Нужно выковать новое сердце из стали

И театр, и кровь, и страх – все осталось позади. Это еще долго будет терзать мысли, беспомощность и паника обязательно догонит и будет сжирать изнутри, Флоренс знала это. Но сейчас сознание потихоньку отключалось, оставались только телесные ощущения – холодная ладонь Бриар, за которую Флоренс держалась изо всех сил, до ужаса боясь отпустить хотя бы на мгновение, и гибкое крыло Берканы, которым спасенная кошка прижалась к ноге хозяйки. Впереди только чернота, неизвестное закулисье, которое манило к себе завываниями ветра, словно скорбящего по произошедшим недавно событиям. Тьма зазывала возможностью забыться, скрыться от мира в своих уютных объятьях. В закулисье не было ни холодно, ни тепло. Никаких звуков, запахов. Темнота и тишина, нарушавшаяся только робкими шагами Флоренс, Бриар и Берканы. Они не знали, какая это часть карманного измерения, и точно ли это все еще измерение, не знали, сколько здесь находятся. Они потерялись в бесконечной темноте. В какой-то момент Флоренс даже задумалась, не во сне ли они. Столько нелогичных сцен, гиперболизированных образов и простого абсурда бывает только во снах, особенно во время простуды. А если вообще все, произошедшее после бала в Лок-Ломонде, было сном? И кошмар в Академии, и гора черепов, и карманное измерение? Флоренс не могла ответить на этот вопрос, мысли путались и теряли всякую логичность. Главное, Бриар и Беркана рядом. Для уверенности Флоренс сжала ладонь на посохе, как делала всегда. Но кулак сомкнулся вокруг пустоты, обнажив на сердце еще одну ранку, горячую как тот пепел, в который превратился посох и камень души. Вдруг перед ними возникло освещенное место. Маленькая поляна, словно вырванная из другого измерения, была покрыта свежей травой, оранжевый закат играл на капельках росы. Флоренс словно перенеслась туда, ощутила вечернюю прохладу, упругую траву под босыми ногами. Она и Бриар стали наблюдательницами в этом месте. Флоренс вдохнула полной грудью свежий вечерний воздух, зажмурилась, а когда открыла глаза, поняла, что все вокруг ожило и темнота исчезла как страшный сон. Она увидела синий, уже темнеющий небосвод, изрезанный вытянутыми полосами рваных облаков, первые робкие звезды. Марево заката, расплескавшееся на горизонте, по-летнему сияло, а маленькая полянка оказалась огромным лугом, по которому были проложены мощеные дорожки. Прямо за Флоренс и Бриар нерушимой стеной стоял лес, а перед ними вдалеке виднелось огромное круглое здание, похожее на средневековый замок, рядом с ним расположились дома поменьше, но в том же архитектурном стиле. В стороне еще располагались сплошные линии остекленных оранжерей и хозяйственных построек. Всюду сновали люди, во многих окнах горел свет, слышались отголоски оживленных разговоров. – Это и есть Академия? – шепотом спросила Бриар, крепче сжав ладонь подруги. – Да, но, – сомнение закралось в мысли Флоренс, – она какая-то другая. Более живая что ли, облагороженная. Я ее такой не помню. Вдруг на пустую дорожку выскочила девочка лет десяти, она бежала изо всех сил, словно не замечая наблюдающих девушек. По смуглым щекам девочки текли слезы, она была одета в бордовое платье из дорогой ткани, а в растрепавшихся волосах виднелись алые ленточки. Не разбирая дороги, девочка побежала в лес, миновав луг и наблюдательниц. Что-то в этой девочке не давало Флоренс покоя, слишком уж она была похожа на кого-то, только все не удавалось вспомнить, на кого именно. Темные кудрявые волосы, множество родинок на лице, янтарно-желтые глаза… Но и сама обстановка вокруг тоже вызывала вопросы: слишком широкие дорожки, вымощенные начищенными камнями, чересчур много людей вокруг главного здания, которое те уже шутливо называли цитаделью. Но пока у Флоренс не было времени над этим задуматься как следует: девочка исчезла в лесу, за вековыми деревьями. Не сговариваясь, Флоренс и Бриар пошли следом за ней, все еще держась за руки. Некоторое время они бродили по глухому лесу, шли на звуки всхлипов и рыданий. Флоренс в лесу даже было спокойнее – здесь ничего не поменялось. Те же деревья с огромными ветками, которые при желании могли бы удержать падающее небо, витиеватые корни, о которые Флоренс уже не запиналась как в детстве, земля, утопающая в невысокой траве, где можно было найти что угодно, от желудей и толстых жуков до забытых ленточек и значков. И сейчас Флоренс шла по тем же корням и траве. А когда-то она так гуляла с отцом. Перед глазами надолго осталась картина – лес, в любое время года угрюмый, загадочный и мрачный, почти непролазный, глухой и дикий. Рядом шел отец, такой же угрюмый и загадочный, вечно в своих мыслях. Он держал едва поспевавшую дочь за руку, вел по лесу в ему одному известном направлении и либо молчал, либо без конца рассказывал о лесе. Флоренс не любила такие прогулки, даже боялась их, но потом, когда они с Сибиллой покинули заповедный лес, не раз ловила себя на мысли, что скучает. То ли по отцу, то ли по спокойному лесу. И вот она снова в том же лесу, только за руку теперь держит Бриар. Солнце уже село, а всхлипы еще доносились из чащи. Маленькая девочка продолжала плакать в глубокой яме, куда свалилась по неосторожности. Несколько раз она пыталась выбраться и наблюдательницы даже пытались ей помочь, но безуспешно. Девочке не хватало ловкости и силы, чтобы подняться по осыпающимся земляным склонам, а Флоренс и Бриар не могли подходить к ней, их словно останавливала невидимая стена. Уже начинали опускаться сумерки, и воздух заметно похолодел. Хотя для наблюдательниц время будто потеряло свое действие. Девочка уже совсем отчаялась, села на мокрую землю и уткнулась хлюпающим носом в коленки. Ее платье было уже порядком испачкано и разорвано во многих местах, а заплаканное лицо опухло. Вдруг со стороны Академии раздались шаги. Нескладный мальчик-подросток лет 12 шел через лес к злополучной яме. У него была очень необычная внешность – бледная кожа, нездоровая худоба, белые волосы и большие красные глаза – все это делало его похожим на какое-то мифическое существо. Он с опаской приблизился к краю ямы. Девочка увидела его и сразу оживилась. – Помогите! – кричала она, вытирая слезы грязным рукавом. – Я бежала по лесу, упала, а выбраться не могу! – Я сейчас спущусь к тебе и подсажу, – ответил мальчик и с легкостью прыгнул вниз. Не смотря на кажущуюся болезненность и слабость, он без проблем помог девочке выбраться и сам тоже вскоре оказался на траве. – И давно ты там сидела? – Не знаю, – девочка снова начала плакать. – Давно, наверное… Никто не приходил, как бы я ни кричала. Мальчик снисходительно улыбнулся и потрепал девочку по плечу. – Ну я же пришел, значит, не зря кричала. Как ты сюда попала? Откуда прибежала? – девочка молча указала в сторону Академии. – Тогда пойдем, тебя, наверное, уже давно ищут. Кстати, я Теобальт, а ты кто? – он протянул руку новой знакомой. – Карин, – девочка несмело ответила на рукопожатие. И они направились прочь из леса. Девочка продолжала всхлипывать, а мальчик рассказывал ей какие-то истории, чтобы отвлечь. Едва они вышли к ближайшему академическому зданию, как девочку окружили люди со светящимися посохами. Все они спрашивали, где та пропадала, как себя чувствует, пока юная Карин смотрела вслед уходящему мальчику, скрывшемуся в темноте. Его будто не замечали, маги обходили его стороной. Флоренс вдруг пронзила мысль: «Если это действительно та самая Карин, создательница гомункулов, то получается, все это ее воспоминания!» От такого предположения стало даже трудно дышать – сейчас она видит Академию еще до нашествия Колосса. Насколько же это уникальный шанс! Тогда Академия была еще открыта для мира, не было барьера и про Колосса никто не слышал. А вдруг получится узнать, кто такой Колосс на самом деле? Нет, нужно успокоиться и не торопить события. Флоренс и Бриар перенесло в следующее воспоминание, теперь они стояли среди хозяйственных построек у оранжерей. На чистом лазурном небосводе сияло солнце, веселый ветер носился между покосившимися сараями, со всех сторон окруженными старой мебелью, досками и мешками с песком. Карин, уже в чистой и опрятной одежде, стояла пред прикрытой дверью, едва державшейся на петлях. В руках у нее был небольшой бумажный сверток. Наконец, Карин отважилась и вошла внутрь. Ее сразу встретил запах опилок, горячего металла и масла. Все вокруг было заставлено шкафами с бесконечными коробками, столярными инструментами, разобранными часовыми механизмами, книгами без корешков. Карин опасливо ходила от полки к полке, разглядывая все вокруг, но особенно ее внимание привлек висящий на стене рисунок. На зеленой траве парой штрихов была нарисована Академия, а над ней возвышался человек с мечом, в бронзовых доспехах, и лохматый черный пес. Вдруг откуда-то послышалась музыка. Карин прислушалась и несколько секунд стояла не шевелясь. Любопытство победило страх, и она отправилась на звук. Карин прошла еще немного по лабиринту и остановилась. В единственном освещенном углу, где в лучах света зачарованно кружились пылинки на полу, в окружении разнообразных шестеренок и рисунков, больше похожих на чертежи, сидел