***
Целый месяц Джим не отходил от Ливси, заботился о нем, лечил и просто разговаривал. Всех остальных пациентов он на это время передал другому врачу, ведь Дэвид нуждался в нем, как ни странно, все больше и больше. Что бы Хокинс ни делал, тот, казалось, заболевал только сильнее. Из некогда веселого и жизнерадостного он превратился в вялого и апатичного старика, который все также старался скрыть боль за маской улыбки, но у него все хуже это выходило. Джим в очередной нервно перечитывал книги по анатомии, физиологии и даже чёртову записную книжку с «народными» способами лечения. Других врачей он тоже звал, но те, видя состояние коллеги, лишь разводили руками, а один даже сказал, что Ливси не жилец. Конечно этого «шарлатана» Джеймс из трактира чуть ли не за шкирку вывел, но Хокинс до сих пор не мог понять почему же доктору становилось только хуже? Неужели он делает что-то не так или может доктор и правда скоро умрёт? — Всё бессмысленно! — вдруг закричал Джим, бросая несчастную книгу об стену, а после сел на стул, тяжело вздыхая. «Неужели я не смогу его спасти? Я не хочу, чтобы он умирал! Трелони этого точно не переживёт… Да и я тоже, как я без Дэвида? Я же так давно его знаю, даже с трудом вспоминаю дни, когда его не было рядом. Даже когда мы были на том проклятом острове я чувствовал его тепло! А теперь я могу этого лишиться?! Что же делать? Что же делать?!» — Джим не выдержал всех этих мыслей и расплакался словно маленькая девочка, потерявшая любимую куклу, и в этот момент к нему, как всегда без стука, зашла мама. — Джим, мальчик мой, я слышала, как ты кричал, — сказала старая женщина, а увидев слёзы на лице сына, сразу же подбежала к нему. — Джим! Что случилось? Что случилось, мой мальчик? — тараторила женщина, стоя возле взрослого сына и гладя того по рыжей макушке, ведь она знала, что это его успокаивает ещё с детства, почему сейчас не может помочь? — Матушка, я абсолютно бесполезен, — вдруг сказал Джим, поднимая свои заплаканные глаза на мать. — Я… Я не могу помочь Дэвиду ничем… Он умирает, а я даже сделать ничего не могу! А другие и вовсе лишь руками разводят! — хныкал Джим. Ему было стыдно за то, что он так расплакался перед матерью, но ему была необходима поддержка от Сары словно кислород! Кто знает, может она сможет чем-то помочь? — Всё будет хорошо, слышишь? Всё будет хорошо! — повторяла женщина, гладя того по голове. — Скажи вот, Дэвид умер? Нет! Значит всё ещё поправимо! Я вот слышала, что новая аптека открылась, может сходишь? Вдруг там какое-то новое лекарство есть? И вдруг оно Ливси поможет? — после сказанных матерью слов в глазах Джима появился огонь надежды. Он обнял свою матушку, вновь зарывшись в чужих волосах, а после, отойдя от матери, воскликнул: — Точно! Я сейчас быстренько сбегаю может и вправду повезёт! — произнес парень с улыбкой до ушей и, беря мешочек с деньгами, добавил, выбегая из комнаты под умиление матушки. — только Дэвида предупрежу!***
Ливси как всегда лежал на постели, лицо его было бледным, а глаза уставшими. Он чувствовал с каждым ударом сердца адскую, ни с чем не сравнимую, боль. «Неужто я так и умру?» — понеслось в голове Ливси. Он ненароком посмотрел в окно и увидел белый пушистый снег. — «Может мне повторить тот сон?» — появилась ужасная мысль в голове мужчины. Он, еле как встав с кровати, на дрожащих ватных ногах дошёл до заветного окна. Как только он его открыл, в лицо мужчины сразу ударили холодный ветер и яркий свет солнца. — Как красиво, — с лёгкой улыбкой сказал судья, слегка сжимая края подоконника. Он уже было хотел вылезти из окна, спуститься по железной трубе