Like A Record, Baby

Во всем был виноват блядский Валентино. Вокс никогда не был святым и не избегал тусовок намеренно, — когда ты являешься медийной личностью, на общих сборищах твое лицо не просто уместно, оно должно там быть. Чтобы, так сказать, постоянно напоминать о том, кто самый молодой за всю историю ведущий именного вечернего ток-шоу, чьи рейтинги потрясают канал до самой глубины карманов директора. Утирать нос завистникам, сиять собственной неотразимостью, собирать сливки со "сливок" общества — сказать, что Вокс любил внимание, это не сказать ничего. Но вот только нажираться настолько в говно, определенно не было обязательно. У Вокса было достаточно оправданий: ему на площадку нужно было только к вечеру, есть время проспаться; организм молодой, в почти двадцать три можно не спать всю ночь, а потом ещё раз не спать всю ночь; да и вообще все умные люди запивают крохотные шотики текилы бокалом шампанского. Только почему-то все аргументы звучали в воспоминаниях исключительно голосом Валентино и сейчас, в пять сорок пять утра в чертовски тесном туалете на заправке рядом со студией, Вокс был готов на Библии поклясться в том, что больше не возьмëт в рот ни капли спиртного. И вообще ничего, судя по обрывистым воспоминаниям ночи, не возьмëт. Руки крупно дрожат, пока он пытается подвести глаза, — и Вокс смачно выругивается, когда вместо аккуратной линии по внутреннему веку он чуть не выкалывает себе глаз карандашом и случайно рисует огромный синяк. Вот же блядство. Он плещет себе в лицо водой, зачëсывает пальцами волосы и тщательно оттирает украденными на той же заправке салфетками лицо, а потом просто лезет в палетку пальцами. На веках остаются блестки, которые тут же размазываются до почти невидимого слоя, но выразительно высветляют глаза, смещая акцент с покрасневших белков; а влажный блеск для губ криво мажет по щеке и по носу. Вокс тушует бодрый свежий румянец прямо так, едва обтëртыми о салфетки пальцами и понимает, что маленькое помещение, в котором он находится, вращаться не перестает. Неудержимо хочется блевать прямо в эту раковину, но Вокс уже привел себя в порядок достаточно для того, чтобы собственных трудов было жаль. — Педик, — брезгливо бросает какой-то дальнобойного вида мужик, заваливаясь в туалет. — Шмара, — Вокс не разменивается на сложносочинëнные ругательства, пока организм не решил исторгнуть их в другом формате, и линяет из туалета, оставляя чужие мозговые клетки осознавать оскорбление. В крови все еще отчаянно плещется алкоголь, но Вокс с целеустремлëнностью капитана в бурю тащит собственное тело пешком через целый квартал до студии. Такой шанс даётся один чëртов раз в жизни и если он проебëт его из-за блядского Валентино, то никогда не простит этого ни ему, ни себе. В конце концов звонок в пять с чем-то утра от постановщика "Доброе утро, Америка" это что-то из ряда вон выходящее даже для порядком зазвездившегося Вокса. Даже если приходится разлепить ресницы через силу и вытащить затëкшую руку из под Валентино, пытаясь сделать собственный пропитый голос чуть более сонным. И тут же согласиться заменить "да уж, пить в ночь перед съемкой, — ну Том и Кэти, конечно, хороши" обоих ведущих утреннего шоу сразу. Адреналин выветривает приличную часть того, что сейчас намешано в крови Вокса и спасибо всем известным богам, в которых он бы сейчас поверил, что у него хватило ума вчера не баловаться чëртовым кокаином с груди очередной Валовской бляди. Линзы линзами, но расширенные зрачки не исправили бы даже они. Если честно, процесс "как я добрался до студии, доспав двадцать минут в процессе и сжевав пачку жвачки" замылился в памяти Вокса абсолютно, — как и процесс ругани с Валентино и поспешных