тот самый мальчик из леса с белыми волосами. Музыка закончилась, и Карин вздохнула. Мальчик встрепенулся, увидел гостью и стал судорожно прятать чертежи и шестеренки. – Что ты здесь делаешь? – раздраженно обратился он к Карин. – Отблагодарить тебя пришла, искала по всей Академии, – она протянула Теобальту сверток. – Там мармеладки, я не знала, какие ты любишь, поэтому взяла всех понемногу. А чем ты занимаешься? Теобальт скептически посмотрел на Карин и раскрыл сверток. Стоило ему бросить один мимолетный взгляд внутрь, на цветастый мармелад в виде животных, обсыпанных сахаром, как глаза мальчика загорелись, а выражение лица потеряло всякую враждебность. – Мармелад съедим вместе. И еще, расскажешь кому-нибудь про то, чем я тут занимаюсь – пожалеешь, – Теобальт явно хотел произнести это более грозно, но получилось нечто похожее на неудачный анекдот, и Карин только хихикнула, расположившись на полу и рассматривая шестеренку. Он сел недалеко от новой знакомой и стал набивать рот сладостями, в то время как Карин ела конфеты по одной, задумчиво осматриваясь. – Как ты вчера оказалась в лесу? – с набитым ртом спросил Теобальт. – Гуляла возле дома, а на меня из кустов выскочила какая-то собака и набросилась. Она будто бы была из железа, погналась за мной. Я очень испугалась и не знала, когда она прекратит меня преследовать, – Карин слегка развела руки. – Она была примерно такой. Теобальт задумался и убрал один из чертежей под шкаф, надеясь, что гостья не обратит внимания. Карин же решила подыграть и рассеянно отвела взгляд от шкафа. – Так чем же ты тут занимаешься? И почему именно здесь? – Тут спокойно и никто не мешает, можно подумать и сделать что-нибудь уникальное. Правда, я так ничего уникального и не создал, просто восстановил старые часы и пару музыкальных шкатулок. Вот, например, одна из них. Теобальт протянул девочке коробочку в виде цветка. Карин осторожно взяла шкатулку в руки и приоткрыла крышку. Оттуда выдвинулся лотос из розового стекла, и в то же мгновение заиграла знакомая мелодия. – Она такая красивая… – зачарованно произнесла Карин. – Я нашел только корпус и цветок, механизм собирал по шестеренкам, – Теобальт забрал шкатулку и осторожно закрыл, – думаю подарить ее маме, когда она выздоровеет. А пока буду работать над новыми механизмами. – Твоя мама больна? – на вопрос новой знакомой Теобальт угрюмо кивнул. – Надеюсь, она скоро поправится. Можно я буду приходить к тебе, пока ты будешь работать? Теобальт недоумевающе посмотрел на Карин, сияющую от воодушевления. – Чем я тебе так понравился? – смущенно спросил он. – Я никогда не видела, как кто-нибудь делает механизмы, как по мне, это волшебнее любых заклинаний и зелий! А еще, – Карин на секунду задумалась, – у тебя красивые глаза. – Глаза? Вот уж не подумал бы, – пробурчал Теобальт. – Именно глаза, – Карин не сдавалась, – они такого же цвета, что и брусника. А я очень люблю бруснику! Они оба засмеялись. – В таком случае, твои глаза похожи на солнце, – совсем серьезно произнес Теобальт. Карин смутилась и опустила глаза в пол, она явно не ожидала такого комплимента в ответ на свою шутку. – Так мы договорились? – встрепенулась Карин после неловкого молчания – Я буду приходить к тебе с мармеладками, а ты расскажешь все про механизмы, идет? Тебе какие мармеладки понравились? – Идет. Мне понравились лакричные, но можешь приносить какие хочешь, – вдруг он замялся. – Скоро же начнется учебный год, мы вряд ли сможем видеться. – Что-нибудь придумаем, – Карин весело махнула рукой. – Только рассказывай мне все, что знаешь. Вот это, например, что значит? – она показала на странный значок с чертежа. Воспоминание оборвалось, все перенеслось на заброшенную игровую площадку, которую уже постепенно стал поглощать лес. Рядом с покосившимися скамейками стояла начавшая засыхать к осени высокая трава, а скрипучие качели обвил плющ. На горизонте расплескалась розовая заря, и солнце должно было вот-вот показаться. На мокрой траве сидел Теобальт и вытаскивал из сумки какой-то новый механизм. К нему подошла Карин и после короткого приветствия уставилась на изобретение. – И как тебя только отпускают ко мне? – задумчиво протянул Теобальт, проверяя механизм. – Сейчас, например, мои родители даже не знают, что я ушла, – равнодушно отозвалась Карин. – Обычно, я говорю, что ухожу гулять к подругам, и мне верят. – А они разве не могут проверить, врешь ты или нет? Например, спросить твоих подруг? – Не могут, у меня нет подруг, как и друзей, кроме тебя. – С тобой тоже не хотят дружить? – Что-то вроде того. Да не нужны они мне все, с тобой намного интереснее, – Карин развернула неизменный сверток с лакричным мармеладом. – Расскажи лучше, что это за механизм, ради которого нужно было так рано встать и прийти сюда. – Помнишь, тебя месяц назад напугала странная собака? – спросил Теобальт, жуя лакричную палочку и, дождавшись кивка от Карин, продолжил. – Это было мое неудавшееся изобретение. Но теперь я смог ее починить! Проблема была в двигателе, я смог вставить магический, еле выпросил его. – Выпросил? Разве ты не можешь создать его сам? – искренне удивилась Карин. – Тебе же больше 10 лет, и ты уже прошел тест. – Я не обладаю магией, – мрачно отозвался Теобальт. – А тест я не проходил, мне каждый раз на нем становилось плохо. В этом году будет последняя попытка, я должен получить магию, а иначе… Нет, у меня все получится, никаких иначе. – Не переживай, ты получишь магию. Я тоже прохожу тест в этом году, потом встретимся, обсудим все, можем даже сходить к тебе домой. – Туда лучше не надо. К маме меня не пускают, а больше мне не за чем туда идти. Теперь моя мастерская – мой дом. – Ей стало хуже? Разве маги не могут ее вылечить? – Говорят, случай очень запущенный, нужно было раньше обращаться за помощью. Отец все говорил, пройдет, ничего страшного… Лжец! Он всегда думал только о себе! – в сердцах произнес Теобальт и его лицо на мгновение исказилось злобой, но тут же снова стало печальным. – Ладно, давай продолжим, я хочу показать тебе анубиса во всей красе! – Анубиса? Ты придумал ему кличку? – Мне никогда нельзя было заводить животных, и условий для их содержания у меня тоже нет. Но я могу создать из шестеренок и стержней что угодно! – в глазах Теобальта зажегся огонек. – Когда вырасту, то заведу настоящего пса, большого, черного, лохматого, и он будет моим самым верным спутником всегда и везде! – Он будет таким, как на твоем рисунке в мастерской? – Именно так, а еще у меня будут настоящие доспехи и меч, я стану великим защитником Академии! – видимо Теобальт понял, что увлекся. – Давай все-таки проведем испытания. Он что-то повернул на спине у механического пса и осторожно опустил его на землю. Вдруг анубис зашевелился и сделал несколько шагов. Карин и Теобальт заворожено проследили, как пес пробежался по траве, осмотрелся, как настоящий, лег, протянув лапы, и замер. Теобальт сразу же подбежал к своему изобретению. – Карин, у меня получилось! Он работает! – радостный крик огласил всю просыпающуюся Академию. Флоренс стояла в недоумении. И не только от фантастических познаний мальчика в механизмах, но и от услышанного о тесте. Эта практика сохранилась в Академии времен Флоренс, но имела совсем другое значение. Это была просто обязательная церемония, означавшая, что ребенок переходит из-под опеки родителей непосредственно под крыло Академии, начинает обучение и переселяется в общежитие. В назначенный день детей приводили в подземелье, к осколку Сердца Магии, и они получали магию, а потом всем вручали студенческую форму. Мероприятие было торжественным и радостным, а тестом называлось лишь формально. Флоренс поразила информация о том, что его можно не пройти или сама церемония может навредить здоровью. Декорации снова поменялись. Теперь на улице лил дождь, желтые листья сплошным ковром заполнили землю. Сгущались ранние осенние сумерки, уже зажглись фонари. На крыльце студенческого общежития, кутаясь в промокший форменный плащ, стояла Карин. Она раздраженно осматривалась, высматривая кого-то. Вдруг из стены дождя вышел силуэт, облаченный в такой же длинный, но заметно поношенный плащ, как у Карин. Из-под капюшона выглядывали только вымокшие белые пряди волос. Теобальт остановился. – Ну и как это понимать?! – воскликнула Карин. – Договорились встретиться после теста, пойти гулять, и что в итоге!? Мастерская была заперта целый месяц, от тебя никаких вестей, а теперь явился! Теобальт ничего не ответил, только вытащил какой-то сверток из сумки и протянул Карин. Она презрительно окинула Теобальта взглядом, но подарок приняла. – И вот так ты решил извиниться!? – она небрежно сорвала бумагу и в этот же момент все раздражение пропало, словно бы его и не было, а лицо Карин исказил ужас: в руках она держала музыкальную шкатулку с лотосом. – Почему ты принес ее мне… А как же твоя мама… Неужели она… Теобальт! С этим криком Карин заключила продрогшего мальчика в объятья. Рыдая, он уткнулся в плечо подруги и замер. Так они и стояли под дождем, в свете единственного тусклого фонаря, и казалось, небо тоже плачет вместе с ними. Новая сцена. Холодное весеннее небо, темное