… Подземелье, разбитое зеркало Еиналеж, прах Квирелла, и он, лежащий с философским камнем в руке. Сознание от усталости и перенапряжения уплывает, взгляд рассеивается, затуманивается, но почему-то становиться чуть ярче, когда к лицу склоняется директор, гневом и ненавистью глаза парнишки прожигающий. Говоря: — Чуть план мне не порушил, паршивец! — камень из ладони Гарри забирается, в лицо наставляется палочка, произносится: — Обливиэйт, — с уточнением, — на всякий случай, — а сам он проваливается в сон, чтобы потом проснуться в лазарете, среди цветов и подарков от друзей.
… дальше осколки показывали лето перед вторым курсом, когда казалось, что он обрел семью. Волшебство, наполненный магией дом Уизли, моющаяся сама собой посуда, вяжущийся шарф, часы, показывающие, кто и где находится. И она — Молли, встретившая и накормившая, обнявшая и пригревшая на груди, подарившая ощущение семейного счастья и заботы. Что еще желать сироте, жившего до этого в чулане под лестницей? Ничего. Но почему-то, за него решили, что парень хочет большего, стать еще одним ртом, требующим внимания.… — Я не разрешаю вам больше приводить мальчишку в наш дом! — отчитывала Молли близнецов, в единый такт кивающих, и Рональда, все это организовавшего, — нам и так есть нечего, а вы еще и его притащили… — показала она на мальчика, стоявшего под эффектом Ступерфая, — Обливиэйт! — сорвалось с ее палочки, а потом: — Гарри, доброе утро. Как спалось? …
… непроизвольно, по щекам Поттера текли слезы. Он не стирал их, а давал волю соленым дорожкам, выпуская на свободу все то, что накопилось в душе. Ледяной скорпион был рядом, поддерживал, окутывая мальчика снежным вихрем. А картинки стертых воспоминаний все так же сыпались, отражаясь в осколках, вставая на свое законное место. К нему вернулось почти все, даже теплое, трепетное к одному человеку чувство, поселившееся еще на третьем курсе. — Интересно, — прогремел голос Ледяного Владыки, смотрящего на прямого наследника Туманной Гадюки, явно проснувшейся в душе этого ребенка. Из-за восстановленных воспоминаний, Поттер начал понимать, почему день за днем он цепляет взглядом одну конкретную фигуру, и плевать, что носящую зеленый галстук и нашивку Слизерина. По какой причине, день ото дня ему хотелось ловить в толпе эти распущенные, падающие на плечи длинными локонами волосы, смотреть в холодящую сталь глаз, слышать над самым ухом этот слегка надменный голос. А так же попробовать на вкус эти мягкие на вид губы. И стоило об этом подумать, поддаться желанию, как в осколках разрушающего купола отразились те самые, насильно отнятые о взаимности и чувствах воспоминания.…темной ночью, накрывшись мантией-невидимкой, он дежурил у постели блондина, держа того за здоровую руку, перебирая пальцами эти шелковые, лоснящиеся локоны, пахнущие лавандой. Борясь с желанием приблизится к лицу и столкнуться губами, он не заметил, как уснул, а проснулся от: — Поттер, какого дракла! — резанул уши недоумевающий вопль слизеринца, застукавшего гриффиндорца у своей кровати, да еще перебирающего его волосы, — ты с ума сошел? — уже шепотом интересуется Малфой, потихоньку понимающий, что на самом деле двигало Поттером, когда он ночью, под мантией пробрался в лазарет, чтобы сидеть у кровати. — Сошел, — лыбится гриффиндорец, при этом не отпускающий руку блондинистого змееныша, — по тебе, Малфой, — говорит, смотря в эти серебром горящие глаза. От такого откровения и признания, Драко опешил, но быстро отошел, сжимая их руки крепче. И приложив каплю усилия, потянув Гарри на себя, он таки сделал то, о чем мечтал Поттер: — М-м-м-м, — только и успел произнести гриффиндорец под напором слизеринца, втянувшего его в первый поцелуй, сносящий крышу и все барьеры запретов. А после возглас алых друзей, рубя все наслаждение на корню, ругающих Поттера наперебой, обвиняющих во всякой чуши, глупостях, и даже измене Свету. А после: — Обливиэйт, — и по нему, и по Малфою.
