицина у нас на высоком уровне, — он дернул парня на себя, развернув, прижал к своему паху лицом, демонстрируя каменный стояк. Ив испуганно оглянулся. Простыня уверенно топорщилась прямо перед его лицом, а Рене продолжал толкать пальцы в его задницу, нагло ухмыляясь. — Мммннг… — Теряем время. — Нас услышат! — взмолился Сокольски. — Тут даже замка нет. Рене сдавил кисть супруга, встал с койки и дернул головой в сторону туалета. — Нет-нет-нет… — Ив все косился на дверь, подталкиваемый Рене в спину, что впридачу тащил за собой штатив с капельницей. Затолкав в крошечный туалет супруга, гризли зашёл следом, запирая дверь на щеколду. Места было мало, поэтому и бежать было некуда. Рене рванул форменные брюки вниз, до колен, вклиниваясь сразу коленом между ног Сокольски. Как бы Ив ни строил из себя добропорядочного гражданина, но властная манера Рене его присваивать заводила до чёртиков. Так же, как и их спонтанный секс всюду, где гризли бы ни пожелал. Ив уперся ладонями о раковину, отмечая навалившийся на него вес тела, губы, что коснулись загривка, полезшие под рубашку ладони. Мужчина сжал сосок парня, разглядывая того в небольшое зеркало, второй рукой обхватывая у основания пенис супруга. Ив откинул голову на плечо мужчины, выдыхая. Член Рене тыкался в его задницу, все еще скрытый больничной длинной сорочкой. — Хорошо провел время с этой женщиной? — он выкрутил сосок, вынуждая парня застонать. — Я знаю, что ты делал и сколько раз, — шепот. — Понравилось? — Рене… — Мой мальчик, — укус за загривок, ладони оглаживали бока, грудь. Мужчина вдохнул запах любовника: Ив пах потом и больницей, а ещё остаточными нотками туалетной воды и сигарет. Ив всегда тянулся к табаку, когда твердь под его ногами начинала дрожать. Рене скосил взгляд, облизывая изображение в отражении зеркала. «Дьявол, какой же его мальчик эротичный». — Я тебя так выебу, когда выйду отсюда, — он оттянул Сокольски за голову, облизывая скулы. На больничной сорочке уже образовалось мокрое пятно. «Гадство». — Да… да… — тихо стонал парень, чувствуя томительное покалывание внизу живота, сладостное возбуждение. Ладонь накрыла парню рот, сильнее прижимая к себе. Рене задрал свою сорочку и направил себя в любовника. Ив глухо застонал, блаженно закатывая глаза, насаживаясь до конца на твердый член супруга. Сознание затопило волной цунами, имя которой Рене. Мужчина, удерживая любовника, яростно толкался в узкое тело, отлавливая ладонью срывающиеся с губ стоны. Ив любил грубый секс, любил подчинение, жить без этого не мог, и одержимость доминанта села на него, как сшитый под заказ костюм-тройка. Рене был его костюмом от Brioni. Ив выгнулся, схватился ладонью за свой член и стал гнать себя навстречу финалу. Они кончили практически одновременно. Рене уронил голову на плечо супругу, приводя дыхание в порядок. Взмокшие волосы прилипли к лицу, а в голове воцарился покой. Его Ив. Его… Поцелуй в основание шеи. Эта женщина активно с ним переписывалась все эти дни, рассказывая о том, как и что она делает для их мальчика, о его медленно утихающей панике, о том, что она не замена, а дополнение, второй костыль для Ива, в то время, когда в мужчинах она видела костыли для себя. Рене признал её тонкий ум, умение доминанта и способность чувствовать Нижнего. Он много думал об этом сейчас, валяясь на больничной койке. — Забери меня в свое отделение, Ив. Сокольски присел в кресло у кровати. — Я не гастроэнтеролог, что тебе делать в моем отделении? Ты кого-то убил? — мягкая улыбка. — Это обязательное условие? — Рене, доктор Руссос говорит, что ты отлично восстанавливаешься. Обычно в таких случаях больные проводят в госпитале не менее четырнадцати дней. Он же согласен тебя выписать под мою ответственность через девять дней с соблюдением режима, — Ив стал загибать пальцы: — Диета, прием лекарственных препаратов еще как минимум три месяца, отдых, контрольная сдача анализов… — Сокольски улыбнулся, глядя на скорбное лицо супруга. — Не веди себя как маленький. Осталось потерпеть до пятницы, — он накрыл ладонью пальцы мужчины. Ив — врач и видел, что Рене все еще тяжело. Потеря такого количества крови требует времени на восстановление, но динамика прекрасная. — Завтра, — мужчина вздохнул, — придешь на работу с пробкой. Металлическая, с широким донышком и фиолетовым кристаллом. Рене прикрыл глаза, голова немного кружилась, все-таки ему надо время, чтобы прийти в норму. Сердце часто стучало в груди, качая кровь, навалившаяся усталость и насыщение быстро клонили его в сон. Ив заметил медленно закрывающиеся глаза мужчины, улыбнулся, коснулся губами аккуратных пальцев. — Ты меня понял, Ив? Хочу увидеть. — Да. Отдыхай. Я посижу с тобой ещё немного.***