и прозрачное, сияло сотнями звезд. Снег уже растаял, но деревья стояли голые, они тянули свои нагие, извилистые ветви к небосводу, словно молясь о скором тепле. Среди хозяйственных построек было темно и тихо, кроме одного дворика, зажатого между сараями, заваленного никому не нужным барахлом, откуда лился свет и слышался смех, разговоры. На завалах из прогнившей мебели, досок и проржавевших котлов сидела небольшая группа подростков. Среди них была и повзрослевшая Карин – на вид ей было около 15 лет, она носила выглаженную академическую форму с множеством знаков отличия, а в руках держала посох с сиреневым камнем души, из которого вылетали магические светлячки, освещавшие все вокруг. Кроме Карин в академической форме, хотя и не такой опрятной и только парой значков отличия, был еще один парень. Другая девушка, в широком жакете, явно с чужого плеча, развалилась в облезлом кресле с резными ножками. Двое парней, очень похожие по чертам лица и по неряшливости одежды, сидели на скамье и постоянно перешептывались. Со стороны Академии к ним направлялся Теобальт. Теперь он не выглядел таким нескладным как раньше – худоба никуда не ушла, но широкие плечи и высокий рост в сочетании с другими необычными чертами, вроде пронзительного взгляда, делали парня очень привлекательным. – Извините, задержался, без меня не начинали? – запыхавшись проговорил Теобальт. – Решил податься в вольнослушатели, раз магией не владею, хоть двигатели сам научусь делать. Сказали, нужно еще несколько часов отработать, чтобы прошение подать, вот меня и назначили вскрывать несколько комнат в подземелье. А где остальные? – Они на отработке в лесу, – равнодушно отозвалась сидящая в кресле девушка. – У нас куратор еще та сволочь… А ты лучше показывай, что у тебя там. Это посох? – Это самый настоящий зачарованный меч! – Теобальт с энтузиазмом достал из замшелых ножен клинок и взмахнул им несколько раз. – Я позаимствовал из подземелья, все равно он никому не нужен. А так, 2 подарка в один день! Тут даже рунические надписи. Карин, сможешь прочитать? – Теобальт передал подруге клинок. – Исполнил свою детскую мечту, – усмехнулся один из парней на скамейке, кивая на Теобальта. – Эй, а когда же ты станешь великим защитником Академии? – обратился другой. – Когда найдешь доспехи нужного размера? – Это кто тут говорит про детские мечты? Не вам ли я собрал заводных канареек, а вы неделю с ними расстаться не могли и таскали их даже на работу? Не вас ли я отмазывал от штрафных часов за нарушение порядка, когда вы их запустили в окна кураторской? – парни на скамейке пристыженно замолчали, а Теобальт только улыбнулся и повернулся к Карин. – Ну, как там с переводом? – Тут 3 короткие фразы. Искренность разобьет ложь, стойкость уничтожит страх, и любовь прогонит темноту, – Карин с недоумением посмотрела на друзей. – Как-то странно. – А мне нравится! – Теобальт снова взмахнул мечом в воздухе, но уже выверенно и резко, будто самый настоящий рыцарь из легенд. Пока Флоренс пыталась понять, как связаны подростки, тяжелая работа и еще какие-то штрафные часы, бесконечные ряды хозяйственных построек огласил крик. За ним раздались приглушенные разговоры и злорадный смех. Подростки сразу же затихли и испуганно прислушались, Карин поспешила потушить свет. Крик повторился. – Останьтесь здесь, я пойду осмотрюсь, – шепотом произнес Теобальт и оставил меч в ножнах на поясе. – Если не вернусь через пару минут, бегите отсюда! Все синхронно кивнули, кроме Карин, которая испуганно уставилась на друга. В следующее же мгновение Теобальт скрылся за стеной сарая. Все принялись оглядываться, словно пытались предугадать, что будет дальше. Совсем недалеко послышался глухой удар. – Бегите! – воскликнула Карин и ринулась на звук, а все бросились врассыпную. Пробежав немного по лабиринту сараев, глянув в один из закоулков, Карин тут же затаила дыхание и спряталась за перевернутым креслом. Всю сцену она наблюдала с дрожащими коленями, крепко сжав посох. Трое старшекурсников, которых Карин знала по их знаменитым семьям, выдающимся магическим способностям и бесконечной наглости, вызванной полной безнаказанностью, стояли в переулке. Двое парней и девушка замерли, гордо распрямив спины, демонстрируя роскошную форму, увешанную значками, их камни души горели магией. Теобальт, хоть и не уступал в физической составляющей, казался потрепанной дворняжкой на фоне выхоленных породистых псов. Не смотря на явное преимущество противников, Теобальт твердо стоял на ногах и сверлил студентов взглядом, сжав кулаки. Чуть поодаль от старшекурсников Карин заметила худощавого парня в потрепанной одежде, лежащего на горе гнилых досок. – Я еще раз повторяю, оставьте его в покое! – голос Теобальта, тихий и грозный, пронзил холодный воздух. – Послушай, это не твоя драка, – протянул один из старшекурсников. – Иди отсюда, пока не нажил проблем, крысеныш! А то будешь рядом с ним валяться. Теобальт уже не слушал, он уверенными шагами направился к лежащему парню, но самый высокий из старшекурсников, молчавший до сих пор, преградил ему дорогу. Теобальт подошел плотную и любые попытки обойти не удавались. Камень души у студента засиял, а на лице появилась самодовольная улыбка. – Отойди, – сквозь зубы процедил Теобальт. – Сейчас же! – Ты смеешь мне приказывать!? Да ты хоть знаешь… Старшекурсник не успел закончить предложение: прямо в лицо ему прилетел точный жилистый кулак Теобальта. То ли от силы удара, то ли от неожиданности студент отскочил в сторону и почти упал, в последний момент его подхватила девушка. Теобальт даже не успел отреагировать, когда прямо к его ногам ударила магическая молния из посоха невредимого студента. Теобальт не успел увернуться и молния задела ступню – нога дымилась, он упал на мерзлую землю, однако не издал ни звука. – Ты видимо любишь получать, крысеныш, – студент слегка наклонился к упавшему парню. – Теперь наши семьи обязательно узнают о тебе. И уверяю, это – он слегка кивнул в сторону друга с опухшим лицом, – тебе с рук не сойдет! Не забывай, кто ты такой. В камне души старшекурсника стала скапливаться магия пульсирующим клубком, но никакое заклинание не успело навредить Теобальту. В холодном воздухе сверкнул такой же холодный клинок и в мгновение разрубил посох на две половины, оставив идеальный срез на ценной древесине. Не успели старшекурсники опомниться, как из укрытия выскочила Карин и встала позади Теобальта, направив на обидчиков посох. – Оставь уже этих чокнутых и пошли! – завопила студентка, сыгравшая в этот момент роль голоса разума. Бросив пару презрительных взглядов, старшекурсники ушли, однако их дрожащие колени и мелкие шаги красноречиво говорили об их страхе. Карин боялась ничуть не меньше, и как только студенты скрылись, она бросилась в объятья Теобальта. Неповоротливые тучи громоздились на тесном небосводе, не давая солнцу достигнуть мерзлой земли. Казалось, что в воздухе вот-вот закружатся снежинки и мир снова окунется в долгую морозную зиму. Ветер гулял за толстыми стеклами окон, тщетно стараясь проникнуть в просторный кабинет, где сегодня собрались все друзья Карин и обидчики Теобальта по поводу произошедшего вчера инцидента. За широким столом с одинаково напряженными лицами сидели высокопоставленные маги: один из старейшин, худой старик с неестественно длинными сморщенными руками, мужчина средних лет, заведующий образованием на начальных курсах, и невысокая женщина, видимо из кураторов, в старомодной шали поверх выглаженного бордового пиджака. Прямо перед комиссией стоял Теобальт, его нога, забинтованная после вчерашнего, слегка дрожала. Он смотрел куда-то в пустоту, будто окружающее его совсем не касалось, лицо оставалось пугающе безмятежным. Позади него на стульях сидела вся его компания, намного более многочисленная, чем вчера. С другой стороны, на гобеленовых диванах и креслах расположились вчерашние обидчики со своими семьями и Карин, старавшаяся сесть от студентов подальше. По очереди с обвинениями выступали родители старших студентов, защищавшие своих детей. Карин едва не закатывала глаза от их формулировок, глупых, а самое главное не соответствовавших действительности никаким образом. Карин уже опросили, но ее слова остались без внимания после горы лжи от студентов, выставивших себя жертвами, а Теобальта злом во плоти, напавшим на беззащитных магов. Еще больше раздражало, что парень, которого студенты затравили ночью, тоже не дал никаких правдивых показаний и соглашался со всеми обвинениями. Карин с трудом сдерживала накатившее раздражение от вседозволенности студентов и неограниченной власти их родителей. Оставалось ждать только заключения от комиссии. Наконец, в кабинете наступила напряженная тишина. В руке старейшины тихо заскрипело перо, пронзая пространство резким звуком. Раздавалось частое дыхание взвинченных до невозможности студентов. Карин слышала собственное сердцебиение, удар за ударом оно наполняло ее сознание. Теобальт стоял неколебимо, только сменил отрешенность на едва заметную заинтересованность, скользя взглядом по комиссии. Кураторша нервно поправляла шаль, смотря только на документы перед собой. Мужчина