— Тварь! — рыкнул Поттер, — ненавижу! — воет раненым зверем Гарри. Гнев, ненависть, злость — вот что он хочет обрушить на головы тех, кто его окружает, на тех, кто играл его жизнью, изящно, филигранно. Отмстить — это первоочередная задача Поттера, а Поттера ли? Теперь, когда его разум чист, а ментальное море принадлежит только ему, он может вздохнуть полной грудью. А видя в отражении льда свое отражение, разительно отличающегося от привычного облика, мальчик задался вопросом, кто он на самом деле. На Поттера он не был похож, даже отдаленно. Выше себя прежнего на голову, шире в плечах и развороте груди. Тело — это сгусток туго-натянутых мышц, перекатывающихся под кожей волнами, при этом гибкое. Пальцы цепкие, хватка — жесткая. Волосы светлые, прямые, падающие на плечи, глаза — два куска льда в обрамлении светлых ресниц. Лоб высокий, нос прямой, лицо узкое. — Вот теперь ты настоящий, — прогремел голос Скорпиона, оглушая парня и поднимая вверх столпы снега и вихри с кусочками льда, — прямой наследник рода Джейд, — говорит скорпион, касаясь лезвием клешни груди, в районе сердца, — моя магия теперь принадлежит тебе. Используй ее в свое удовольствие, — умел бы, Владыка Льда улыбнулся бы, но вместо него это сделал бывший Поттер. Джейд — имя ледяного рода, а имя собственное он узнает позже, главное это лорд и директор, две стороны, решившие им воспользоваться. — Да обрушиться на них Гнев Владыки Льда! — сказал мальчик перед тем, как вернуться в тот самый момент его разговора с лордом, атакующим Легилименцией его разум. Отныне и впредь никому не позволено вторгаться в его разум, забирать то, что по праву принадлежит ему. За это их ждет: — Вихрь Льда! — воспользовался одной из способностей, дарованных скорпионом. — А-а-а! — раздался вопль неописуемой боли, исходящий от Реддла, на разум которого обрушилась мощный морозный вихрь, режущий ледяными гранями потоки ментального сознания. Реддл тут же схватился за виски, заметался из стороны в сторону, продолжая кричать от боли, выставляя Окклюментный щит. Но от Вихря льда так просто не избавиться. — Пошел прочь! — рыкнул мальчик, выпуская ледяной поток энергии, изгоняя Волдеморта из своего разума, тут же ставя Щит Льда на разум и воспоминания, лишь ему принадлежащие. Лорд, как только Джейд указал ему на дверь, тут же предстал перед взором министерских шавок, с ужасом воскликнувших: — Тот-Кого-Нельзя-Называть, вернулся! Под возгласы канцелярских крыс, и вопли накатившего на их души и разумы страха, лорд покинул зал славы, с хохотом и обещанием вернуться, испарившись черной дымкой темной аппарации, забрав с собой Пожирателей, не потерявших сознание и не скованных наручами подавления. Тех он оставил в наказание за провал порученной миссии. А директор Дамблдор, появившийся на моменте прощальной речи лорда, подошел к мальчику, подбадривая его, хваля, говоря, что тот проявил отвагу и смелость, когда вступил в битву с Томом. Но как всегда добавил, что нужно быть здравым и рассудительным, не кидаться в пекло, быть готовым к последствиям. — Ведь твое безрассудство стоило жизни Сириусу, — обвинил он в гибели крестного, упавшего в Арку Смерти. Мальчик не отрицал вины, так как знал, она на нем лежит. Но лишь отчасти. Большая ее часть принадлежит Альбусу, Тому и Беллатрикс, кинувшей Аваду в Сириуса. — Гарри, — кинулась на шею к бывшему Поттеру Грейнджер, играя роль переживающей за него подруги, — я так рада, что с тобой все в порядке — для надежности она даже осмотрела его на раны, и так, для видимости кинула исцеляющее заклинание. — Да, дружище, мы испугались, — вторил ей Рональд, вновь входя в амплуа лучшего друга, сжимал в объятиях Поттера, мечтая о том, что в следующий раз этот придурок точно в ящик сыграет. Что же касается крестного и его смерти, то он принимал слова друзей, директора и Орденцев о скорби и утрате, обещающих поддержать и быть рядом. Мальчик принимал все ими сказанное, но не на веру. А Пожиратели, те, которые были в сознании, но связанные и обездвиженные, прожигали ненавистным взглядом всю гнилую компашку, стоящую рядом с парнем, лицемерящую и играющую им, как марионеткой. Переглянувшись, Пожиратели посочувствовали парню, оказавшемуся в паутине интриг, сковавшей его по рукам и ногам. Общее мнение высказал Антонин: — Жаль парня, — шептал он на своем родном языке, смотря на мальчишку, окруженного светлыми орденами и