Ветер твоей души — волны моих чувст

Это случается спонтанно. В перерыве между грызущей истерикой и бьющей по лёгким тревогой, едва различимым, теплеющим проблеском, внутри, где-то между лопатками, обволакивая диафрагму, бенгальским огнём загорается желание пойти к реке, на набережную. Осень холодом терзает жмущиеся в попытке согреться плечи, пока Тревис, сокрушив на перила вес своего истощённого тела, бездумно смотрит на воду. Мутную от песка, рассеянно выплёскивающуюся на берег, орошая сухие камни. Фелпс думает, что она весьма точно считывает его чувства, бурно мешаясь под порывами ветра. Столь холодного и отстраненного, наверняка не замечающего речных вод, что так податливо мнулись под ним, точно мурашками, расходясь томной рябью. Тревис смотрит, сочувствуя их односторонней зависимости, тщательно борясь с желанием прыгнуть, когда носа касается дымка знакомого парфюма. — Привет, — Доносится из-за спины болезненно знакомым голосом и Фелпс почти уверен, что возносит ногу для последнего шага, отделяющего бренное тело от манящего дурмана забытья, стоит взгляду уловить синюю макушку. — Привет, — Сухо отвечает Тревис. Он не отрывает взгляда от воды – тяжёлой, непокорной в штиль; такой ведомой в шторм. Сал врезается в железные прутья спиной, чуть поодаль от Фелпса, откидывает голову и прикрывает глаза, отдавая себя на растерзание ветру. Слова звучат тихо, заглушённые ветром и толстым протезом, но Тревис слышит, непозволительно чётко, сосредотачиваясь лишь на них: — Прохладно сегодня, — Буднично вторит Фишер, будто они приятели, притеревшиеся друзья. Будто неделю назад не они оголили друг другу настоящих себя, без злобы и лжи, неподготовленные, но вдруг вышедшие к совершенно иной степени отношений. Никто из них, правда, не знал к какой. — Осень, — Зачем-то подмечает Тревис, слыша одобрительное мычание. Ветер играет с волнами, беспорядочно поднимая их по реке, пока Салли, сам того не осознавая, управляет его чувствами, заставляя послушно забыть миг былой близости, с тоскливой надеждой, едва догоравшей внутри, остаться знакомыми. Фелпс не хочет этого, но отчего-то немо соглашается. Наверное, чтобы Сал не ушел. — Почему ты здесь один?, — Почти не интересуясь спрашивает Салли, желая разбавить тишину. Густую и мерзкую, неприятно окутавшую их обоих, давя своей неловкостью. Тревису хочется выть. Изнутри болезненным ключом бьют чувства, словно камнем жерло вулкана, разбуженные чужим безразличием. Фелпс упрямо борется с желанием повернуть на Сала собственный унылый взгляд, отчаянно топя безысходность в реке, казалось, разделяющей его беду. По щекам скупым дождём бегут слёзы – редкие, горькие, силясь вот-вот сжечь нежную, огрубевшую под порывами ветра, кожу. Голос надломный, под грузом эмоций, робкий, но растекающийся по потокам буйного воздуха: — Я люблю тебя, — Твердит он, вопреки волнам разума. Салли молчит. Медленно обращает голову на него и тихо сверлит Тревиса взглядом, холодным, вмиг очерствевшим. Тревису хочется убежать, сжаться, укрывшись от внешнего мира, что так жестоко игрался с болящей душой. Ответ бьёт под дых. — Я знаю.