.
26 февраля 2024 г. в 23:50
Примечания:
Пользуйтесь публичной бетой, пожалуйста.
Закрытое пространство, отягощённое запахом старой бумаги и старинной пылью, имело только одно узкое окно, и через него было видно главный вход в институт имени Магнуса. Маленькая комнатка, в которой помещался стол, на нём ужились старые плёнки, бумажные архивы и круглые разводы от кружек кофе (они уже стали привычным узором), высокая тумба с документами, которые Джонатан Симс заполнял практически каждый день, и коробки, баррикады из коробок — место обитания главного архивиста в институте. Без всего этого офис Джона не был офисом Джона. В этой его части он проводил всё рабочее время. Другая считалась наименее важной — небольшой и достаточно узкий коридор с высокими полками, в которых хранилась другая часть документации и архивов — заявлений, кассет, книг и сшитых вручную дел, принадлежащих Джонатану. Эти папки были его секретом.
В последнее время их становилось всё больше.
Порой ему хотелось сбежать, но каждый раз страх сковывал его: раскроют. Это было не только недоверие к окружающим, а полное отрицание их слов и помешательство на желании знать тайны каждого, кто с ним контактирует. Он не мог позволить себе верить, для Джона это слово звучало смешно. Доверие, да? Когда в стенах черт знает сколько времени жили жирные трупные черви и теперь с ним навсегда шрамы от их нашествия, в подземелье университета (опустим тот факт, что здесь вообще есть целые сети туннелей) находятся трупы, постоянные паранормальные гости, которых совершенно не волнует полное отсутствие ощущения безопасности у Джона, хотя не так давно он надеялся, что университет может стать убежищем. И, кажется, его одного волнует, насколько это странно. Его предшественница — Гертруда Робинсон, бывшая акрхивистка, мертва. И никто не говорит, в чем причина её смерти. Джон чувствует, что краски сгущаются. Ему специально не говорят. Все знают, но не рассказывают, и парень не понимает, почему. Сама мысль о том, что они знают что-то, выводит Джона из себя. Он чувствует их взгляды и подозрения. Он чувствует, что все объединяются против, как собираются выставить его за сумасшедшего. Ему кажется, что он единственный в институте, кого заботит правда. Они убили Гертруд?.. Они собираются убить и его?
Джон схватился за горло, оттянул края рубашки, попытался вздохнуть полной грудью. У него кружилась голова.
Внезапно в нос ударил мягкий запах мяты и мелиссы, заставляя вернуться в реальный мир. В дверном проёме стоял Мартин, в его руках заботливым паром грелись две кружки.
— Джон? Как ты смотришь на то, чтобы разделить со мной чашечку чая? — Блэквуд мягко улыбнулся, и ответная улыбка тронула губы Джона.
— Конечно, — выдохнул он, — Конечно. Проходи.
В комнате из потенциальных мест для сидения был только стул Джона, но тот был занят, поэтому Мартин, передав ему кружку, облокотился на стоящие рядом со столом коробки.
— Спасибо. Ты вообще не должен этого делать, знаешь ли.
— Но я хочу, — Мартин поднес напиток к губам и вдохнул запах, пар покрыл тонкой плёнкой его очки. Тепло чая придавало ощущение приятной тяжести в конечностях. Джон почувствовал, как концентрация на горячей кружке в руках помогает отвлечься от вихря в голове, — Как твои дела? Всё роешься в архивах?
— Да. Это моя работа, — автоматически выдал Джон, чувствуя себя странно из-за плёнок, сложенных на столе прямо перед его очкастым ассистентом, — Всё нормально, полагаю, — он сделал маленький глоток. Чай обжигал язык, но Джонатан насладился этим чувством. Он рад понимать, что хотя бы что-то в его жизни однозначно.
— Вижу, — сарказм, — Ты спал?
Джон смущённо вздохнул, но ответил.
— Нет, Мартин, у меня очень много работы. Я не могу позволить себе тратить время на сон. Я чувствую, что если перестану искать, информация ускользнёт от меня.
В ответ Мартин смотрел на Джона с непонятным выражением лица и молчал. Он был разочарован?
— Что? — чутка резко выпалил Джон. Ему было невыносимо оправдываться и чувствовать на себе этот взгляд. Потому что он ощущал, что за этим стояло и боялся, что окажется прав. Каждый осуждал его, что порядком выводило из себя.