одеваний в собственную чудом не пострадавшую в процессе вчерашних вливаний одежду. Факт оставался фактом, он успел доехать, он так и не выблевал собственные внутренности по дороге, а сейчас от него пахло не шлюхами и травкой, а дорогим одеколоном. Если бы мамаша была жива, то обязательно закудахтала что-то в духе "ну жених, каков жених", но Вокса бы вполне устроила роль шафера. Просто пропустите в утреннее шоу, он возьмёт интервью у какой-нибудь звездочки местного разлива, выпьет кофе и на него повалятся контракты буквально горой. Сомнений в том, что у него все получится, не было. — Тоже пил? — постановщик седой, усатый и от его пëстрой рубашки у Вокса очередной приступ тошноты. — А кто вчера не пил? Просто я знаю меру, — Вокс ухмыляется широко, чуть щуря глаза. Мстительная сука-память подсовывает воспоминания о том, как он залпом заглатывает содержимое бокала с утопленным в том шотом, а потом вылизывает чью-то обнаженную грудь от соли и лимонного сока. Он был настолько пьян, что сейчас не смог бы сказать, женская это была грудь или мужская. — В конце концов я тут, а другие варианты, как я понимаю, всë ещë в кровати? — Вот же щенок, — продюсер хмыкает коротко, качая головой, но определенно не выглядит недовольным, только пихает в руки несколько листков со сценарием: и Вокс понимает, что первый этап пройден. — Живо подправь лицо, это — читать, а дальше с импровизацией. У тебя десять минут до начала, так что шевелись! Вокс любит выëбываться, этого не отнять, но в таких ситуациях действительно правильным будет сделать то, что просят, заодно стребовав с одной из симпатичных ассистенток чашку кофе. Так, и гость, с которым ему сегодня предстоит отчаянно шутить и бодро общаться... Как кофе не идëт не в то горло непонятно, Вокс чудом не заканчивается прямо тут, перед лицом хлопочущих вокруг визажиста и костюмера, – последний спешно меняет его пиджак на менее яркий и более узкий. Вместо изучения шаблона сценария взгляд ездит по одной единственной строчке. "А сегодня нашим гостем будет известный всей Америке радиоведущий, чья внешность до этого дня являлась загадкой для зрителей, а чей голос напомнил людям о том, что читать можно не только рэп. Встречайте, Аластор!" Пожалуй, встретить своего кумира в такой ситуации, было самым лучшим и самым худшим, что Вокс мог себе представить. [Самое худшее случилось в перерыве на рекламу, но ненавидеть себя за это Вокс будет чуть позже.] — Минута до прямого эфира! — Вокс вздрагивает от громкого объявления и торопливо просматривает остаток сценария. Ничего сложного, верно, это же Аластор, — человек с языком без костей, которому стоит вкинуть слово для того, чтобы получить три десятка и подъëб на сдачу. Воксу нравятся такие гости, диалог с ними на вечернем шоу становится похож на перестрелку, как только получается поймать волну. Только сейчас у Вокса морская болезнь и он не уверен от чего мутит его больше: от остатков текилы в желудке или от сраного волнения. Блядство, нужно просто прийти в себя, — в последний раз подобное состояние было у него перед первым прямым эфиром на национальном ТВ, а уж какое-то интервью, на которых он уже собаку съел, точно не должно было так влиять. Другой вопрос в том, почему Аластор решил впервые за добрые семь лет затворничества внутри собственной студии и вполне успешных попыток скрываться от любых цифровых носителей, кроме звуковых, выйти прямиком в собирающее все просмотры утреннее шоу. Впрочем, этот вопрос тоже был у него в списке заготовленных для интервью, так что скоро всë станет известно. Вокс неловко ëрзает на стуле от щекочущего чувства в желудке — или тошнота, или предвкушение, или оба. Он ведёт себя как чертов школьник, нужно немедленно