средних лет скрестил руки на груди и оглядывал собравшихся подростков слегка приподняв голову. Лицо старейшины оставалось в тени до последнего, только было заметно, как его худые пальцы несколько раз вздрогнули. Старик бесшумно поднялся и холодно взглянул на Теобальта. – Теобальт, ты признан виновным в следующих проступках: нарушении комендантского часа для рабочего сословия, угрозы жизни и здоровью представителям семей хранителей, нарушение общественного порядка в Академии, а также в преступлениях: уничтожение артефакта личного пользования, кража артефакта, покушение на жизнь представителей семей хранителей, разжигание межсословной вражды. Тяжесть данных преступлений и проступков, а также сословие обвиняемого дают все основания пренебречь некоторыми его правами… – старик был бесцеремонно прерван. – Которыми он явно не умеет распоряжаться и совершенно их не ценит, – выкрикнул мужчина из комиссии и сразу замолк, столкнувшись с острым взглядом старика. – Пренебречь некоторыми его правами во имя чести и единства Академии, которые обвиняемый несомненно нарушил, позабыв о главном принципе нашей Академии: – старик сделал на этом предложении особый акцент, – только четкая, строго соблюдаемая иерархия способна привести к высшему познанию и процветанию. Перед объявлением наказания обвиняемому предоставляется слово. Теобальт, надеюсь, что ты понимаешь, что натворил, что хранители, их семьи и дети – это будущее нашей Академии, от них будет зависеть наше существование и процветание в этом мире. Теобальт с вызовом взглянул в сторону комиссии. На бледных руках проступили вены, а в глазах расплескался едва заметный за маской безразличия гнев. – Мне всегда казалось, что назначение Академии состоит в изучении и накоплении знаний, что вклад каждого в общее служение магии должен цениться. Но, видимо, мне только казалось, и эти строчки в кодексе тоже были галлюцинацией. Оказывается, суть Академии заканчивается на слепом подчинении авторитетам. И если таково настоящее, то мне искренне жаль будущее Академии, которое, по вашим словам, зависит от них, – не теряя самообладания, Теобальт кивнул в сторону семей хранителей. – Но безусловно, именно такие как я, кого судят по нашему происхождению и уровню магии, достойны наказания, нас же много, для устрашения это просто идеально. Так считаете вы. И вы неправы! – мужчина из комиссии вскочил и почти прервал речь парня, но был остановлен стариком, который тоже едва сдерживал ярость. – Кто дал вам право вводить комендантские часы для определенных сословий, устраивать такие суды, как сейчас, кто дал вам право разделять ваших людей по уровню магии, происхождению, доводить до края и наказывать за то, к чему привели ваши же действия! Женщина из комиссии закрыла лицо ладонями. Возмущение прокатилось позади Теобальта, сначала в виде шепота, а потом в виде гула, состоящего из угроз и криков. Время будто замедлилось, Карин съежилась от нахлынувшего ужаса и не отрывала взгляд от Теобальта. – Конфискация всего имущества у всех его соучастников, а Теобальту 10 часов непрерывного огня! – мужчина из комиссии провозгласил наказание и все в зале замерли: никогда еще в Академии не применялись пытки к несовершеннолетним. – Судебное заседание окончено! Сцена снова поменялась, страх и крики сменились на тишину. Карин проснулась в маленькой пещере, куда с высокого каменного потолка спускались тонкие лучи рассвета. Уже повзрослевшая девушка лежала на продавленном грязном матрасе, прикрытом смятыми простынями и разными одеялами, которые почти не согревали в осенние ночи, которые в этом году оказались особенно холодными и промозглыми. Но на лучшее не приходилось надеяться – скоро будет полгода, как Карин, Теобальт и все их соратники ушли из Академии и по сути стали настоящими изгоями. Они не могли оставаться ни с магами, ни с людьми – только холодные лабиринты пещер были им рады. Очень редко кто-то из изгоев выбирался отсюда в соседнюю деревню за покупками, всего на пару часов – за сбежавшими из Академии могли следить, нельзя было находиться в людных местах слишком долго. Но и покупать было почти не на что – денег с продажи украшений и вещей Карин, как единственной из высокого сословия, катастрофически не хватало. А теперь еще и приближалась зима, обещавшая в этом году быть ранней и очень морозной. В такие моменты, когда тело пронизывал холод и каменные стены казались особо неприветливыми и враждебными, в душе Карин разливалась жгучая печаль. Уже полгода, как она бросила свою старую жизнь. Она покинула семью, оставив родителей, часто безразличных и погруженных в работу, но все же любимых и родных, и младшего брата, надоедливого, капризного, но такого забавного. Карин оставила театральное объединение, куда она всегда ходила после утомительной учебы. Она прекрасно себя чувствовала и на сцене и за работой над реквизитом, особенно хорошо у нее получалось делать разных марионеток и костюмы для них. Теперь от прошлых увлечений осталась только маленькая шкатулка с шитьем, которая так и валялась нетронутой на дне походной сумки – времени ни на что не хватало. Дни текли один за другим, каждый пропитан странным ожиданием, страхом, холодом и тревогой. Только тут, в пещерах, Карин поняла, насколько она изнеженное создание по сравнению с окружающими, для которых такие дикие условия не только не были удивительными, а скорее даже казались одним из вариантов нормы. Ей приходилось выполнять и бытовые дела, и продолжать осваивать самые сложные техники магии. Но каждый день, каким бы он тяжелым не был, Карин начинала и заканчивала вместе с Теобальтом. Его объятья, поцелуи тонких бескровных губ, уставший, но нежный голос, который доводилось слышать только Карин в минуты их уединения перед сном – ради этого стоило продолжать спать в холодных пещерах, бояться облавы от академиков и верить в прекрасное будущее, которое они с Теобальтом и соратниками обязательно построят. Стоило об этом подумать, и печаль отступала. Нельзя хандрить, нужно оставаться сильной. Хотя бы для Теобальта. Карин поднялась с импровизированной постели и накинула на плечи лежащую рядом кофту. Нашарив на полу разношенные туфли, она взяла посох и направилась к главному «залу» – самой большой пещере, куда выходили все причудливые ходы этого лабиринта. Преодолев долгие каменные коридоры с единственным источником света внутри камня души, Карин слегка зажмурилась, когда ей в глаза ударили рассветные блики на поверхности пещерного озера и многочисленных кристаллов, окружавших его. Быстро привыкнув к свету, по узкой деревянной лестнице Карин спустилась к воде. На накрытом старым одеялом камне сидел Теобальт, полностью погруженный в бесконечные размышления. Перед ним, над импровизированным костром, окруженным камнями и кристаллами, висел закоптелый чайник, а рядом стояли две неказистые чашки с трещинами и без ручек. Карин медленно подошла, налила чай и подала чашку Теобальту. – Почему ты не разбудил меня? – без тени упрека спросила она. – Я могла бы магией разогреть воду. Теобальт пожал плечами и продолжал смотреть в неопределенном направлении. Карин знала, что в таком состоянии ему не до разговоров, поэтому просто села рядом, подобрав под себя ноги и положив голову на плечо Теобальту. В такие редкие моменты, когда ему не надо было руководить их объединением изгоев, не нужно было держать все под контролем и бесконечно работать над механизированными проектами, Карин чувствовала себя единой с Теобальтом, только ее Теобальтом, задумчивым, нежным и таким таинственным. И он будет таким еще совсем недолго, ровно до тех пор пока солнце не поднимется чуть выше, все «изгои» проснутся и в пещерах снова закипит дерганная, тревожная, будто бы вечно простуженная жизнь. Карин долго всматривалась в лицо Теобальта. За последние месяцы черты еще больше заострились, губы стали тоньше, а вокруг глаз легла тяжелая тень недосыпа и усталости. Волосы, неровно остриженные самой Карин, жесткие и густые, казалось, поменяли цвет – из белоснежных, как цветы юной яблони, они стали словно бы седыми. Только глаза остались прежними, ярко-алыми, горящими и внимательными. Из-под грубой рубашки выглядывали шрамы, извилистые, отдаленно напоминавшие корни растений, хранящие в себе воспоминания об ужасных событиях 6 лет назад, когда Теобальта приговорили к пыткам. Порой он не мог даже заснуть – так сильно болели шрамы, ставшие для него клеймом на всю оставшуюся жизнь. Пытаясь отвлечься от назойливых воспоминаний, Карин перевела скользящий взгляд на пещеру. В горное озеро впадал извилистый ручей, игриво спускавшийся с камней. Но главным в этой пещере было то, что вся она, от неровного скалистого пола до потолка, усеянного сталактитами, покрывалась бесчисленными лестницами, образовывавшими настоящие лабиринты. И между ними, на зачарованных тросах, висели механические псы, анубисы, как их назвал Теобальт. Благодаря усилиям всех его соратников, анубисов удалось подчинить магии и даже разработать особую систему управления: внутрь анубиса помещался осколок камня души из посоха, таким образом на каждого мага приходилось около 7 анубисов, которыми маг мог управлять на расстоянии. Но