Мартин же просто поставил полупустую кружку на стол и скрестил руки на груди. В его действиях не было раздражения и Джону показалось, что тот будто подбирал слова.
— Я просто… — он отвёл взгляд, будто сомневаясь в своих словах, но после вновь посмотрел на Джона, — Я волнуюсь за тебя. С каждым днём круги под твоими глазами всё больше, кожа бледнее. Я не знаю, как конкретно это прозвучит, но ты очень истощал. Мне кажется, я могу понять, о чем ты думаешь в последнее время. Я боюсь, что с тобой что-то случится. В плане, ты будто сходишь с ума от стресса. Мне бы не хотелось этого.
Джон следил за тем, как с каждым новым словом пальцы Мартина все сильнее сжимались на его предплечьях.
— Джон. Пожалуйста, не забывай, что ты не один, — Джон почувствовал, как у него заложило уши, — Я рядом. Мне не… Джон?
Симс безучастно смотрел, как в чае отражается его лицо. Его пустые глаза, вмятины под ними, которые упомянул юноша, щетина и запутавшиеся сальные волосы. Он закрыл глаза. Мысли затихли, и он позволил себе почувствовать всё то, что не замечал, закапывая себя работой. Оказывается, многое в нем было на исходе. Отказываться это признавать было самым простым решением, однако, провоцирующим ложь. Сейчас, когда сил сопротивляться больше нет, в голове было только одна мысль.
— Я так устал.
Джон уронил лицо в руки. У него не было сил дышать. Все, что он чувствовал — бесконечная, разрушающая усталость и вязкая тревога, постоянно требующая внимания. Но у него больше не было ничего, чем он мог бы пожертвовать ради того, чтобы уйти от этого. У него не было сил. У него не было желания. Ещё чуть-чуть и Джона также не было бы.
— Я… Я не могу иначе, — голос предательски надломился и пришлось говорить полушёпотом, — Я не могу иначе. Я схожу с ума. Я постоянно чувствую ужас. Я постоянно борюсь с желанием убежать отсюда и никогда не возвращаться, но не могу отпустить это место. Я не могу… Я будто заключён здесь. Мне не нужна помощь, не потому, что это прихоть, а потому что я ничего не почувствую от этого. Никто не сможет увидеть и почувствовать то, что вижу и чувствую я. Это не просто груз, это ёбанное небо на твоих плечах. Но я не атлант. Я уроню его и меня расплющит.
Джон говорил спокойно, стараясь стабилизировать звучание голоса, однако в противовес этому дыхание было сбивчивым, а руки тряслись. Ему было всё равно. В последние дни тремор стал привычным. Однако Мартин смотрел на это, широко раскрыв глаза. О, Мартин, насколько ты искренен. Он накрыл ладонями дрожащую кисть друга.
— Смотри на меня. Джон, ты весь дрожишь. Дыши вместе со мной, — Симс невпопад смеялся, но повторял за Мартином. Голова опять начала кружиться, — Господи, если ты сегодня не поспишь — я тебя заставлю.
Джон хихикнул (это больше было похоже на то, что он резко выдохнул) и хотел было ответить, но прокашлялся: голос на мгновение пропал. Симс опять рассмеялся, подумав: «Ещё немного, я пропаду также».
— Мне интересно, как ты собираешься это сделать, — Джон улыбался, но глаза выражали отсутствие. Мартин отчаянно притянул Джона к себе, крепко обнимая. Джон автоматически держал улыбку, как будто её нужно было выключить.
— Ты перестал дрожать, — юноша легко, будто боясь спугнуть и упустить, сжал его плечо и отстранился, сразу занимая руки кружкой, — Я рискну сказать, что если смог помочь справиться с этим, то смогу многое. Но я буду делать это только если ты позволишь. Я не буду внушать тебе нужду во мне, но тебе нельзя оставаться одному. Ты даже не замечаешь, что с тобой происходит, Джон. И меня это пугает до ужаса.
Пожалуйста, не забывай, что ты не один; я рядом.
