Виноградная лоза

      Случай подвернулся очень быстро. На третий день Жаклин попросила Чинка сходить в сельпо — закончились дрожжи, а оторваться от «производства» она не могла, было много дел. Хотя бы ненадолго выйти из этого дома — это само по себе был подарком судьбы. Взаперти бельчонка никто не держал, но вне дома попросту нечего было делать.              Облачившись в привычные плащ и шляпу, Чинк шёл по дороге, поднимающейся в гору. Солнце светило и жарило, и над дорогой поднимались облачка мелкой пыли и песка. Бодро зеленели цветущие сады; кудахтали куры, лениво переговаривались о чём-то деревенские, сидящие в тени заборов. На одном из дворов звучал баян и раздавались пьяные голоса — видимо, справляли какой-то праздник. Словом, Пшеничные Холмы всем своим обликом говорили, что были основаны веке в восемнадцатом, и с тех пор время в них остановилось.              Уже на крыльце сельпо Чинк услышал голос плюгавого:              — Галка, ну войди ты, мля, в положение! Когда ж я долги не отдавал?..              — Да знаю, что отдашь… Не положено.              Чинк вошёл в прохладное помещение магазина. За прилавком стояла полная краснолицая женщина средних лет; перед ней ссутулился плюгавый в тельняшке с обкромсанными рукавами и пыльных серых штанах.              — «Не положено»… — проворчал плюгавый. — Можно подумать, я самолёт пришёл взять в аренду! Много ж не прошу… дешёвой рассыпухи и льда мальца. На мели я щас, сечёшь? Получка будет — отдам! Могу на пиво накинуть!              — Нет, я сказала! — отрезала продавщица. — Если директор прознает, меня попрут… Мальчик, тебе чего?              — Э-э… — Чинк запнулся. — Дрожжи. Два пакетика.              Плюгавый обернулся. Увидев Чинка, сощурился и пробурчал:              — Чёрт с тобой, Галка.              — Получка будет — тогда и возвращайся! — припечатала Галина, выложив на прилавок дрожжи.              — Вернусь, — отрезал плюгавый, выходя из магазина.              Продавщица, закатив глаза, неприветливо буркнула:              — Ещё что-то? Нет? Двадцать сот.              Рассчитавшись, Чинк вышел из магазина. Плюгавый ждал его у двери. Во рту у него перекатывалась папироса; левая рука от плеча и до запястья была забита татуировками. Распознав среди них несколько тюремных, Чинк испуганно сглотнул и попятился.              — Спокойно, малец, — плюгавый выплюнул папиросу. — Смотрю, в наколках шаришь? Так вот, посмотри внимательно.              Палец уткнулся в предплечье. Присмотревшись, Чинк облегчённо перевёл дух: сабля в ножнах. Преступал закон, но завязал. Катрин как-то раз шутки ради устроила ему ликбез по наколкам, и бельчонок их неожиданно даже для себя запомнил превосходно.              — Хотел бы тебе что сделать — уже сделал бы, — усмехнулся плюгавый. — Ты, малец, вот что. Думаю, нам есть о чём перетереть.              — О чём? — подозрительно спросил Чинк. Осторожность снова подняла голову. Тем более, среди наколок было несколько, характеризующих довольно жестокого человека. Завязал он или нет — ещё бабка надвое сказала…              — Есть о чём, — уклончиво ответил плюгавый. — Силой тебя никто не тащит, ясен хер. Захочешь перетереть — я на соседней улице упал. Выходишь на перекрёсток, лицом к сельпо. Повернёшь налево — попадёшь на мою улицу. Дом двадцать два. А теперь чапай, пока не потеряли тебя.              По дороге домой Чинк ломал голову над произошедшим. Нетрудно догадаться — этот плюгавый знает Катрин. Знает, скорее всего, давно. Но Катрин его, мягко выражаясь, недолюбливает… Интересно, почему? Катрин при всех её недостатках обвинить в необъективности сложно. Если она ненавидела — значит, было за что… и ненавидела до конца жизни. С этим плюгавым была связана какая-то загадка.              