единственным, у кого не было камня души, оказался Теобальт, изобретатель анубисов. Но тот и не думал отчаиваться, он работал над своим главным проектом в жизни: огромным экзоскелетом, имевшим вид будто бы ожившей статуи из бронзы. Это был человек полностью в литых доспехах ростом в 4 этажа цитадели, сложнейший механизм, нечувствительный к любой магии всей поверхностью, кроме ладоней, способных накапливать энергию и создавать разрушительные молнии. Но использование магии – это еще только планы, которые вот-вот должны воплотиться, а пока это великолепнейший защитный костюм, управляющийся своим владельцем, не чувствительным к магии, исключительно изнутри, названный Колоссом. Он величаво висел на тросах под скалистым куполом пещеры, рассветные лучи преломлялись на бронзовых доспехах и падали беспорядочными бликами на стены. Карин всматривалась в профиль этого механического человека, острый, устремленный, кто-то бы даже сказал жестокий. Колосс глядел слепым взглядом в непонятном направлении, прямо как и Теобальт сейчас. Карин очень часто замечала их схожесть, но не считала ее удивительной – творение всегда похоже на творца. Порой она задумывалась, насколько же ее возлюбленный уникален. Бесстрашный, прорвавшийся к своей мечте через тернии, вопреки всем традициям, законам и устоям. Ему всегда хватало силы характера двигаться вперед, создавать и верить в прекрасное будущее. Он не только рассказывал всем о светлом грядущем дне равенства и процветания, не зависящего от личных способностей в магии, но и работал днем и ночью над тем, чтобы эти великолепные времена поскорее настали. Ради него, ради этого потрясающего, смелого целеустремленного человека Карин была готова на все. Она ночами изучала сложнейшие заклинания, выращивала кристаллы в пещерах, чтобы заряжать анубисов, работала на пределе возможностей. Она тоже верила в это прекрасное будущее, видела тот день, когда оно наступит, когда сотни анубисов будут защищать их всех, когда Колосс поднимет свою бронзовую голову и они смогут жить так, как захотят сами, создадут уникальное государство всеобщего равенства и больше никогда не будут ни от кого зависеть, когда все с ними будут считаться. Карин лишь украдкой надеялась, что в этом новом мире Теобальта найдется место для нее и их любви. Когда они только сбегали из Академии, в промозглую весеннюю ночь, на первом привале, Теобальт шепотом признался в любви к Карин и пообещал, что они обязательно поженятся, когда весь этот кошмар закончится. Ветер выл на пустынных лугах, еще не одевшихся зеленоватыми горными травами, холод забирался под кожу худыми костлявыми руками, желтая луна боязливо скрывалась за судорожно мечущимися тучами, но Карин было невероятно тепло и приятно. Перед глазами создавались образы их прекрасного будущего, свадьбы с Теобальтом, спокойной семейной жизни в самом справедливом государстве мира. Он будет создавать, вести за собой людей, а она всегда будет рядом. Этот образ надолго поселился в сознании Карин и по сей день она верила в это счастье, совсем близкое и чудесное. И только с Теобальтом. Но вдруг из горного коридора раздался отдаленный грохот и крик: «Сейчас же собирайтесь! Академики хотят нас всех убить!» Карин узнала соратника по голосу – этот маг был единственным из друзей Теобальта, кто не решился покинуть Академию и всегда передавал им свежую информацию в зашифрованных письмах. Меньше чем за несколько минут пещера заполнилась «изгоями», и журчание ручья затерялось в беспорядочных криках, ругательствах и восклицаниях. Маг принес ужасные новости, поражающие своей бесчеловечностью и жестокостью: в Академии сменился директор, и в первом же своем обращении к магам он объявил о «походе против неверных», а именно о предстоящем уничтожении Теобальта и всех изгоев. – Академики успеют подготовиться к войне за месяц, – говорил все еще запыхавшийся маг дрожащим голосом. – Зима, магический потенциал и даже численность… все преимущества на их стороне… никому не устоять. Толпа голодных, уставших, вымотанных изгоев снова зашумела. Карин боязливо прижалась к Теобальту. Тот не проронил ни слова с того момента, как гость начал рассказ. Теобальт был неколебим, на нем было заметно только то мрачное выражение лица, напугавшее на пару мгновений даже Карин. Теобальт безмолвно поднял руку, и толпа сначала наполнилась тревожным шепотом, а потом и вовсе замолкла. Он оглядел толпу яростным, твердым взглядом. – То, что один слабоумный сменил другого и толкает пафосные речи, еще ничего не значит, – голос Теобальта уже едва напоминал человеческий. – Они могут собрать сколько угодно проводников, как угодно зарядить свои посохи, хоть даже пойти на нас войной. Но мы не должны их бояться! Пусть они боятся нас, пусть они боятся прогресса, наших анубисов! Мы будем больше работать, не спать, голодать, из последних сил завинчивать болты в анубисов, но доведем нашу армию до совершенства! Это не они идут травить беззащитных, это мы получили шанс показать им нашу силу! Мы разобьем их, и академики начнут считаться с нами! Колосс поднимет голову против академических высокомерных выродков! Мимолетные секунды тишины сменились возгласами одобрения и воодушевления. И Карин, и все остальные, даже те, кто ни на секунду до того не верил даже в возможность выжить в предстоящей битве, были готовы следовать любым указаниям предводителя, в чьих алых глазах сверкал яростный огонь. Холодное небо поздней осени хмурилось, синеватые тучи заполнили его до самого горизонта. Из них уже не могли искрами рассыпаться молнии, они не сталкивались друг с другом и не рыдали косыми ливнями. Тучи недвижимо висели над землей, слепые, немые и глухие. К промерзшим пустым предгорным лугам стремились одна за другой первые хрустальные снежинки. Они кружились, совершавшие невероятные повороты, невероятные и свободные, чистые и прозрачные кристаллы великолепного льда. Они бы могли долететь до земли, укрыть ее бурую наготу легким белым покрывалом, совсем невесомым и непорочным. Но не сегодня. Огромная предгорная территория была залита кровью и топливом. Ровную землю, покрытую сухой травой, бесцеремонно изрыли сотни воронок от магических зарядов и вывернутые конечности, искореженные тела анубисов, реже встречались человеческие трупы, напоминавшие людей только по обожженным кускам ткани, смутно похожим на одежду. Едва робкие снежинки касались земли, они тотчас же окрашивались в лиловый, алый или вовсе бурый и становились частью желеобразной массы, неровным слоем распределенной по полю недавно закончившегося боя. Сражение с Академиками состоялось. Но какими бы пламенными ни были речи Теобальта, насколько бы крепкой ни была его вера в прекрасное будущее – небольшая группа голодных энтузиастов с экспериментальными технологиями никак не могла устоять в этом бою. Так думала Карин, пытавшаяся из последних сил анализировать ситуацию, пока душа рвалась в клочья. Но вскоре и эта последняя рациональность исчезла без следа. Она в одиночестве брела по полю, дрожа от холода, едва переставляя ноги, вязнувшие в густой массе снега, грязи и крови. С каждой секундой дыхание учащалось, по нездорово горячему лицу катились крупные слезы, которые уже невозможно было сдерживать. Руки почти примерзли к посоху, а перед глазами вставляли картины недавнего боя. Теобальт назначил ее командиром одной из ударных групп, расположившихся в укреплениях – чем ближе находятся анубис и владелец нужного камня души, тем надежнее управление. Карин же, как единственный полноправный маг, не лишившийся своего посоха, должна была стать главной защитой группы. Теобальт поручал ей это как самое важное, ключевое задание, говорил, что от него в огромной степени зависит успех сражения. А она слушала, обещала, что не подведет и со всем справится. Не смогла. Она не справилась. Карин не успела создать барьер, испугалась, замешкалась, и несколько секунд стоили ей жизней всех из доверенной группы. На месте укрепления осталась воронка, одна из многих на огромном поле, никто, кроме Карин, не выжил. Она даже не видела тел – действительно ли ничего не осталось, или она не посмотрела в нужную сторону – уже не важно. Сейчас Карин осталась одна. Она изо всех сил гнала от себя мысли, что никто больше не выжил из всей их армии. С крупицами надежды, тонувшей в отчаянии, Карин оглядывалась, искала знакомые очертания Колосса или других изгоев. Внезапно она увидела группу людей и силуэт огромной металлической руки, припорошенной снежной вуалью. Все тело наполнила из ниоткуда взявшаяся сила, и Карин метнулась к людям, совершенно не беспокоясь о брызгах крови и топлива, даже не замечая разбросанных деталей анубисов. Уже подойдя к людям вплотную она остановилась, тщетно пытаясь унять бьющееся сердце. Здесь было не больше дюжины человек – вот все, что осталось от изгоев. Все они глядели на Карин потерянно, словно не замечая. Двигаясь ломано и неестественно, будто несмазанные и поломанные механизмы, они расступились перед Карин. За ними виднелась раскрытая грудная клетка Колосса. Весь механизм утопал во вмятинах, ожогах и сколах. Но Карин интересовало совсем не это – именно в груди было место