По спине от чего-то пробежали мурашки и, чтобы скрыть это, Джонатан откинулся на спинку стула. Мартин смотрел на него, ожидая ответа, но в нем читалось терпение. Джон чувствовал жалость и вину: он не мог должным образом ответить на беспокойство друга и понимал, что таким образом душит его искренность. О, Мартин, дорогой и добродушный Мартин…
— Мне очень трудно… Доверять, знаешь. Как бы это не звучало, — Мартин отставил кружку, в то время как Джон поправил очки, подбирая слова, — Но я удивлён, что тебе это настолько важно. По крайней мере, ты таким кажешься. Или очень пытаешься казаться. Я не знаю, Мартин. В последние дни стал ловить себя на рассматривании своей тени и самое интригующее то, что я действительно вижу фальшь, будто она не моя вовсе. Сейчас я утомлён. Мне очень жаль, что я не могу успокоить тебя.
Мартин горько улыбнулся и повернул кисть, касаясь подушечками пальцев теплой ладони Джона. Тот добавил:
— Ты очень озабочен моим состоянием.
— В основном тобой.
— Почему? — Джон почувствовал, как тревога стала завязываться где-то под лёгкими, и смирительно принял это. Да, она забирала последние силы, но он не мог с этим справиться.
— Я не знаю, — Мартин пожал плечами и легко улыбнулся. Он, сжимая пальцы, провёл тонкие линии по ладони Джона, который глухо смотрел на их руки, пока тот говорил, — Я думаю, ты просто мне нравишься. Я не могу оставить тебя одного, потому что понимаю тебя и могу предположить, в чем ты можешь нуждаться. Когда я был один, рядом никого не оказалось. Поэтому отчасти я делаю это еще ради себя. Я не пытаюсь тебя задобрить или что-то еще, — Блэквуд состроил гримасу и мотнул головой, а после поймал взгляд Джона и сомкнул свои ладони в замок, чуть отстраняясь, — Ты не сумасшедший, но очень устал. Я же готов помочь с этим справиться, если тебе это правда нужно. Я понимаю, что для искренности сейчас не время. Однако это поможет понять мои мотивы.
— От чая я точно не откажусь, — хмыкнул Джон, приподнимая свою кружку и легонько чокаясь ею с кружкой Мартина. Он был благодарен ему за то, что его паранойя была учтена. Очень уважительно и… Заботливо.
— Тогда я буду носить тебе чай. Не кофе, — Джон, кажется, впервые ощутил строгость Мартина, — Ты должен спать.
— Хоть цветы носи. Я не против. Только, пожалуйста, старайся не попадать на запись.
— Это будет тяжеловато.
— Я постараюсь предупреждать тебя о них.
— Так я получу привилегии?
— Временное одобрение.
— Ах, временное? — возмутился Блэквуд, но не стал продолжать.
— Не рискну обещать, что смогу заботиться об этом достаточно долго, — Джон поправил рукава рубашки и выпрямился, — Но буду благодарен в любом случае. Мне… Видимо, мне и правда не хватает компании для обсуждения чего-нибудь, не касающегося паранормальщины. Кажется, что это так.
— Рад помочь, — тёплая улыбка украсила губы Мартина. Он рассматривал Джона, его стол, их выпитый чай и продолжал улыбаться. Джон промолчал.
Повисло молчание.
— Ну, — Мартин поднялся, собирая кружки со стола, — Спасибо за приём. И, — он сделал паузу, задумываясь, — Полагаю, за доверие. Мне пора.
Джон спохватился, поднимаясь со стула, проигнорировал затекшие конечности (обычно он работал по несколько часов подряд, часто без перерывов) и проскользнул мимо Мартина, чтобы открыть дверь.
— Да. Спасибо и тебе. Хорошего вечера, — Джон лепетал то, что приходило в голову, используя все мысленные шаблоны для официально-деловых встреч.
— Хорошего вечера. Помни про сон. Я зайду, если задержусь.
— Хорошо.
Мартин мягко улыбнулся и вышел в коридор, унося с собой запах мяты и мелиссы. Джон закрыл за ним дверь, втупляя взгляд в до неприязни знакомый интерьер. Мартин будто приносил с собой часть чего-то, напоминающего… Жизнь.
На всё том же столе лежали всё те же пленки, с которыми главному архивисту института Магнуса предстояло разобраться, и он, спрятав импульсы куда подальше, вновь сел за работу, всё также в ней забываясь.