вниз, лечь на пушистый снег и заснуть навсегда, как вдруг в комнату постучались. «Джим», — понеслось в голове доктора. Он судорожно закрыл окно и, прыгнув на кровать, воскликнул: — Аха, заходи заходи, мой мальчик! Я знаю, это ты! — голос у судьи был немного охрипшим и тише обычного, но тот всё ещё казался хоть немного, но весёлым. — Дэвид! — светясь от радости, начал мужчина, но, заметив, что Ливси был в другом положении, чем раньше и то, что в комнате стало гораздо холоднее, он, немного хмурясь, сказал: — Дорогой мой, я же просил не открывать окно и быть в тепле, — он поправил одеяло Ливси и положил еще одно шерстяное. — Вот так! — Ахах, Джим, отчитываешь меня прямо как маленького ребёнка! — смеялся Дэвид, с нежностью смотря на парня. — Ты куда-то идёшь? — Да-да, я иду в новую аптеку. Кто знает, может там найдутся нужные лекарства? — радостно сказал Хокинс. Казалось, что в его глазах горело не просто пламя надежды, а самый настоящий пожар. — Ахах, Джимми, это, ахп, просто замечательно, — посмеялся врач, вновь украдкой посмотрев на окно и поняв, что вполне возможно, это его последний раз, когда он видит своего мальчика, тот раскинул руки в стороны. — Джимми, шерстяное одеяло — это, конечно, хорошо, но может согреешь меня своим теплом? М? — с улыбкой спросил врач, на что рыжий мужчина лишь закивал головой, обнимая старика крепко-крепко, даря тому своё тепло, а старик растворился в этом тепле. Ему даже показалось, что боль его прошла, оставив место лишь наслаждению, но вот коллега отстранился от него и боль с холодом вновь вернулись в старое сердце, резко уколов. — Я скоро вернусь, Дэвид! Ты главное не переживай, — тараторил Джим, выбегая из комнаты, пока Ливси лишь слабо улыбался ему вслед. Но как только Джим скрылся из виду, улыбка врача пропала, а взгляд отражал лишь усталость. Ливси откинулся назад, позволяя тяжелой чугунной голове лечь на мягкую подушку. «Может мне и вправду умереть, как в том сне?» — подумал про себя Ливси, закрывая глаза, надеясь провалиться в столь желанный сон, но Морфей будто бы тоже решил поиздеваться над и без того несчастным доктором. Потому тот крутился, поворачивался то на один бок то на другой и в итоге просто сдался, устало смотря в потолок Дэвид думал, а что же будет если он всё же признается Джиму? Ох, было много вариантов событий. В одном Хокинс того избивает, вышвыривая «содомита» из трактира и крича, чтобы тот и близко к нему не подходил, в другом и вовсе убивает. Ливси только измучил себя всеми этими теориями, потому не выдержал и впервые за долгое время позволил себе, словно какой-то молодой девице, разреветься в подушку.***
Джим вернулся. Нет, не потому, что в аптеке ничего не купил, а потому, что на радостях забыл даже надеть камзол. И вот, зайдя в трактир, обнимая свои плечи и улыбаясь, он заметил, что его матушка мирно уснула за одним из столов, сладко сопя. Слава богу сегодня посетителей не было и никто не потревожит чуткий сон женщины. На душе мужчины аж стало так тепло и приятно, смотря на свою матушку, что тот, подойдя на цыпочках и осторожно взяв ту на руки дабы не разбудить, понёс женщину в её комнату, ведь спать за столом не очень хорошо для спины женщины. Дойдя до комнаты матери, Джим ненароком услышал… плач, который явно старались заглушить подушкой. Ещё больше насторожило парня то, что этот плач доносился из комнаты Ливси. И вот, аккуратно уложив мать спать, он на цыпочках подошел к комнате доктора и, приоткрыв дверь, увидел как тот, уткнув голову в подушку, ревел. Судья сжимал свои седые волосы очень сильно, будто хотел их вырвать, а потом и вовсе дал