собрать себя в кучу. — Дайте еще кофе, — он машет рукой уже из-за собственного стола и классическая синяя кружка в цветах канала оказывается прямо перед ним, а голос в наушнике отсчитывает последние секунды. — Прямой эфир через три, два, один, поехали! Хватает секунды заставки для того, чтобы впустить побольше кислорода в лëгкие, и с появлением красного огонька на камере Вокс широко улыбается. Это его чëртов шанс, это очередная веха его карьеры и, черт возьми, он будет неотразим. — Доброе утро, Америка! Встречаем новую неделю вместе с вами в прямом эфире из самой высокой башни города! Эта неделя уже обещает быть очень, — Вокс в последний момент не дает привычному "чертовски" сорваться с языка, а на спине выступает холодный пот, — очень насыщенной, а поэтому открою еë для вас я, Вокс Вокстек! Пожелаем скорейшего выздоровления Тому и Кэти, не шутить про болезни, передающиеся половым путëм, не шутить про болезни, передающиеся половым путëм и, пожалуй, не буду вас ажиотировать больше нужного, ведь самое интересное сегодня ждëт вас после основных новостей. Поэтому отдаю слово Би со сводкой погоды на ближайшую неделю! Как только основная камера переключается с красного на желтый, а светловолосая красотка Би с привычной энергией шумно вещает про изменение атмосферного давления и опасность глобального потепления, у Вокса есть примерно четыре минуты перерыва, он делает несколько жадных глотков кофе. Пальцы всë еще подрагивают, но начало положено и это очень хорошее начало. — Не забывай про то, что нас смотрят дети, — продюсер фыркает прямо в ухо, но это странным образом подбадривает Вокса только сильнее. Он, блять, отлично справляется. Дальше все идет как по маслу, — Вокс действительно хороший шоумен и даже факт того, что ему приходится чуть придержать язык, ничуть не снижает его воодушевления. От его вечернего шоу происходящее отличается, пожалуй, только более острой цензурой и бóльшим количеством новостей, которые нужно обсуждать. Формат ему тоже нравится, черт возьми, — каждый блок занимает не больше десяти минут, чтобы американский зритель с удовольствием хавал всë кусками, не жалея потерянного времени. Воксу это легко, ему очень просто перепрыгивать с темы на тему, легко говорить с воодушевлением и не быть такой заносчивой сукой как Кэти или скучным хером как Том. Очередная улыбка прямо в камеру и "не переключайтесь, дальше в нашей программе интервью с загадочным гостем!", а потом можно чуть обмякнуть и выдохнуть, пока они уходят на самую долгую пятнадцатиминутную рекламу. Визажист тут же подбегает поправить начинающий течь под прямым светом софитов мэйк, а Вокс снова тянет ближе кружку кофе, ощущая как сладко заходится сердце в приступе легкого адреналина после успешно пройденного этапа. — Он похож на внебрачного сына Тома и Кэти, — голос продюсера приглушен, словно он говорит это в сторону, но в наушнике Вокса всë слышно достаточно хорошо. — Даже не думайте, у меня собственное производство, я уникальный экземпляр, — Вокс широко ухмыляется, чуть поворачиваясь на кресле и глядя прямо на продюсера, который шумно чертыхается и шарит по кнопкам, ища где вырубить микрофон. — Кстати, над контрактом я даже буду готов подумать. — Разошелся, — тот снова говорит ему в ухо с очередной ухмылкой. — Не расслабляйся, сейчас у тебя Аластор, он как раз подошëл. И этого оказывается достаточно. Волнение скручивает желудок... и не только волнение. Вокс резко срывается с места под возмущëнное оханье визажистки, едва ли не подскальзывается на гладком линолеуме площадки и стремглав вылетает в основные двери. Нет ничего более крепкого, чем интуиция Вокса, когда к горлу уже неотвратимо подкатывает старательно сдерживаемая всë