Не бессильный | Not Powerless

Неужели эта комната всегда была такой маленькой? Для Хару это было обычным делом, когда ему нужно было на мгновение уйти и укрыться в комнате, которая раньше была комнатой его младшего брата. Поначалу это было место утешения, куда он мог пойти, чтобы оставаться рядом с Изуку, пока его не найдут. Шли месяцы, а новостей о местонахождении его брата не поступало, и он видел, как его родители теряют надежду, и это стало чем-то другим. Это стало напоминанием обо всем, что пошло не так. Комната была слишком маленькой и слишком пустой. Там было достаточно места для кровати, письменного стола и набора ящиков, но больше ничего. На стенах не было ничего, кроме единственного плаката; маленькая вещица с изображениями гордо стоящих героев первой десятки. Его должно было сопровождать еще очень много людей, но все, что от них осталось, было изорванным и все еще висело на скотче. Единственное окно находилось высоко в стене, пропуская лишь небольшое количество света. Почему эта комната такая маленькая? Где были вещи Изуку? Они были в комнате Хару. Изуку сказал, что это из-за нехватки места, но если это правда, то почему Изуку вообще ушёл. Они всегда жили в одной комнате, так что Хару был бы не против. Ему бы хотелось по-прежнему быть со своим братом. Он рухнул и сел на кровать. Это мама и папа сказали, что Изуку готов быть один. Они сказали, что в детстве находиться в своей комнате было обрядом посвящения. Его собственная комната, намного меньше остальных, была спрятана. Вне поля зрения. Он резко схватил себя за волосы. Почему он не увидел этого раньше? Это было чертовски очевидно! Не может быть, чтобы все случаи, когда Изуку оставался позади, были невинными ошибками. Ни в коем случае все забытые блюда не были случайностью. Почему его раньше не зарегистрировали? Почему он ничего не сделал? Он не мог не вспомнить день перед побегом Изуку. Папа даже не подумал проверить, дома ли Изуку, и не удосужился подняться наверх, чтобы увидеть своего третьего ребенка. Хару так и сделал. Хару пошел за своим братом и обнаружил, что он свернулся калачиком в постели в полном смятении. Резкий голос, выкрикивавший его имя, вырвал его из страданий. Медленно Хару поднялся и перед уходом окинул комнату Изуку последним взглядом. Было время ужина. Ужин прошел гораздо более неловко, чем раньше. Разговор всегда был неестественным, мама и папа пытались создать атмосферу нормальности, но это только заставило Хару вспомнить, что Изуку никогда по-настоящему не разговаривал во время еды и всегда старался уйти, как только они закончили. За столом было накрыто четыре места. Еще одна вещь, которая может поразить сердце Хару, потому что сколько раз это случалось, когда Изуку все еще был наверху? Еда почти не имела вкуса, но он заставил себя ее съесть. Мизуки дулась, а мама продолжала смотреть в пустое пространство. «Ну и как у всех прошел день?» — спросила мама, ее свет был дрожащим и принужденным. «Дерьмо. Этот идиот Тогата вернулся со стажировки, и теперь все ведут себя так, будто он следующее пришествие Всемогущего, — сказал Мизуки, — это глупо. Этот идиот целый год едва мог контролировать свою причуду, и теперь я должен верить, что он станет хорошим героем. «Он понравился Мираю», — сказал папа. «Да, но он не ты, папа! Я не знаю, почему все думают, что Тогата имеет такое большое значение. У него всегда такая дурацкая улыбка на лице, и сколько бы раз он ни демонстрировал свое барахло, он всегда просто отшучивался, как будто ему все равно». — Может быть, он этого не делает? Мама сказала. «Только идиот может быть таким счастливым», — сказала Мизуки, снова дуясь из-за еды. «А может быть, он такой и есть», — подумал Хару. Однажды он встретил Тогату, совершенно случайно. Мальчик сиял невероятно ярко и честно, людям имело смысл сравнивать его со Всемогущим. Было в нем что-то такое, что успокаивало его, даже когда он был шумным и буйным. — А что насчет тебя, Хару, дорогая? Как дела в школе?» — спросила мама. «Отлично.» Даже престижная средняя школа ЮА потеряла большую часть