того, кто управлял Колоссом. На гнущихся от страха ногах она подошла и едва сдержалась, чтобы не закричать. Мгновение она стояла, сжав нижнюю часть лица, холодные пальцы обжигали разгоряченное лицо, ногти впивались в смуглую кожу, оставляя неровные полосы легких царапин. Она медленно опустилась на колени. Внутри идеально работающего, несмотря на все видимые повреждения, механизма, окруженный рычагами и связками проводов, лежал Теобальт. Через голубоватую кожу просвечивала воспаленная сетка кровеносных сосудов. Бесцветные брови едва двигались, а изо рта тонкой струйкой текла алая кровь. Руки бессильно лежали не шевелясь, только грудная клетка, облепленная мокрой от крови рубашкой, судорожно вздымалась время от времени. На поясе была наложена неумелая повязка. Карин потянулась дрожащими руками к Теобальту и осторожно отодвинула мокрые тряпки от огромной раны. Она часто до этого занималась медицинскими процедурами, поэтому шок и страх стали потихоньку отступать, оставляя место для рациональности. Карин мысленно просчитала, при каких условиях могла быть получена такая рана – вероятно, во время боя из-за сбоя шлюз грудной клетки Колосса оказался уязвим и поэтому открылся при резком повороте, подставив Теобальта под магические заряды. Не говоря ни слова, Карин начала накладывать заклинания на парня. Но чем дольше из ее посоха бежали световые нити к распоротому животу Теобальта, тем меньше Карин верила в свои способности. Руки начали сильно дрожать, но она не оборачивалась, одновременно надеясь на совместимость раны Теобальта с жизнью, и с ужасом представляя себе пустые взгляды соратников. – Карин, моя дорогая… – хрипло произнес Теобальт, с трудом открыв глаза. – Не оставляй наше дело… Академики должны поплатиться… Колосс будет жить… Он облегченно закрыл глаза, и его дыхание стало совсем тихим и незаметным. Карин вся дрожала, магические нити перестали покидать посох. Он жив, он говорил с ней и возможно в последний раз… Нет! Он будет жить! В голове Карин тотчас же сложился план действий, вспомнилось все, что она изучала, а в груди вспыхнул яростный огонь. Карин вскочила и обернулась к немногочисленным соратникам, вопрошающим своими пустыми взглядами: «Что мы теперь будем делать?» . – Вы слышали, что он сказал! – твердый, громкий голос Карин пронесся по всему пустынному полю. – Мы не имеем права отступать! Девушка обвела взглядом окружающих и нигде не увидела ничего, кроме тупой пустоты. Но они уже смотрели на нее, им не все равно. Набрав побольше холодного воздуха в грудь, Карин продолжала: – Сегодня мы проиграли сражение, большинство из нас навсегда остались на этом поле. Их никогда не заменить. Но мы еще не проиграли войну! А знаете, когда мы ее проиграем!? Когда отвернемся от идей Теобальта, когда вернемся в пещеры и снова будем прятаться как крысы. Тогда и только тогда академики победят нас. Наша война с Академией – это не про технологии, магию или артефакты, а про борьбу и несгибаемую волю. Это про верность идеалам и нашему предводителю, который готов для нас на все. Его еще можно спасти, а значит, и наше будущее все еще может состояться. – Но как? – послышалось из немой до этого момента толпы. – Как нам его спасти? У нас уже ничего не осталось, а у него такое ранение… – Он будет спасен, – Карин сделала короткую паузу, – с помощью Сердца Магии. В толпе прокатился шепот, изгои непонимающе смотрели то на Карин, то друг на друга. – Мы проникнем в Академию и украдем Сердце, нанесем академикам самый страшный удар за всю историю, – раздались одобряющие возгласы, однако недоверие никуда не уходило. – Я наложу на всех нас заклинание невидимости, и вечером, когда академики будут отмечать победу, в подземелья будет очень легко проникнуть. Снег продолжал кружиться, но Карин этого почти не замечала. Как не замечала и холода и останков анубисов вокруг. В ее душе поселился такой же огонь, какой она часто видела в глазах, жестах и мимике Теобальта. Неважно, что они проиграли, что она не справилась. Теперь все точно будет по-другому, она спасет Теобальта и проложит дорогу к прекрасному будущему любой ценой. Но главное, она видела такую же уверенность в еще недавно пустых глазах соратников. Они обязательно справятся. Вечер настал неожиданно быстро, солнце так и не показалось, лишь зашло за горизонт, оставив мир в почти зимней темноте. Тучи медленно разошлись, обнажив черное небо. Даже звезды сегодня выглядели совсем по-другому: не мечтательные, не волшебные, но какие-то больные. Как неровные пятнышки от оспы звезды покрывали безликое небо. Снега выпало по колено, и теперь Карин с изгоями с трудом пробиралась по искристой белой пустыне к Академии. Она оставила Теобальта внутри Колосса, максимально обезопасив его от всех возможных неприятностей, но единственное, от чего нельзя было уберечь Теобальта – это от времени, чья тяжелая поступь ощущалась сегодня особенно тяжело. Нужно идти быстрее, шанса на ошибку нет. Лишь на мгновение Карин остановилась перед границей с Академией. В цитадели сияли огни, вокруг стоял высокий лес, покрытый легким снегом. Вдруг она ощутила едва уловимый запах – запах глинтвейна, шерстяного пледа, корицы. Это был запах дома – далекого, казалось бы, канувшего в прошлое. Но подсознание перелистывало забытые образы, словно страницы старой книги. Вечера с семьей, когда после учебы и прогулок с Теобальтом Карин приходила к родителям, под треск магического огня в камине рассказывала о прошедшем дне. Мама наливала густой глинтвейн в большие расписанные самой Карин кружки, отец говорил об очередном фолианте, найденном в подземелье. Потом приходил брат, вечно в ссадинах или синяках, но с неизменной улыбкой на круглом смуглом лице. И вечер становился только веселее. Карин обернулась. Стоило ей столкнуться с тяжелыми, измученными взглядами изгоев, как вся ностальгия исчезла без следа, придавленная чувством долга. В душе снова разлился огонь, вера в победу и невероятная жгучая сила. Прекрасное будущее важнее любой семьи, даже самой теплой и любящей, если деятельность членов этой семьи завязана на подавлении чужих прав и свобод. Изгои пересекли границу Академии. Через лес и даже оранжереи они прошли, никого не встретив. Только возле главного здания их не увидели маги, бурно обсуждавшие предстоящее торжество для высшего сословия, куда пускали только по приглашениям. Пророчество Карин сбылось – единственные, кто представлял угрозу для ее соратников, сейчас пировали, забыв обо всем на свете. Подземелье встретило непрошенных гостей сыростью и гулким эхом. Карин шла впереди с посохом, из которого один за другим вылетали робкие магические светлячки. Перед глазами стояла карта подземелий, Карин изо всех сил старалась не запутаться в нескончаемых коридорах и скользких темных лестницах. Наконец, открыв последнюю потайную дверь, Карин вывела соратников в самое священное место Академии. Огромный зал, накрытый расписным куполом, поражал своим размером и богатым убранством. Здесь никого не было, царила тишина, прерываемая лишь робкими шагами изгоев, от их вымокшей обуви оставались влажные следы на отполированном полу из черного оникса. Со сводчатых стен на людей смотрели мраморные барельефы, изображавшие великие дела академиков, а неподалеку стояли изящные гипсовые статуи прошлых директоров в натуральную величину. В конце зала, на помпезном постаменте, закованное в хрустальные вращающиеся полусферы и золотые обручи с выгравированными рунами, переливалось Сердце Магии. Было ли совпадением, что этот сияющий артефакт точь-в-точь повторял форму человеческого сердца, или за этим скрывалась какая-то неразгаданная тайна? Карин гнала от себя подобные философские вопросы – у нее есть четкая цель и нужно ее достичь любой ценой. Ради Теобальта, ради прекрасного будущего. – Я вытащу сердце, а вы следите за обстановкой, – шепотом скомандовала Карин. В одиночестве она подошла к постаменту и, с трудом усмирив лихорадочный трепет в груди, потянулась к камню и стала шептать заклинания. Слова лились одно за другим, мысли то заполняли весь разум, то пропадали вовсе. Ни одно размышление не заканчивалось чем-то внятным или адекватным; образы, воспоминания – все смешалось в одной огромной хаотичной мозаике. Но процесс начался – под действием магии полупрозрачные сферы разрушались, хрустальные осколки зависали в воздухе, золотые обручи грозились вот-вот лопнуть, тревожно сияя корявыми рунами. Совсем скоро Карин получит Сердце Магии и Теобальт будет спасен. Из Сердца Магии потянулись синеватые магические нити и окружили Карин полупрозрачной пеленой. Последние обручи лопнули, и Сердце выскользнуло с законного места и медленно приблизилось к ней. В самый последний момент, когда артефакт почти коснулся дрожащих ладоней, Карин обернулась на шум извне. За голубыми линиями магии происходила настоящая бойня: высокопоставленные академики ворвались в зал и вступили в драку с изгоями. Большинство соратников Карин лежали на полу без признаков жизни, несколько человек еще пытались противостоять академикам. Один парень вцепился в ухоженного молодого студента, стоявшего к Карин лицом. Студент яростно сбросил с себя изгоя и