Кое-что можно сказать уже сейчас. Плюгавый сидел и, вероятно, по серьёзной статье. Пара наколок на его руке явно говорила об особой жестокости. Да, конечно, ножны на сабле — знак завязавшего, но, как когда-то саркастично сказала Катрин в ответ на вполне невинный вопрос сына о её прошлом, «навсегда завязывают только пупки у младенцев». Как это стыковалось с её убеждением, что к «весёлой» жизни она сама не вернётся, Чинк так и не понял.              Как следует обдумать это бельчонок не успел — до дома дошёл раньше. Отнёс дрожжи Жаклин на кухню, ушёл в свою комнату и там продолжил размышлять.              Встречаться с плюгавым или нет? Это значит многое… И вряд ли будет безопасно. С другой же стороны… Катрин, зная талант сына влипать в истории, после встречи с Трастом купила ему газовый баллончик с «вырубающим» эффектом и велела вне школы всегда носить его с собой. Пара недель тренировок — и баллончик Чинк научился выхватывать быстрее, чем среднестатистический ковбой свой «кольт». Кроме того, Катрин на этом не успокоилась — на всякий случай научила бельчонка нескольким приёмам боевого самбо. Если плюгавый и задумал что недоброе, вывернуться и убежать Чинк сможет.              Кроме того, Чинк сильно сомневался, что плюгавый желает ему зла. Хотел бы — мог прямо от дверей сельпо оттащить к чёрному ходу и там свернуть шею. Всё заняло бы меньше минуты. И ищи его потом… Чёрта с два кто докажет, что убийца — плюгавый.              Прошло больше часа, прежде чем Чинк наконец решился. Открыл окно, спрыгнул с подоконника на землю. Осмотревшись, перемахнул через забор и вдоль него прошёл мимо дома, чтобы не попасться никому на глаза. Учитывая, как Шарлотта отозвалась о плюгавом, вряд ли ей понравится, если она узнает, что её внук собирается с ним встретиться. Найти нужный дом оказалось делом техники. Постучавшись для приличия, Чинк вошёл на двор.              Плюгавый оказался дома. Стоя спиной к калитке, он колол дрова. Ставил на колоду чурку, выгибался назад так, что, казалось, вот-вот переломится пополам, и со всей силы опускал колун на колоду. Чурка со стоном разлеталась надвое. Плюгавый, сбросив половинки в две кучки по бокам от колоды, со хрустом расправлял плечи и тянулся за новой.              Чинк встал у калитки, не решаясь пройти дальше. Тем более, что вид у плюгавого был устрашающий. Тельняшки на нём уже не было; спина и правая рука тоже были забиты татуировками так, что не осталось живого места. Кроме того, в левом ухе покачивалась тяжёлая, с два ногтя, серьга — кажется, серебряная, с бериллом.              — Сувенир из мест, где проходил исправление, — пояснил, не оборачиваясь, плюгавый. — Пока сидел, подкопил немного деньжат, вот и прикупил на память… Остальное на амару спустил, было дело. А наколки сводить не стал. Не самые приятные годы, факт, но мои, от звонка до звонка. Не дай Бог, малец, тебе это на своей шкуре понять…              Отложив колун, белка повернулся к Чинку, вытирая руки о штаны. Чинк вздрогнул — на груди у плюгавого была наколота жуткая картина: палач, казнящий девушку на плахе. Проследив взгляд бельчонка, плюгавый посмотрел себе на грудь и криво усмехнулся:              — А… Судя по харе, шаришь, что значит?              Чинк робко покачал головой.              — Ну и к лучшему, малец. Я б тоже лучше не знал. Пошли в дом, что ли? В ногах правды, как грится, нет.              