Вечер четверга накануне выписки. — Ив, ты купил весь набор продуктов по списку? — женщина внимательно следила с экрана телефона за разгружающим пакеты парнем. Ей понравилось ходить с ним по магазину, учитывая, что сам Сокольски оказался не способен ничего отыскать. И его тихие истерики выражались в несчастном подвижном лице. — Дьявол, это был Ад, — простонал он. — Да я даже названий таких не знаю, как ты мне понаприсылала… Как это вообще можно отыскать среди такого ассортимента? — Ив, ты как маленький. Как можно не найти продукты в магазине? — подначивала она. — Ты хорошо справился. — Я не готовлю! — воскликнул он. — И не покупаю продукты. Я не знаю ни количества, ни объёма, ни веса упаковок. Ты задавала мне сложные вопросы! — он отчаянно схватился за голову. — Мне не нравится. Не мучай меня! Я понятия не имею, что с этим всем делать! — Сокольски метался по кухне, выкладывая продукты, вчитываясь в сотый раз в присланные Анной рецепты, периодически что-то роняя и согласовывая с женщиной каждый шаг: сколько нарезать, сколько класть, добавить, размять, использовать комбайн, налепить, слова «тушить», «растопить» и «посмотри на консистенцию» довели парня до истерики. Он весь извозился в муке, едва успевал подбирать рассыпающиеся ингредиенты, порезал три пальцы, их украшали теперь пластыри, не поспевал ни за духовкой, ни за плитой. Он вырвался в туалет и едва не сжёг сковороду с её содержимым. Сработала пожарная сирена, и Ив как безумный упал на колени и громко расстроенно застонал: — Да блядь! Аааааа! Женщина откровенно над ним хохотала. Ив был взъерошенный, как лис в курятнике, до невозможности милый в своей беспомощности и по-домашнему уютный и тёплый. Такой он ей нравился больше всего. Это были вкусные эмоции, необходимые любому доминанту. — Ив, ты молодец, — похвалила женщина, когда три блюда были приготовлены. Сокольски устало упал на диван, стараясь не смотреть, в какое состояние он привёл кухню. Смерть и разруха царили в ней, о чем он не преминул сообщить Анне. Улыбка с лица женщины не сходила ни на минуту, и наверное, даже стала шире после этих слов. — Ив, осталось последнее, — она загадочно замолчала, рассматривая парня. — Нет! — воскликнул Сокольски. — Нет! Нет! И ещё раз нет! Гори оно все синим пламенем! Никакой готовки! Даже не проси! Пять часов, Анна! Я убил на это (!), — он картинно ткнул руками в кастрюльки, — пять часов! Я чуть не сдох! — Уборка, — припечатала женщина. Ив горько застонал, захныкал как ребёнок и, скорчив скорбную гримасу, поплелся приводить бардак в порядок. — Это и так твоя зона ответственности, сладенький. Тут тебе равных нет. Приступай. Горестный выдох парня позабавил её. Сегодня она увидела Ива с другой стороны. Узнавать то, что до этого было скрыто, оказалось приятно. Ведь то, что началось в интернете с печатных знаков, медленно обретало черты в реальности, обрастало физическим телом. Спустя столько времени, даже Рене, пусть и неохотно, но позволил ей ходить по краю их земельного участка, а там глядишь, и на порог пустит. Ив вынес три мешка мусора, гору коробок из-под пицц, которыми питался все это время, разделался с посудой, отдав её на откуп посудомоечной машине, отчистил плиту, на которую что-то пролилось, натер столешницы до блеска и вымыл пол. Когда он дотащил ноги до кровати, на часах уже было около полуночи. Упав на прохладную постель, он уставился в экран телефона. Там улыбалась Она, радуясь с ним его успехам. — Молодец, Ив. Я тобой очень довольна. Хороший мальчик. — Если меня сейчас ещё кто-то трахнет, я точно сдохну. — Не сдохнешь. — Пощади, — простанал парень. — Закрывай глазки, мой хороший. Я с тобой побуду ещё немного. — Да… Устал… Как же я устал… Чтобы я ещё раз… Даже не надейся…***
Пятница. Ночь. «Спасибо за то, что присмотрели за ним, Анна. И за еду. Я оценил.» «Поправляйтесь скорее, Рене. Ив замечательный. Он вас очень любит.» «Я бы передал ему трубку, но не буду. Вместо этого я выслал фото. В знак моей признательности за вашу помощь.» «Рене, я помогала не вам. Ему. Давайте просто попробуем. Подумайте над моими словами. Треугольник самая устойчивая геометрическая фигура. Не прямые, треугольник.» «Я подарю его вам на восьмое марта». «Вы пообещали.» Анна рассматривала фотографию, присланную Рене. Ив лежал на кровати, кисти рук примотаны скотчем к изголовью, рот залеплен им же. На глазах плотная черная повязка, ноги согнуты в коленях, и икры притянуты ремнями к бедрам. Из задницы торчит анальный шарик, оставляя простор фантазии, а сколько их внутри всего… На животе парня небольшая лужица семени, всем своим видом подтверждающая, как ему хорошо. Красные полосы на груди — следы розг, а ошейник все так же плотно обхватывает его шею. Красивая картина, возбуждающая. Анна провела пальцем по изображению на экране. Скоро они увидятся вживую, она наконец прикоснется к этому телу и присвоит его себе. Восьмое марта не за горами. Она ждала два года, три недели это не срок.