быстро добил заклинанием. На секунду академик обернулся и встретился взглядом с Карин – это был ее брат. Карин задрожала, она не могла перестать смотреть в зал и не закончила последнее заклинание – боль и слезы сжали горло, а по щекам протянулись горячие дорожки слез. Сердце Магии не достигло рук замешкавшейся Карин – оно рухнуло на пол и покрылось светящимися трещинами. Время будто бы замедлилось: от трещин расползлись плавные синие волны и направились в разные стороны. Как только волны достигали академиков, последние покрывались лиловыми нитями, а потом обращались в прах. Волны достигали статуй, барельефов и скульптур, те тоже растрескивались и становились белой пылью. В то мгновение только одно было в разуме Карин, совершенно пустом и безжизненном: как же это было красиво! Но свет пропал, и Сердце Магии распалось на шесть осколков. Карин вышла из забытья, мысли лихорадочно забегали, как растревоженные насекомые. Она бросилась собирать осколки, а затем, совершенно не отдавая себе отчет, чудом выскользнула через какой-то коридор, по дороге выронив один осколок. Но это уже было не важно. Сырость, темнота подземелья, сменившаяся на темноту холодной ночи, больное звездное небо – все смешалось. Карин бежала не разбирая дороги, прижимая к груди распавшееся Сердце Магии. Скорее к Теобальту, любой ценой. Засыпанный снегом Колосс, бледное лицо Теобальта. Снова замедленное мгновение – Карин нежно гладила Тео по синеватой щеке. Он не дышал, не подавал никаких признаков жизни. Карин опоздала. Не успела, потеряла его… Теперь она уж точно потеряла все. Но с помощью Сердца Магии еще что-то можно сделать! Снова лихорадочные действия, образы, картинки, но теперь абсолютно реальные и от того жуткие. Сердце способно на все! Провода загоняются под дряблую кожу. Он будет жить! Все системы Колосса приводятся в активность. Как угодно, любой ценой, она сможет его воскресить! Суматошный поиск нужного заклинания в запутавшейся памяти. Пусть не как человек, не как маг! Из посоха льются белые, синие, алые, фиолетовые, зеленые нити и стремятся к уже закрытой грудной клетке Колосса. Он станет величайшим в своем роде! Силы стремительно покидали Карин, но она больше не имела права отступать. Пусть он станет неуязвим для магии, оружия, даже для чувств, пусть сольется воедино со своим творением! Пусть Теобальт навсегда останется внутри Колосса! Пусть они с Карин навсегда станут едиными! На горизонте разгоралась заря. Нежные лучи робко касались искристых сугробов. Кое-где из-под снега высовывались тела анубисов. И больше ничего, холодная пустыня, обрамленная равнодушными горами. Только над всем этим возвышался огромный человек из сияющей бронзы с жесткими, острыми чертами лица и слепыми жуткими глазами. А возле его ног стояла одинокая девушка, опиравшаяся на посох. Флоренс очнулась. Она все еще держала за руку Бриар, а впереди зияла темнота, точно такая же, как в начале этого загадочного закулисья. Под ногами лежал тонкий слой снега, который даже не таял. Флоренс осторожно повернула голову. Позади нее остались все сцены из прошлого, увиденные только что, но в виде диорам с театральными, плоскими декорациями. После всего увиденного в этом странном месте путешествия в прошлое не казались Флоренс такими уж нереальными. Тем более воспоминания Карин поддавались хотя бы какой-то логике, в отличие от происходящего в театре и блеклом саду с несуществующим домом. Постепенно к Флоренс вернулись все притупившиеся ощущения, способность здраво рассуждать, а затем нахлынули и чувства. Сначала был робкий восторг – насколько же уникально то, что она смогла побывать в прошлом, посмотреть на эпохальные события от первого лица, ощутив все то, что испытывали люди и маги, творящие историю. Затем Флоренс захлестнул страх, смешанный с гневом – неужели в месте, которое она всегда считала домом, чьи порядки уважала и любила, творился такой ужас? Неужели Академия, храм знаний, практически священное место, построена на подавлении, унижении и жесткой, бесчеловечной сословной системе?! Даже отрицать это не получалось, увиденные сцены были слишком достоверными. Предки Флоренс тоже во всем этом участвовали, поддерживали систему. Но главное, после этих воспоминаний Флоренс даже начала понимать мотивацию Карин и Колосса – они все еще были злом, но не эфемерным, обладавшим глубокими и логичными причинами. Колосса породили сами академики и их консерватизм, пустивший корни во все сферы жизни. Флоренс с грустью вспомнила одну пословицу: «Ребенок, которого не обнимала деревня, сожжет ее дотла, только чтобы почувствовать тепло». В последнюю очередь нахлынула печаль. Сколько еще трагедий произойдет в этом мире? Причем все они тянутся друг за другом и просто так остановить череду ужасов не получится, они будут продолжаться и дальше, если только не воскреснет какой-нибудь древний бог и не поменяет мир самостоятельно. От последней мысли Флоренс даже стало немного смешно. Но вопрос все еще оставался: сколько еще трагедий их мир сможет пережить и какая ошибка станет фатальной? Флоренс вышла из тяжелых размышлений и глянула на Бриар. Неловкость и вина нервно укололи где-то внутри: Флоренс тут стояла и размышляла о судьбах мира, пока подруга испытала даже куда больший шок. Не каждый день увидишь собственных создателей, их судьбу и совместную жизнь от начала и до конца. Бриар выглядела мрачной, аккуратные брови слегка хмурились, а глаза смотрели в неопределенном направлении. Флоренс не решилась ничего говорить, но крепче сжала ладонь подруги, стараясь поддержать. У ног терлась Беркана, пытаясь позвать их продолжить путь дальше, снова в темноту. Время прошло совсем незаметно. Вдруг в темноте начала отчетливо виднеться полоска света. Она увеличивалась в ширине с каждым мгновением, послышался оглушительный скрип. В пространство ворвался знойный тяжелый воздух и запах нагретой земли. Показался полноценный дверной проем. Так же молча, Флоренс, Бриар и Беркана вошли туда, покинув темноту. Стопы девушек легко опустились на растрескавшуюся серую землю, Беркана смягчила падение, расправив крылышки. Они снова оказались в пустыне, самой настоящей, абсолютно реальной. Все та же сухая земля, бесконечное затянутое тучами небо, в которое устремлялись редкие острые скалы. Неподалеку от Флоренс и Бриар виднелась хлипкая палатка, а возле нее, в окружении ржавых шестеренок, стальных деталек, стопок желтых книг и разных тряпок, вполоборота сидела женщина. Флоренс сразу же узнала ее. Это была Карин, настоящая, реальная. Сгорбившаяся старуха в неопрятном закрытом платье, крой и богатый материал которого указывал на высокое положение в прошлом. На шее висел тяжелый амулет – в оправе из потускневшего железа едва переливался осколок Сердца Магии. По плечам и спине струились нечесаные волнистые пряди, отливающие сплошным свинцовым оттенком. Лицо, казалось, полностью состояло из морщин разной глубины и темных пигментных пятен на смуглой коже. Тонкие губы бессмысленно шевелились, а желтые глаза под поредевшими ресницами почти не двигались. Иногда Карин тяжело вздыхала, на секунду отводила взгляд в сторону, но снова возвращалась к своему делу. В скрюченных руках она перебирала шестеренки и пыталась вставить их в какой-то механизм, отдаленно напоминающий музыкальную шкатулку. Флоренс почувствовала, как Бриар мягко высвободила ладонь. Она осторожно подошла к Карин и бесшумно села рядом. Флоренс решила расположиться чуть дальше, стараясь не помешать встрече, и подозвала Беркану к себе. Как бы не манили бесценные фолианты вокруг, Флоренс не могла себя заставить открыть любой из них, и даже оторвать взгляд от Бриар и Карин. Бриар стояла на коленях рядом с Карин и безмолвно всматривалась в лицо женщины, давно утонувшей в своих воспоминаниях и мыслях. Бриар осторожно, кончиками пальцев провела по руке колдуньи. Карин медленно подняла взгляд и несколько секунд непонимающе, как ребенок, смотрела на гостью, слегка подавшись вперед. Жест Бриар стал смелее, она положила ладонь на подрагивающее плечо своей создательницы, продолжая спрашивать сотню вопросов замученным взглядом. Вдруг, лицо Карин изменилось – она узнала свое создание. – Мама, зачем? – шепотом произнесла Бриар. – Почему же ты так поступила? Женщина вздохнула, а затем снова устремила внимание на то, что держала в руках. Карин словно бы потеряла интерес, перебирая ржавые шестеренки по второму или третьему кругу. – Я только хотела счастья… – Карин не поднимала взгляд, ее голос звучал скрипуче и даже инородно. – Я хотела иметь семью, я хотела безопасности. Я хотела любви… – И уничтожив полмира, ты все еще надеялась на любовь, – Бриар говорила четко, но пугающе тихо. – Мариус тоже хотел иметь семью, тоже хотел жить в безопасности. Но это было неважно, вам нужно было протестировать новые технологии, нужно было вести войну. Убивать, разрушать и называть это освобождением, говорить об общественном благе, уничтожая это общество собственными руками. Как бы ни были жестоки академики, вы их превзошли: меньше чем за два века вы успели совершить столько бесчинств, сколько Академия не смогла за тысячу лет господства. Сколько еще людей