Need for speed

      — О, Викто́р! Наконец-то. А то я уже заждался, — нехорошая улыбка Адама почти открытым текстом говорила, что сегодня на честную дуэль рассчитывать не стоит.       — Здравствуй, Адам. Что? Так не терпится проиграть что-нибудь ещё?       — Не в этот раз, Викто́р. Не в этот раз. Я уже подал заявку на участие, так что наш с тобой заезд уже скоро.       В глазах Адама мелькнуло сумасшествие, вылившееся в звериный оскал. Он действительно верит в то, что сегодня обязательно победит. Но он не знает, что мне нельзя проиграть. Не знает, что за прошлую ночь лучшие механики Формулы, которых мне когда-то вместе с машиной «сосватал» приёмный отец, проверили и прощупали каждый винтик моего Демона. Не знает, что в моём маленьком личном мире появился свет, за который я зубами выгрызу эту победу.       — Адам, я понял, что ты хочешь получить назад свою компанию, но мы ещё не решили, что я получу в случае моего выигрыша.       — Никакого твоего выигрыша не будет, Викто́р. Смирись.       — Но ты же знаешь правила, Слейтер. Для участия в гонках нужна ставка. Я ставлю компанию. Что предлагаешь ты?       — Грейнж! Ты специально испытываешь моё терпение? И что же ты хочешь, чтобы я поставил в этот раз? Мой банк?       — Ну зачем мне твой банк? Это для меня слишком непосильное бремя.       — Так что ты хочешь? — Слейтер нервно щёлкал пальцами и, наверное, уже бы набросился на меня, если бы не толпа, замершая в ожидании ответа.       — Я хочу твою игрушку.       — Нет!       — Тогда заезда не будет. Больше у тебя нет ничего, что было бы мне интересно. А без ставок я не играю.       — Грейнж! — он почти ревел и рвался ко мне из рук тех, кто успел его перехватить. Но сразу успокоился, когда помощник что-то прошептал ему на ухо. — Хорошо. Если выиграешь — Барби твоя. Отдам вместе с домиком и машинкой. Но ты никогда не выиграешь!       Рёв турбин, взмахи флажков, старт, финиш.       — Грейнж! Ты сжульничал! Сукин сын! Я не мог проиграть! Только не сегодня! Только не после того, как я… — помощник, дёрнувший Адама за рукав, заставил его замолчать.       — Ты что, Адам? Продолжай.       — Ничего. Я позвоню Микаэлю. Но укрощать его будешь сам. Эта игрушка имеет довольно сволочной характер. Так что, думаю, ты скоро пожалеешь о своём опрометчивом решении. Две недели, Грейнж. Я даю тебе две недели, чтобы наиграться и вернуть моё имущество.       — Всё, как всегда, Адам. Всё решат четыреста два метра.       Как же медленно поднимается лифт. От нервного притопывания меня сдерживало только присутствие сотрудников компании, вместе со мной этим утром поднимающихся на свои этажи.       За месяц, что я руковожу компанией, принадлежавшей раньше Адаму, я заметил, что люди перестали шарахаться, прятать глаза и научились улыбаться, когда здороваются. При моём появлении перестали стихать разговоры. А подчинённые начали интересоваться, чем могут мне помочь, когда я заходил в тот или иной отдел.       Жизнь Медиа-Холдинга бурлила ежесекундно. И мне были интересны все аспекты профессиональной жизни внутри компании.       Но не сегодня. Сегодня я хотел побыстрее добраться до своего логова и посмотреть в глаза теперь уже моей «игрушки».       — Доброе утро, новый хозяин! — ледяное приветствие и презрительный взгляд, встретившие меня, заставили споткнуться. Сегодня он опять был одет в блузу с высоким воротом и объёмный кардиган, маскирующие все метки на его теле. — Чем могу служить? — поясной поклон и склонённая голова разбудили в груди ярость, которую захотелось выплеснуть. Нет, не на этого несчастного мальчика, лишённого не только собственной жизни, но и детства. Захотелось найти и уничтожить всех тех, кто посмел заставить его жить с опущенной головой. И, наверное, когда-нибудь я именно так и поступлю. Но сейчас у меня есть более важное дело.       — Служить, говоришь? Ну что же, можем пока это и так называть. У меня есть несколько пожеланий. Во-первых, я больше никогда не хочу слышать, как ты называешь меня «хозяин», «шеф», «господин» и прочими формами. Я для тебя теперь просто Виктор. Можно Вик. И только на «ты». Понятно?       Микаэль осторожно кивнул.       — Во-вторых, я хочу называть тебя Эль. Позволишь? — Опять неуверенный кивок и немой вопрос в глазах.       — Почему не Мики?       — Даже если не брать во внимание, что так тебя называл кое-кто другой, то на Мики ты совсем не похож. Мики — это что-то послушное, мягкое и на всё согласное. Но это не ты. Эль, которого я вижу — это дикий, искристый, сложный, уникальный человек, так похожий на одноимённый напиток.       Я смотрел ему прямо в глаза и лишь поэтому успел заметить блеснувшие в них слёзы, перед тем как он резко отвернулся.       — Это всё?       — Нет, конечно. В-третьих, если на сегодня ничего важного не запланировано, то сейчас ты берёшь своё пальто, и мы едем в торговый центр. Остальное озвучу потом.       Микаэль входил в торговый центр, как ребёнок, впервые попавший в магазин игрушек. Его глаза сияли, а взгляд метался от одного павильона к другому. В этот момент он был настолько ярким, что с ним не могла сравниться ни одна самая мощная лампа, хоть он и пытался выглядеть бесстрастным.       — Эль! — осторожно позвал я.       — А? — ему с трудом удалось отвлечься от разглядывания ярких витрин.       — А когда ты последний раз был в магазине?       Он как-то сразу потух. И остановился.       — Никогда. Я неправильно себя веду, да? Простите.       — Правильно, очень правильно! Я хочу, чтобы рядом со мной ты вёл себя только так. Тебе можно всё. И заканчивай, в конце концов, выкать. Пойдём, — я потянул его за руку, совершенно не обращая внимания на оглядывающихся на нас покупателей.       Выбрав один из бутиков, в котором точно был представлен как женский, так и мужской ассортимент, я втащил в него упирающегося Микаэля.       — Мне ничего не нужно. У меня всё есть, — его шипение прервали парень и девушка — консультанты, с доброжелательной улыбкой предложившие помощь.       — Спасибо! Пока не нужно. Мы сначала сами посмотрим, а если возникнут вопросы, позовём вас. Можно?       Они профессионально улыбнулись и удалились, оставив нас одних.       — Эль, послушай меня. Я привёл тебя сюда, чтобы ты мог выбрать то, что понравится именно тебе. Не Адаму, не мне, а именно парню по имени Микаэль. Неважно, сколько и что у тебя уже есть. Теперь ты можешь решать сам, чего хочешь. Что хочешь носить, что есть, куда пойти. Я во всём тебя поддержу.       Он молча двинулся между стеллажами с мужской одеждой, невесомо касаясь пальцами вещей на вешалках. В сторону женского отдела даже не посмотрел. Как я и думал, тряпки, в которых он появлялся на работе, совершенно не его выбор.       Когда Микаэль застыл перед элегантным мужским костюмом цвета бордо, я подозвал консультанта. Эль попытался меня остановить, но я уже просил принести в примерочную подходящий по размеру костюм.       — Эль, ты бы хотел примерить его с твоей блузкой? — я спрашивал тихо, чтобы не смущать его перед посторонними. — Или мы можем выбрать к нему что-то другое.       — А с чем такие вещи обычно носят? — так же тихо спросил он, всё-таки заливаясь краской смущения.       — Молодой человек! — позвал я консультанта, сжимая ладонь Эля в своей и не давая ему сбежать. — Будьте добры, помогите нам подобрать ещё несколько костюмов, аксессуары к ним и рубашки. Так же нам было бы интересно примерить джинсы разных фасонов, худи, что-то элегантное из кашемира. И да, добавьте несколько домашних костюмов.       Проводив нас в специальную комнату для примерок и усадив перед столиком со сладостями, нам принесли кофе и чай, пока консультанты развешивали всё, что я просил принести.       — Вик, зачем всё это? Не нужно.       — Нужно. Нужно, чтобы ты померил и решил, что тебе нравится.       — Я даже не знаю, как это всё надевать и тем более носить. Что я могу выбрать?       — А с этим я тебе помогу.       Выждав момент, когда Микаэль отошёл к стойкам, завешанным вещами, я опять подозвал консультанта.       — Мужское бельё, — еле слышно попросил я и, получив утвердительный кивок, вернулся взглядом к Микаэлю.       Он разглядывал и щупал непривычные ему вещи, но не решался взять в руки хотя бы одну из них. Когда я взял его за руку, чтобы отвести в примерочную, он вздрогнул.       — Не бойся, я не буду подглядывать. Подожду снаружи. Но если ты захочешь что-то мне показать, посоветоваться или тебе понадобиться помощь, я рядом. Я буду приносить тебе вещи по очереди. И начнём, пожалуй, с домашнего, — оставив на вешалке несколько костюмов, пижам, футболок и шорт, я уже было задёрнул шторку, но вспомнил о последнем, принесённом консультантом.       — Вот. Не знаю, нужно ли, но на всякий случай, — ткнув упаковку боксёров в руки Микаэлю, я поспешил отгородиться от него шторкой.       Мы купили всё, что я выбрал. Этому парню шло абсолютно всё, в независимости от цвета и фасона.       Одетый в мужское, он был настолько сексуальным и притягательным, что мне стоило немалых усилий удержать себя в руках и не наброситься на него прямо в примерочной. А видя его сияющий счастливый взгляд в отражении зеркала, я готов был сам скакать от счастья.       — Не устал? Тогда продолжим знакомство с миром торговли. И сейчас я научу тебя плохому. Покажу, где раздобыть вредной еды, — пафосно закончил я, заставив Эля улыбнуться.       Я привёл этого счастливого, обновлённого молодого мужчину на фудкорт и подозвал неотрывно следующего за нами охранника.       — Грег, займи нам, пожалуйста, столик.       — Вик, не положено, ты же знаешь, — этот парень был со мной уже много лет, поэтому ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что спорить бесполезно. Он был не просто охранником, он был моей единственной семьёй после смерти приёмного отца. А сейчас я хотел, чтобы моя семья стала на одного человека больше. И Грег на интуитивном уровне понимал, что стоять на пути к моей мечте не стоит.       Начав знакомство Эля с обычной жизнью, придерживая его за плечи в очереди к кассе МакДональдс, я тихо рассказывал ему, что из себя представляет заинтересовавшая его на картинках еда.       — Нам три МакЧикена, три больших колы, большую картошку, один соус барбекю, один сметанный и три МакФлури.       Вручив Элю чек с нашим номером, я вывел его из толпы и объяснял, как действует система выдачи заказов, в очередной раз сдерживая бессильную злобу на тех, кто долгие годы лишал его такой обычной для свободного человека жизни.