это время тошнота. Дверь в туалет через одну от входа, а кофе всë же вступил в неизбежную реакцию с остатками алкоголя в желудке. Он очевидно чуть ошарашивает собственным появлением какого-то улыбчивого мужчину, моющего руки у раковины, но любое слово сейчас может стать буквально непростительной ошибкой. Вокса буквально выворачивает наизнанку, стоит ему влететь в одну из кабинок. Твою маааааааать. Моментально бросает в жар, затем в холод, а в наушник матом орет продюссер, обещая, если Вокс не появится на площадке сейчас же, то он трахнет его и всю его семью, — на этом моменте Воксу отчаянно хочется пошутить про то, что сначала придётся их откопать. Предательский организм пытается убить его карьеру на корню, и ему так отчаянно хуево, что не хватает сил винить никого, даже Валентино. Пальцы до белизны сжимают колени, тело сотрясает последний спазм, а по глазам текут блядские слезы, — Вокс бы действительно всплакнул по собственной карьере, но сейчас это не больше, чем физиология. У него же есть ещё несколько минут, верно? — Ха-ха! У кого-то явно была очень насыщенная ночь! Платок? — голос неожиданно сердобольного мужчины звучит неуловимо знакомо, но сейчас слишком дурно для того, чтобы забивать голову ещë и этим. — Спасибо, что без избитых подъебов про токсикоз, — Вокс бледный как мел, с трудом поднимается на ноги и, пошатнувшись, перемещается к раковине, прижимаясь щекой к крану, выворачивая ледяную воду на максимум. — Давай. — Я более изящен в своих шутках, друг мой, — интонации потрясающе легкомысленные и без надменности: Вокс неожиданно проникается к работнику студии (а кто еще может быть тут в такое время) симпатией за отсутствие выебонов. Увидь он сам кого-то в таком же положении, то погиенил бы основательно, а этот вы посмотрите, культурный. — Поэтому сначала приведи себя в порядок, а причина тебя поддеть появится сама собой. Вокс хочет было возмутиться, но на раковину рядом ложится простой бело-красный платок и пачка жвачки, и, господи, это лучший подгон который ему делали когда-либо в его жизни. — Спасибо, — он тщательно полощет рот, горло, сплевывает и моет руки с мылом, прежде чем закинуть в рот сразу пять пластиков жвачки, ментол которой ударяет в голову и нос сразу же. Мысли медленно приходят в норму, а грязноватое зеркало отражает порядком побледневшее, но все ещё относительно медийное лицо. Взгляд перемещается чуть левее к рассматривающему его с интересом естествоиспытателя мужчине. Выглядит слишком уж прилично и осанисто для простого работника сцены, да еще и этот старинный, словно вытащенный прямиком из годов тридцатых портфель, пряжками которого незнакомец щелкает, явно не претендуя на возвращение своей собственности. Вокс оттирает рот платком и с чувством произносит. — Я твой должник. Я пиздец тороплюсь, но ты мне буквально спас жизнь. Так что спросишь меня как эфир закончится, а то меня ждут. — Руку жать не буду, но, возможно, воспользуюсь твоим приглашением чуть позже, — мужчина посмеивается и приоткрывает дверь туалета. — Только ты мне не сказал, кого спросить. — А, — Вокс коротко моргает. Работник крупнейшей телевизионной студии не знает как зовут одно из самых известных лиц страны? Это уязвляло, но человеку, который отдал ему пачку жвачки в труднейшую минуту его жизни, можно было простить всë, что угодно. — Меня зовут Вокс. Вокс Вокстек. — Надеюсь, что оригинальность ты по наследству не получил. — Что? — Что? — ВОКС, ДВЕ МИНУТЫ ДО ЭФИРА, НЕМЕДЛЕННО СЮДА. — Всë, чувак, увидимся, спасибо еще раз, — Вокс вздрагивает от оглушительной громкости звука в собственном ухе и вылетает из туалета мгновенно, провожаемый смешливым взглядом. Под рëбрами колет осознание, что он сам не успел узнать имя