просто хотели счастья, чьи надежды были уничтожены вами с Колоссом? Карин подняла голову и внимательно посмотрела на Бриар, бессильно опустившую плечи. Она протянула крючковатую морщинистую руку и запустила пальца в густые лиловые волосы Бриар. Та отреагировала, снова взглянув на женщину и чуть изогнув брови. – Мама, почему ты хотела любви от него, того, кто использовал тебя всегда и везде? Почему ты не смогла получить любовь у других, кто не просил ничего взамен… Ты отвергла ту, кто любил тебя просто так, для кого ты была главным человеком в жизни. Ты подарила мне прекрасные 12 лет жизни, с тобой и Отто в Лок-Ломонде, а потом отняла 30, – в глазах Бриар скопились слезы, неспособные выплеснуться. – Мама, почему ты меня отвергла? Почему ты всегда выбирала его? – Тео для меня все, – с каждым словом в глазах Карин все меньше угадывалась осознанность. – Я не могла его бросить. Неважно, кто он, что и как делает. Я люблю его больше жизни, я готова на все ради него. Бриар отвела от себя руку создательницы, опустошенно вздохнув. – Я любила тебя, мама, – с этими словами Бриар заключила Карин в объятья. – Я любила тебя не больше жизни и не была готова на все ради тебя, но все же я тебя любила. Мне важно, кто ты, чем ты и как занимаешься. Просто хочу, чтобы ты об этом знала. Еще около минуты Карин и Бриар сидели рядом. Бриар положила голову на плечо создательницы и закрыла глаза. Карин бессмысленно перебирала лиловые волосы, держа подрагивающей смуглой ладонью бледную бескровную руку девушки, сквозь которую четко просматривались металлические суставы и кости. Неизвестно, сколько бы Бриар и Флоренс просидели так в пустыне с Карин, посреди скал и растрескавшейся земли, если бы не начал подниматься ветер. Хлипкая палатка зашелестела, а желтоватые страницы раскрытых книг стали беспорядочно переворачиваться. Первой очнулась Флоренс. Не понимая, как стоит обратиться к Бриар и стоит ли вообще, она стала собирать упавшие от ветра книги, попутно рассматривая каждую. Там были схемы и подробные чертежи Колосса, всех моделей анубисов. Бриар отрешенно открыла глаза и поднялась. Быстро огляделась, неряшливо поправила меч на перевязи, сосредоточенно глянула на Флоренс, жестом попросила собрать книги. А затем совсем по-другому, снисходительно и печально посмотрела на Карин. – Эти 30 лет не пошли на пользу ни одной из нас, – на ее лицо легла тень усмешки и она протянула руку Карин. – Пойдем отсюда поскорее, а то буря начнется. Сможешь открыть портал к Академии? Флоренс лишь с недоумением глянула на подругу, задавая немой вопрос: «Как она вообще вспомнит, где Академия?» Но увидев в глазах Бриар полную уверенность, продолжила собирать книги, а затем подозвала Беркану. Наконец, все собрались. Бриар придерживала за локоть Карин, опиравшуюся еще и на посох с сияющими камнями души, а Флоренс стояла неподалеку с Берканой, тревожно рассматривающей окружающих. Из камня души вырвались несколько искр, и перед путешественницами открылся мутный синеватый портал, окруженный светящимися волнами. Флоренс глубоко вдохнула и зашла в неизвестное, в который раз за недавнее время. На этот раз путешествие через портал прошло без приключений. Через несколько мгновений Флоренс, Бриар, Беркана и Карин оказались посреди леса. Пока Бриар помогала обессилевшей от применения магии Карин, Флоренс быстро осмотрелась. Они действительно были на территории Академии, не так далеко виднелись руины общежитий. Несмотря на то, что Флоренс узнала лес и точно знала здесь все тропы, все вокруг явно изменилось, и не в лучшую сторону. Не было слышно пения птиц, копошения лесных мышей и даже муравьи, обычно покрывавшие землю сеткой шевелящихся линий, как будто пропали. У всех деревьев были обожжены нижние ветки, многие и вовсе сгорели дотла или упали, оставив после себя уродливые пни, из которых во все стороны торчали острые щепки. Когда-то сплошные кроны деревьев теперь прерывались проплешинами, словно дырками на дорогой ткани, неподалеку виднелись свежие воронки, в которые уже набралась ржавая дождевая вода. И никого вокруг. Вдруг Флоренс пронзила мысль – они больше не в измерениях, а реальном, даже не аномальном месте! А это значило, что надо бы передать сигнал Отто. Пока она рылась в сумке и настраивала неказистый радиоприемник, экспериментальный, как ей обещала Лайне, к Флоренс подошли Бриар и Карин. Наконец, нужная частота поймана, антенна расправлена, из сетчатого динамика зазвучали монотонные шумы, вдруг прекратившиеся. Сигнал есть! – Отто, это я, Флоренс, – она старалась говорить как можно тверже, но затянувшееся молчание уверенности не прибавляло. – Отто, если слышишь, ответь, я не смогу долго быть на связи. Флоренс еще несколько раз повторила сообщение и почти разочаровалась в этой идее, когда с той стороны прозвучал голос Лайне: – Ничего себе, как вы быстро! Я думала, вы на связь выйдете только через неделю. Ладно, сейчас Отто позову. Снова короткие шумы и помехи. – Флоренс, где вы находитесь? – голос Отто звучал очень взволновано. – Уже в пустыне? Где Бриар, как она? Пока Флоренс думала, на какой вопрос отвечать в первую очередь, Бриар уже наклонилась к приемнику. – Я в полном порядке, как минимум жива. Отто, если ты сейчас стоишь, то немедленно сядь! – Ну говори, что у вас происходит, где вы? – Вот тут интересно, мы уже рядом с Академией, – из приемника послышался звон, будто от разбитого стекла, но Бриар продолжала. – А еще Карин с нами. Снова звон, на этот раз громче, сквозь помехи угадывалась нецензурная речь Лайне. Сквозь наплывающие сумерки Флоренс заметила темные силуэты за деревьями. Опасаясь, что это не просто галлюцинация, она решила на время отложить разговор и обмен впечатлениями. Тем более, учащенное сердцебиение и путающиеся от волнения мысли вряд ли позволили бы дальше вести содержательный диалог. – Мы пока не со всем разобрались, не можем долго говорить, – голос Флоренс начинал подрагивать. – Главное, мы в Академии, еще свяжемся. Она выключила приемник. Среди верхушек деревьев зашумел ветер. Флоренс все стало казаться мрачным и тревожным, по спине поползли мурашки. Разговор с Отто вполне могли услышать, и сейчас путешественницы могли быть в большой опасности. Флоренс, Карин и Бриар встали друг к другу максимально близко. Девушки стали напряженно оглядываться, Бриар достала меч и встала в оборонительную позицию. Флоренс в панике блуждала взглядом среди ближайших кустов и деревьев. Что-то наблюдало за ней, Флоренс ощущала это всем телом. Вдруг, периферическим зрением она заметила какое-то движение в сторону Карин и мгновенно обернулась. – Стойте, я своя! – крикнула изо всех сил Флоренс, и выскочившая из кустов женщина замерла. – Я Флоренс, дочь Сибиллы, – она старалась скрыть дрожь в голосе и едва заметно указала на Бриар и Карин. – Они со мной и не представляют для вас никакой угрозы. Женщина, слегка улыбнувшись, кивнула и свистнула, пародируя какую-то птицу. Через несколько мгновений из-за деревьев вышел молодой мужчина, в такой же сплошной накидке, как и женщина. По жестам и походке Флоренс тотчас же узнала его – это был тот самый учитель рукоделия, чьи уроки она обычно пропускала. Но теперь это совершенно не имело значения – Флоренс была рада видеть любого, кто носил академическую форму, тем более тех, кто был ей знаком. – Мы думали, что ты погибла, – преподаватель быстро пожал ей руку и встревоженно огляделся. – Расскажешь, где была, когда вернемся в подземелья. У нас тут не особо спокойно в последнее время. Главный отведет вас, только ведите себя тихо. На лице Флоренс сияла улыбка. Неважно, куда придется идти, в подземелья, окопы или на вершину Мраморного Хребта – главное, чтобы в Академии, главное, чтобы дома. Флоренс была готова в любой момент броситься всем выжившим на шею, особенно главному, кем бы он ни оказался. Между тем женщина в плаще отошла и снова свистнула, на этот раз отрывисто, резко. Вскоре, словно взявшись из ниоткуда, к ней подошел высокий мужчина в сплошном плаще, его невозможно было опознать. Они перекинулись парой фраз и он направился к путешественницам. Флоренс жестами попрощалась с учителем рукоделия и немного проводила его взглядом. Вдруг, она почувствовала, как Беркана задела ее ногу. Флоренс тотчас же взглянула в сторону, куда побежала кошка и потеряла дар речи. Ее словно окатили ледяной водой, она уставилась на мужчину, которого все называли главным и к которому так охотно побежала Беркана. Флоренс его узнала, насколько долго бы они ни разлучались, она всегда его узнавала. В любой одежде, в любое время года, при любых обстоятельствах, она всегда помнила угрюмые, задумчивые черты лица лесника Ирвина. Флоренс бы предпочла увидеть кого угодно на его месте, только бы не чувствовать той тревоги, расплескавшейся в душе и необъяснимого стыда. Она не давала себе отвернуться, нужно было смотреть ему в глаза. Нужно было впервые за долгое время посмотреть в глаза своему отцу. – О, привет… – смогла только вымолвить Флоренс и все-таки отвела глаза. – Пошли отсюда побыстрее, – его голос прозвучал глухо и хрипло, Флоренс оставалось только подчиниться, лишь бы не продолжать этот неизбежный диалог.