учениками. Он им улыбался, их благодарил, на лице, на губах была улыбка, печальная, наполненная тоской, но вот глаза, блестящие льдинками, а так же промелькнувшие на пальцах ледяные кольца, означающие… — или жаль их? — не совсем уверенный в том, что видел, рассуждал русский, внимательнее присматриваясь к парню и его магическому дыханию, — точно! — так и воскликнул он, привлекая внимание остальных Пожирателей, — Жаль их! Рассмеялся Антонин, громко, гулко, во все легкие, акцентируя этим самым внимание Грюма на себе, решившего в очередной раз самоутвердиться, ударить связаного, показав над ним превосходство. Но не вышло. С легкой руки мальчика, обратившегося к источнику незаметно от друзей и взрослых, освободил Антонина, а с ним и остальных пойманных Пожирателей. Изначальный Лед, дарованный скорпионом, сковал магические замки на запястьях волшебников, делая их хрупкими, поддающимся физическому воздействию. Так что сломать оковы не составило труда. — Неудачник! — прогорланил Долохов, растворяясь темной дымкой аппарации, кружа под потолком атриума. И только для Поттера, на змеином прошипел: — с пробуждением ото сна, мальчик! — и унесся черной дымкой прочь из министерства. Мальчик же, в сопровождении директора и друзей вернулся в школу. Гарри не стал возвращаться в комнату, принимать очередные сочувствия и слышать слова поддержки, при этом разбираться искренние они или ложные, а пошел прогуляться по коридорам Хога, подумать о будущем и планах на предстоящие каникулы, пообщаться со скорпионом, узнать о способностях и возможностях льда больше. «Друзья» не стали его тревожить, сопровождать и успокаивать в очередной раз, а отпустили. Мальчику же, только этого и надо. Медленными и неторопливыми шагами, слушая лекцию духа льда о способностях и возможностях семьи Джейд, он преодолевал коридор за коридором, этаж за этажом, по пути переваривая полученную от скорпиона информацию, понимая, что теперь, постигая магию предков и основателя рода, работать надо в три раза упорнее. С этим мальчик разобрался, детали уточнил, особенно про ледяные кольца на его пальцах и браслете на запястье. «- Браслет — это показатель высшего умения рода «Казнь Владыки Льда», которым владел каждый Джейд, вне зависимости от того, сколько колец умений на его пальцах. Эти умения ты развиваешь и постигаешь самостоятельно. Их можно использовать как по отдельности, так и сливать, — но уточнил, — но три в одно, не больше». «- Понял, — сказал мальчик и посмотрел на свою правую руку, на указательном и среднем пальцах которой, уже поблескивали льдинками кольца. Первое умение — «Вихрь Льда», второе — «Щит Льда», ими мальчик уже пользовался, и можно сказать не плохо овладел. Осталось освоить боевые умения личного характера, чтобы не применять родовое, съедающую магический запас с невероятной скоростью». «–У нас гости, — отвлек от мыслей о способностях голос Скорпиона, — да не простые! — слышно было по голосу, что Ледяной Владыка рад предстоящей встрече. На вопрос почему, тот ответил: — давно я не пересекался с Гадюкой. Эта туманная личность так и норовит от меня каждый раз сбежать, — парню казалось, что в предвкушении встречи, Скорпион даже облизнулся, как от предстоящего пира». «– Какая еще Гадюка?» — не понял мальчик, пока не услышал: — Поттер! — раздался за спиной голос, любящий растягивать гласные, и делать ударение на согласные. «– Так он и есть Туманная Гадюка? — восторженно воскликнул Джейд, отмечая: — ему идет. Змеюка та еще», — улыбался мальчик, завершая путь вперед. Сдерживая желание резко сократить между ними расстояние, заключив блондинистого слизеринца в крепкие объятия, уведя в глубокий, долгий поцелуй, спросил: — И что дальше, Малфой? Джейд ждал, когда же парень подойдет достаточно близко, так, что не увернется от захвата и последующего обмена воспоминаниями. Слизеринец, которого бывший Поттер знал, как свои пять пальцев, приближался медленно, как готовящийся к прыжку удав. Малфой думал, что все, Поттер в его власти, им пойман и в ближайшее время будет осужден и наказан. А тот, не видя проблем и нависших неприятностей, лишь уточнил о мерах пресечения и казни, которыми воспользуется Малфой: — Снимешь баллы? Назначишь отработки у вашего декана? Отправишь к Филчу? Голос гриффиндорца был спокоен, в нем не было и капли негатива, неприязни или враждебности. Это настораживало Малфоя, но он продолжал