своего спасителя, но похуй-похуй-похуй, осталось меньше минуты: и влетает на свое кресло он в последний момент. Визажист, находясь в секунде от рыданий, пытается хоть немного выправить ситуацию; продюсер всë ещё орëт матом, но уже чуть менее нервно; и в целом это все похоже на обычную съемку, словно и не было... — Мы в прямом эфире через три, два, один! — И снова доброе утро, Америка! С вами вновь я, Вокс Вокстек, и мы переходим к нашей любимой части: интервью с приглашенным гостем! Начало восьмого часа, и мы обсуждаем кое-кого неуловимого, кто появляется на экране впервые после семи лет отчаянного затворничества! Кто-нибудь уже догадался? Не буду вас терзать, сегодня на интервью у нас основатель собственной радио-станции, человек, который вернул людям веру в то, что радио ещё рано списывать со счетов, — Аластор! Гром предзаписанных аплодисментов и из-за шторки, чуть щурясь от бьющих в лицо софитов, появляется он. Когда Аластор двигается нему, широко улыбаясь, Вокс на секунду теряет лицо. Это непозволительно для человека с его опытом, для человека, которого в неполные двадцать три пригласили вести утреннее шоу, гремящее на всю страну, но Вокс сгорает со стыда слишком, блять, очевидно. Он чувствует, как вспыхивают его уши, — и это, черт возьми, не смогут замазать на пост-продакшне. Естественно всë не могло быть ультимативно хорошо, — Вокс слишком хорошо знает, какой сукой иногда бывает судьба, — но чтобы Аластором оказался тот человек, который несколько минут назад с точно такой же улыбочкой наблюдал за тем как Вокса тошнит и протянул платок, это нужно быть максимальным, блять, неудачником. Возможно, если бы это был кто угодно, кроме Аластора, Воксу было бы глубоко поебать. Он слишком давно дружит с Валентино, чтобы отрицать чувство стыда как данность, и чтобы на любую неловкую ситуацию разводить руками, мол, значит так было надо. Но речь идет о человеке, на которого он отчаянно залипал с подросткового возраста; чьи подкасты и трансляции ставил на запись и кем даже вдохновлялся, — риторика, умение завуалированно подъебать собеседника и высмеять так, чтобы тот даже не понял, что происходит, была беззастенчиво выкрадена у него же. И, конечно же, личное знакомство с единственным человеком, который хоть что-то значил для Вокса, должно было пройти на четвереньках в туалете. Пиздец. Вокс на эти доли секунды настолько растерян, что позволяет самой настоящей улыбке появиться на его губах. Она чуть неловкая, не симметричная, не играет в кадре так, как его обычная — телевизионная, маркая, эффектная, ставшая практически визитной карточкой для него как для молодого телеведущего. И Аластор тоже это замечает и легкое ехидство на дне зрачков сменяется на удивление, — и это приводит в себя лучше, чем любой, даже самый полярный контрастный душ. — Доброе утро, Аластор! Очень приятно познакомиться лично с одним из самых узнаваемых голосов Америки, — Вокс снова натягивает маску и поднимается с собственного кресла, чтобы перегнуться через стол и пожать руку Аластору. При ближайшем рассмотрении тот выглядит ещë моложе, чем Вокс себе представлял. В своих подкастах со зрителями Аластор никогда не скрывал своего настоящего возраста и поэтому откровением скорее был тот факт, что он абсолютно не выглядел на свои сорок. Улыбчивому мужчине перед ним внешне было едва ли за тридцать, на носу красовались очки в лёгкой оправе, а весь вид его был слегка... старомодным. И это тоже ему потрясающим образом подходило. Рукопожатие было энергичным, крепким и Вокс задержал его руку в своей на пару секунд дольше, чем нужно, снова вызвав удивление на дне чужих зрачков. В этот раз от рукопожатия ему сложновато отвертеться, да? Если бы они были не