себе хорошую пощёчину. — Дэвид?! Боже мой, что случилось? — Джим тут же подбежал к нему и принялся успокаивать, гладить по голове, обнимать. От этого доктору стало только еще тошнее от самого себя, но вскоре он все же успокоился, позволяя Хокинсу баюкать себя словно маленького ребенка. Из головы у него все также не шла эта женщина, в которую был влюблен его мальчик, и, что еще хуже, его не покидало навязчивое желание во всем признаться. — Послушай, Джим, — осторожно, чтобы не выдать своих намерений, начал доктор. — Ты все время проводишь со мной, а как же другие пациенты? — Не беспокойся, Дэвид, они все в надежных руках. — Но… как же мисс Хариктон? Разве у нее нет проблем с сердцем? — Да, но она по большей части поправилась, да и у тебя же тоже проблемы с сердцем, Дэвид! Неужели ты опять меня гонишь? — Что ты? Что ты? — доктор тут же запротестовал, выставив вперед руки. — Просто я переживаю, что ты от меня не отходишь и больше ни на кого времени не остается. — На кого например? Я тебя не брошу, слышишь? Ливси видел, что Джим начинал нервничать из-за таких расспросов, поэтому решил выложить все карты: — Сара рассказала, что ты любишь какую-то женщину. Разве ты не хочешь к ней пойти? По лицу Хокинса доктор понял, что попал в точку. Джим выглядел так, словно его поймали с поличным. — Но… но я ведь нужен тебе? — слабо оправдывался тот. — Я тебя не оставлю! — Хорошо-хорошо! Ну расскажи о ней хотя бы? — вяло улыбнувшись, предложил Ливси.***
Джим не представлял, что сейчас ему рассказывать? Может сказать, что он все выдумал и никакой женщины нет? Тогда Дэвид неминуемо спросит его о причинах лжи. Рассказывать больному человеку о своих ненормальных чувствах к нему, мягко говоря, идея глупая. Хокинс решил просто повторить то, что неумело соврал матери. — Ну она… она такая умная и добрая. И очень заботливая! А когда она улыбается… — Джим не заметил, как его унесло в мир грез, из которого его, правда тут же вывела горькая фраза доктора: — Моя улыбка не так хороша? — А? В каком смысле? — Хокинс не понял, к чему это Ливси ведет. — Извини, просто… я не могу больше скрывать свои чувства. Я тебя люблю, Джим, — Ливси снова слабо улыбнулся и поспешно добавил: — Понимаю, это звучит дико и мои чувства неуместны… прошу, не держи на меня зла. Кажется, мое время пришло и настала пора быть честным. Я только хотел бы знать, кто та счастливица, которая забрала твое сердце? Джим ошарашенно смотрел на своего друга. Неужели его сладкую мечту о взаимности вот только что исполнил этот милый старик? Хокинс не мог поверить в слова друга, от чего тот даже не заметил, как по его щекам потекли слёзы. — Джим? Неужто я так расстроил тебя эти? — напугано спросил Ливси, осторожно вытирая слёзы мужчины. — Боже правый, мальчик мой… Я не хотел тебя доводить до слёз! Боже, прости, мой мальчик я… Я что-то могу сделать? — старик выглядел таким напуганным и несчастным, а в то же время стыд снова напонял его изнутри. — Расстроил? Ахаха, — Джим рассмеялся как ненормальный, а после крепко-крепко обнял старика. — Нет, ты вовсе меня не расстроил, аха, боже, нет, ахахаха… Я-я, я тоже люблю тебя! Ахаха, люблю! — шептал Хокинс заветные слова, пока врач не мог поверить в услышанное, думая пару секунд, что ему послышалось. А после он и сам засмеялся как сумасшедший и обнял Джима крепко-крепко, будто бы стоило ему ослабить хватку, как тот бы исчез и Дэвид бы его потерял навсегда. Но это было совсем не так эти двое ещё долго обнимались, а затем ещё дольше общались обо всём. В тот момент Дэвид будто заново родился, а на его лице все время не переставала сиять улыбка.