Дом оказался обставлен с простотой, свойственной человеку, недавно вернувшемуся из мест лишения свободы. Скинув на крыльце сапоги, плюгавый прошёл по лестнице на второй этаж. Прошёл через пустую комнату, где были только старый диван, стол и пара стульев, и вошёл в крохотную кухоньку. На кухне толкались раковина, газовая плита и пара шкафчиков. В дальнем углу стоял печального вида стол, одну из ножек которого заменял железный прут — судя по виду, арматурный.              — Садись, — плюгавый указал подбородком на табуретку. Сам начал возиться у плиты, зажёг газ, поставил на огонь чайник. Из одного из шкафов достал жестяную банку, заглянул внутрь. Разочарованно скривился: — Вот чёрт… Рассыпуха заканчивается. Ну, Галка… «не положено»…              Продолжая что-то бормотать, плюгавый поставил перед Чинком кружку, в которой плескался чай. Бельчонок машинально взял кружку, машинально отпил и залился кашлем — чай оказался не просто крепким, а экстремально крепким. Плюгавый, усмехнувшись, прокомментировал:              — Чифир, малец. «Привет» из мест лишения свободы. Несколько месяцев как откинулся… ещё не привык, что называется, к гражданке.              Отхлебнув из своей кружки, плюгавый спросил:              — Думаю, для тебя уже не секрет, кто я такой, а?              Чинк недоумевающе посмотрел на него.              — Давай, не так уж это и сложно. Скажу одно: мы с твоей матерью, Катрин, были не просто знакомы… очень сильно дружны. В своё время.              — Вы… Вы Ален? — осторожно спросил Чинк. Задачка и правда была рангом ниже среднего.              Плюгавый поморщился:              — Малец, во-первых, не надо мне «выкать». Там, где я, можно сказать, прописался, этого не одобряют. Либо не поймут, либо просто морду набьют. А во-вторых — да, я Ален. Двоюродный брат твоей сестры и твой двоюродный дядя. Держу пари, Катрин тебе про меня рассказала немало нелестного.              Чинк осторожно кивнул:              — Мама сказала, что Вы… то есть, что ты её ненавидишь.              Ален усмехнулся, прикладываясь к кружке:              — Да, вполне ожидаемо. Тут, малец, палка о двух концах. Мы с Катрин, помнится, крепко дружили. Редко такое бывает, малец, чтобы брат с сестрой, хоть и двоюродные, были ещё и хорошими друзьями. Да, она старше меня… лет на пять, как-то так. Всякое бывало, кнешн… и ссорились, и дрались, да. Но чего только вместе не творили… Катрин и Элен — единственные две девочки, которых парни с нашей улицы в свои игры брали. Катрин — ясное дело, сам знашь, какая она в детстве была… ну, должон знать. А Элен взяли чисто потому, что она за Катрин везде как хвост волочилась. Так-то это было не по правилам… сам понимаешь.              Чинк кивнул.              — Вот и отлично, — глоток. — Детские игры закончились, все разъехались кто куда. Леон добровольцем отправился в армию. Нас с Винни не взяли. В подробности даваться не стану, тот ещё анекдот про Чапаева. Так вот, часть, где Леон служил, отправили к чёрту на рога. Он вернулся живым, но что-то в башке у него сдвинулось. Злой стал, нервный, только что на людей не кидался… Пару лет к психиатру походил, вроде как всё устаканилось. Мы с Винни единственные знали правду — ни хера подобного. Лео сдерживаться научился, и только. Кукуху ему на место так и не вернули. Накинь сюда также то, что мамка наша, Мэри, ничуть не изменилась. Тиранила всё живое, что находила в радиусе сотни метров от дома. А Лео… в общем, он такое терпеть не захотел.              Чинк вздрогнул и вылил большую часть чая себе на джинсы. Он уже понял, что будет дальше.              — Живой? — обеспокоенно спросил Ален.              — Вполне, — выдавил Чинк. — А… дядя Леон… он… то есть…              — Долгая история, малец.              «Военный штаб» располагался в одном из запасных погребов, который практически всё время пустовал. Дед помог Леону и Винни оборудовать его — провёл свет, сколотил столик и несколько стульев. Братья нарисовали подробную карту деревни и даже разжились флажками на острых шпажках, чтобы отмечать «свои» и «вражеские» улицы. Два десятка железных солдатиков, обозначающие «подразделения», и полковое знамя, переделанное из старой наволочки, которую Катрин отбелила и перекрасила, завершали оборудование «штаба». Главнокомандующим был безоговорочно назначен Леон, Винни был начальником штаба, Катрин — старшей радисткой. Впоследствии, когда подросли Элен и Ален, их приняли на должности второго радиста и комиссара соответственно. Вообще-то девочки в пацанских играх были не по правилам, но для своих сестёр Леон решил сделать исключение, хотя в драку их не пускал. Тем более, что Катрин была не только девчонкой, но и «своим в доску парнем», а Элен приняли в игру только по просьбе старшей сестры, чтобы она не дулась.              «Штаб» просуществовал вплоть до выпускного вечера Леона, после которого он ушёл в настоящую армию. Без главнокомандующего всё рассыпалось. Да и парни выросли и большей частью уехали из Пшеничных Холмов. Через два года Леон вернулся и, застав свой «штаб» в упадочном состоянии, отнёсся к этому вполне соответственно — грустно улыбнулся и попросил деда ничего не менять. Кто знает, может быть, в этом «штабе» ещё их сыновья будут играть в войнушку.              Но получилось иначе. Дед попал за решётку за самогоноварение — соседи настучали. В камере ему так крепко намяли бока, что до освобождения дед уже не дожил. Его предали земле в родной деревне. Бабушка после смерти мужа тоже долго не протянула, и всё её имущество унаследовала тётя Мэри, старшая дочь. Кроме, разве что, самогонного аппарата, исчезнувшего в неизвестном направлении почти сразу после смерти бабушки. Ходили смутные слухи, что на него наложила лапу Катрин, но доказать это так и не смогли.              Тётя Мэри, даже получив наследство, ничуть не изменила себе — продолжила терроризировать всё живое в радиусе трёхсот метров от своего дома, не делая исключения и для своих сыновей. Она не учла одного — Леон, пройдя армию, изменился, и терпеть такого отношения был не намерен.              В тот вечер «штаб» собрался снова — впервые за много лет. Винни хрипло кашлял, прикрывая лицо, замотанное шерстяным шарфом. Его ощутимо бил озноб. Ален безучастно шарил глазами по сторонам. Он, судя по лицу, сам не понимал, как тут оказался. Катрин жевала кончик хвоста. Элен с ней, само собой, не было — обсуждалось более важное дело, чем детская игра.              Леон ходил вдоль стены «штаба». На нём была полевая форма и офицерский ремень; пол скрипел под берцами. И, кроме того, на ремне у него висели ножны со штык-ножом — подарок Катрин на дембель. Штык она раздобыла у знакомого, который торговал ими из-под полы.              — Лео, — Катрин заговорила первой, — ты уверен, что стоит…              — Стоит, — отрезал Леон.              Катрин нервно дёрнула свои ножны со штык-ножом. В отличие от брата она носила их не на поясе, а на ремне через плечо. Кроме того, Катрин благоразумно обзавелась разрешением на ношение холодного оружия. Да, ей пришлось пройти через бюрократический ад, но дело того стоило. Впрочем, у Леона было то, что с лихвой заменяло все документы — авторитет и крутой характер. Участковый предпочитал обходить его за километр.              — Стоит… — повторил Леон. — Ты прекрасно понимаешь, Катрин, почему мы вынуждены пойти на крайние меры. Ты поступила бы иначе?              — Не знаю, — призналась Катрин. — Но, по-моему, это уже перебор. Не говоря уже об уголовных последствиях. Я понимаю — обматерить, влепить по зубам, морду набить… но убивать?!              — Не хочешь участвовать — так и скажи. Проваливай на все четыре стороны.              — Чёрта с два, Лео. Я всё ещё надеюсь тебя удержать. И…              Дверь погреба приоткрылась; по ступенькам прогрохотали армейские берцы. В «штаб» вошёл крупный мужчина в полицейском камуфляже, бронежилете и балаклаве. За спиной у него болтался автомат на ремне.              — Дик Траст, — коротко представила вошедшего Катрин. — Мой старый кореш.              — Да хоть кто! — вызверился Леон. — Ты зачем мента сюда притащила?!              — Дуб, выражения выбирайте, — флегматично произнёс Траст. — Этот «мент» сегодня ночью спасёт ваши задницы.              — Лео, у нас выбора не было, — устало выдохнула Катрин в ответ на озлобленный взгляд брата. — Ты ведь не кретин, должен понимать, что твоя задумка — это уголовное преступление, тянущее на смертную статью! Дик — единственный, кто может помочь нам не погореть. Вернее, «вам». Я в этом б…дском цирке абсурда участия принимать не намерена. Иду с вами только на тот случай, если у вас всё-таки проснётся совесть.              — Поздно, — мрачно произнёс Леон. — Вы все, — он обвёл рукой собравшихся, — знаете: тем, кто пойдёт со мной, обратной дороги уже не будет. Если кто-то сомневается — пусть проваливает сейчас. Потому что я иду туда с одной конкретной целью. Я иду убивать.              Леон плюнул себе под ноги.              — Поддерживаю, — сипло произнёс Винни. — Некоторых только могила исправит.              — Может, всё-таки не будем? — неуверенно предложил Ален, дёрнув плечами. — Меня она, конечно, тоже задолбала, но…              — Сомневаешься — вали на хер! — отрезал Леон.              — И до конца жизни остаться для вас предателем… — пробормотал Ален.              — Именно так. Решай, кто для тебя важнее — блудная мамка или родные братья, — Леон снова сплюнул. — Ну?              — Братья, — со вздохом признал Ален. — Но я принимать участия тоже не буду.              — А тебя никто и не просит, — просипел Винни. — Сами справимся. Катрин, твой кореш в курсах дела?              — В общих чертах, — ответил вместо Катрин Дик. — И…              — Не тебя спрашивают, мент! — грубо перебил его Винни.              Траст никак не ответил, но глаза у него сверкнули. Катрин, прекрасно знавшая, к чему это, сунула в рот кончик хвоста и начала его нервно жевать. Разгорающуюся ссору прервал на корню Леон:              — Отставить сраться на пустом месте! Пора идти. Кто со мной?              Винни вскинул руку. Через пару секунд к нему присоединился Траст.              — Хотите вы двое того или нет, но я буду вас сопровождать. Мне нужно всё застенографировать, чтобы потом было проще выдать произошедшее за несчастный случай.              — Договорились, мент, — Леон кивнул. — Через пятнадцать минут встречаемся на Пьянке, у пешеходного моста. Катрин, ты проводишь своего кореша. Винни… ты знаешь, что тебе делать.              Когда Леон и Винни вышли из «штаба», Ален робко спросил:              — Может, ещё не поздно сообщить в полицию?              Катрин указала глазами на Дика:              — У нас тут сидит действующий капитан — почти майор — полиции. Как видишь, он не очень-то рвётся задерживать эту кодлу.              — По твоей просьбе, — флегматично заметил Траст. — А по-хорошему я должен об этих двоих сообщить районному детективу.              Катрин выразительно посмотрела на Алена. Тот едва заметно кивнул.              — Буду благодарна в обычной форме, если сообщишь районному. Мы оба будем благодарны.              Дик молча приподнял край балаклавы и затянулся.              — Ричард… Вас ведь Ричард зовут, да? — осторожно спросил Ален. Дик кивнул, не переставая дымить. — Поймите правильно, они — мои братья, моя родня… Но они намерены совершить убийство…              — То есть ты меня сюда за тем и позвала, чтобы я их слил? — уточнил Дик.              Катрин уверенно кивнула.              — Хитро придумано. У тебя по отцовской линии представителей известного народа не было?              — Были два наркомана в неизлечимой стадии. Ты на конкретный вопрос можешь ответить?              Бросив окурок на пол и растоптав его, Дик ответил:              — Я предоставлю следкому подробную стенографию. Анонимно. Сама понимаешь, если я «случайно» окажусь на месте преступления, в не своей зоне ответственности, это вызовет подозрения. Старший районный детектив — не такой дурак, чтобы поверить в совпадение. Ты сможешь дать свидетельские показания. Защиту от «дружков» обеспечим. А ты? — Дик повернулся к Алену.              — Я… я ещё не решил, — признался тот. — Поймите, Ричард, я — добропорядочный гражданин, и осуждаю своих братьев, но донести на них…              — Ясно, — перебил его Траст. — Короче: у меня есть знакомый адвокат. Через несколько дней он сюда приедет, и вместе мы попытаемся спустить дело на тормозах. Ты, — палец Дика упёрся в грудь Алену, — никуда не рыпайся, без адвоката на вопросы не отвечай и ничего не подписывай. Катрин, то же самое касается и тебя. Когда шумиха утихнет, я предоставлю старшему районному детективу всю необходимую информацию. Последствия вам двоим понятны. Вероятнее всего, своих братьев вы уже живыми не увидите. Их либо казнят, либо посадят пожизненно. Убийство, совершённое группой лиц по предварительному сговору — статья более чем серьёзная.              — Дик, хорош нас лечить. Мы оба всё понимаем. И у нас двоих просто не осталось иного выбора.              Ален кивнул.              — Ладно, — Дик зажёг вторую сигарету, — план действий мы с вами обсудили. Повторяю — без меня и без адвоката никуда не рыпаться. Себя же под статью подведёте. Карьеристов среди моих коллег хватает, к сожалению, равно как и беспринципных сук в погонах.              Когда Дик ушёл, Катрин раздражённо пробубнила:              — Самая большая сука в погонах, которую я знаю — это он и есть…              — Чего? — недоумённо спросил Ален. — Разве он…              — Дик меня в своё время отмазал, что правда, то правда. Да только он не по доброте душевной это сделал. Я ему тушёнки подогнала хрен те сколько… а к тому же, как позже узнала, ему такое указание дал наш шеф. Я ему оказалась ещё нужна. Не спрашивай, зачем… собой в такой ситуации гордиться сложно.              Ален на всякий случай не стал задавать вопросов.              — На следующий день… — Ален неожиданно прервался и посмотрел на часы. — Слушай, малец, что было дальше, я тебе в следующую встречу расскажу. Завтра, в это же время, если сможешь. Ко мне минут через пять участковый должен зайти. Если он тебя тут застанет — за…сь доказывать, что ты — мой двоюродный племянник и зашёл ко мне на чашечку чифирчика, а не я тебя сюда затащил и держу под дулом пистолета в ожидании выкупа. То ещё реноме…              Чинк многозначительно посмотрел на свои джинсы.              — Придумаешь что-нибудь, — отрезал Ален. — Скажи, что в лужу упал, в конце концов. Тут этого добра хватает.              Вылезая через окно с задней стороны дома, Чинк действительно увидел участкового, монотонно стучащего в калитку. Ален, открыв, окинул его далёким от симпатии взглядом и посторонился. Пройдя точно так же — прижимаясь спиной к забору — метров пятьдесят, Чинк отлип от забора и пошёл по улице, с трудом заставляя себя держать ровный и спокойный шаг.