своего блеска. Казалось, оно того не стоило, особенно когда он не мог поделиться своими переживаниями со своим младшим братом. — Ты обживаешься в своем новом классе? «Мне до сих пор кажется странным, что один учитель может исключить целый класс», — прокомментировал папа. «Айзава — всего лишь сварливый старый бродяга, которому нечего учить, — сказала Мизуки, а затем проворчала себе под нос. — Он бы не знал, как выглядит настоящее эссе по этике героя, если бы оно задушило его этим дурацким шарфом». «Он ставит мне отличные оценки», — подумал Хару. — Мизуки, нельзя говорить о своих учителях, — отругала мама, но Мизуки только закатила глаза. — Ты недавно разговаривал с Мицуки? — спросил папа. «О да, буквально на днях. Видимо, Кацуки усердно готовится к вступительным экзаменам, и это сбивает ее с толку. Хару позволил словам матери отойти на второй план. Были ли такие разговоры всегда такими? Мизуки делает ехидные комментарии, а мама лишь слегка ругает ее, а папа вообще ничего не говорит? Ему вспомнилось, как он случайно поднял вопрос о поступлении Изуку в старшую школу, и как злобно Мизуки набросилась на него за то, что он хотел пойти на курс героя в UA. Мама и папа не остановили ее. Он не остановил ее. Пустое место за столом выделялось, как больной палец. — Есть какие-нибудь новости? — спросил Хару, прерывая бессмысленный разговор, который вели его родители. Мама на мгновение выглядела смущенной, но затем ее взгляд скользнул туда, где обычно сидел Изуку, и на ее лице появилось потерянное выражение. Хару сдержал вздох, когда Мизуки пнула его под столом, к счастью, без ее причуды, глядя на него так, словно злилась, что он расстроил их мать. Папа сложил пальцы, положив на них подбородок. «Нет, не было, и, честно говоря, это меня беспокоит, — сказал он. — Я спрошу Цукаучи о завтрашнем дне, когда увижу его». «Его не было так долго. Почему они до сих пор не нашли моего ребенка?» «Они мало что могут сделать без доказательств, хотя я уверен, что он не продвинулся далеко. По крайней мере, эту ужасную школу закрыли. Я не могу поверить, что они причинили Изуку такую ​​боль, а мы понятия не имели, — сказал папа. Если бы это было год назад, Хару, возможно, поверил бы своим родителям, но это было сейчас, и у него появился новый взгляд на все, что беспокоило его какое-то время. Хару знал, что Изуку не нравится его школа, но всякий раз, когда он спрашивал, он всегда преуменьшал это. И только когда расследование дела Альдеры было закончено, он узнал правду. Это было ужасно, и Изуку всё это скрывал. Но папа был героем номер один и его отцом. Конечно, если кто-то и должен был заметить, что что-то не так, то это должен был быть он. Еда на тарелке имела привкус пепла. Хару оттолкнул его и встал. «Я не голоден.» «Хару? Куда ты идешь?» — спросила мама. — Да, твоя очередь мыть посуду, — сказал Мизуки. — Нет, Мизуки, твоя очередь! — огрызнулся Хару, вырываясь из-за стола. Почему сейчас все было так легко увидеть, чем тогда? Почему я осознал феномен 20/20? Остальные члены семьи на некоторое время оставили его одного. И только когда Хару собирался спать, тщательно закрывая за собой дверь в комнату Изуку, он столкнулся с мамой. Ее глаза были опухшими и красными. Плакала ли она с тех пор, как он вышел из-за стола? Она с беспокойством посмотрела туда, откуда он пришел. — Хару, пожалуйста, не заходи больше в комнату Изуку, — сказала она. «Что?» «Я знаю, что ты скучаешь по своему брату, но я не хочу, чтобы ты мучил себя этим. Ты ссоришься с Мизуки, а ты такой бледный. Это нехорошо для тебя, дорогая. Клокочущий гнев поднялся в его груди, словно накатывающая волна. Как она смеет такое говорить? Как она смеет вести себя так, словно скучать по его брату — это плохо? Ему хотелось кричать и злиться на нее, но один взгляд на ее опустошенное лицо остановил его. Вместо этого он спросил совсем другое. «Почему его комната такая маленькая, мама?» «Что ты имеешь в виду?» «Комната Изуку. Вы сказали, что иметь собственную комнату для ребенка — это обряд посвящения, но она такая маленькая. «Ну, это