Ни капли романтики

– Это не я ленивец, это ты ленивец, – пробурчал Имаи, тыча пальцами Аччану под ребра. Аччан только хихикал и слабо пытался перехватить его за запястья, но и все на этом. Поднять его с места было нереально. – Почему все должен делать я? – спросил наконец Имаи в пространство, и Аччан встрепенулся, приподнимаясь на локте. – Ты не должен! – сказал он с жаром. И великодушно добавил: – Не делай! И упал обратно. Стервец. Не настолько же он пьяный… или настолько? Имаи на всякий случай положил ему ладонь на пах и сжал пальцы – Аччан разулыбался, протяжно вздохнул. – Я могу, – сообщил он доверительно, мерцая глазами. Да что ты говоришь. Может он. – Чего ты можешь? Ты хотя бы штаны сам снять можешь? На лице Аччана отразилась глубокая задумчивость. – Да, – решительно заявил он наконец, но не двинул и рукой. Ну понятно… Наверное, стоило бы рассердиться и оставить засранца немного попоститься, но тогда без секса останется и сам Имаи – он прекрасно понимал, что прямо сейчас, взвинченный, поддавший и в пять утра в не самом оживленном районе города он вряд ли найдет другого желающего. У этого хотя бы стоит. Надо же, есть что-то жесткое в этом куске желеобразной субстанции… Фантазия понеслась вскачь, представляя бессильно раскинувшегося на кровати Аччана гигантской медузой, и Имаи невольно хихикнул. Настроение неумолимо улучшалось, и слегка приунывший было стояк снова бодро напомнил о себе, заставив поморщиться. – Лежи тут! – строго приказал Имаи, сползая с распластанного тела. Аччан кивнул с таким серьезным видом, будто бы и правда был сейчас в состоянии встать и куда-то уйти. Стоило бы его трахнуть, пока он такой мягонький и на все согласный, мимолетно подумал Имаи, отправляясь в ванную, но при мысли о том, что придется ворочать это тяжелое тело, чтобы провести все положенные гигиенические процедуры, идея тут же теряла всю свою привлекательность. Тем более, если сейчас позволить Аччану просто валяться и не участвовать в процессе активно, он наверняка заснет, а у Имаи было какое-то глубинное предубеждение против того, чтобы трахать бессознательные тела. Конечно, не было никакой гарантии, что тот не заснет и в активной позиции, раз уж так набрался. В общем-то, заснуть Аччан может вообще в любой момент, так что стоило поторопиться… Когда Имаи через несколько минут вернулся в спальню, Аччан, несмотря на все опасения, еще не спал. Он даже каким-то образом ухитрился выползти из штанов и рубашки с майкой и теперь лежал под кондиционером совсем голенький, покрываясь мурашками и мечтательно глядя в потолок. Имаи против воли умилился этой картине, а особенно тому, что свободный от одежды член Аччана тоже порывался посмотреть туда же, куда и хозяин. Трогательная солидарность. Имаи забрался на него сверху, притираясь к прохладной коже, провел ладонями по бокам и выступающим ребрам. Негромко замычавший в ответ Аччан с благодарностью погладил его по бедрам, а потом неожиданно крепко взял за ягодицы и прижал к себе так плотно, что дернуло острым возбуждением. – Погоди, смажу, – пробормотал Имаи, судорожно пытаясь найти перфорацию у пакетика с любрикантом, а когда все получилось, и прозрачный гель медленно потек по обнажившейся головке аччанова члена, терпения уже не оставалось совсем. К чести Аччана – тот пытался забраться ему пальцами между ягодиц, но Имаи отпихнул его руку, потому что сколько можно-то уже тянуть в конце концов?! Было предсказуемо больновато, но терпимо, Имаи где-то с полминуты просто сидел сверху, тяжело дыша и крупно вздрагивая, пока Аччан смотрел на него снизу с кротчайшей нежностью. А когда тот все-таки приподнялся на локте и поцеловал в губы, мягко и утешительно, внутри словно судорога разжалась, и боль ушла почти полностью. И нужда полыхнула с новой силой. Когда прыгаешь на члене своего товарища по группе и с каждым точно направленным ударом внутрь стонешь от интенсивности ощущений, размышлять о том, как вообще оказался в подобной ситуации – не самый очевидный выбор. Но Имаи ничего не мог с собой поделать – каждый раз, когда они с Аччаном оказывались в одной постели, он не мог прогнать странное ощущение легкой нереальности происходящего. Ведь ему даже не нравились парни!.. Ну, то есть, обычно – не нравились. Аччан все-таки был исключением, причем, не только для Имаи, а, казалось, для всех вокруг. Его хотели все подряд, так что ничего удивительного в том, что его член рано или поздно должен был оказаться в заднице Имаи, не наблюдалось. Удивительным стал не просто сам факт признания умозрительной возможности допустить чей-то член в свою задницу (Имаи всегда был любопытным, как енот, так что допускал весьма широкий спектр возможностей), а именно желание заполучить конкретно этот. Ладно бы раз или два – чисто из интереса, как оно вообще ощущается. Но не пятый же год подряд с завидным постоянством… …А ведь поначалу он был уверен, что они просто дурачатся! Аччан в подпитии постоянно лез обниматься и целоваться, при этом каждый раз выглядел настолько распутно-невинно, что рука не поднималась его оттолкнуть. Зачем Имаи в какой-то момент решил ответить? Он сам не знал. Наверное, просто стало любопытно, как далеко это может зайти. Ну вот. Вот он ответ – твердый и достаточно крупный, скользит у