в прямом эфире, светя лицами на всю страну, Вокс бы прямо сейчас отвесил себе смачную пощечину, чтобы перестать пускать слюни на Аластора так откровенно. Особенно после смачного позора перед ним. Но что было сделано, то сделано, а как завещал Македонский: лучшая защита — это нападение. Но напали на Вокса первым. — Мы почти познакомились с вами перед началом съемки! — рубашка липнет к спине, Вокс ненавидит собственное тело так отчаянно за предательские реакции, а в глазах Аластора пляшут смешинки. — Было очень забавно, что вы меня не узнали! Вокс подсознательно ожидает продолжения и красиво обрисованной словами картинки из туалета, которая тут же спихнет его с вершины телевизионного рейтинга. Аластор очень редко сдерживался, уж кто-кто, а Вокс точно об этом знал, по малолетству жадно вслушиваясь в очередные "Диалоги", — именно так назывался подкаст с приглашенным гостем, больше похожий на качественную прожарку. Но почему-то продолжение так и не наступает, а допускать на национальном телевидении паузу, которая длится дольше половины секунды, может только бессмертный. — Когда ваш голос не искажают радио-помехи, его становится сложно узнать даже самому большому фанату, уж поверьте! — Вокс снова сияет телевизионной улыбкой, а из плеч уходит чрезмерное напряжение. — Ого, а вы, стало быть как раз им являетесь? — Аластор ловко перехватывает нить разговора, вставая за руль течения передачи и будь Вокс чуть менее расторопен, то определенно этого бы не заметил, оказавшись в его власти целиком и полностью. — Конечно, в мои пятнадцать у меня каждое утро начиналось с передачи "Радио-Демона". Каких сил ему стоило удержаться от шутки про стояк, знал только сам Вокс. В глазах Аластора вспыхивают ядрëные смешинки, и он вслед за Воксом выходит на опасный лëд двусмысленной пикировки. — В мои пятнадцать утро начиналось иначе, но, думаю, ничто не мешало вам совмещать приятное с полезным! "Вы на блядском утреннем шоу, Вокс, даже не думай развить это!" — наушник в ухе захлебывается шипением продюсера, но остановиться нет никаких сил. Уголок губ снова приподнимается чуть выше, чем следует делать на экране, добавляя толику асимметрии в идеальное лицо, но Вокс забывает даже об этом. — Естественно, с вашим голосом настроение утром действительно поднималось. "ХВАТИТ ГРЯЗНО ФЛИРТОВАТЬ В ПРЯМОМ ЭФИРЕ", — продюсер в наушнике переходит на вой, и Вокс прекрасно понимает, что это было абсолютно не для утренней передачи, да и в принципе, полным нонсенсом для семи тридцати утра понедельника, но то, как именно улыбался откровенно веселящийся Аластор словно пускало искры тока под кожей. Перебороть желание наклониться через стол и продолжить отчаянный флирт стоило Воксу невероятных душевных усилий, но не зря же он всë ещё сидел в этом кресле, пусть оно сейчас под ним и горело. — Думаю, что наши зрители тоже заслуживают очередную порцию хорошего настроения сегодня с утра. Расскажите нам, почему именно радио? В конце концов есть огромное количество стриминговых сервисов, а YouTube даже семь лет назад был достаточно популярной площадкой для продвижения. — Все стриминговые сервисы рассчитаны на визуал, — вся фигура Аластора демонстрирует легкое пренебрежение и Вокс прекрасно понимает, почему тот не пошëл под камеру. С таким языком тела и настолько говорящими глазами было бы сложно быть хоть каплю неискренним. А на тв искренность никогда не котировалась, разве что очень редкими вкраплениями, но никак не на регулярной основе. — А мне больше нравится заставлять людей думать и использовать воображение, а не давать им картинку уже готовой. — Никогда не думали о том, что добавление визуала в вашу работу привлечет больше аудитории? Точнее, оно бы определëнно