единственная свободная комната в доме», — сказала она. «Но почему? Если для него было так важно иметь собственную комнату, то, конечно, мы могли бы переехать, чтобы у нас было больше места? У нас не так уж и мало денег». — Твой отец не хотел привлекать к нам внимание. Ты знаешь этого Хару. «Это не должно быть что-то экстравагантное, как Endeavour. Во многих домах есть четыре спальни, и это бы нас не выдало». «Но у всех нас есть жизнь здесь, и это вырвало бы нас из этого, — сказала мама, — ты бы не смог поступить в ЮА, если бы мы переехали. Это была куча дерьма. Не было никакой возможности, чтобы дети Всемогущего не поехали в ЮА, даже если бы они жили на другом конце планеты. — Он все еще мог бы поделиться со мной, — тихо сказал Хару. «Милая, тебе шестнадцать лет. Я почти уверена, что ни один подросток до сих пор не хочет делиться со своим младшим братом», — сказала мама. Если бы наличие собственной комнаты означало, что он потенциально никогда больше не увидит своего младшего брата, он бы отказался от нее в мгновение ока. Он возьмет крошечную комнату и отдаст Изуку свою. Черт, он бы даже поделился с Мизуки, если бы это означало, что Изуку вернется к ним. Должно быть, что-то отразилось на его лице, потому что лицо мамы рассыпалось. Вероятно, это было сочувствием, но когда она шагнула вперед, раскинув руки, Хару попятился. «Я устал. Я иду спать.» Он закрыл дверь прежде, чем мама успела ответить. Он тяжело лежал на кровати, шесть месяцев вины и горя давили его. Изуку, где бы ты ни был. Пожалуйста будь осторожен. «Мне нужно трехстраничное эссе о правильной процедуре спасения, включая примеры несоблюдения этих процедур, которое должно быть у меня на столе к следующему понедельнику». Стоны учеников всегда забавляли его. Они вели себя так, как будто домашние задания были проклятием их существования, однако это был их выбор — поступить в лучшую среднюю школу Японии. По крайней мере, они действительно выполнили свою работу, чего нельзя было сказать о его бывшем классе. Айзава знал, что он строгий, и знал, что у него репутация человека, исключающего учеников, даже если он действительно зачисляет большинство из них повторно. Это был эффективный инструмент, позволяющий заставить проблемных учеников подчиняться; поставить на карту то, чего они хотят больше всего, чтобы они поняли, что значит серьезно относиться к героизму. Несмотря на то, как часто это срабатывало, Айзава знал, что это не надежная защита. В начале года на первом курсе UA обучалось 40 студентов. В течение первого семестра это число уменьшалось, пока к концу первого семестра их не осталось только 20. Айзаву это не огорчило. Он пытался заставить это работать, но двадцать человек, которых он исключил, не были созданы для героизма, по крайней мере, не из UA. Единственное, чему он радовался, так это тому, что у них все еще оставалось 20 учеников, ведь было время, когда их можно было сократить до 19. Он отпустил их и наблюдал, как класс 1Б собирает свои вещи. Пока он приводил в порядок свои записи, его взгляд скользнул к третьей парте в ряду, ближайшему к двери, к студенту, который легко мог провалиться сквозь щели. Хару Мидория учился неплохо. Ни в малейшей степени. Он хорошо учился, и даже в первый день, когда Айзава сдавал экзамен на 1А, Хару принял вызов и выступил превосходно. Для сына героя номер один это имело смысл. Затем, через две недели после начала учебного года, пропал брат Хару. Для любого, у кого были функционирующие глаза, было очевидно, что это сильно ударило по мальчику. Его адские занятия, обычно отвратительно громкие и бросающиеся в глаза, на самом деле смягчились, по крайней мере, на день, когда они узнали об этом. Айзава надеялся, что он придет в норму, но шли недели, а новостей не было, а Хару продолжал падать. Этому не способствовало общее плохое отношение его класса. Они отказывались давить на себя, полагая, что смогут обойтись только своими причудами. Ничего из того, что делал Айзава, до них не дошло. Это было невероятно досадно, тем более, что вопиющее пренебрежение к