Имаи в заднице, сладко и почти неприятно нажимая внутри с каждым движением. Куда уж заходить дальше… Аччан тяжело задышал, тихо ахая и поддавая бедрами, приподняв голову и заглядывая в глаза – и реальность происходящего моментально обрушилась на Имаи заново. Пот стекал по лицу и груди, и там, где они с Аччаном соединялись, тоже было мокро и липко. Мышцы ног уже немного ныли от бесконечного движения, во рту пересохло, яйца гудели, влажно прилипали к коже Аччана, каждый раз, когда Имаи садился на член достаточно глубоко… Какой-то частью разума, даже в эту минуту остававшейся отстраненной, Имаи подумал, что это, наверное, наименее романтичный секс во всей его жизни. И тут же, вероятно, из чувства противоречия, наклонился и поцеловал Аччана, стараясь как можно крепче сжать его задницей. Собственный член прижался к мокрому аччанову животу, аччановы руки неожиданно сильно обняли его, пальцы зарылись в волосы на затылке… Аччан протяжно застонал ему в рот, толкаясь все сильней, и наконец замер, прижимая крепко, почти отчаянно. Выплеск Имаи не почувствовал, но когда член медленно выскользнул из него, некоторое неудобство все-таки ощущалось. Наверное, нужно было надеть на него презерватив, но еще несколько минут назад все, о чем он мог думать – это о том, чтобы пьяный засранец наконец в него засунул... – Хисаши… – прошептал Аччан ему в рот, все еще не разжимая крепких объятий, и Имаи едва удержался, чтобы не кончить тут же. Кажется, Аччан не заметил в их соитии отсутствия романтики – с такой бережной нежностью он сейчас целовался, ерошил ему волосы, тыкался носом в щеку и заглядывал в глаза, смешно кося… Ну нет, нет, не раскисать. Точно не сейчас. Потом, наедине с собой он подумает и отрефлексирует этот момент. А сейчас… сейчас у него другая задача. – Я еще не кончил, – напомнил Имаи между поцелуями. Тереться членом о живот было, конечно, приятно, но он точно знал, что Аччан способен на большее. И да, тот сразу же понял, что от него требуется, довольно промычал и облизнулся, как сытый кот. А потом взял Имаи за ягодицы и легко, словно он вообще ничего не весит, притянул пахом к себе, прямо к лицу, тот едва успел выпрямиться, чтобы не впечататься лицом в спинку кровати. Странно было смотреть на Аччана с такого ракурса: разбухший член закрывал половину его лица – покрасневшего, влажного, с расфокусировавшимся взглядом, – более непристойного зрелища, кажется, и выдумать было невозможно. Но Аччан не позволил долго на себя любоваться: быстро поцеловал прямо под головкой, пощекотал кончиком языка так, что дернуло будто электрическим током… а потом просто откинулся на подушку, улыбаясь от уха до уха. – Давай, – предложил он щедро. – Как ты любишь. Наверное, из-за этого. Из-за этой улыбки, мягкого плывущего взгляда. Из-за того, как окатывает кипятком от звуков его хрипловатого голоса, и последнее соображение отключается, а он смотрит из-под приопущенных ресниц, разрумянившийся, с припухшими губами и прилипшими ко лбу и скулам тонкими прядями, и кажется, что нет на свете никого красивей и желанней… Имаи прекрасно осознавал, что просто попался. Как все, как любой и каждый – повелся на красоту, на искренность и отчаянность его желания, на неумолимое притяжение. И не смог отойти вовремя, пока не завалило сумбурными чувствами, не замуровало заживо в толще понимания, что это – чем бы оно ни было – теперь с ним навсегда… Губы Аччана блестели, словно лакированные – Имаи, не удержавшись, несколько раз провел по ним головкой, размазывая смазку. Он больше не улыбался, он матово, покорно смотрел на Имаи, приоткрыв рот, а потом легко, как-то совершенно естественно впустил в себя, туда, где так влажно и скользко, что очень трудно удержать себя и не воткнуться сразу глубже, до упора. Так будет можно, только когда Аччан ровно и глубоко задышит носом и тихонько простонет, впиваясь пальцами в задницу, пытаясь втолкнуть Имаи в себя. Тогда можно будет заполнить его целиком, чувствуя, как судорожно сокращается горло вокруг головки. Тогда можно будет трахать его, почти не сдерживаясь, жадно глядя в огромные, темные, залитые слезами глаза на побледневшем лице, слушая задушенные всхлипы, и как всегда неожиданно кончить прямо в его глубину, и вздрагивать от каждой его попытки сглотнуть… А потом, освободив мокрый и совершенно непристойно распухший рот, лечь сверху и целовать, целовать, вылизывать его слюну, собственную сперму, их общие слезы… Нет, Имаи никогда не плачет. Он так говорит всем, потому что это правда. Никогда. Только в такие моменты, но о них он никому не рассказывает – и Аччан молчит тоже. Как бы оно ни выглядело со стороны, это только для них двоих. Эти моменты предельной физической и душевной открытости, которые не имеют ничего общего с публичным фансервисом и даже с их обычным будничным взаимодействием. – Почему я с тобой вечно становлюсь таким сентиментальным? – пробормотал Имаи, сползая с него и ложась рядом. – Аж противно. – Это любовь, – как обычно ответил Аччан и самодовольно рассмеялся. Вот говнюк. Как-то хрипловато у него звучит голос, не заездил ли ненароком… но, вроде, веселый. Даже слегка протрезвел, кажется. Досадней всего было то, что он прав, но признавать это Имаи не собирался в любом случае. По крайней мере вслух.