приближаться. И был у самого носа Золотого мальчика, готовясь сказать очередную гадость, съязвить, начать иронизировать, сделать очередной «комплимент» его уму, пройтись по друзьям, но не тут-то было. Оказавшись лицом к лицу с Джейдом, Малфой не понял, как руки гриффиндорца оказались на идеально-белом, отглаженном вороте его рубашки, не уловил момент, как именно оказался прижатым к стене, осознавая, что целуется с Героем, при этом получая удовольствие. — Что ты тыриш-ш-ш-шь? — шипит Малфой не хуже кобры, смотря рассеянным взглядом в глаза гриффиндорца, смакующего оставшийся вкус губ слизеринца, — какого дракла прои… — но не договорил, так как губы напротив вновь накрыли этот сладкий рот, затыкая его очередной порцией ласк, — м-м-м, — только и мог выдать Малфой, цепляя пальцами ворот зеленоглазого парня, переходя на его торчащие во все стороны локоны, погружаясь в них пальцами, с силой натягивая и оттягивая, выгибая шею гриффиндорца, лицезря бьющуюся жилку, которую так и хотелось прикусить, оставив там яркий засос. — Возвращаю то, что утрачено, — в губы шепчет брюнет, проводя кончиками пальцев по аристократическим скулам, останавливаясь на чуть приоткрытых губах, сочащихся сладким соком их страсти в уголках. — Это… — вновь недоговорил Малфой, так как в его разум, мощным, ледяным потоком врываются те самые, отнятые два года назад, двумя гриффиндорцами воспоминания. Те самые, которых ему не хватало для общей картины и хронологии, в которой, до этого момента, оставались белые пятна.… — Поттер, какого дракла! — резанул уши недоумевающий вопль слизеринца, застукавшего гриффиндорца у своей кровати, да еще перебирающего его волосы, — ты с ума сошел? — Сошел, — лыбится гриффиндорец, при этом не отпускающий руку блондинистого змееныша, — по тебе, Малфой, — говорит, смотря в эти серебром горящие глаза. От такого откровения и признания, Драко опешил, но быстро отошел, сжимая их руки крепче. И приложив каплю усилия, потянув Гарри на себя, он таки сделал то, о чем мечтал Поттер: — М-м-м-м, — только и успел произнести гриффиндорец под напором слизеринца, втянувшего его в первый поцелуй, сносящий крышу и все барьеры запретов.
… — Мне… надо… — но что ему надо, Драко так и не договорил. Он спешно поправил одежду, расстегнутую во время горячего поцелуя, привел в порядок волосы и только тогда, когда убедился, что выглядит, как и прежде — идеально, покинул коридор. «– Вкусный мальчик, — прогремел в разуме Джейда голос Скорпиона, — и Гадюка его что надо!» — что под этим подразумевал Скорпион, парень не уточнял. Все мысли были там, куда ушел Малфой. Все они были посвящены ему — Драко, так мило растаявшего в его объятиях, сладко дрожа от поцелуев и ласк. — Я буду ждать, — сказал Джейд вслед уходящему слизеринцу. Малфой же, лишь кивнул и ускорил шаг, резко заворачивая за угол. И стоило ему оказаться вне зоны видимости, тут же отпустил стальной, сдерживающий сущность прут, оказываясь около стены, скатываясь на пол. Взять под контроль горящее огнем дыхание, бегающие в хаотичном режиме мысли и сердце, колотящееся, как все колокола мира, отдаваясь набатом в ушах. Пальцы Малфоя касались губ, все еще ноющих и пульсирующих удовольствием от чужого внимания. В груди холодного аристократа, смотрящего на всех и всегда свысока, порхали бабочки. Ему хотелось продолжения, а может, и даже большего. Но не сейчас. Позже. Когда те самые, возвращенные воспоминания найдут законное место и срастутся с уже имеющимися. Только тогда он будет готов дать ответ, хочет он повторить тот поцелуй, или же нет. «– Как интересно!» — раздался в разуме блондина голос того самого Туманного Гада, также отошедшего от произошедшего, пересматривающего уже второй раз возвращенные воспоминания. «– Чего тебе интересно?» — но на этот вопрос, как и всегда, Гад не ответил. Лишь напустил туман, упомянув некоего Скорпиона Льда, являющегося частью семьи Джейд, чистокровной семьи, древней, не уступающей по могуществу никому из списка «28 Великих». — Джейд? — задумался Малфой, шепотом, лишь губами, произнося странно-знакомое имя рода, точно ему ранее встречавшееся. Взяв себя в руки, успокоив мысли и усмирив дыхание с сердцем, не прекращая восхищаться парнем, Малфой направлялся в гостиную факультета, приговаривая: — кем бы ты на самом деле ни был, Поттером, Джейдом, ты — мой! — и с этим не поспоришь. Если Малфой решил, то уже не отступит.