привлекло, я в этом полностью уверен. Вокс готов был прикусить язык прямо сейчас, смачно и кроваво, когда столкнулся взглядами с Аластором и в ответ на чужое восторженное изумление в ярких карих глазах пришло осознание того, что именно он сейчас сказал. В этот раз продюсер уже даже не стал комментировать, а в покрасневшем в очередной раз ухе Вокса раздался только обреченный вздох. — Спасибо за столь высокую оценку моей внешности, друг мой, — Вокс был уверен, что все камеры сейчас взяли лицо Аластора крупным планом и, черт возьми, тому определенно было весело. — Соблюдение инкогнито было для меня очень важно, особенно в первые годы моей карьеры. Больше всего Вокс обожал современные технологии за то, что запись прямого эфира у него точно останется. Он уже знал, где ошибается, где его движения становятся слишком раскованными для утреннего шоу, где он позволяет себе высказывания чуть более острые, чем стоило бы, — но ловил на этом себя только в самый последний момент, когда исправляться было бесполезно. А с Аластором действительно было просто: как Вокс и предсказывал, говорил тот много, интересно и по сути, даже несмотря на временами несколько витиеватые обороты и постоянно мелькающее и смущающее "друг мой", от которого Вокс каждый чертов раз стремительно краснел ушами. С ним хотелось болтать много, обильно, не переставая, и постоянно переключающийся с темы на тему беспокойный мозг находил в многословном и остром на язык Аласторе отдушину: и как же давно Вокс не ловил такое очевидное удовольствие от общения с гостем, что почти забывал о том, что на них смотрят камеры. Но всё хорошее имело свойство заканчиваться, как и отведенные им шестнадцать минут. Объективно, даже не именно им двоим, а просто интервью, но многозначительные допущения хотя бы в своей голове, Вокс мог позволить без цензуры. К слову о многозначительности. — Так откройте нам тайну, почему же именно сейчас, спустя семь лет вы все же решили совершить своеобразный coming out собственного инкогнито? Им определённо нужно было встретиться на вечернем шоу. Вокс уже похоронил собственную карьеру как утреннего ведущего, но, черт возьми, сейчас ему было так чертовски поебать. — Честно? — и Аластор с этими своими многообещающими улыбками положение не спасал абсолютно. — Честно, — уголок губ снова ползет выше, а взгляд глаза в глаза становится слишком долгим. Вокс уже знает ответ на этот вопрос, он всё ещë неплохо изучил сценарий, но удержаться от этого невозможно физически. — Я убью их обоих, — голос продюсера в ухе обрывается скрежетом, а судя по тому, что Вокс замечает уголком глаза, тот сдирает гарнитуру и выходит со студии. — Каюсь, как и любой человек, я грешен и сделал это с корыстной целью, — Аластор улыбается так, что любой человек бы вывернул перед ним карманы, умоляя забрать всë, что у него есть, лишь бы тот не нуждался ни в чëм. Или это сделал бы Вокс. Неважно. — Никогда не поверю, что дело в деньгах, — и диалог встаëт на накатанные сценарные рельсы. Почему-то Воксу кажется, что как только он произносит заготовленную фразу, Аластор мгновенно скучнеет. — Нет, дело абсолютно не в моей личной выгоде. С недавних пор я стал волонтёром в одной благотворительной организации, которая помогает нуждающимся людям, — Вокс слушает чужой чистый голос, смотрит на Аластора неотрывно и ему уже не кажется. Он абсолютно уверен — Аластору просто ебейше скучно, пусть его речь и пропитана (не)поддельной искренностью. — Звучит как секта, конечно, но будь она именно ей, то тогда я бы не попал на национальное телевидение, верно? — Боюсь, что в этом случае, на входе вас сразу же скрутила бы охрана! Фоном крутится смех несуществующей публики. Заготовленные шутки