состраданию, проявленное классом, явно раздражало Хару. На уроках он делал все больше и больше ошибок. Айзава был наблюдателен. Он должен был быть таким, чтобы видеть, как мальчик сгорает. В этом не было ни малейшей его вины, поэтому в тот год Айзава сделал лучший выбор в своей педагогической карьере. Он скоординировал свои действия с Миднайт, классным руководителем класса 1Б, и перевел Хару в ее класс. Несмотря на все свои флирты, Миднайт была хорошим учителем и, как мы надеемся, обеспечила бы гораздо более стабильную среду. Это означало, что Айзаве пришлось взять к себе одного из своих учеников, но, учитывая истории, которые она ему рассказала о себе, он был рад это сделать. Итак, семестр закончился, все двадцать учеников Айзавы были исключены, и, к счастью, у Хару Мидории дела шли намного лучше. Он все еще был бледен и не был таким общительным, как в начале года, но уже не выглядел так, будто собирался однажды исчезнуть, не сказав ни слова. — Привет, Мидория! Один из одноклассников Хару, Сураба, подошел к мальчику. «Вы уже начали работать над проектом для класса Миднайта?» он спросил. «Нет.» «Замечательно! Некоторые из нас подумывали о том, чтобы пойти в кафе недалеко от кампуса и провести мозговой штурм по этому поводу. Тебе следует пойти с нами!» На мгновение Хару выглядел неохотно, но Сураба сохранил яркую улыбку на лице, и Хару в конце концов уступил. Айзава следил за ними, пока они выходили из комнаты, и был рад увидеть легкую улыбку на лице Хару. Это определенно был прогресс. «Он достаточно дружелюбен, но на самом деле у него нет друзей», — вспомнил он, как Миднайт сказал, когда он спросил: «Hound Dog говорит, что он все еще пытается справиться со своими чувствами. Класс относится к этому с уважением, предоставляя ему свое пространство, но при этом включая его. Честно говоря, Шута, это было хорошее решение переместить его». Затем она фыркнула. — Хотя я не думаю, что он надолго останется без друзей. Он попал в поле зрения Сурабы, и этот мальчик может превратить даже самых закоренелых преступников Тартара в лучших друзей. Это было лучшее из плохой ситуации, но Айзава не мог жаловаться. Собрав вещи, он отправился обратно в учительскую. По какой-то причине несколько студентов, мимо которых он прошел, что-то бормотали, ведя себя так, как будто они только что стали свидетелями чего-то страшного. Оказалось, что так оно и было, потому что он повернул за угол и увидел Незу, сжимающего в руке фляжку, с яркой улыбкой на лице и тихо напевавшего. Директор почему-то выглядел невероятно счастливым. — Хочу ли я знать, что тебя так порадовало? — спросил Айзава, стиснув метафорическую пулю. Это был не первый раз за последние недели, когда Незу видели таким. Влад Кинг был первым, кто это заметил, и быстро удалился в учительскую, создавая впечатление, будто он только что вернулся с войны. Хотя они были счастливы, что Незу счастлив, счастье Незу обычно не означало ничего хорошего. «Веселый разговор!» — сказал Незу. И, конечно, он не дал прямого ответа. Айзава ничего не сказал, когда директор проходил мимо него, все еще напевая с ухмылкой на лице. Там говорилось о заговорах и планах, и коррумпированные деятели, находящиеся у власти повсюду, чувствовали дрожь даже издалека. Без сомнения, Незу скоро расскажет им о своих планах. Обычно он так и делал, и обычно потому, что каким-то образом втягивал их в это. Если бы ему пришлось угадывать, он бы сказал, что это слухи о том, что Всемогущий хочет занять преподавательскую должность в UA, но это могло быть что угодно. Recover Girl, возможно, наконец-то нашла ученицу, или Lunch Rush, возможно, вернулась к героической деятельности на передовой. Любой вариант был бы лучше, чем герой номер один, приезжающий преподавать в UA. Айзава внезапно остановился, ощущение, что он только что сглазил себя, засело в его костях. Другие учителя и глазом не моргнули, когда он направился к дивану и уткнулся в него лицом. Это было достаточно обычное зрелище. — Ты в порядке, приятель? — спросил присутствующий Мик. Единственным ответом был громкий стон.