были нужны, без дозы привычного плоского юмора американский зритель уже не так хорошо воспринимал происходящее, но глаза Аластора были абсолютно равнодушны, — и Вокс отчасти был рад тому, что их взгляды пересекаются и камера не видит эту пугающую искренность; а отчасти хотел сделать всë, что угодно, лишь бы Аластор не смотрел больше так. Слишком разительной была перемена по сравнению с тем, насколько сильно он искрил минутами до этого, — и внутри тут же тугим узлом свернулось беспокойство. — Думаю, что небольшой ролик и мисс Шарлотта Моргнингстар в нëм смогут рассказать обо всëм куда понятней, чем я. — Тогда посмотрим! Мне уже интересно, что же вы для нас приготовили! Взгляд в камеру и огонек камеры мигает с красного на желтый, знаменуя временный уход с прямого эфира. Вокс смотрит на... они серьёзно сделали рекламу в формате сраного мюзикла? ролик краем глаза, просто вылавливая основные тезисы, а сам вполголоса обращается к мгновенно встрепенувшемуся Аластору. — А вы планируете сразу после интервью покинуть площадку? У меня блок новостей на еще десять минут, а потом я буду полностью свободен. — Речь о деловом разговоре или о свидании? — Аластор тонко усмехается, не сводя глаз с таймера прямого эфира, который щелкает цифрами, оставляя им еще двадцать секунд. — Конечно о свидании, разве я был не очевиден? -- и Вокс может поклясться, что уголки губ Аластора дрогнули в намеке на искренность. — Друг мой, настойчивость безусловно очаровательна, но я не хожу на свидания с теми, кого тошнило тридцать минут назад. И это уже точно подъëб, — но внутри всё обжигает, когда Аластор кидает на него короткий смешливый взгляд. И Вокса сейчас не остановит ничто. — Тогда номер? — Меня ещё ни разу так отчаянно не пытался склеить парень на двадцать лет младше меня. — Семнадцать. Оставите номер? — Прямой эфир через три, две, одну! И они продолжают так, словно этой перепалки не происходило. Аластор сидит с чинно прямой спиной, отвечает еще на пару вопросов относительно этой благотворительной хуйни, а Вокс все еще краснеет ушами. Но интервью удаëтся завершить почти без последствий, и даже распрощаться так, словно они абсолютно нормальные люди, а беспощадного флирта между ними абсолютно не было. Всë кажется словно смятым, происходящим слишком быстро: Аластор уходит со сцены, махнув рукой на прощание, а Вокс сидит как на иголках, едва ли не считая секунды до... — И мы вновь уходим на рекламную паузу! Не переключайтесь! Они уходят с прямого эфира. — Вокс, блять, что это сейчас было? — продюсер рявкает громогласно, пока к Воксу снова стекается персонал: звуковик и визажист кинулись едва ли не наперегонки, вцепляясь одна в лицо, другой в микрофон на лацкане пиджака, абсолютно игнорируя то, как Вокс вытягивает шею, силясь разглядеть за чужими плечами и слепящим светом высокую фигуру в темно-красно пиджаке. Продюсера не затыкается. — Ты мог найти время для флирта со своей зазнобой где-нибудь вне моей передачи, черт возьми! Нас смотрят дети. Дети!!! Я только от прошлого иска отбрехался, твою же мать! — Он не моя... — Вокс осекается на полуслове, когда ему в ладонь пихают простенький листок с коротким номером на нëм. — Аластор торопился, но просил тебе передать, — визажист беззастенчиво вздëргивает его за подбородок, работая старательно пуховкой. — Сказал, что ты в курсе. А теперь перестань сиять на меня, на камеру будешь, лицо серьезное, а то плохо тон ляжет. Вокс расслабляет мышцы лица, пряча ликование где-то в глубине души и сильнее стискивает мокрой от пота ладонью листок. Хах, так значит всë же свидание, Аластор? А то, что номер, написанный на листочке, оказывается городским и принадлежит станции Радио-демона, — совсем другая история.